Молодой писатель Карл Банкер в настоящее время занимается созданием программного обеспечения, но уже успел поработать ювелиром, мастером музыкальных инструментов, скульптором и слесарем-ремонтником. Его произведения появлялись на страницах «Cosmos», «Abyss & Apex», «Electric Velocipede», «Writers of the Future», «Neo-Opsis» и некоторых других изданий. Захватывающая история «Под вопиющими небесами», которую вы прочитаете ниже, принесла Карлу Банкеру первую премию на литературном конкурсе в честь столетия со дня рождения Роберта Хайнлайна – и это не случайно, можно с легкостью представить себе, что рассказ написан самим Хайнлайном. Банкер вместе со своим псом живет в Бостоне, штат Массачусетс.
Через корпус саней, тонкую обивку сидений, сквозь скафандры шипящая вибрация реактивного двигателя вливалась в тела двух мужчин, пронизывая их до костей, и отдавалась в шлемах навязчивым звуком. Причем весьма нехорошим. Несколько минут мотор гудел ровно, потом вдруг сбивался и фыркал, порой заходясь почти человеческим кашлем, затем снова работал нормально. И так раз за разом. Иногда Сандерс оборачивался, чтобы взглянуть на расположенный позади открытой кабины двигатель, или наблюдал за Робсоном, который управлял санями и смотрел только вперед. Оба молчали.
Вдруг раздался металлический скрежет, сани резко швырнуло вправо. Робсон выругался. Одной рукой он сражался с рычагом управления, другой – глушил двигатель.
– Какого черта?! – вскричал Сандерс.
Робсон не ответил. Когда сани остановились, он отстегнул ремень безопасности и спрыгнул на лед. Спустя мгновение Сандерс услышал в шлемофоне тихий звук, похожий на мычание.
– Что случилось? – спросил он, взглянув на Робсона.
– Можете тоже слезать, сэр. Придется идти пешком, – ответил Робсон.
– Что? – рявкнул Сандерс. – Что с этой проклятой машиной?
Он спустился на лед к Робсону, который махнул рукой на двигатель и сказал:
– Прогар в камере главного реактора.
Сандерс взглянул на поломку и удивился:
– Вот эта маленькая дырочка? Разве ты не можешь ее залатать?
– Вы смотрите на внешний корпус двигателя. Под ним все сожжено дотла. Реактор починить невозможно. – Робсон окинул взглядом линию горизонта – плавную белую кривую на фоне черного неба. Потом посмотрел выше, где по левую сторону стоял Сатурн. Он достиг фазы первой четверти и занимал большой кусок неба. Через час планета станет полной.
– Но ты даже не открыл двигатель! – воскликнул Сандерс. – Откуда ты знаешь, что все настолько плохо?
– Такая у меня работа, – отвечал Робсон. – У нас нет времени на то, чтобы его разбирать. Датчик моего скафандра показывает, что мы в семидесяти одном километре от базы Джанша. Какие сведения у вас?
– Семьдесят восемь километров семьсот метров. Кислорода хватит на девяносто две минуты. Проклятье, Робсон, мы так далеко! – Сандерс отвернулся от Робсона и слегка запрокинул голову в шлеме. – Мэйдэй![4] Мэйдэй! Мэйдэй! Это транспортные сани Энцелада номер ноль пять. Вызывают Стэнли Сандерс и Джо Робсон. Мы находимся приблизительно в семидесяти пяти километрах от станции Джанша, отклонение порядка двести восемьдесят семь градусов. Сани вышли из строя, мы пешком направляемся в Джанша. Возможно, нам не хватит кислорода. Это сигнал бедствия. Пожалуйста, ответьте, если слышите нас!
Мужчины молча прислушивались к раздававшемуся в шлемах шипению радиосвязи.
– Никто не услышит, – проговорил Робсон. – Джанша черт-те где.
– На базе не могут получить наш сигнал, потому что мы слишком далеко за горизонтом, пропади он пропадом! Но возможно, нас услышат на орбите, или сигнал отрикошетит от одной из лун.
– Ладно, – сказал на это Робсон. – Будем надеяться. Но лучше не станем терять времени и пойдем вперед.
Их передвижение едва ли напоминало ходьбу, скорее оно было похоже на скользящие прыжки, которые называли тустепом Энцелада. При 0,01 g идти просто невозможно! Однако здесь человек, словно супермен, мог подняться метров на пятьдесят и даже выше! Этот способ был и медленным, и опасным. Такой скачок отправил бы прыгуна в полет по параболической траектории, длящийся около минуты. В условиях отсутствия атмосферы невозможно предугадать, куда приземлишься, и часто попадались именно те места, где совсем не хотелось оказаться. Поверхность Энцелада покрыта льдом, порой гладким и ровным, словно каток, а местами усыпанным гравием и ледяной крошкой или пронизанным трещинами глубиной в несколько километров, а кое-где простираются целые поля смертельно острых, напоминающих земное стекло, застывших шпилей.
Хитрость тустепа заключается в том, чтобы парить низко над поверхностью. Согни колени, одну ногу хорошенько вынеси, словно готовясь шагнуть, и легонько толкни себя вперед, только ни в коем случае не вверх. Будь начеку и смотри, куда приземляешься после прыжка. На пересеченной местности передвигайся на короткие расстояния и не спеши. На ровной – можешь зараз отмахать больше дюжины метров и разогнаться, если, конечно, не прочь рискнуть жизнью. На Энцеладе даже оснащенные острыми адаптивными шипами ботинки не обеспечивают практически никакого сцепления – быстро сбавить скорость не получится. Системы гиростабилизации скафандра отчасти поддерживают тело в вертикальном положении, но их можно запросто повредить. Чуть запнешься – упадешь. Под тобой обвалится лед – упадешь. Соскользнут шипы – упадешь. Если на момент падения ты двигался быстро, то будешь долго, очень долго крутиться и подпрыгивать. В зависимости от того, чем закончатся все эти акробатические пируэты, подобные упражнения или обернутся досадной неприятностью, или приведут к гибели. На Энцеладе торопиться нельзя.
Мужчины совершили несколько затяжных прыжков. Через несколько минут Сандерс еще раз послал сигнал бедствия. Далеко слева от них, у самого горизонта, призрачным белесым воронкообразным силуэтом на фоне черного неба дышал гейзер.
– Сколько у тебя кислорода, Робсон?
– Столько же, сколько у вас, хватит на восемьдесят пять минут.
– Вот дьявол! – выругался Сандерс. – Плюс аварийный запас. Эти прыжки слишком выматывают. Нам не одолеть семьдесят пять километров за столь короткое время.
– Может, база не так далеко. Показания приборов не очень-то точны.
– Не очень-то точны! Даже не шути так! – вскричал Сандерс. – Значит, мы можем быть намного дальше! – Тут он ударил по шлему защищенной перчаткой ладонью. – Технологии этой миссии ни к черту не годятся! Здесь ничего не продумано и все держится на соплях! Два сломанных спутника связи, никакой системы GPS, сани со сгорающими двигателями, база Джанша будто скачет каждый раз, стоит мне развернуться на сто восемьдесят градусов, и паршивые техники, неспособные ничего починить! – Сандерс сделал медленный судорожный вздох.
Они продолжили путь. Робсон снова послал сигнал «Мэйдэй», и мужчины прислушались к раздавшейся в ответ тишине.
– Робсон? – снова заговорил Сандерс.
– Да?
– Извини. Зря я назвал тебя паршивым техником. Глупо.
– Ничего.
– Мы в большой беде, Робсон. И мне страшно.
– Я тоже боюсь, мистер Сандерс. Уж за это не волнуйтесь.
– Тебе не так страшно. Я же слышу твое дыхание точно так же, как ты – мое. Ты спокоен, словно скала, я же задыхаюсь от волнения, как чертова школьница. Молодец, твой кислород закончится не так скоро. – Он замолчал и сознательно замедлил дыхание. – Во всяком случае, я знаю, что ты хороший техник, Джо, иначе я бы тебя не нанял.
Они двигались дальше, не оставляя попыток вызвать помощь.
– Джо? – позвал Сандерс.
– Джордж.
– Что?
– Меня зовут Джордж. Не Джо, – поправил Робсон.
– О, ясно. Извини.
– Ничего.
– Я вот подумал, – начал Сандерс, – если кому и удастся выбраться из этой переделки, то это будешь ты.
Сандерс подождал ответа, но Робсон ничего не сказал.
– Когда обнаружили крушение, я был одним из тех, кто громче всех выступал за немедленную отправку экспедиции, наплевав на безопасность и готовность техники. Я обрабатывал Вашингтон, потом обратился в Лабораторию реактивного движения… Когда меня назначили главным научным консультантом миссии, я чувствовал себя так, словно… словно родился именно для этого. – Он мельком взглянул на Робсона. – Для таких, как я, подобная миссия – самое значительное событие в жизни. Найти доказательство тому, что из другой звездной системы прилетели пришельцы на каком-нибудь судне… – Он опять помедлил. – То есть я хочу сказать, что был готов умереть ради этой миссии с тех самых пор, как появились первые фотографии крушения. По крайней мере, я так себе говорил. Но для тебя, Джордж, все совсем не так. Ты же просто… пойми, ты же техник. Ты здесь только потому, что хорошо платят, так? Для тебя это просто работа.
– Угу, – отозвался Робсон, – работа.
Оглянувшись, он увидел, что Сандерс замедлил шаг и отстал. Мягкий голос Робсона раздался в шлеме ученого, преодолев расстояние в тридцать метров:
– Идемте же, мистер Сандерс, давайте поспешим, пока мы еще живы.
Неровный, усыпанный валунами пейзаж сменился чередой симметричных, плавно очерченных зубцов метровой высоты, похожих на замерзшие гребни волн.
– Подожди! – скомандовал Сандерс, и они остановились. – Не нравится мне этот лед, – проговорил ученый. – Должно быть, мы приближаемся к Суффолкским изломам. Будь здесь, я посмотрю.
Он низко присел и прыгнул вверх. Робсон проводил взглядом напарника, взлетевшего ввысь и скрывшегося в смоляном небе.
– Да, я был прав. Это хорошо, – сказал Сандерс, опускаясь. – Скорее всего, мы ближе к Джанша, чем показывают наши скафандры, – проворчал он, приземлившись. – Нужно взять немного восточнее.
Запрокинув голову Робсон смотрел на Сатурн – все еще неполный; выступая с обеих сторон, кольца бритвенно-тонкими линиями перечеркивали его поверхность. Сандерс усмехнулся:
– Робсон, я и раньше это за тобой замечал. Ты часто смотришь на Сатурн. Многие из нас остерегаются глядеть на него. Если не отрывать глаз одну-две секунды, начинает казаться, что он затягивает тебя в космос.
– Правда?
– Да. Если среди ночи там, в Джанша, кто-то вскрикивает во сне, значит ему снится, что Желтый Гигант засасывает его, подобно пасти громадного монстра. Полагаю, ты просто не задумываешься об этом, как сейчас не осознаешь, в какую переделку мы попали. Нет у тебя воображения, Джордж, и я ужасно тебе завидую!
Вскоре ландшафт снова изменился. На обширной равнине лед был достаточно гладким, и путникам удалось набрать скорость.
– Так-то лучше, – заметил Сандерс. – Только бы продолжалось в том же духе…
Тут техник издал пронзительный нечленораздельный вопль. Ученый посмотрел направо и увидел, что напарник крутится вокруг своей оси.
– Господи, Робсон, с тобой все в порядке?
Техник, вертясь в двух метрах над землей, лишь выругался в ответ. Когда он подлетел ближе к поверхности, то попытался схватиться рукой за лед, но отскочил вверх и теперь вращался в двух осях координат.
– Дьявольщина! – взревел он.
– Джордж, прекрати сопротивляться! Расслабься – ты знаешь, что делать.
– Точно, – согласился тот сдавленным голосом.
Шлемофон доносил до Сандерса жужжание напряженно работавших гироскопов Робсона.
– Какого черта? – спросил он техника. – Здесь ровно как…
– Заткнись! – Робсон все еще извивался над поверхностью, время от времени ударяясь об нее. – Я что-то видел! Подо льдом. Вернись, постарайся отыскать это место… Подожди! Я опять на ногах. Иду назад. – И он большими, высокими шагами повторил пройденный путь в обратном направлении.
– Робсон, ты что творишь?! – воскликнул Сандерс. – Что бы там ни было, у нас нет времени!
Техник не отвечал. Сандерс собрался снова его окликнуть, но тут Робсон остановился. Затем сделал несколько шагов, уставившись себе под ноги. И опустился на колени медленно и плавно, как падают предметы при ничтожно малой гравитации Энцелада. В шлеме ученого раздались очень тихие слова:
– Мистер Сандерс, идите сюда.
– Что там? Ты ушибся?
– Со мной все в порядке. Просто подойдите сюда. Посмотрите.
Сандерс переместился к Робсону, остановился и посмотрел вниз. Какое-то время ученый молчал, никак не реагируя на происходящее. Робсон даже с любопытством взглянул на него, чтобы удостовериться, не скрывает ли от него объект игра света. Наконец Сандерс прерывисто вздохнул и попытался прикрыть рукой разинутый от изумления рот, стукнув при этом перчаткой по лицевому забралу гермошлема.
– Он меньше, чем мы предполагали, – прошептал он. – Едва ли выше метра… – Голос Сандерса прервался, и он, опустившись на четвереньки, наклонился к самому льду.
Тело существа вмерзло под углом, голова располагалась выше торса. Ноги и ступни неясно виднелись в мутноватом льду, но прозрачный овальный шлем был практически у самой поверхности. Когда Сандерс приблизился, то оказался лицом к лицу с пришельцем, покрытым коричневой чешуей. Их разделяли лишь несколько сантиметров.
– Флажок-радиомаяк, – произнес Сандерс, по-прежнему стоя на четвереньках. – Господи! – Он так резко вскочил на ноги, что завис надо льдом. В отчаянии похлопал по карманам. – Скажи, что у тебя есть хоть один! Ради бога! У тебя же должен найтись флажок!
– Нет, – отвечал Робсон. – Все остались в санях.
– Проклятье! Тогда хоть что-нибудь, что мы можем оставить здесь в качестве указателя или чем удастся сделать запись на тот случай… если мы не вернемся на базу; другие участники экспедиции должны узнать о нем…
– Ничего такого у меня при себе нет, – сказал Робсон. – Вообще. И наши скафандры не могут сделать запись.
– Ну ладно, мы соорудим пирамиду – нагромоздим льда… – Он замолчал и обвел взглядом плоский невыразительный пейзаж, который простирался во всех направлениях вплоть до самого горизонта. Сандерс воздел руки к небу, тряся дрожащими кулаками перед шлемом. – Провались все в преисподнюю! – От досады он топнул ногой и взлетел на метр вверх. – Мы даже паршивой стрелочки не можем нацарапать на льду! – Он так тяжело дышал, что Робсон видел, как под скафандром вздымается и опадает его грудь. – Ну что ж. Хорошо. Возвращаемся на Джанша. Даже убогие инерциальные системы наших скафандров сгодятся на то, чтобы снова отыскать это место с помощью отслеживания пройденного маршрута. Вместе с поисковым отрядом мы найдем это место. – Говоря это, он быстро запрыгал по льду. – Давай, вперед! – рявкнул он. – Теперь мы пойдем быстро! Так быстро, насколько сможем, чего бы нам это ни стоило. Нам нужно добраться в Джанша, ты слышишь меня?!
– Слышу, – отозвался Робсон.
Не останавливаясь, Сандерс оглянулся. Техник стоял как вкопанный.
– Что ты застыл, Джо? Идем!
– Мистер Сандерс, не думаю, что нам удастся вернуться. Взгляните на показания приборов. Воздуха осталось минут на тридцать, а мы преодолели только половину пути.
– Ну и что, черт тебя подери? Нужно пытаться. Не можешь же ты просто остаться там и… – Ученый умолк. Стараясь не потерять точку опоры, он медленно остановился, затем повернулся и посмотрел на техника, который был уже в пятидесяти метрах от него. – Боже мой, Робсон…
– Да, – кивнул тот. – У нас нет с собой ни одного флажка-радиомаяка, зато у нас есть транспондеры. Те, что встроены в скафандры. С помощью этого передатчика они отыщут меня и, когда найдут, увидят… его.
– Нет, Робсон. Слушай, даже если у нас не получится вернуться на базу, нам будет достаточно оказаться в радиусе действия радиосигнала… Мы скажем участникам экспедиции…
– Если доберемся туда, где берет радиосигнал. И у поискового отряда может все равно не получиться найти этого парня. Чтобы увидеть инопланетянина сквозь толщу льда, нужно оказаться прямо над ним.
– Ты не можешь… не можешь вот так вот… Боже, Робсон…
– Вы сами сказали, мистер Сандерс. Это важно. Это же вообще самое главное. Крушение – всего лишь груда покореженного металла, но он – нечто совершенно реальное. Тело, скафандр пришельца… Вы, ученые, чего только не узнаете с его помощью. Но для этого его нужно будет найти.
Сандерс тяжело вздохнул:
– Робсон, я не могу ждать. У меня нет времени стоять здесь и спорить с тобой. Я отправляюсь в Джанша и намерен туда дойти. Плевать, если для этого мне придется дышать вакуумом. Я добьюсь своего, слышишь? Можешь сидеть себе здесь и дожидаться, пока умрешь, а я не собираюсь!
Шли секунды, но техник ничего не говорил. Сандерс что-то пробормотал, но Робсон не смог разобрать. Тогда ученый развернулся и направился к базе, паря надо льдом при каждом мощном прыжке.
Робсон коснулся блока управления на рукаве скафандра и выключил радио. Прислушался к раздававшемуся в шлеме собственному дыханию, учащенному и трепещущему.
– Теперь я задыхаюсь от волнения, словно чертова школьница, мистер Сандерс, – сказал он про себя. Сел и положил руку на лед совсем рядом с лицом инопланетянина. – Так что же ты здесь делаешь, малыш? – спросил он его. Лег на спину и посмотрел вверх. Стоял полный Сатурн, и Мимас только что начал прохождение, нарисовав маленький серый диск у края лика Сатурна. Долго Робсон молча смотрел ввысь. – Как же им удается не замечать этого? – тихонько произнес он, внимательно глядя вверх и силясь представить себе в открывшемся взору зрелище нечто угрожающее и зловещее; ощущение, что тебя, легкого, словно перышко, отрывает от поверхности Энцелада и засасывает во тьму. Но, вместо этого, он видел большой пастельно-желтый шар с тенью от колец. Когда дома он смотрел на фотографии этой планеты, то ничего особенного не чувствовал: красиво, только и всего. Совсем другое дело здесь, когда этот невероятный, невозможно огромный шар висит над головой. Здесь Робсон не мог не замечать изливавшейся с неба радости – вопиющего с небес громогласного клича красоты.
Чтобы снова посмотреть на замерзшего пришельца, Робсон лег на бок. Один глаз инопланетянина был закрыт, другой белел узенькой щелкой.
– Готов поспорить, что ты ничего не имеешь против этого зрелища, верно? – спросил он его. – Ты знал, что тебе не выбраться, и, так же как я, лег и смотрел на небо. Полагаю, ты тоже был обделен воображением.
Робсон опять перевернулся на спину. Попытался заложить руки за голову, только в скафандре это оказалось неудобно. Тогда он покрепче скрестил руки на груди, его била дрожь.
– Так что же ты здесь делал, черт подери? – снова спросил он. Несколько минут он молчал. Потом произнес: – Ага, я догадался. Ты делал свою работу. Просто делал свою проклятую работу, точно так же, как все мы.