Люби меня всю ночь

Глава 11

Откинув спутанные волосы с глаз, Хелен круто повернулась и зашагала прочь.

Курт проводил ее взглядом, пытаясь понять, чем вызвана ее внезапная враждебность. И пришел к выводу, что эта враждебность направлена не на него лично, а на ненавистного врага, которого он олицетворяет. Союзная армия сделала ее вдовой, принесла им разрушения, разорила многие семьи. Побежденный Юг жил под управлением янки, а Мобил был оккупированным городом.

Вздохнув, Курт пожал плечами и сказал себе, что с этим ничего не поделаешь. На несколько восхитительных мгновений очаровательная вдова забыла о ненависти. И теперь сожалеет о том, что позволила себе наслаждаться скачкой в объятиях кровожадного янки. Испытывает стыд и угрызения совести.

Покачав головой, Курт направил усталого Рейдера в загон. Он всего лишь хотел доставить Хелен Кортни удовольствие, но достиг обратного результата. Теперь она будет держаться с ним еще более настороженно.

Курт оказался прав. Весь день Хелен старалась не попадаться ему на глаза. Она сгорала от стыда. Не иначе как у нее помрачился рассудок. А что, если кто-нибудь узнает? Содрогнувшись при этой мысли, Хелен пообещала себе, что никогда больше не совершит столь опрометчивого поступка.

Она облегченно вздохнула, когда долгий напряженный день подошел к концу. Избегать янки так, чтобы Чарли ни о чем не догадался – она не посмела бы огорчить чувствительного ребенка, – оказалось нелегко. Вечером, натягивая ночную рубашку, Хелен чувствовала себя смертельно усталой. И не только от тяжелой работы.

Зевнув, она села на край кровати, вытащила из шкатулки золотой кулон и поцеловала фотографию Уилла. Затем погасила масляную лампу и вытянулась на постели, подложив руки под голову. Ее блудный кот так и не объявился, но у Хелен не было сил переживать по этому поводу. Пусть рыскает хоть всю ночь – ей необходим отдых.

Она закрыла глаза и глубже зарылась в мягкую перину, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы рук и ног.

Вскоре, погрузившись в приятное полузабытье между сном и бодрствованием, Хелен вновь ощутила себя верхом на мощном скакуне в объятиях сильного мужчины. Они скакали, обгоняя ветер.

Осознав, что глупо улыбается, Хелен распахнула глаза и содрогнулась. Скользнув рукой под подушку, нащупала револьвер.

Прикосновение холодного металла к пальцам подействовало успокаивающе. Будет чем встретить янки, если он неправильно истолкует их безумную скачку и заявится к ней. Она не колеблясь всадит в него пулю.

Он появился из темноты и пересек комнату.

Ласковый ветерок откинул черные волосы с его лица. Зеленые глаза сияли, лунный свет серебрил широкие гладкие плечи и голую грудь.

Он решительно двинулся вперед, не скрывая своих намерений. Хелен понимала, что ей грозит опасность, но тело не подчинялось лихорадочным приказам рассудка. Она продолжала неподвижно лежать, беззащитная перед темноволосым соблазнителем, медленно надвигавшимся на нее.

Наконец ей удалось скользнуть рукой под подушку. Пальцы коснулись прохладной стали, но отказывались сжать рукоятку.

Курт подошел к постели и стал раздеваться. Оставшись совершенно голым, выпрямился и на мгновение замер. Залитый лунным светом, высокий, стройный и мускулистый, он выглядел как языческий бог.

Бог любви, явившийся, чтобы увлечь ее в райские кущи.

Сердце Хелен едва не выскочило из груди, когда он сел на край постели и погладил ее по щеке. Затем склонился и легко коснулся ее губ. Хелен задрожала. Не сводя с нее сверкающих глаз, он медленно расстегнул крохотные пуговки на ее ночной рубашке.

Она беспомощно наблюдала, как он распахнул ворот рубашки и обнажил ее грудь. Медленно склонив красивую голову, Курт покрывал поцелуями ее глаза, щеки, губы, шею, и Хелен вдруг осознала, что ее пальцы касаются не холодного металла, а теплой гладкой плоти.

Обвив его плечи, она хотела только одного: чтобы этот смуглый бог любви овладел ею.

Курт поднял ее с постели, усадил к себе на колени и, не переставая целовать, снял с нее рубашку. Затем поднялся, положил Хелен на постель и лег рядом, лаская ее тело. Его губы блуждали по ее груди, животу и бедрам. Хелен пришла в такое возбуждение, что ее голова металась по подушке. Вскинув руку, она ударилась обо что-то твердое.

Резная шкатулка, стоявшая на ночном столике, с грохотом упала на пол, и Хелен проснулась.

Она подскочила на постели, тяжело дыша и озираясь. Сердце ее гулко стучало, ночная рубашка обмоталась вокруг талии. Вскочив с кровати, Хелен упала на колени посреди содержимого шкатулки, рассыпавшегося по потертому ковру.

С ее дрожащих губ сорвалось рыдание. Подняв медальон с фотографией Уилла, она прижала его к бешено колотившемуся сердцу. Жгучие слезы брызнули из глаз. Она сидела на коленях, раскачиваясь взад-вперед, дрожа от стыда и унижения.

Сон был настолько реальным, что лицо ее горело от смешанного чувства вины и досады. Как будто янки действительно целовал ее, касался ее обнаженной плоти. Хелен чувствовала себя так, словно наяву изменила Уиллу. И ненавидела себя за это.

Но еще больше ненавидела янки.

На следующее утро Хелен, все еще глубоко потрясенная ярким сновидением, стояла на веранде с кружкой горячего кофе в руках. На залив опустился плотный туман, и Мобил, располагавшийся по ту сторону водного пространства, скрывался в густой клубящейся пелене.

Хелен прищурилась, но не смогла разглядеть даже высокие башни нового форта, построенного во время войны для защиты входа в бухту.

Она нахмурилась. Если бурные воды Мексиканского залива, простиравшегося дальше, затянуты туманом, суда не смогут войти в порт Мобила. А это значит, что Эм Элликот не вернется сегодня из Нового Орлеана.

Хелен поставила кружку на перила веранды, вытащила из кармана голубого халатика последнее короткое послание Эммы и перечитала.

«Дорогая Хелен!

Мне здесь так надоело, что я решила вернуться домой. Мой пароход прибывает в Мобил во вторник, 1 июня, в 9 утра. Если Куп меня не встретит, я застрелюсь. Или пристрелю его при первой же возможности. Надеюсь в полдень добраться до твоей фермы. Если, конечно, Куп не соскучился настолько, что готов жениться на мне, едва я сойду на берег!

Твоя Эм».

Хелен сложила записку, убрала в карман и снова устремила взгляд на залив. Такой густой туман может продержаться все утро. Эм появится на ферме не раньше чем во второй половине дня, а то и завтра. Почему бы не заняться стиркой?

Хелен уже собралась вернуться в дом, когда услышала какой-то звук.

Она повернула голову и прислушалась. Разглядеть что-либо в тумане не представлялось возможным, но в утренней тишине отчетливо раздавался стук копыт о землю. Хелен недоверчиво покачала головой.

Нортвей!

Она невольно вздрогнула.

Похоже, янки не придумал ничего лучше, чем гонять своего жеребца, несмотря на туман, такой плотный, что почти ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Какое безрассудство! Самая безумная и бесшабашная выходка, какую только можно себе представить. И очень опасная.

Сердце Хелен тревожно забилось. Во рту пересохло. Но она сказала себе, что беспокоится за жеребца, но никак не за всадника. Он ничего для нее не значит. Ей нет дела до того, что случится с безответственным янки. Пусть сломает себе шею, если ему этого хочется!

Ей нужно только одно: чтобы Эм Элликот вернулась домой. Хелен снова устремила обеспокоенный взгляд в сторону городского порта. Ничего не изменилось. Мобил по-прежнему скрывался в тумане. Прибытие Эм определенно задерживается.

Усмехнувшись, Хелен направилась в дом. Она готова поспорить на все, чем владеет, что Куп не рискнет ослушаться ее своенравную подругу. Хелен, хорошо зная шерифа, нисколько не сомневалась, что он уже в Мобиле, на пристани.

На окутанной туманом пристани Мобила стоял, нервно теребя веснушчатыми руками шляпу, высокий худощавый мужчина с рыжими кудрявыми волосами, тронутыми на висках сединой, глубоко посаженными бирюзовыми глазами и широким ртом. К белоснежной накрахмаленной рубашке была прикреплена серебряная звезда. Стоя в одиночестве на причале, шериф Брайан Купер отказывался покинуть свой пост, несмотря на серьезные сомнения, что колесный пароход, следовавший из Нового Орлеана, прибудет вовремя.

Если вообще прибудет сегодня.

Вернувшийся с войны чуть меньше двух месяцев назад, Брайан Купер был самым прославленным среди всех выходцев из Алабамы, служивших в армии конфедератов, факт, о котором он предпочитал не распространяться. Он багровел от смущения, когда кто-нибудь упоминал об этом в его присутствии.

Брайан Купер считался настоящим героем в своем родном городе, в штате Алабама и на всем Юге.

И конечно же, не скрытный майор Купер, а его товарищи по оружию поведали людям о его подвигах. Он был трижды ранен. Бежал из переполненной пленными союзной тюрьмы после пяти жутких месяцев заключения. Зимой страдал от холода и голода, а летом – от жары и малярии. Однажды, после поражения в кровавом сражении при Чаттануге, в Теннесси, его даже сочли убитым и оставили на поле боя во время отступления.

Офицер, возглавлявший отряд противника, подобрал раненого и отправил в союзный полевой госпиталь. Когда здоровье майора восстановилось, его обменяли на высокопоставленного янки, находившегося в плену у конфедератов.

Мужчины, служившие под началом майора Купера, клялись, что на свете нет человека храбрее. Офицеры союзной армии, которым приходилось вступать в схватку с бесстрашным южанином, придерживались того же мнения.

Когда долгая кровопролитная война закончилась, Брайан Купер поменял свои майорские регалии на серебряную звезду служителя закона и вернулся на свою прежнюю должность – шерифа округа Болдуин. Земляки тепло встретили его и заявили, что теперь будут спать спокойнее.

Все гордо утверждали, что их герой ничего не боится. И были правы. Не родился еще тот человек, перед кем спасовал бы шериф Купер. Но огромный немногословный ветеран войны до смерти боялся крохотной брюнетки.

Шериф Купер стал ухаживать за Эммой Луизой Элликот с того вечера, как они познакомились на балу в местечке Бон-Секур летом 1859 года. Для Брайана Купера маленькая рыбацкая деревушка оказалась чем угодно, но только не «тихой гаванью».

Шериф не числился в списке приглашенных на светскую вечеринку. Его вызвали как должностное лицо, чтобы утихомирить подгулявшую публику. Проблема разрешилась еще до его прибытия – в отличие от куда более серьезной проблемы, ожидавшей ничего не подозревающего Брайана Купера.

Не успел он вступить на площадку, освещенную колеблющими японскими фонариками, как его подхватил вихрь из белого шелка, темных сверкающих глаз, возбуждающего аромата духов и женской болтовни.

Он был на голову выше Эммы Луизы Элликот и вдвое тяжелее, и тем не менее ей удалось обезоружить его голыми руками. Черноволосая, черноглазая чаровница двадцати одного года от роду удерживала его в добровольном плену весь вечер.

И по сей день не отпустила.

Вот почему шериф Купер стоял в туманное утро на пристани Мобила и не собирался уходить. Не осмеливался. Наверняка, как только он уйдет, из мглистой пелены появится белый колесный пароход с Эммой, стоящей на верхней палубе. И не дай Бог, если она не обнаружит его на причале.

В девять утра туман стал рассеиваться, проглянуло солнце. Пристань оживилась. В половине десятого солнце уже ярко сияло, а в порт стали прибывать пассажиры. В десять началась загрузка торговых судов, направлявшихся на север.

В пять минут одиннадцатого из тумана вынырнула «Белая камелия», возвестив о своем прибытии громким гудком. Пассажиры толпились у поручней.

Прищурив бирюзовые глаза, шериф устремил взгляд на верхнюю палубу, где стояла Эм, широко улыбаясь и посылая ему воздушные поцелуи. Спустя несколько минут она сбежала со сходней и бросилась ему на шею.

– Поцелуй меня, Куп, – приказала она. – Чтобы я убедилась, что ты скучал по мне так же, как я по тебе.

– Эм, солнышко, – пробормотал он, оглядываясь, со смущенной улыбкой на побагровевшем лице, – вспомни о приличиях. Мы не одни.

– Разве? Тогда пойдем в какое-нибудь укромное место. – Она сомкнула руки у него на затылке и привстала на цыпочки. – Скажем, в номер для молодоженов в Конд-отеле.

– Эм Элликот! – Его бросило в жар. – Веди себя прилично, или я…

– Арестуешь меня? – Она весело рассмеялась, убрала руки с его шеи и протянула ему. – Действуйте, шериф. Наденьте на меня наручники и ведите в кутузку.

– Тише! – Куп схватил ее за локоть, нахлобучил на голову шляпу и повлек Эм к поджидавшему их экипажу.

Эмма никогда не переставала шокировать его и в то же время очаровывать. Она была чересчур напористой для благовоспитанной дамы, но именно это качество он находил совершенно неотразимым. И пугающим. Куп никогда не знал, то ли бежать от нее без оглядки, то ли не спускать с нее глаз.

Оказавшись в экипаже, в ожидании, пока доставят ее багаж, Эм повернулась к нему, сдернула с его головы шляпу и, сняв перчатки, пробежалась пальцами по его густым рыжим кудрям.

– Куп, я умру, если ты сейчас же не поцелуешь меня, – заявила она.

Усмехаясь, словно смущенный мальчишка, суровый служитель закона обхватил ее нежную щеку своей большой ладонью, собираясь запечатлеть поцелуй на другой щеке. Однако Эм это не устраивало.

Она подставила ему губы и вцепилась пальцами в воротничок его рубашки. У Курта не было ни единого шанса устоять против этой женщины со сверкающими глазами, мягкой кожей, нежным ароматом и соблазнительными изгибами. Когда Эм целовала его, он превращался в мягкую глину в ее крохотных ручках. Когда эти сладкие губы принимались за дело, он терял всякую власть над своим телом и рассудком.

И Эм это знала.

Она целовала его так, словно никого вокруг нет. Так, как ему больше всего нравилось. Чтобы сломить его упрямство и заставить броситься на поиски священника.

Куп знал, чего она добивается.