Учитывая нынешний статус отца, я ожидал увидеть закрытый стрелковый клуб, пафосное место. Однако мы остановились возле большого, но неприметного серого здания. Не то что названия, даже надписи «тир» нигде не было видно. Зато ворота КПП и въезд по пропуску наводили на мысль о связи с силовыми структурами. На металлической входной двери висела табличка «ООО Беркут».
— Здарова, Геннадич! — едва успев войти, мы столкнулись с плотным усачом в хаки.
Они с отцом обменялись рукопожатиями и даже обнялись, похлопав друг друга по спине.
— Как ты?
— Да ничего, уже лучше, — ответил отец. — Сына вот привёл.
— Вижу. Молодое поколение, на смену — это хорошо! Ты у Михалыча дорожку забронировал?
— Две, — отец кивнул на меня.
По узкому коридору мы вышли в широкий холл со стойкой и стендом позади неё, увешанным оружием. Теперь я наконец почувствовал, что мы в тире. На стенах красовались подсвеченные панели с изображением парней в хаки или в чёрной форме. Они целились в невидимого врага из винтовок, пистолетов, автоматов, и выглядело это действительно круто. Но больше всего глаза разбегались от разнообразия оружия. Столько настоящего боевого оружия вживую я в жизни не видел!
— Дмитрич, давай-ка выберем из чего пострелять… — я услышал слова отца и поспешил к стойке. Худощавый лысый мужчина покосился на меня и улыбнулся.
— Давай ругер, Эй Ар, ну и классику, АК. А из пистолетов… — отец поморщился. Я припомнил, что он предпочитал винтовки. Ну вот их и набрал. Но мне-то нельзя забывать, зачем сюда пришёл, для ОС винтовка не годится: большая, обе руки занимает. Нужно что-то покомпактнее, но убойное.
— Ну, давай глок, что ли, — лысый вопросительно посмотрел на отца. — Полегче, попроще.
— И дезерт игл! — выпалил я, чуть ли не перегнувшись через стойку.
Лысый улыбнулся до ушей и хмыкнул:
— Вот молодёжь, и ваш туда же! Наиграются в компьютерные игрушки, а как начнут здесь стрелять — на отдачу жалуются.
Отдачи в ОС я не боялся и продолжал требовательно смотреть на Дмитрича.
Отец вернул ему улыбку и покивал:
— Ну давай, пусть попробует.
Через несколько минут к нам подошёл невысокий мужчина с брюшком, тоже лысый, как и Дмитрич. Мода, что ли, у них такая? Я присмотрелся: у обоих, хотя они были выбриты под ноль, просматривались естественные залысины. У Дмитрича на лбу, а у этого на макушке. Ну что ж, решительные ребята, я тоже всегда думал, что если начну лысеть, то побреюсь на фиг. Не то что Данилыч наш — зализывает свои проплешины как может. Хотя, судя по густой, хоть и седоватой щётке волос отца, облысение мне не грозило.
— Михалыч! — отец тепло и, как мне показалось, искренне улыбнулся и сжал мужичка в объятьях.
— Это Евгений Михайлович — наш инструктор. Его слушать во всём.
— Андрей, — я кивнул и пожал мужчине руку. Она оказалась мягкой, и в то же время в ней чувствовалась сила.
— Пойдёмте, Андрей, пройдём инструктаж, — Михалыч указал на кресла в холле.
Отец с нами не пошёл, остался болтать с Дмитричем. Интересно, они все тут друг друга по отчеству называют? По-старпёрски как-то, но в то же время такая манера общения мне даже нравилась. Чувствовалось в ней что-то семейное, что ли. Похоже, у них тут что-то вроде братства со своими порядками. Никакого пафоса. Место, чтобы отдохнуть от работы и от Лидуни заодно. Стрелковый клуб, где всем плевать на твою работу и социальный статус. Что-то подобное присутствует в играх онлайн, только здесь всё было в реале.
Мы уселись в мягкие кресла, обитые кожзамом, а Михалыч разложил на низком столике документы.
— Оружие мы всегда считаем заряженным, — начал он. — Поэтому направлять его нужно только от себя и в зону безопасности…
Мне пришлось выслушать длинную лекцию, заполнить и подписать анкету и правила, которые гордо именовались «Кодекс стрелка». Только после этого Михалыч повёл нас, как он выразился, «на рубеж».
Стрельбище представляло собой зал, разделенный серыми перегородками на пять дорожек. В начале каждой стоял столик, а перед ним — офисный стул с круглым сидением без спинки. Наверное, чтобы стрелять ещё и сидя, если так удобно. Все дорожки пустовали. А вот эти две, наверное, для нас: на двух столиках лежали винтовки и патроны к ним в небольших коробочках.
Михалыч выдал нам наушники. Я по привычке оценил их: к ушам прилегают плотно, но слишком большие, громоздкие.
— Ругер. — Он протянул мне винтовку. — На вооружении с 1964 года, бьёт 22-м калибром на девятьсот метров. Тут у нас, конечно, такого раздолья нет, будем стрелять с пятидесяти. Держи. Пока не заряжена.
Я принял винтовку и словил дежа вю: в десять отец точно также передал мне духовое ружьё в так называемом «тире» нашего дачного знакомого. Пострелять по фигуркам, расставленным на пеньках, казалось тогда настоящим таинством взрослой жизни. Теперь же Михалыч вешал передо мной прямоугольную мишень с расчерченным на ней жёлтым кругом и белым центром «десяточки». Повинуясь нажатию кнопки в стене, мишень отъехала далеко вперёд и стала совсем маленькой. Я оглянулся на отца и нечаянно встретился с ним взглядом. Мне показалось, что он переживал то же, что и я: полузабытые светлые воспоминания вперемешку с грустью. Ведь мы как раз вернулись из тира, когда узнали, что мама умерла, и больше ни разу не стреляли вместе.
— Чего оробел, стрелок? — Михалыч понял моё выражение лица по-своему. — Сейчас в коллиматор прицелишься и разом всё в десяточку уложишь. Вот, держи магазин. Вставляется сюда. В первый раз из боевого стреляешь?
— Угум, — отозвался я, глядя как Михалыч защелкивает магазин где-то снизу винтовки.
— Ничего, справишься. С предохранителя только сними вот здесь. Правша?
Я кивнул и упёрся прикладом в правое плечо. Винтовка казалась неудобной и тяжёлой. Михалыч поправил мне положение руки, заставив чуть опустить локоть.
— Теперь смотри в прицел. Видишь красную точку?
Точка дрожала на желтом поле, я сжал винтовку покрепче и навёл в самый центр белого круга. Интересно, получится ли в ОС намутить такой же прицел? Или на точку нужно будет отдельно расходовать внимание?
— Теперь можно на курок нажимать? — спросил я.
— Спусковой крючок, — поправил Михалыч. — Давай, только плавно.
Я стал медленно усиливать нажим, спусковой крючок под пальцем подался, но выстрела не было. Кажется, это называется свободный ход. Так, теперь он стал немного туже. Вот сейчас.
«Бах»! — неприятно громкий звук резанул по ушам. В плечо ударило. Я не ожидал такого, и винтовка дёрнулась вверх. Блин, до чего же громко. И это в наушниках!
— Давай ещё раз, — проговорил Михалыч. — Помни про отдачу.
Я снова прицелился: на мишени не было следа от пули. Промазал. Так, сейчас надо собраться.
«Бах!»
В этот раз я сжал винтовку сильнее и после выстрела рефлекторно потянул вниз. Она клюнула носом. Я глянул в прицел. Так и есть, снова промазал.
— Ну, теперь точно попадёшь, — ободрил меня отец.
Интересно, он сам-то будет стрелять или так и проторчит у меня за спиной?
Из десяти выстрелов пять мне удалось уложить в белый круг. Следов от остальных на мишени вообще не было.
— Это он кучно стреляет, друг на друга пули уложил, — пошутил Михалыч и похлопал меня по плечу.
— Дай-ка я теперь, — отец взял ругер, достал магазин и принялся заполнять его патронами из коробки. Я не сомневался, что он даст мне фору при таких-то регулярных походах в тир. Только как-то это по-детски получается — соревноваться тут. Зачем тогда было занимать две дорожки?
— А куда деваются те пули, что пролетели мимо мишени? — спросил я.
— В пулеулавливатель попадают, — гордо произнёс Михалыч. — Он у нас 338-й калибр выдерживает, видишь, там на изгиб идёт, при такой конструкции рикошет практически невозможен.
— Надо держать винтовку не слишком сильно, но твёрдой рукой, и давить на спусковой крючок мягко, — произнёс отец, и мы с Михалычем притихли.
Загрохотали выстрелы. До чего же громко, блин! Бедные мои уши.
Отец отстрелялся быстро, и Михалыч вызвал мишень. Восемь в «десяточку», и два на желтом поле. Неплохо. Но если бы я ходил сюда почаще, то мог бы побить отца.
— Дайте-ка ещё раз попробую, — попросил я, и Михалыч улыбнулся, начал заряжать магазин.
Мы постреляли еще из Эй Ар и АК, от которого у меня под конец уже дрожали руки. Отца мне обойти не удалось ни разу. Только сейчас я понял, что тогда, в дачном тире, он мне поддавался. Да и раньше можно было догадаться, но после всего об этом и думать не приходилось. А может, он и сейчас поддаётся, чтобы разбудить во мне азарт. Ведь наверняка надеется, что мы теперь будем ходить в тир вместе. Я посмотрел на светящееся от радости лицо отца и улыбнулся. Давно не видел его таким.
Стрелять из пистолетов он не стал и ушёл на соседнюю дорожку. А Михалыч принёс дезерт игл и глок, который казался на его фоне детской игрушкой, и передал мне оружие со словами:
— Дезерт игл, калибр 50, вес примерно два кило. Магазин на семь патронов.
Я принял пистолет и почувствовал, что он действительно большой и тяжёлый. Зато прямо понимаешь, что держишь настоящее оружие. Надо запомнить ощущения для ОС.
— Из него будем стрелять на 10 метров, — предупредил Михалыч.
По его указаниям я передёрнул затвор, почувствовав себя крутым гангстером, и стал целиться в мишень, пытаясь привести мушку на середину целика. Нет, в ОС точно нужно будет придумать лазерное наведение. Курок, вернее, спусковой крючок, пошёл плавно, свободных хода оказалось почему-то два, и потом пистолет разразился неожиданно громким выстрелом.
«Б-бах!»
И тут же в плечо и руку долбанула отдача. Я еле сдержался от мата.
— Ну я же говорил!
От Михалыча не скроешь, да и у меня, наверное, всё написано на лице.
Я посмотрел на мишень: в ней отчетливо различалась дырка. Попал! Ну надо же! Несмотря на отдачу и вот это вот всё!
Расстреляв остальные патроны, я взялся за глок. Он показался игрушечным, но удобно лёг в руку и по весу — просто пушинка. Из него мне, по крайней мере, удалось уложить все пули в мишень, оставив пулеулавливатель с носом.
Отец ещё пострелял из винтовки, а потом мы попрощались с Михалычем и отправились перекусить.
Из тира я вышел, испытывая странное чувство умиротворения. Отец расслабился, и в поведении, манере держаться, выражении лица проступали его старые черты, каким-то чудом сохранившиеся с тех времён, когда Лидуня ещё не прибрала его к рукам. Хотя к этому приятному чувству примешивалась толика обиды: я понял, что с ребятами из тира отец общался куда более душевно и открыто, чем со мной.
Ресторан, до которого мы быстро добрались на машине, оказался грузинским, и всё вокруг было пропитано местным колоритом: зелёные плети плюща на деревянных изгородях, массивные столы из грубо обработанной древесины, корзины с фруктами, в основном с гранатами и виноградом. Интерьер дополняли бутылки с вином, глиняные кувшины, колбасы, отбивные и прочие копчёности — конечно, это были муляжи, но сделанные настолько искусно, что, казалось, я чувствовал запах от бараньей ноги, подвешенной к изгороди рядом с нашим столиком. Или я просто проголодался, и мозг дорисовывал аппетитный образ, так же как дорисовал образ расчётливого делового человека для отца. Вот он сидит напротив и изучает меню. Я-то думал, ведьма совсем его к рукам прибрала, а нет. Он умудрился сохранить какую-то часть себя, друзей в тире завёл.
Я уткнулся в меню, но блюд не видел. Перед глазами потекли картинки: мне лет двенадцать, отец забыл своё обещание сходить вместе на каток. Они с Лидуней идут в ресторан, а я остаюсь один в квартире из-за выдуманной ею провинности. Следующая картинка: меня уже которое лето отправляют в лагерь «юный программист». Чёрт дернул сказать, что мне интересны компьютеры. Нормального летнего отдыха у меня теперь не будет до конца школы. Мне семнадцать, готовлюсь к выпускным экзаменам. Вечер, настольная лампа, исчерканный ручкой учебник. Отец заходит спросить, как дела. Лицо его серое, усталое и безразличное. Я понимаю, что ответ на вопрос ему неинтересен.
Я перелистнул страницу меню и задумался, был ли он по-настоящему рад, когда я поступил в Бауманку. Или снова притворялся?
— Да, стейк из говядины с гарниром! — голос отца разрушил калейдоскоп воспоминаний. Я поднял голову и заметил нависающего надо мной официанта.
— Мне то же самое.
Тот довольно кивнул, сделав пометку в блокноте. Спросил насчёт вина. Тут я тоже доверил инициативу отцу. Он-то здесь не в первый раз, судя по близкому расположению ресторана от тира.
— Как тебе ребята из клуба? — поинтересовался отец, когда официант ушёл.
— Хорошие. Душевные очень. У вас там что-то вроде братства? — не выдержал я.
— Ну, — рассмеялся отец, — с братством ты загнул. Но по сути — да. Если б не этот клуб, не знаю, выдержал бы я. В какой-то момент этот бизнес настолько вымотал, задавил, можно сказать. И я повстречал Ивана, на входе нам попался. Вспомнил о своём давнем увлечении. Иначе бы пропал совсем.
Что ж ты обо мне не вспомнил? Но спросил я другое:
— А Лидия?
— Нет, она не знала! — отец протестующе поднял руки. — Она, конечно, поддерживала меня по-своему, но тут ведь другое. Женщине не понять.
Я кивнул.
— У тебя вот Катька есть, хорошая девушка. Но пиво пить ты не с ней ходишь?
— Точно.
Подошла девушка-официантка: грузинка с пышными формами и полным, пышущим здоровьем лицом. Про таких говорят «кровь с молоком». Она поставила перед нами по бокалу и, ловко удерживая бутылку в пухлых ручках, налила вина, улыбнулась сочными губами, и ушла, оставив бутылку на столе.
Я ещё некоторое время смотрел ей вслед. Похожая фигура была у Катьки. Хотя она, конечно, проигрывала грузинке в размерах.
Сразу вслед за девушкой полный усатый мужчина принес ещё шипящие стейки на маленьких сковородочках. Официант положил перед нами деревянные дощечки и уже на них водрузил сковородки.
— Осторожно, горячее, — предупредил он.
Наш разговор прекратился. Вдохнув аппетитный аромат мяса, я понял, как сильно проголодался.
Домой мы приехали уже затемно. Я всю дорогу думал об отце. Он остался прежним лишь отчасти: всё-таки раньше он ни за что не сел бы за руль после алкоголя. Даже если это был бокал вина.
В квартире, не зная куда деваться, я зашёл на кухню. Отец поставил чайник. Чаи, которые мне так понравились, он не брал, называя их Лидиными.
— Она травы любила. Что-то собирала сама: для этого мы специально за город выезжали. Что-то редкое заказывала. А когда из Индии вернулась, то вот таких сборов наделала. Аюрведой увлеклась. — Отец вздохнул. — Столько вещей после неё осталось. Мне-то ничего этого уже не нужно, а выбросить рука не поднимается. Заходили подруги её, ну, те странноватые, ты на похоронах видел, наверное. Порог даже не переступили, попросили отдать им, о чём с Лидией договаривались. Я и вынес им шкатулку со всякими побрякушками да книжку с рисунками. Лидия сама как-то говорила, если с ней что случится, им передать. Я тогда не обратил внимания на эту просьбу, думал, раньше помру. А они сами появились. Вот и вспомнил.
— Понятно, — кивнул я. Значит, Колян оказался прав. Ещё две ведьмы, чёрт их дери. Расплодились тут!
— А остальное… может, Кате твоей подойдёт. Дорогие украшения, что я дарил, так и остались ведь, — отец вздохнул. — Вот так уходит человек, и думаешь: а много ли ему надо? Ничего из того, что заработал, туда не возьмёшь.
— Это точно. Но пока живой, много чего надо. Много чего хочется, — я почему-то вспомнил любовь Макса к «яблокам». В то утро, когда они с Бородой спорили, покупать ли ему новинку, всё было по-другому. Я и не думал об ОСах и этом всём. Не думал, что и с отцом ещё смогу посидеть вот так. Значит, есть и положительная сторона?
— Тут ты прав, — кивнул отец. — Завтра утром мне нужно уехать. Наверное, когда встанешь, меня уже не будет.
— Неужели работа?
— Почти, — он замялся. — На самом деле банкет в очень пафосном месте. Иногда бывают такие встречи, неофициальные, но там решаются важные дела.
Я кивнул:
— Понятно, а я вот к друзьям собираюсь.
— Ну хорошо, тогда вечером увидимся.
Отец сказал это с каким-то облегчением, будто переживал, что едет на банкет один, а меня оставит одного в выходной. Поздновато как-то о таком думать.
Он ушёл в кабинет, сославшись на работу, а я завалился с телефоном в спальне у Лидуни. Колян накидал в чат голосовых. Что же там такое они нашли в этой плитке?
«Это — огонь! Там не только защита заложена! — с восторгом доложил Колян. — Она заточена под то, чтобы спящий осознавался каждую ночь».
Я дослушал сообщение. Понятно, почему у Лидуни была своя собственная спальня. Отец бы сильно удивился, попробовав тут переночевать.
«Конечно, система работает не совсем так. Если ты придёшь совсем без сил, то сначала выспишься и только потом начнёшь ОСить. Классная защита „от дурака“».
«Никто не может к тебе пробиться, ты заперт в своём пузыре восприятия. Ну разве что очень ушлые неорганы. Но и ты не можешь выйти во внешнее сновидение — все потоки перекрыты. Скорее всего, все порождаемые образы — это твои спрайты. С другой стороны — и здесь есть много интересных возможностей. Например, ты можешь попробовать…»
Я прослушал ещё серию сообщений, забыв к концу половину того, что предлагал Колян. Надо бы список составить, что ли. Договорившись о встрече на завтра, я решил лечь пораньше. В первую очередь надо опробовать новое оружие, дезерт игл. А там посмотрим. После всех злоключений наконец-то появилась возможность исследовать пространство сновидений без ожидания нападения ведьмы.
Посозерцав аметист, я с удовлетворением отметил, что промежутки тишины между мыслями стали ощутимыми: несколько вдохов-выдохов. После упражнения появилось какое-то спокойное состояние, можно сказать, умиротворённое. Я постарался сохранить его и попробовать прямой вход. Всё-таки расслабляться нельзя, мало ли, как дело может повернуться. Я выключил свет и развалился звёздочкой на пафосных итальянских простынях. Мозг сначала сопротивлялся, но я упорно лежал, стараясь не двигаться, как бы не чесался нос, не хотелось поменять неудобное положение рук и ног. Через какое-то время организм сдался, и перед глазами потекли картинки. Сон мягко влился в сознание.
Я ехал на байке, гнал с какой-то бешеной скоростью. Ветер дул в лицо, мимо проносился скупой пейзаж: огромные серые камни, редкие кустики растительности и большие заснеженные вершины впереди. И хотя вместо дороги был серый шероховатый камень, колёса катили гладко. Горы, поначалу маячившие на горизонте, стремительно приближались. Вот и подножие! Я прибавил газу, и мотоцикл рванул ввысь по склону горы. Мотор ревел, захлёбываясь, склон уходил вверх под таким углом, что я вцепился в руль и прижался к корпусу, чтобы не свалиться. Впереди искрился белый снег. Мотоцикл вошёл в него, как в плотное масло, вздымая по бокам белые шлейфы метели, и сразу сбавил ход. Теперь от прежнего задора движения не осталось и следа, я чувствовал, с каким трудом машине даётся этот подъём. Мы ползли всё медленнее, пока байк совсем не застрял в снегу. Я вылез из сугроба и побрёл наверх. Подъём давался с трудом: ноги вязли в белом месиве, как в болоте.
— Странный какой-то снег, — пробормотал я. — Неправильный.
Хорошо, до вершины оставалось немного. Последние метры я преодолел на четвереньках, по локоть проваливаясь в неправильный снег. И наконец, зацепившись рукой за неожиданно плотный и твёрдый гребень, влез на вершину.
Открывшийся вид был поистине лавкрафтовским: до самого горизонта тянулись ряды чёрных горных зубцов с припорошёнными снегом верхушками. А над ними в темно-синем небе искрились звёзды.
Странно, тут вроде бы светло, но почему такое тёмное небо? И мне совсем не холодно на этом снегу в горах. А звёзды образуют какие-то узоры.
Тут небо вспыхнуло и покрылось разноцветными картинками: треугольники, вписанные в круги, разделённые на десятки других треугольников тонкими, но чёткими линиями. Мандалы!
Я быстро посмотрел на руки: короткие мясистые пальцы изгибались в разные стороны. И что-то их многовато.
— Это же сон! Я сплю! Снова осознался!
В отместку за бурные эмоции картинка поплыла, угрожая смазаться. Зацепиться было не за что, и я стал хлопать себя по бокам и бёдрам, чтобы вернуть ощущение присутствия, а заодно и нормальный вид рукам. Это помогло, и, сосредоточившись, я припомнил, что читал на форумах о границах нашего личного пузыря восприятия в сновидении, о котором говорил вчера кот. Значит, на этих границах моих снов и расположены защитные мандалы?
Ну да, горы ведь находятся как раз на краю карты. Я посмотрел ещё раз на расписанное мандалами небо. Ну вот и хорошо, теперь можно спокойно заняться и другими практиками. Что на очереди? Телепортация? Надо попасть в место поприятнее. Как там ящер учил?
Я закрыл глаза, подумал о нужной локации и шагнул с вершины. Зал получился недоработанным. Через бледный, почти эфемерный потолок проглядывало небо. Камидза и вовсе отсутствовала.
— Плохо ты собрал локацию, Андрюша, — отчитал я себя вслух, изображая мачеху. Но дверь подсобки была на месте. А значит, можно поискать там Тень мастера.
В три огромных прыжка я преодолел зал и схватился за ручку. Надо же, заперто. Но это не проблема. Я вложил в удар всю силу, но рука отлетела от двери, как от боксёрской груши, не оставив даже вмятины.
— Ах так! — я запустил огромный фаербол, и меня отбросило взрывной волной. Уже упав на пол, я заметил, что дверь уцелела. Стена вокруг неё закоптилась до черноты, и тем резче выделялся на её фоне белый прямоугольник двери.
— Вот так-так. Что-то не то.
— Именно. Что-то не то вы, Андрей, делаете, — раздался голос из-за спины.
Я обернулся: на входе в зал стоял сенсей, скрестив руки на груди. Внезапно стало стыдно, хотя, ясное дело, это был спрайт, но от этого строгого с укоризной взгляда я готов был провалиться под землю. Пол дрогнул, и я полетел вниз.
Чёрт, и надо же было о таком подумать. Провалиться!
На этот раз плыть в вязкой густоте не пришлось. Тусклые фонари, закреплённые на потолке, освещали бетонный тоннель. Под ногами плескалась какая-то мутная жидкость.
Это что? Канализация? Вот ведь угораздило. Хорошо, что во сне не пахнет. Тут же в нос ударил противный запах. Да ё-моё! Фу! Тебя нет, ненастоящий!
Запах стал слабее.
То-то же.
Я посмотрел на руки и, хлюпая ногами по жиже, побрёл по тоннелю. Освещение становилось всё хуже, а потом фонарей и вовсе не стало — впереди клубилась чернота. Я остановился, раздумывая, зажечь фаербол и продолжить путь или телепортироваться из этой локации.
Вдруг впереди послышались шаги, и из темноты на меня выскочили два человека в комбинезонах и масках-респираторах. На ногах тяжелые армейские ботинки, в руках автоматы.
— Назад! Я сказал, назад! Оно вырвалось! — закричал один из них и словно в подтверждение своих слов пальнул короткой очередью в тоннель позади себя. Оттуда послышался утробный вой.
Я остановился, припоминая, когда мне в последний раз снились кошмары, если не считать ведьму. Ещё раз телепортироваться? Я зажмурился и шагнул вперёд.
— Куда прёшь, салага? Хочешь первым отправиться на обед к твари?
Я открыл глаза: локация не изменилась.
Военный подхватил меня под руку и потащил за собой.
— Да погоди ты! — закричал я, вырываясь. — Я сейчас покажу этому монстру. Смотри!
Я хотел создать фаербол, но вспомнил недавний поход в тир и передумал. Потянулся к поясу, и, сосредоточившись, достал из появившейся на нём кобуры пистолет. «Глок»! Блин, почему не «Дезерт Игл»?
Думать было уже некогда.
— Давай, надери этому ублюдку задницу! — крикнул вояка.
Я прицелился, в темноту тоннеля легла яркая точка, почему-то зелёная. Ну и бог с ней. Пистолет громко бахнул у самого уха, и в руку долбанула отдача. Так! Ни первое, ни второе мне здесь не нужно. Я снова выстрелил в темноту, звук остался, но очень слабый, будто доносился издалека. Отдачи не последовало. Отлично!
В ответ на мои выстрелы тварь в тоннеле взвыла, а потом послышался гулкий топот и сопение. Звуки приближались.
— Она выходит! На позицию! Огонь! — заорали военные и встали по обе стороны от меня, целясь в тоннель.
Огонь, ну конечно!
Я выдохнул и снова нажал на спуск. Пули уже не просто прошивали темноту, они взрывались внутри тоннеля фаерболами. Почему бы и нет? Вот это отличный апгрейд для оружия!
Вспышки огня осветили тёмный тоннель, и я увидел то, с чем мы так отчаянно сражались. Из темноты смотрело огромное, покрытое красными пятнами лицо Лидуни. На миг я замер: ведьма. Не может быть! Тело будто парализовало, не было сил даже нажать на курок. Спрайты-военные тоже прекратили огонь.
Тварь зашипела и поползла к нам. Тут я заметил, что от Лидуни у неё было только лицо. Тело извивалось десятками щупалец, цепляющихся за стены тоннеля присосками. Где заканчивалась «Лидуня», видно не было.
Я посмотрел на руки, правая всё еще держала пистолет. Он никуда не исчез. Вот и хорошо.
— Спокойно, это просто спрайт!
И, набрав в грудь воздуха, закричал:
— Открыть ого-о-о-онь!
Голос усилился, стал каким-то металлическим и неестественно громким. А ещё я заметил интересную вещь: «Лидуня» попятилась назад. Я заорал снова: и точно, звук будто имел свою силу. Пошла ударная волна, щупальца твари покрошило в кисель.
Надо ж, вот это крутота!
Я крикнул ещё раз, намеренно рассекая воздух ударной волной. Ведьму распороло надвое и по сторонам брызнула чёрная слизь.
Мой крик, предсмертный рёв твари и торжествующий ор спрайтов-военных слились воедино, и я проснулся.
Над головой пестрели индийские узоры. Фух, вот это было круто! Спальня, спаленка волшебная моя. Теперь моя, да. А ты, Лидуня, останешься с носом!