Глава седьмая. ТАЙНИК

Голова у меня закружилась, потому что чемодан, о котором говорила Наташка, как раз и был нашим с Фимкой тайником.

Он больше месяца стоял в сарае за старым, трухлявым диваном. Я еще, чтобы он не очень был заметен, листом фанеры его прикрыл. С каким трудом нам доставался каждый сухарь, каждая картошка! А тушенка! С какими предосторожностями мы копили продукты! Там было все для самостоятельной жизни: крупа, спички, соль, сахар, даже конфеты «Барбарис». Там лежал компас, большой кусок полиэтилена от дождя, веревка для связывания плотов, топор, правда, без рукоятки, но в лесу пара пустяков сделать топорище. Но самое главное — там лежала карта для охотников и рыболовов, на которой был отмечен наш маршрут!

— Что?! — еще раз переспросил я. — Как же это?..

— А так! С меня хватит! — ответила Наташка и, хлопнув дверью веранды, ушла в дом.

Я бросился к сараю.

Чемодана не было. За диваном валялась только фанера. Столько трудов, планов, и все насмарку! Мне стало жутко обидно и так жалко себя, что я сел на трухлявый диван и заплакал. Конечно, если б здесь еще кто-нибудь был, я бы ни в жизнь не заплакал. Но я сидел один, и в сарае меня никто не мог видеть.

Нет, я совсем не понимаю, откуда берутся такие люди? Ну, с Наташкой все ясно — она меня воспитывает. А дядя Вася? За что он мне ухо крутил? За лестницу? Но я же на самом деле ее не крал. Да и потом, совсем еще неизвестно, что это за лестница. А дядя Вася не разбирается — он сразу за уши хватает. Или этот Механик. Что я ему сделал? Брата его обидел? Никто его и не трогал — мы честно боролись, и все. Ну, победил я, а разве я виноват, что оказался сильнее. Пожалуйста, мог и он меня побороть, пусть применял бы приемы там разные. А то задается!.. Нет, меня даже родной отец не поймет. Вот расскажи я ему все это, он мне сразу ответит — если наказали, значит, за дело. Ладно, сторож — это за дело. А вот Механик будет ловить меня — это за дело или как? Знаю, что настоящий мужчина сам себя должен защищать. Но ведь Механик старше меня на четыре года, он меня одной левой…

«Нет, надо скорее уходить отсюда, — подумал я и вдруг вспомнил: — Там же ребята ждут! Во балбес! Разнюнился, как девчонка, а Фимке с Алёшкой без меня не выбраться. Нет, надо действовать!»

Я вышел из сарая и твердо зашагал к дому.

Наташка была на кухне. Прямо с порога я задал ей всего один вопрос:

— Где чемодан?

— А зачем он тебе? — спросила она, нарезая хлеб.

— Где чемодан? — еще спокойнее повторил я.

— Ты не кричи, не кричи. Вот придет отец, тогда и чемодан найдется.

Я стиснул зубы и постоял немного, чтобы успокоиться. Потом снял с плеча полевую сумку, повесил ее на гвоздик в прихожей и пошел по комнатам.

Заглянул во все углы, под все кровати, в гардеробе посмотрел, даже в подпол слазил — чемодана нигде не было. Я вернулся на кухню:

— Где чемодан?!

— Что ты заладил — чемодан да чемодан! Не скажу. Понял? — И Наташка поставила на стол чистую голубую тарелку. — Лучше садись есть.

— Где чемодан?! — сказал я ледяным голосом.

— Ты что, с ума сошел со своим чемоданом!

— В последний раз спрашиваю, где чемодан?!!

— И я в последний раз, — передразнила она меня, — будешь есть или нет?

Я что есть силы крепился, пронзительно смотрел ей в глаза и, сжимая кулаки, угрожающе молчал. В нашем классе обычно на девчонок такое действовало.

— Ну и молчи сколько хочешь! — отмахнулась сестра. — Я тебе не официантка. Мне заниматься надо. Сам разогреешь. — И она ушла в свою комнату.

Я растерялся. Надо было действовать, но как? Мне необходим был чемодан хотя бы из-за того, что там лежала веревка. Без нее не попасть на чердак. Да и охотничью карту нельзя было оставлять в руках родителей. По ней они нас быстро найдут, там же маршрут обозначен. Надо было что-то делать, но что?

Я вошел в комнату сестры и остолбенел. Наташка сидела перед раскрытой книгой, но не читала, она вышивала какие- то цветочки на своей новой юбке.

— Ага!.. Вот ты как готовишься к экзаменам! — возмутился я.

— Не твое дело, — буркнула она, даже не взглянув на меня. — Я на осень не остаюсь.

Она сидела как каменная, ей было наплевать на меня, и я понял, если вот сейчас что-нибудь решительное ей не скажу, то наш тайник обязательно попадет в руки родителей.

— Если ты не отдашь чемодан, то с сегодняшнего дня ты мне не сестра больше! — пригрозил я.

— Ой, испугал! — засмеялась она.

— Хорошо, — сказал я. — Ты скажешь обо мне, а я о тебе.

— И что же обо мне можно сказать?

— Знаю что… — ухмыльнулся я, делая вид, что мне известны все ее тайны. — Ты говорила позавчера, что у подруги занималась, а я знаю, что ты совсем и не занималась…

Когда я это сказал, Наташка вначале побледнела, потом покраснела и, опустив глаза, поджала губы. Правду сказать, я не ожидал, что удар будет таким сильным. Мне даже чуть-чуть жалко ее стало. Ведь я толком не знал, что она делала позавчера. Просто Фимка в тот вечер ехал со своим отцом по городу на машине и видел мою сестру с каким-то парнем. Но мало ли какой это был парень, может, одноклассник. Но когда Наташка опустила глаза, я сразу почувствовал, что это совсем не одноклассник и что наша взяла.

— Ну как — отдашь чемодан?

— Отдам, — нехотя согласилась она, но тут же добавила: — Отдам, если ты скажешь, для чего в нем лежат продукты?

— Чтобы есть! — от радости я даже пошутил. — Наташ, понимаешь, очень нужно накормить… одного человека. Понимаешь, этому человеку, ему надо помочь…

— Кому? — Она откусила нитку и отложила юбку в сторону.

— Я же тебя не спрашиваю, с кем ты позавчера ходила.

— А ты спроси! — гордо мотнула она головой и ударила себя хвостиком косички по щеке. Наташке здорово повезло в жизни — у нее веснушек почти нет и волосы такие же, как у мамы, русые.

— А я не спрашиваю, — развел я руками. — Мне это даже и не интересно. Наташ, ты только родителям ничего не говори. Я молчу, и ты молчи. А?..

— Ты будешь балбесом расти, а я — молчи?!

— Знаешь что!.. — разозлился я. Надоело мне ее уговаривать. — Если так, то иди докладывай! Только учти: я тоже скажу, все скажу! И то, что ты губную помаду купила…

— Я не себе! — почти взвизгнула она и вскочила.

— Ха-ха! Не себе! А кто губы красит, когда родителей нет? Я, что ли? Ты и сейчас эту помаду в портфеле носишь, а мама запретила…

— Это подло!.. — побледнела Наташка и пошла на меня. — Подло в чужие портфели лазить!..

— Но-но-но! Потише!.. — остановил я ее. — Не очень-то руками махай. Никуда я не лазил. Не надо было на виду оставлять. Вот я, между прочим, — решил все-таки я помириться с ней, ведь необходим был чемодан! — Я, между прочим, эту помаду в твой портфель спрятал, чтоб мать не увидела, и никому ничего не сказал. Вот так. А ты… А! — отвернулся я от нее.

Мы не долго молчали — Наташка встала и пошла к двери.

— Плохо это, Паша, очень плохо, — грустно сказала она. — Ты меня принуждаешь… Мне кажется, что я делаю сейчас что-то нехорошее.

— Очень даже хорошее! — говорил я, выходя за ней на веранду. — Я тебе потом как-нибудь расскажу все, и ты, — тут я решил похвалить ее немного, — и ты, как будущая учительница, обязательно меня поймешь.

— Глупости-то уж не говори, — вздохнула Наташка и кивнула в угол веранды: — Вон там.

Я тут же понял, что чемодан лежит под кучей половиков. Как я сразу об этом не догадался! Конечно, сестра ни за что бы его в комнате не спрятала — он же грязный.

— А здесь все цело? — забеспокоился я, вытаскивая чемодан.

— Не трогала я ничего, — ответила Наташка и подошла ближе. — Тебя кто ждет, Серафим?

Я промолчал.

— А вы того человека чем кормить будете? Сырой картошкой?

— Почему? Сухари, сахар… — Я любовно похлопал по коричневой крышке чемодана. — А потом, тут крупа.

— Ее варить надо. Ты же не умеешь.

— А чего там уметь — насыпал в воду и жди, когда сварится.

Наташка как-то уж слишком печально посмотрела на меня. Вот так же иногда смотрит мама, если я что-нибудь не то сделал.

— Эх ты — «когда сварится»! У вас даже кастрюли нет. Подожди. — И она ушла.

Я заглянул в дом — сестра возилась на кухне с какими-то банками.


Самое время деньги забрать, — решил я и быстро прошел в большую комнату к книжному шкафу. Вытащил с задней полки жестяную коробочку, в которую почти месяц откладывал деньги, и положил ее в карман. Денег было немного, всего два рубля семьдесят копеек, но и они могли пригодиться для самостоятельной жизни.

Уже на веранде Наташка отдала мне две пол-литровые банки: одну с супом, другую с жареной картошкой и термос с чаем.

— Бери, бери, — говорила она. — Не бойся, не разольется, крышки плотные. Да не испачкается твоя карта. А вот хлеб не мешало бы завернуть.

Я сопротивлялся, но вообще-то мне очень нравилось, что она заботится обо мне. Самое главное, что еды много — на всех хватит.

Уложив все, Наташка вдруг тихо сказала:

— Ты не думай, что я из-за этого… из-за того, что ты меня видел…

— А я и не думаю, — успокоил я ее.

— Я за тебя переживаю, — продолжала она, — и вдвойне, когда не знаю, куда ты идешь. Вот чувствует мое сердце, что нельзя тебя отпускать…

— Наташ, ты не беспокойся. Я вечером приду! — весело простился я с ней и не врал, потому что на самом деле собирался вечером вернуться домой. Наш уход назначался на утро. Я ж не знал, что не смогу прийти, что все выйдет совсем не так, как я думал.

Чемодан был тяжелый, но я легко подхватил его. Мне было радостно, что все так удачно обошлось.

Загрузка...