— Операция «Подсадная утка» начинается, — сказал я и что было силы жалобно закричал: — Дядя Вася! Простите меня. Не уходите!.. Я больше не буду!!!
Алёшка и Фимка смотрели на меня широко раскрытыми глазами, как будто навсегда прощались со мной.
— Так надо. Иначе не выберемся. Я веревку захвачу и обратно. Побег не отменяется, — прошептал я Фимке и пошел к двери чердака, как к вражеской амбразуре.
Дядя Вася стоял внизу и ехидно посматривал на меня:
— Ну что, герой! Испугался? А ты бы посидел там еще. Там небось хорошо… А где второй? Мне сдавалось, что вас там двое было.
— Дядя Вася, простите, пожалуйста, — канючил я, сделав вид, что не расслышал его вопроса. — Простите. Я больше не буду.
— Где второй, спрашиваю? — сердился сторож, а сам в это время подставлял лестницу.
— Я один был. Простите меня. Я не знаю никого. Здесь страшно на чердаке, — пытался я разжалобить его.
— Один? — все еще не верил дядя Вася. — Ну, это мы еще проверим. А ну шагом марш вниз!
Я стал медленно спускаться. Как мне не хотелось этого делать! Уши мои заранее горели и болели. Когда я добрался до середины лестницы, мне ужасно захотелось спрыгнуть на землю и пуститься наутек. Но я тут же отбросил эту трусливую мысль. Нельзя было подводить товарищей. Надо было убедить дядю Васю, пусть ценой собственных ушей, но убедить, что, кроме меня, на чердаке никого не было. Поэтому я добровольно отдался прямо в цепкие руки сторожа.
Что говорить, мне было больно, даже очень больно, когда дядя Вася, как клещами, ухватился за мое левое ухо. Он так крутил его, что казалось, еще чуть-чуть, и оно оторвется. Конечно, можно было стиснуть зубы, терпеть и не кричать, но я знал, что кричать лучше. Во-первых, не так больно, а во-вторых, есть надежда, что сторож быстрее пожалеет и отпустит. И я кричал, кричал изо всех сил, что больше никогда и нигде не буду лазить, что я ни в чем не виноват и не крал лестницы.
— А кто же ее брал? — допрашивал меня сторож.
— О-е-е-ой! Больно! — кричал я, как можно громче. — Отпустите меня! Я нашел ее. Случайно под ботвой. Она у забора лежала. Я покажу, только отпустите меня! Не знал я, что это ваша лестница…
— Ладно, — смилостивился дядя Вася. — Отпущу, если слово дашь, что никогда не будешь воровать чужие лестницы.
— Не буду, дядь Вась, честное слово, не буду! — искренне пообещал я, и сторож отпустил мое ухо.
Конечно, я мог тут же рвануть и побежать — дядя Вася не догнал бы меня. У него нога в Отечественную войну была прострелена. Но не мог я оставить сторожа около чердака. Надо было во что бы то ни стало увести его от конторы.
— Вон там. Пойдемте, покажу, — говорил я, растирая болевшее ухо. — Вон у того забора я ее нашел. Откуда мне знать, что это ваша лестница.
— Где нашел?
— У забора.
— А ты не врешь? — подозрительно посмотрел на меня дядя Вася.
— Что б мне провалиться на этом месте! Под ботвой лежала, еще и железом прикрытая. Я ж не знал, что это ваша лестница.
— Лестница эта не моя, а государственная! Чуешь разницу?.. Вот. Я охраняю вверенное мне имущество. А ну-ка покажи, где ты ее нашел. — И он двинулся к забору.
— Дядь Вась, — остановил я его, — а лестница? — Мне совсем не хотелось, чтобы он возвращался к конторе без меня. — Надо взять ее с собой, а то вдруг кто-нибудь утащит.
— Соображаешь, молодец, — похвалил сторож и хитро посмотрел на меня. — Надо взять… Вот ты и возьми.
Я сразу понял, что он хочет проверить — мог ли я один дотащить лестницу до чердака. Не знал дядя Вася, что я, для того чтобы освободить друзей, могу сейчас даже трактор поднять.
Спокойно подойдя к лестнице, я осторожно наклонил ее и взвалил на спину. Честно говоря, для одного лестница оказалась тяжеловатой, и меня немного качнуло. Но я не подал виду, что мне тяжело. И потащил ее так, как будто целыми днями только и делал, что носил такие большущие лестницы.
— Не надорвешься? — как-то слишком уж участливо спросил меня сторож.
— Ничего — тут недалеко, — ответил я, стараясь дышать ровнее.
— Может, помочь?
— Спасибо, сам управлюсь.
— А чтой-то показалось мне, что ль, — спросил он меня по дороге, — что вас двое было?
— Показалось, дядь Вась. Я один, — убеждал я его. — Один, поэтому и страшно мне стало сидеть на чердаке. Знаете, как там темно! Ужас! И еще там кто-то пищит, наверное, мыши или крысы, — приврал я на всякий случай. Сторож подозрительно взглянул на меня, но глаза его потеплели. — А если б я не один был, то мы придумали бы что-нибудь…
— Это правильно, — согласился со мной сторож. — Вдвоем веселее. Да я так думаю, что ты товарища бы и не оставил на произвол судьбы. Ведь без лестницы оттуда не слезть, а?
— Это точно — не слезть, — поддакнул я. — А товарища я бы не бросил. Вот здесь она лежала, — кивнул я на кучу развороченной ботвы, осторожно опустил лестницу на землю и, переводя дыхание, огорченно сказал: — Я же не знал, что это вы ее сюда спрятали.
— Так… — Дядя Вася потрогал ржавый лист железа и задумался. — Так выходит… А не врешь ты, парень? Признайся, ведь с другого места ее спер?
— С какого это другого? Вы что, не верите?! — по-настоящему обиделся я. — Не крал я вашей лестницы!
— Да вроде верю. Тебе ведь незачем сейчас врать. Ухотрепку ты свою получил, так что… верю. Только я ее сюда не прятал, — пробормотал он. — Да-а…
Видно было, что дядя Вася чем-то сильно озабочен. Он стоял, смотрел на лестницу, и его седые, лохматые брови сердито сдвинулись к переносице. Потом он как бы очнулся и быстро огляделся. Вокруг никого не было, и это почему-то успокоило сторожа.
— Ты на чердаке ничего не трогал? — вдруг спросил он меня.
Мне показался странным этот вопрос, что особенного может быть на чердаке, и даже такого, что нельзя трогать. Но я не подал виду, что меня это заинтересовало, и вроде бы равнодушно ответил:
— Ничего не трогал.
— Ну оно и ладно, — успокоился сторож. — Только ты смотри у меня! Если кто из ваших лестницу спер, чтоб этого больше не было! Понял? И всем другим чертям полосатым передай: дядя Вася заказал появляться на вверенной ему территории. А то у меня одними ушами не отделаются. — И он постучал по старенькой берданке. — Как задам соли пониже спины! Сразу мамку с папкой вспомните. Понял?
Надо было уходить, но меня заинтересовало, почему сторож говорил о каком-то другом месте, в котором была спрятана лестница. Наверняка это то самое место под забором, которое нам по ошибке указал Алёшка Анин. Но откуда дядя Вася знает об этом месте?! Этого я никак не мог понять.
— Дядь Вась, — решил я проверить свою догадку, — давайте я вам помогу лестницу до будки донести, а то вам тяжело…
— А ну! Кругом! Шагом арш! — сердито скомандовал сторож и уже вдогонку крикнул: — Уши береги! Они в жизни тебе еще сгодятся.
Я бежал к дому и думал: «Откуда сторож знает, что лестница была спрятана, да еще в другом месте? Как он удивился, что мы нашли ее не под забором, а под листом железа и ботвой! Может, он ее и спрятал? Но зачем сторожу прятать лестницу, когда она может спокойно лежать рядом с его будкой и никто бы ее не тронул. А он прячет. Для чего? Это мог объяснить, наверное, Алёшка. Он должен что-нибудь знать об этой лестнице. Вот не дал Фимка толком поговорить, а теперь мучайся, голову ломай.
Да и сам Алёшка, хотя он, конечно, вроде бы не плохой пацан, но ведь и он сплошная загадка. Кто он такой? Почему попал на чердак? Да и как попал, еще неизвестно.
«Еще много неясного, — думал я, выходя переулком на свою улицу. — Нет, надо на чердак опять, и скорее…»
— Эй, Весняк! — окликнули меня сзади. — Куда так чешешь?
Я оглянулся, и внутри у меня все похолодело.