Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

Свой первый рассказ Роберт Рид опубликовал в 1986 году и вскоре стал постоянным автором журналов «The Magazine of Fantasy and Science Fiction», «Asimov’s Science Fiction» и многих других. Рид – один из самых плодовитых современных фантастов, особенно среди авторов малой прозы. Серьезную конкуренцию ему могут составить лишь Стивен Бакстер и Брайан Стэблфорд. Как и они, Рид поддерживает очень высокий уровень литературного мастерства, что довольно непросто. Его фантастические рассказы, такие как «Сестра Элис» («Sister Alice»), «Брат Совершенство» («Brother Perfect»), «Порядочность» («Decency»), «Спаситель» («Savior»), «Реморы» («The Remoras»), «Куколка» («Chrysalis»), «Хвост» («Whiptail»), «Запасной игрок» («The Utility Man»), «Мозг» («Marrow»), «День рождения» («Birth Day»), «Слепой» («Blind»), «Небесная жаба» («The Toad of Heaven»), «Шаг вперед» («Stride»), «Форма всего сущего» («The Shape of Everything»), «Почетный гость» («Guest of Honor»), «Плата задобро» («Waging Good»), «Убить завтрашний день» («Killing the Morrow»), и около полудюжины столь же ярких работ стоят в ряду лучших произведений жанра 1980-1990-х годов. Многие из них входят в сборники «Драконы Спрингплейса» («The Dragons of Springplace») и «Кукушата» («Cuckoo’s Boys»). Рид состоялся и как талантливый романист. С конца 1980-х он написал одиннадцать романов, в их числе «Подветренный берег» («The Lee Shore»), «Гормональные джунгли» («The Hotmone Jungle»), «Черное молоко» («Black Milk»), «Удивительные» («The Remarkables»), «По светлому пути» («Down the Bright Way»), «За звездной вуалью» («Beyond the Veil of Stars»), «Восторг жаворонков» («Ап Exaltation of Larks»), «Под открытым небом» («Beneath the Gated Sky»), «Жизненная сила» («Marrow»), «Сестра Элис» («Sister Alice»), «Колодец звезд» («Well of Stars»), «Пожиратель костей» («Eater-of-Bone»), а также две повести: «Топь» («Mere») и «Особенности моего гения» («Flavors of Му Genius»). Рид живет со своей семьей в городе Линкольн, штат Небраска.

В этом рассказе автор раскрывает захватывающую археологическую тайну, корни которой уходят в далекое прошлое.

В тот день было ясно и исключительно холодно. Геолог компании, закончив: дела, ехал по дну карьера, когда его взгляд привлекла вспышка отраженного света. Ему не очень-то хотелось возвращаться домой, и, несмотря на тридцать один год работы в угольной промышленности, в нем по-прежнему жил любопытный мальчишка. Он подал машину назад и снова заметил вспышку. Она показалась ему достаточно занимательной, чтобы надеть шапочку и рукавицы, медленно вскарабкаться по склону из лигнитового угля[97] и внимательно рассмотреть нечто совершенно невероятное.

Когда Томас доехал до полевого офиса компании, его пальцы успели онеметь, а кончик носа – отморозиться. Но он задрожал от холода, лишь когда подошел к картам и показал начальству, какой именно участок карьера не следует трогать до приезда более опытных специалистов, которые все там осмотрят.

– Что ты нашел в карьере? – спросили его.

– Неизвестный вид, – честно и веско ответил геолог.

Шестьдесят миллионов лет назад растительный материал копился в бассейне реки, зажатой между молодыми горными хребтами. Затем образовавшийся торф засыпало обломками пород, и он медленно превратился в малосернистое сокровище, которое ныне питало топки половины электростанций страны. В округе Паудер-ривер различные окаменелости были делом обычным. Сам уголь часто выглядел как перегнившие листья и палки. Но способа систематически исследовать то, что добывали в карьере огромные машины, не имелось, ведь каждый наполненный ковш экскаватора предвещал тонны прибыли. Поэтому лишь один человек из находившихся в офисе хотел сохранить сделанное открытие, независимо от степени его уникальности.

Геолог выслушал решение группы. Затем он поднял ставки, показав фотографии, сделанные камерой мобильного телефона.

– Это ни на что не похоже, – добавил он. И пробормотал, в основном для себя: – И в мире ничего подобного нет.

– Да видел я уже такое, – рявкнул один из руководителей. – Ерунда это, Том.

По характеру Томас не был спорщиком, он спокойно кивнул в ответ, но потом с легким вызовом спросил:

– Так почему бы нам в этом не убедиться, черт побери? На всякий случай.

– Нет, – прорычал другой босс. – Забудь об этом.

Тридцать один год верной службы компании преподал геологу четкий урок: здесь подобные споры не выигрываются никогда. Он отступил и поехал в свой маленький дом, которой находился в Джиллетте[98]. Полусонная жена сидела перед телевизором. Томас вылил остатки ее виски в раковину. Женщина встала, принялась ругать его за какую-то ерунду и замахнулась, собираясь ударить по лицу. Он перехватил ее руку и доволок до кровати, невозмутимым голосом пожелал доброй ночи, наконец она. успокоилась и закрыла глаза. Потом нашел адреса нескольких десятков важных персон и учреждений и разослал им по электронной почте короткое, но четко сформулированное письмо, добавив лучшие фотографии с места находки и номера своих телефонов. Томас быстро принял душ и стал ждать. Никто не позвонил. Тогда он оделся, поужинал, отнес в свой пикап два незаряженных ружья и большой термос с кофе и, поразмыслив несколько минут, поехал обратно в карьер, где остановился недалеко от найденного ископаемого.

План у него был простой: отгонять экскаваторы как можно дольше, сначала словами, а если будет необходимо, пригрозить оружием. Но это были лишь временные меры. Ситуацию, как он обнаружил, усугубляло то, что здесь, в самом глубоком углу карьера, телефон не работал. Поэтому ему пришлось подняться на мороз. Ориентируясь по звездам, Томас вышел к машине. Прихватив небольшой молоток, он намеревался отколоть несколько кусков окаменелости – для подстраховки на тот случай, если это сокровище выкопают и увезут на восток, где оно обречено сгореть вместе с остальным безызвестным углем.

Лишь немногие обратили внимание на странное электронное письмо. Трое коллег-геологов написали ответ автору, двое оставили сообщения на его голосовой почте. Научный репортер CNN поручил своему стажеру позвонить в главный офис корпорации и выяснить их мнение. Дежурный представитель по связям с общественностью ничего не знал об этом происшествии и усомнился в его научной ценности. Процитировав сведения о безупречной репутации компании в области охраны окружающей среды, он повесил трубку. В отчаянии стажер наугад позвонила какому-то астроному, живущему в Колорадо. Ему об этом также ничего не было известно. Женщина взглянула на присланное ей электронное письмо, особенно на приложенные фотографии, и скучающим голосом произнесла: «Интересно». И лишь позднее, когда стажер внимательно рассмотрела скрюченное тело со странными конечностями и очень необычным черепом, ее сердце забилось сильнее. Она позвонила геологу. Никто не ответил. Оставив ему предупреждение о скором прибытии, Мэтти тепло оделась, прихватила из редакции спутниковый телефон, купила два больших стакана кофе навынос и рванула из Боулдера.

Насколько хрупка и скоротечна жизнь, она осознавала лучше большинства людей. Мэтти, которую прежде никогда не останавливала полиция, во время той поездки на север трижды штрафовали за превышение скорости. Подъехав к карьеру, она пристроилась за пустым грузовиком, спрятавшись под его задней осью. Единственный охранник на въезде как раз в тот момент отлучился по малой нужде, и женщина сумела проскользнуть незамеченной на этот выщербленный неземной ландшафт.

Координаты GPS привели ее к пикапу у подножия черно-бурого утеса. Мотор работал, за рулем спал незнакомец. Рядом с ним на сиденье она увидела нечто, похожее на огромные бесформенные руки, обнимающие большое золотое кольцо. К дальней дверце были прислонены два ружья. На мгновение Мэтти замешкалась, но все же, поборов природную осторожность, постучала по стеклу. Незнакомец проснулся. Вздрогнув, он уставился на нечто похожее на привидение – молодую женщину почти без волос, с худым, изможденным лицом.

Он нервно опустил стекло.

– Вы Томас Грин? Я Мэтти Чонг.

– Что вы здесь делаете? – спросил усталый Том, не успев толком проснуться.

– Приехала взглянуть на вашего инопланетянина.

Ответ его удовлетворил. Больше он был встревожен внешностью незнакомки.

– Мэм, не возражаете, если я спрошу… Что с вами такое?

– Рак, – спокойно ответила Мэтти, направляя луч фонарика на глубокую выемку в лигните. – И если я протяну четыре месяца, то побью все прогнозы моих врачей.

Очень редко случалось так, что он оказывался не в центре всеобщего внимания. И этот день стал одним из таких исключительных случаев: президент находился в трейлере, набитом учеными, агентами секретной службы, представителями угольной компании, избранными репортерами и делегацией из трех конгрессменов Вайоминга. Но героем дня был доктор Грин, и всем хотелось стоять рядом с прославленным геологом. Конечно, доктору Чонг полагалось бы разделить с ним лучи славы, но сегодня утром она улетела в Юту. Ее болезнь приняла ожидаемый и, вероятно, фатальный оборот. Президент был здесь всего лишь еще одним гостем и, став знаменитостью меньшего калибра, был обязан пожимать руки и проявлять беспокойство о здоровье несчастной женщины. Каждого исследователя требовалось поздравить с этим историческим, потрясшим мир открытием. Президент настаивал, чтобы все вокруг улыбались. Он отлично умел изображать навязчивую веселость и общительность, а сегодня находился в лучшей для этого форме – когда на душе у него скребли черные кошки.

Сегодняшний день был особенно мерзопакостным. Резкий ветер и низкие свинцовые облака лишь подчеркивали мрачное настроение президента. Оно испортилось еще утром, когда пришел слух о том, что бывший глава администрации – скользкий политический червь – собирается передать следователю по особо важным делам проклятый чемоданчик с деньгами и десять часов исключительно компрометирующих записей. Администрация президента получила серьезное ранение и завтра вполне могла скончаться. Советники уговаривали отменить поездку в Вайоминг, но для этого понадобился бы искусный предлог, да и что бы изменилось? Ничего. К тому же президент понимал, что если достаточно много людей начнет восхищаться этими старыми костями и странными артефактами, то надвигающаяся опасность может оказаться не столь ужасной, какой обещала быть.

Администратором проекта стал доктор Ирвинг Кейс. Эту должность он занимал менее недели, но инстинкты старого бюрократа его не подвели, и сейчас он щеголял пустой широкой улыбкой, сдобренной низким приятным голосом.

– Господин президент, сэр. Не хотите ли посмотреть на открытие?

– Если можно это устроить. Давайте взглянем на старину Джорджа.

Они вышли в зимнюю стужу. На месте погребения уже установили палатку, чтобы защитить его от ветра и угольной пыли. Пока президент со свитой шагали по унылому дну карьера, десяток экспертов, перебивая друг друга, громко соглашались, что найденное ископаемое удивительно, уникально и, разумеется, просто бесценно. Первоочередной задачей было ничего не потревожить, потому что каждая мелочь имела значение. Да только никто не мог сказать, что важно, а что – нет. Президенту все твердили, как мало пока известно, и тут же предлагали десяток гипотез, объясняющих происхождение существа, как оно могло выглядеть при жизни, почему оказалось там, где оказалось, и почему жило не здесь.

– Оно жило не здесь? – переспросил президент и, решив пошутить, добавил: – Какое великолепное заброшенное место! Как раз в таких и бродят все киношные инопланетяне.

Сопровождающие рассмеялись, проявив мимолетную несерьезность, которая иногда свойственна власть имущим. Потом они дошли до палатки, и воцарилась благоговейная тишина. Кейс вежливо, но твердо напомнил правила: надеть защитные маски и перчатки, ничего не трогать. Затем попросил журналистов отойти, чтобы всем было хорошо видно.

Фотографии и видео уже продемонстрировали миру таинственную находку. Огромный пласт угля, в котором было захоронено тело существа, окрестили Большим Джорджем, поэтому его (или ее) стали неформально называть так же. В палатке подвесили лампы. Угольную крошку вымели, и теперь на полу было тесно от научных приборов и разноцветных змеящихся проводов. То, что предстало взгляду президента, было одновременно понятным и неизмеримо странным: шестьдесят миллионов лет назад нечеловеческие руки выкопали глубокую яму в водянистом торфе, а затем или Джорджа опустили в нее ногами вперед, или он сам туда забрался. Работали лопатами – два археолога указали на почти невидимые детали и уверенно описали, как выглядели металлические инструменты и какие конечности ими орудовали. Однако скептики напоминали, что все это лишь очень неплохие предположения, но ничего пока не доказано. И, возможно, такое положение дел никогда не изменится.

Джордж был существом крупным, и даже неискушенному наблюдателю было ясно, что он из другого мира. Тяжесть угольного пласта сплющила его, но гораздо меньше, чем ожидал президент. Две согнутые ноги перемещали длинное горизонтальное тело, предположительно, еще две конечности были не видны, скрытые толщей породы. Пятая поднималась из-за угловатой головы, напоминающей богомолью выражением настороженности, застывшим на лице, – суставчатая рука, сложная и лишь частично сохранившаяся. Как и другую руку, ее снесла лопата доктора Грина вместе с ныне знаменитым золотым кольцом. Тело выглядело величественно, но у президента почти сразу появилось впечатление, что Джордж смотрится нелепо, словно тут свалены в кучу части тел самых разных существ, а хитроумный фальсификатор сейчас втихаря посмеивается, глядя на дурацкое восхищение собравшихся.

– Как нам удалось обнаружить этого бедолагу? – спросил президент самого знаменитого в мире геолога.

– У края могилы слой угля стал тонким, – пояснил Грин. Навалившаяся известность начала его выматывать: глаза с набрякшими веками полуприкрыты, а на лице и в опущенных плечах читалась глубокая усталость. – Если бы ковш экскаватора прошел в другом месте, я бы ничего не заметил.

– Вы говорите о кольце?

– Да, сэр.

– Я еще не видел этот артефакт, – заметил президент.

– Руки и кольцо отосланы в Сандию[99], сэр. Для анатиза и тщательного изучения, – пояснил Кейс, приблизившись к нему.

Президент кивнул и снова перевел взгляд на существо.

– Так хорошо сохранился.

– Признаки разложения тела очень малозаметны, – пояснил он. – И причина нам неизвестна. Возможно, его сохранили кислотность торфа и отсутствие кислорода. Хотя не исключено, что плоть оказалась попросту слишком инородной и несъедобной для наших микробов, – с наслаждением произнес свой небольшой сценический монолог Кейс.

Президент опять кивнул, изображая, будто осмысливает причуды чужой биологии. Потом вернулся к утверждению, которое не так давно его озадачило.

– А почему мы считаем, что Джордж жил не здесь?

– Ноги, – отозвался кто-то.

Каждая нога заканчивалась узкой трехпалой ступней.

– Они не для хождения по болотам, – вставил еще кто-то. – Джордж погрузился бы в него по колено, а то и глубже.

Нарушив правила, президент шагнул ближе. Никто не осмелился его остановить, но вокруг стало заметно тише. Существо было чуть меньше лошади крупной породы. Опустившись на колени, президент уставился на заднюю ногу существа, двигая головой, чтобы та не отбрасывала тень. Останки пролежали в бывшем болоте шестьдесят миллионов лет, однако сохранили плоть и даже, похоже, естественный цвет – коричневатый. Сокрушительный вес породы вывернул мертвую ногу, на которой был виден каждый палец. Но, наверное, еще поразительнее оказалось то, что лежало возле ступни, – остатки шкуры какого-то животного, раскроенной и сшитой в некое подобие простой обуви.

– Это что, действительно мокасин? – спросил президент.

Доктор Кейс тоже опустился на колени рядом с ним и сильнее прижал ко рту маску, чтобы абсолютно исключить вероятность загрязнения своего сокровища микробами.

– Мы еще нашли не менее пятнадцати фрагментов того, что, с большой вероятностью, было одеждой, господин президент. И шесть металлических предметов, похожих на ножи и тому подобное. Все они закреплялись на теле.

– А что-нибудь особое?

Администратор моргнул, не поняв смысла вопроса.

– Ну вроде лазерного оружия или портативного реактора.

– Ничего подобного, сэр.

– И это меня удивляет, – признался президент.

Кейс встал и протянул ему руку.

– Насколько мы можем судить, сэр… перед нами технология на уровне раннего железного века. Если не более древняя.

Президент встал без посторонней помощи.

Еще несколько минут дилетантского осмотра завершились, когда кто-то упомянул про обед.

– Отличная идея, – согласился президент. – Позволим ученым вернуться к работе!

Все вышли из палатки и стянули душные маски. Отвлечение от проблем закончилось, шоу завершилось. Президент ощутил, как его снова охватывает депрессия, черной горой наваливаясь на стареющее тело. Он вытер рот рукавом, выслушал пустые благодарности нескольких человек и натянул одну из своих фирменных улыбок, гадая, почему за всю историю страны ни один президент не покончил с собой прямо в кабинете. Принимая во внимание неизбежные при его должности стрессы, такой факт выглядел поразительно. Даже почти оплошностью или упущением. Идея оказалась настолько интригующей, что он даже на несколько секунд отдался яркой фантазии: он убьет себя сегодня, люди во всем мире зарыдают, и таким поступком он надолго обеспечит себе место в истории, пусть даже бесславное.

Его попросили сказать несколько слов на похоронах, отдать честь утраченной героической фигуре. То была прекрасная речь в теплый солнечный день в конце сентября, вся пресса и миллионы людей смотрели только на Ирвинга. Но как можно избавиться от великой личности – того, кто состоит не только из плоти и крови, но и из цифровых изображений и бесчисленных воспоминаний? Этот вопрос он задавал себе, готовясь к выступлению. Конечно, он не скажет ничего столь очевидного или на грани глупости, но такова была суть ситуации. Большинство граждан мира были анонимными телами с немногими пожитками, о которых скоро забудут. Но современных знаменитостей уже нельзя ни похоронить, ни кремировать. Их жизни настолько огромны, настойчивы и упрямы, что подходящую для них могилу выкопать невозможно. И действительно, смерть может выпустить самых больших знаменитостей на свободу в более просторный и долговечный мир, где они не будет стареть и, если повезет, станут с течением лет еще более впечатляющими. Поэтому Ирвинг озвучил величайшее восхищение коллегой, который быстро стал его добрым другом.

– Печальная, трагическая смерть, – произнес он, – столь же неожиданная, как и находка в угольном пласте. Это утрата для всех нас.

Он не упомянул глубокую иронию, ускользнувшую от всеобщего внимания: Томас Грин погиб в нелепой аварии, в то время как здоровье женщины, открывшей вместе с ним Джорджа, улучшалось – ее изнуренное болезнью тело откликалось на экспериментальное лечение с помощью стволовых клеток и модифицированных фагов.

Когда Ирвинг сошел с подиума, собравшиеся улыбались.

Конечно, Мэтти заслужила право на последнее слово, и она воспользовалась этим, чтобы просить о полном финансировании продолжающегося проекта «Кладбище». Это было бестактное проявление политики, и только ей оно сошло бы с рук. Ирвинг был администратором проекта и слишком известной личностью, чтобы действовать настолько очевидно. Но он был признателен Мэтти за поддержку, о чем и сказал ей позднее. В Джиллетте был устроен прием, затем очередная из бесконечных пресс-конференций, и они сидели рядом за длинным столом, снова и снова отвечая на одни и те же вопросы.

Даже через десять месяцев после открытия никто не мог сказать точно, насколько велико кладбище. Но факты намекали на то, что там покоится огромное количество тел, похороненных за многие тысячи лет, и большая часть еше глубже, чем Джордж. По этой причине весь карьер был закрыт и превращен в национальный монумент. Электростанции на востоке сидели на голодном пайке, но этот факт лишь подчеркивал важность «Кладбища». Каждый журналист хотел знать, почему инопланетяне выбрали для него именно это место. Мэтти и Ирвин: признались, что им тоже хочется это понять и собственное невежество приводит их в такое же отчаяние. Пока из огромного угольного пласта извлечено тридцать восемь Джорджей. Как правило, чем глубже находились тела, тем лучше была их одежда и изящнее разные предметы, хотя ничего достойного космических путешественников пока нашли. Не вдаваясь в подробности, Ирвинг намекнул что вскоре может состояться окончательный подсчет тел, а Мэтти затем упомянула сейсмическое сканирование – детально разработанный эксперимент с целью сделать лигнит прозрачным, как вода.

– Но только не ставьте слишком много на успех, – предупредил Ирвинг журналистов и камеры. – Технология новая и пока ненадежная, а результат придется ждать несколько месяцев, если он вообще будет.

Казалось странным, что человек, занимающий такую должность, откровенно волнуется. Но если сканирования окажутся неудачными, вину за это могут свалить на него. И кому от этого станет лучше? Сейчас у него была не работа, а мечта, и Ирвинг намеревался остаться в этой мечте как можно дольше. Это была вершина его карьеры, и он не мог представить большего счастья, чем сейчас, когда в его власти находились сотни человек и миллиардный бюджет: он возглавил империю, которая уже изменила взгляды человечества на себя и на вселенную.

Ирвингу пресс-конференция подняла настроение, а Мэтти утомила. Он счел своей обязанностью проводить все еще слабую женщину до машины, хотя она и заявляла, что дойдет сама.

– Я настаиваю, – сказал он.

Они пожали руки на прощание, и он уже возвращался в зал, когда к нему быстро подошел сотрудник и прошептал:

– Сэр, вам надо это увидеть.

– Что увидеть? – Потом до него дошло, и он пробормотал: – Результаты?

– Да, сэр.

Ноутбук стоял на столе в небольшой кухне, подключенный к компьютерам в базовом лагере, и новости оказались настолько ошеломительными, что этот человек, умевший в любой ситуации найти правильные слова, онемел, а ноги у него ослабели, когда он увидел данные, сделавшие его сокровенные мечты похожими на жалкие фантазии.

Экран был испещрен белыми отметками и длинными числами. У каждой могилы имелись точные координаты, дополненные оценочным размером, количеством металла и другой важнейшей информацией. Площадь кладбища составила пять квадратных километров, и мертвецы там лежали густо, особенно в самых глубоких слоях.

– Сколько их?.. – пробормотал он.

– Не менее тридцати тысяч, сэр.

Ирвинга снова подвел голос.

Помощник неправильно понял его молчание, приняв за разочарование.

– Но это не окончательное число, – быстро добавил он. – Там столько тел, особенно в самом низу… Их количество обязательно будет намного больше.

Почему он полюбил эту девушку – вопрос сложный. Причин было столько, что и не сосчитать: моменты счастья и многозначительные взгляды, которыми она его одаривала, и легкие прикосновения в темноте, и прикосновения начатые, но незавершенные. Так она дразнила. Дразнить она умела мастерски. Она была забавная, и острая на язык, и, конечно же, очень красивая, но при этом относилась к своей красоте так, как большинство девушек не умели. Худощавая, с мальчишеской фигуркой и самыми маленькими грудями, к каким ему доводилось прикасаться, – в чем он однажды по глупости признался. Но еще у нее были чудесные пухлые губы, безупречный нос и невозможно огромные глаза, полные неземной голубизны, наблюдавшие за ним, когда он говорил, и еще более внимательные, когда он молчал. Она была наблюдательна в том, что он даже не замечал, хорошо разбиралась в людях и, хотя редко уезжала из Вайоминга, похоже, знала о мире больше своего гораздо более взрослого бойфренда, успевшего объехать вокруг земного шара раза три или четыре.

Барсук мало что помнил о местах, где ему довелось побывать, но Ханна знала, что, если его как следует расспросить, он может рассказать, как выглядит Сахара в полночь, и что он видел на определенной улице в Пномпене, и что испытываешь, копая туннель к погребальной камере инков через семьсот лет после того, как ее замуровали.

– Почему Барсук? – был ее первый вопрос уже в первые секунды их знакомства.

Он глотнул пива и обвел взглядом бар, гадая, кто эта малявка.

– Потому что меня так зовут, – ответил он, пожав плечами.

– Ты ведь копаешь туннели?

– Ты кто такая?

– Ханна. – Она уже пристраивалась на стул рядом с ним. Потом без лишних слов взяла его кружку, сделала глоток и ухмыльнулась, слизывая с верхней губы пену. Затем добавила, угадав его мысль: – Мне двадцать два.

– Врешь, – не поверил он.

Она рассмеялась и вернула ему кружку.

– Говорят, Барсук, что ты работаешь на кладбище, докапываешься до самых интересных Джорджей.

– Ты в какую школу ходишь?

– Не в школу, а в университет в Ларами. – Она поставила локоть на стойку бара и уперлась изящным подбородком в ладонь, сжав пальцы под крупным чудесным улыбающимся ртом. И без тени сомнения заявила: – Ты не очень-то уверенно чувствуешь себя рядом с женщинами. Верно, Барсук?

– Откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Я тебя видела. И, кажется, спрашивала про тебя. – Потом, рассмеявшись, добавила: – А может, слышала, что есть такой парень по имени Барсук, который копает туннели для доктора Чонг, и тут вошел ты, и я предположила, только взглянув на тебя: ты и есть тот парень. Что ты об этом думаешь?

Он не понял, о чем ему рассказывает эта девушка и стоит ли вообще обращать на это внимание.

– Я очень хорошо знаю Мэтти, – сообщила она. – Твой босс приходила к нам в школу… раз десять, пожалуй. Она очень изящная женщина, на мой взгляд.

Он кивнул.

– Давно она вами руководит?

– Три месяца. Доктора Кейса перевели в Вашингтон…

– Готова поспорить, она вскружила тебе голову, – оборвала она его.

– С чего ты взяла?

– Есть у меня такое чувство. – Ханна пожала плечами и неожиданно сменила тему: – Тебя когда-нибудь сводят с ума мысли о том, над чем ты работаешь?

– С какой стати?

– Там же кладбище! – воскликнула она. Опустив руку, она выпрямилась на стуле и оглядела тихий бар, словно отыскивая свидетеля его глупости. – Там сто тысяч мертвых инопланетян, а ты часть команды, что прокапывает путь к нижним захоронениям. Разве это не поразительно? Неужели ты не просыпаешься по утрам с мыслью: «Господи, какое невероятное везение может подвалить в жизни простому норокопателю!»

– Это из-за моего телосложения, – неохотно признался он.

Она промолчала, не сводя с него взгляда.

– Я еще в детстве получил это прозвище. Родители назвали меня Стивен, но прозвище я заработал, потому что у меня короткие ноги и, пожалуй, кое-какая силенка.

– Пожалуй?

– Ну, сильный я.

– Сама вижу.

– Да?

– Люблю сильных, – призналась она и прильнула к нему.

А может, не так уж и сложно было понять, за что он полюбил Ханну. Она искренне выразила свои чувства, и как он мог не ответить ей тем же? Красивая, умная и проницательная, и Барсук оказался бессилен игнорировать ее инициативы. Он угостил Ханну остатком своего пива и ответил, как смог, на ее вопросы, признавшись, что масштабы и важность кладбища выше его понимания. Барсук был профессиональным диггером. Пользуясь разработанным кем-то оборудованием, он в совершенстве освоил искусство прорезать туннели в сложном грунте, обходя другие могилы и сокровища на пути к слоям, не видевшим солнца всего на несколько миллионов лет меньше, чем последние динозавры.

– Что ты думаешь о них? – спросила его позднее Ханна.

Они сидели в его машине ночью, где-то за городом. На тот момент они еще даже не поцеловались, но им казалось, будто они сидят здесь уже несколько лет. Все в их отношениях было настолько естественным, настолько неизбежным…

– Думаю о ком?

Она многозначительно взглянула на него.

Он понял, но честным ответом стало еще одно пожатие плечами и смущенное признание:

– Я вообще мало что знаю. Видел их сотни, но до сих пор эти инопланетяне кажутся мне всего лишь странными. А каким они были при жизни… понятия не имею…

– И ты не называешь их «Джорджами», – отметила она.

– Дурацкое название, – огрызнулся он, – и оно им не подходит.

Она согласилась с его логикой.

Как раз в тот момент Барсук и поймал себя на том, что гадает, когда попросит эту девушку выйти за него. Не если, а когда.

– У каждого есть своя история, – сказала Ханна. – Я еще не встречала человека, который не предполагал бы, что эти существа были обитателями какой-то забытой колонии, или узниками инопланетянского трудового лагеря, или скитальцами, жившими на орбите, но хоронившими покойников в торфе, чтобы мы нашли их миллионы лет спустя. В надежде доказать нам свое существование.

– Я не могу ответить, – признал он.

– И знаешь почему? Ты понимаешь – это важно.

Она подняла к нему лицо, они слились в долгом поцелуе, и все, что смог большой, сильный и невозмутимый Барсук, – не сделать ей предложение прямо тогда.

ХАННА

Он позвонил, чтобы спросить:

– Как ты себя чувствуешь, милая?

– Хорошо, – солгала она.

– Нет настроения пройтись?

– Зачем?

– Доктор Чонг сказала, что все в порядке. Я ей объяснил, что врачи велели лежать в постели, но недели две-три ты еще сможешь ходить…

– Покажешь мне нового?

– А ты хочешь?

– Уже одеваюсь, – слукавила она, сползая с дивана. – А ты за мной заедешь. Барсучок?

– Уже подъезжаю к дому, – радостно сообщил он.

Попалась… Ханна не только не была готова, но еще и выглядела ужасно, и понадобилось больше обещаний, прежде чем Барсук решил, что она готова к этому приключению. Дети. Такая докука! Куда проще было бы откладывать яйца. Бросить их где-нибудь в безопасном месте и уйти, а потом жить своей жизнью, пока детишки не подрастут настолько, чтобы стать забавными. Вот каким должно быть материнство. Она высказала эту мысль Барсуку. Тот, сидя за рулем, рассмеялся.

– И где ты только подцепила эту идею?

Джорджи откладывали яйца. У молодых самок всегда было несколько на разных стадиях развития. Никто не знал, куда они помещали яйца размером с баскетбольный мяч – в гнезда, инкубаторы или еще куда-то. После двух лет исследований образ жизни пришельцев все еще оставался загадочным, открытым для предположений и догадок. Но где-то в ныне исчезнувших горах, на высоте, где воздух был восхитительно разреженным, этот вид упорно боролся за выживание, чтобы возместить утрату друзей и родственников, которых ежегодно хоронили в буро-черном торфе.

Мэтти ждала их возле входа в туннель. Она тепло улыбнулась и спросила Ханну о самочувствии, и та постаралась ответить как женщина, у которой со здоровьем все в порядке. Они надели чистые халаты и маски, после чего начали долгий переход под землей по извилистому туннелю, проделанному Барсуком в торфяном пласте.

На подобных экскурсиях Ханна была уже семь раз. Но слушай был уникальным как из-за возраста найденного трупа – предполагали, что этот Джордж из первого поколения, – так и потому, что приглашение стало привилегией: о находке пока не сообщили даже самым доверенным журналистам.

Это тело лежало на окраине кладбища. Чтобы помочь наушным работникам, Барсук вырезал рядом с ним огромное помещение. В нем уже имелись свет и оборудование, холодильники с едой и напитками, переносной туалет, а несколько ученых исследовали мельчайшие особенности захоронения, готовясь к медленному и осторожному извлечению похороненной самки.

По сравнению с первым Джорджем она была гигантом. Ханна такое предполагала, но от увиденного у нее участилось дыхание. Перед ней было некогда мощное существо, крупнее большинства носорогов, ныне изломанное смертью, удушьем и весом накопившихся торфяных пластов. Мертвое тело не потеряло целостность. Кислый торф идеально сохранял плоть, рожденную в другом мире, и инопланетяне, вероятно, поняли этот замечательный факт.

– Восхитительно, – выдохнула Ханна. – Спасибо.

– Подойди ближе, – предложила Мэтти. – Только не переступай желтую линию.

Двое ученых, бесполые в халатах и масках, сидели на корточках на невысоком помосте, аккуратно работая с руками пришельца.

– Погребальное кольцо? – спросила Ханна.

Мэтти кивнула:

– Алюминиевый сплав. Очень замысловатое и отлично видимое на сканах.

– Сильно отличается?

– Чем старше тело, тем искуснее кольца, – пояснила Мэтти. – Это скорее цилиндр, чем кольцо, и покрыто деталями, которые мы не находили в любом более позднем захоронении.

Ханна отметила, что и одежда более качественная: ноги прикрыты своего рода штанами, удерживаемыми ремнями, а ступни облачены в нечто вроде элегантных ботинок из шкуры древнего млекопитающего. На длинной спине нейлоновая сумка, сильно потертая от долгой носки, и из ее карманов извлечено все, что было бы трудно восполнить.

– Найдем ли мы когда-нибудь приз? – вопросила Ханна.

– Ту невероятную штуковину, что преобразит жизнь на Земле? – Мэтти пожала плечами. – Я продолжаю это обещать. На каждом выступлении в Конгрессе я говорю, что это скоро произойдет. Но у меня на этот счет серьезные сомнения. Насколько я вижу, эти существа никогда не отправлялись в могилу, прихватывая с собой что-либо ценное или трудное для изготовления.

Ханна кивнула и заглянула Барсуку в глаза.

– Что еще я хотела спросить, милый? Не помнишь?

– Про религию.

– Ах, да. – Стоя на желтой линии, она спросила: – Так почему они залезали в могилы, Мэтти?

– Не могу сказать.

Ханна посмотрела на Мэтти, потом на сложенные руки инопланетянки, представив столь важное металлическое кольцо.

– Я знаю историю, которая мне нравится больше всего.

– Какую?

– В нашу Солнечную систему прилетел звездолет, но с ним что-то случилось. Возможно, пришельцы собирались дозаправиться и полететь к другой звезде, но корабль сломался. Быть может, у них здесь была назначена встреча с другим экипажем, но она не состоялась. – Ханне нравилась Мэтти, и она уважал ее, поэтому хотела продемонстрировать, что разбирается в столь необычной теме. – Марс или Луна стали бы для этих существ более подходящим домом. Возможно, они планировали терраформирование другой планеты. Я знаю, что Джорджам пришлась бы по душе меньшая сила тяжести. И мы думаем – можем такое предположить на основе обнаруженных фактов, – что их организмам не требовалось или не хотелось столько же свободного кислорода, сколько требуется нам. Так что, независимо от причины, стремились пришельцы вовсе не на Землю.

– Многие считают так же, – согласилась Мэтти.

– Они не хотели оставаться здесь надолго, – продолжила Ханна. – И у нас нет никаких доказательств, что их звездолет приземлился где-то неподалеку. Но инопланетяне пришли сюда. Остановились в горах неподалеку, смогли отыскать пищу, построить жилища и выжить. Но через десять, или пятьдесят, или, может, двести лет… словом, когда, по мнению первого поколения, миновало уже много времени… никто не прилетел их спасать. Поэтому Джорджи и стали забираться в ямы.

– Ты полагаешь, что они впадали в спячку? – предположила Мэтти.

– Нет. Или, может быть, они спали, когда их хоронили. Но и проснуться нормально тоже не планировали. Я знаю, что и мозги у них не такие, как наши. Кристаллические и твердые, к тому же все признаки указывают на метаболизм с низким потреблением кислорода. На мой взгляд, произошло вот что: каждое из этих существ достигло того момента в жизни, когда они решили, что лучшее уже позади, или им стало особенно грустно, или что-то в этом роде… И поэтому наша инопланетянка решила улечься в холодный торф. Она верила – или ей как минимум требовалось верить, – что еще лет через двести к нашему Солнцу прилетит другой кольцевидный звездолет, а ее откопают и оживят.

Мэтти поразмыслила над этим аргументом и кивнула:

– Я уже несколько раз слышала эту историю, в разных вариантах.

– Так и началась их традиция, – продолжила Ханна. – Каждое поколение Джорджей закапывалось в торф, и через несколько столетий или тысячелетий никто уже не помнил для чего. Они знали только, что это важно делать, а если держать металлическое кольцо, то тебя будет легче найти внутри спальной камеры.

– Барсук вздохнул, не одобряя этот буйный полет фантазии.

– Возможно, так и было, – согласилась Мэтти. – И это объясняет, почему со временем кольца становились все проще. Никто уже не помнил, как выглядел звездолет. Или же Джорджи вообще могли про него забыть, и смысл кольца изменился. Оно стало символом, приношением, чем-то таким, что позволит их богу поймать их души и снова вознести на небеса.

Как раз к тому моменту работники на платформе извлекли погребальное кольцо из мертвых пальцев. Мэтти подошла и обеими руками в перчатках приняла у них драгоценную находку. Ханна, а потом и Барсук уставились на то, что через несколько часов увидит весь мир: модель огромного звездолета, который некогда пересек враждебную черноту космоса и оказался там, где ему быть не следовало и где его команде и их потомкам предстояло медленно вымирать еще двадцать тысяч лет.

Ханна в последний раз поблагодарила Мэтти за приглашение.

Шагая по туннелю, она взяла крупную ладонь мужа и крепко ее сжала.

– Мы счастливчики, – сказала она.

– Это почему? – не понял Барсук.

– Потому что живем именно там, где должны жить, – объяснила она очевидное.

Затем они вышли из туннеля и зашагали по развороченному экскаваторами карьеру, над которым раскинулось беспредельное небо Вайоминга, и в промежутке между шагами Ханна ощутила, как внутри ее тела что-то изменилось – ощущение было легким, безболезненным и при нормальных условиях ничего бы не значило. Но Ханна остановилась. Она стояла, а Барсук шел дальше. Ханна нежно коснулась себя обеими руками и забыла об инопланетянах и всех их эпических и давно завершившихся проблемах. С каждой секундой все сильнее истекая кровью, она посмотрела на уже далеко ушедшего мужа и еле слышно прошептала:

– Нет… только не сегодня…

Несмотря на ночь и время года, густой воздух обжигал жарой и удушливым кислородом, и малейшее усилие приносило страдание. Даже просто стоять тоже было работой, и сильнейшие из них, находя опору на широких досках, копали, и он погружал лопату в мягкую влажную гниль. Все, кроме него, уже произнесли добрые напутственные слова, приберегаемые для подобных случаев, – древние монотонные распевы о лучших мирах и трудных путешествиях, закончившихся спасением, и об огромных заботливых руках, которые все ближе и ближе и скоро протянутся со звезд, чтобы вызволить дорогих покойников. От мертвеца требовалось молчание, поэтому он ничего и не говорил. Эта великая традиция, родившаяся из-за того, что женщина, похороненная намного глубже, ничего не сказала перед смертью, и всех настолько впечатлили ее сдержанность и достоинство, что в ту ночь и появился этот запрет. Как давно это было? Вопрос не имел точного ответа и стал темой для догадок и предположений. А его всегда волновали абстрактные проблемы вроде этой, но сейчас он обнаружил, – что ему все стало безразлично. Жизнь была полна бесполезных идей, на которые он бессмысленно растранжирил свое время, и теперь было жаль впустую потраченных страстей и всего прочего, что не удалось осуществить. Навалилась тоска, настолько опасная и мощная, что ему пришлось положить лопату на доску и помолчать уже иначе, привлекая внимание своей последней выжившей дочери. Она была маленькой, красивой, и очень умной, и более восприимчивой, чем многие. Дочь догадалась о том, что с ним происходит, и, сочувственно глядя на него, сказала с помощью пощелкиваний и трелей, что гордится отцом и принадлежностью к его почетному роду, что ему следует освободить разум от ядовитых мыслей и думать о лежащих под ними мертвых, и как приятно будет перейти в мир, где ждут тысячи терпеливых душ.

Но мертвые – это всего лишь мертвые. Обещанные руки помощи так и не прибыли, ни за срок существования общины, ни за время его жизни. Та радостная вера молодости, которой он когда-то так дорожил, оказалась потрепанной надеждой, а следующий рассвет, возможно, сотрет даже ее. Вот почему стало разумным принять удушливый сон сейчас, пока его разум, пусть и слабо, все еще верит в свое спасение. Потому что, какими бы ничтожно малыми ни были на это шансы, любой другой конец оказался бы еще ужаснее: он мог стать кожаным мешком, наполненным костями и органами, который уже никогда больше не узнает жизнь и будет выброшен на компост в общественный огород. И этот мешок все смогут вспоминать еще три поколения, от силы четыре, прежде чем будущее сотрет даже следы его существования.

И мертвец, к радости дочери и всех собравшихся, снова взял длинную лопату и стал копать. Передние ноги передавали вес тела на лезвие, лопата врезалась в холодную водянистую грязь и возвращалась с очередным куском торфа, который следовало аккуратно положить сзади. Но все же должные слова были сказаны, должные благословения произнесены, а должные движения сделаны, и никто не посмел пожаловаться на жару, или медленное продвижение работы, или на очевидный и печальный факт, что сильнейшие из них едва справляются с работой, которую их предки делали с легкостью. Во всяком случае, так утверждали старинные предания.

Потом настал момент, когда влажная прямоугольная могила оказалась готова и одному из них предстояло в нее забраться. Каким бы странным это ни показалось, но он забыл, для чего находится здесь. Он поймал себя на том, что смотрит на остальных и даже на уставшую дочь и гадает, кому будет оказана эта заслуженная честь. «Да ведь мне!» – вспомнил он, рассмеялся громким щелчком и едва не заговорил, подумав, что остальные, может быть, оценят его мрачный юмор. Но нет, такие шутки хороши для обреченных, а его окружали живые. Сумев не испортить момент, а также целостность и священность церемонии, он отложил лопату и доказал каждому, что не крадет что-либо драгоценное. Руки пустые, карманы открыты. Он показал им лишь пару дешевых ножей, решив оставить их из сентиментальности. Потом шагнул в ледяную вонючую жижу из воды и гнили и, пока голова еще оставалась над ней, протянул вверх длинные руки с раскрытыми ладонями, куда дочь положила золотое кольцо. Верный обычаям, он хранил молчание.

На востоке, над высокими горами, увенчанными снежными шапками, начало вставать зимнее солнце. Вскоре в долины вернется убийственная жара, и находиться в этом жутком месте станет невозможно. Все принялись за работу, чтобы завершить то, на что ушло слишком много времени. Лопаты и вымазанные грязью руки бросали холодный торф в воду, а потом на него – церемония балансировала на растущем отчаянии, – и он осмотрительно молчал и упорно старался думать только о хорошем. Но тогда к нему в мыслях вернулся любимый сын, погибший и утерянный под оползнем, он подумал и о своем лучшем друге, чье центральное сердце разорвалось без предупреждения. А поскольку обещания стоили так мало, он поклялся им, что пронесет воспоминания о них в тот, другой мир, каким бы он ни оказался.

Обнаружив, что не может дышать, он стал сопротивляться, но рот уже находился под водой, а вязкая грязь зафиксировала голову. Дело было уже почти завершено, и многие продолжали работать. Но другие стояли в стороне от могилы – или слишком слабые, чтобы помогать, или усталые, или безразличные, – они решили, что мертвый их не услышит. И негромко заговорили о новом дне и наступающем годе, произнося мягкие, но убедительные слова об отношениях рождающихся и утраченных, и кто лучше всех смотрелся в погребальной одежде, и чьи дети самые красивые и умные, и кто умрет следующим, и… кстати, никто не догадался прихватить чего-нибудь перекусить перед возвращением домой?..