В понедельник утром Найлз Ловлесс пребывал в отвратительном настроении.
Он сидел за массивным письменным столом в своей конторе на Мэйн-стрит. В просторной комнате было полутемно. Найлз не поднял жалюзи и не отпер входную дверь. Он не желал никого видеть. Голова раскалывалась от боли.
Его лучший скакун проиграл на воскресных скачках. И кому? Презренному янки!
После этого он немедленно отбыл домой, прихватив с собой Пэтси. Под предлогом, что у него дела в конторе, Найлз высадил Пэтси возле дома и направился прямиком к Ясмин Парнелл, однако не застал ее дома. Он вошел, налил себе виски и поднялся наверх.
Найлз был пьян и зол, когда Ясмин наконец явилась домой в семь часов вечера. И еще больше разозлился, когда она отвергла его любовные притязания, заявив, что хочет отдохнуть и переодеться, прежде чем идти на танцы на ярмарке, и, словно капризного ребенка, отослала его домой, к жене. Дома Пэтси, не стесняясь в выражениях, отчитала его за опоздание к обеду и исходивший от него запах спиртного, после чего, обиженно надувшись, взбежала вверх по лестнице и заперлась в его собственной спальне.
В итоге, вместо того чтобы праздновать победу в кругу восхищенных доброжелателей, Найлз провел субботнюю ночь в полном одиночестве, заливая горечь поражения спиртным.
И точно так же почти все воскресенье.
Выругавшись, Найлз откинулся в кресле и прижал пальцы к пульсирующим вискам. Закрыв глаза, он проклинал всех и все. Затем открыл глаза и устало вздохнул, размышляя о том, не принять ли ему хорошую порцию виски, несмотря на столь ранний час.
Машинально сунув руку в кармашек жилета, Найлз снова выругался, не обнаружив там часов. В ярости он круто повернул вращающееся кресло, поднялся и направился к заднему выходу, бесшумно ступая по толстому ковру.
У двери он помедлил, чтобы вернуть себе самообладание.
И когда открыл дверь в переулок, где его терпеливо поджидали трое мужчин, выглядел совершенно спокойным. Улыбнувшись, он кивнул им, и троица испустила дружный вздох облегчения.
– Зайдите на минутку, ребята, – сказал он и скрылся в конторе.
Мужчины последовали за ним.
Когда все трое оказались внутри, Найлз поинтересовался:
– Кто из вас ездил на ферму Берков прятать мои часы?
Гарри Бойд распрямил широкие плечи.
– Я, босс! Моя работа. А что, шериф уже побывал там и нашел…
Не успел он договорить, как Найлз набросился на него. От фальшивой улыбки не осталось и следа. Схватив Бойда за распахнутый ворот рубашки, он притянул его ошарашенную физиономию вплотную к своему лицу.
– Нет, шериф не нашел часы, а вот тебе лучше вспомнить, где ты их спрятал.
Растерявшись и недоумевая, Бойд яростно закивал:
– Я помню, босс. В точности помню, куда их сунул…
– Отлично. Поедешь туда сегодня же ночью и заберешь их, – приказал Найлз, для вящей убедительности дернув подручного за воротник.
– Но зачем? Я думал…
– Делай, что тебе говорят! – рявкнул Найлз. Отпустив Бойда, он снова схватился за свои пульсирующие виски и презрительно добавил: – Пошли вон! Все! Мне противно на вас смотреть!
Гарри Бойд ждал до полуночи, прежде чем отправиться во владения Берков. Благодаря судьбу за то, что узкий серп луны дает мало света, он двинулся через сосновый бор, продираясь в темноте сквозь густой подлесок и низко растущие ветви.
Выбравшись наконец на открытое пространство, он натянул поводья. Перед ним простирались поля фермы, за которыми виднелись хозяйственные постройки и старый дом, обращенный фасадом к заливу. Дом был погружен в темноту. Бойд перевел взгляд на амбар, затем на пристройку. Нигде не было света. Он облегченно вздохнул.
– Плевое дело, – буркнул он себе под нос.
Спешившись, Бойд привязал лошадь к сосне и зашагал к высившимся неподалеку постройкам. Под прикрытием темноты приблизился к амбару и на цыпочках подкрался к загону, где был привязан гнедой жеребец. Бойд то и дело останавливался, опасаясь, как бы лошадь не подняла шум, учуяв его запах.
Из темного загона не доносилось ни звука.
Бойд добрался до открытой двери амбара, прошмыгнул внутрь и помедлил, напрягая зрение. Было так темно, что он едва различал собственную руку. Что ж, придется пробираться на ощупь.
Судорожно сглотнув, Бойд вытянул руки и, как слепой, медленно вошел в темный амбар. Он вспомнил, где находится лестница, которая вела на чердак, и уверенно повернул в нужном направлении.
Спустя несколько секунд он наткнулся на грубо сколоченную лестницу. Бойд радостно улыбнулся в темноте и начал взбираться, надеясь, что ненадежные ступеньки выдержат его вес и на этот раз. Добравшись до верха, он осторожно ступил на деревянный настил, служивший полом чердака.
Через круглое окошко просачивался лунный свет, но его было недостаточно. К счастью Бойда, он точно помнил, где оставил часы. Осталось лишь добраться до этого места, разгрести солому, забрать часы и смыться, пока его не обнаружили.
Бойд на четвереньках прополз мимо аккуратно сложенных пучков соломы, борясь с неодолимым желанием чихнуть. Он даже остановился, зажав нос и рот ладонями и крепко зажмурившись. Затем пополз дальше и довольно усмехнулся при виде большой кипы соломы, высившейся справа от слухового окошка.
Бойд присел на корточки и сунул растопыренную ладонь в укромное местечко у стены. Но его пальцы не нащупали ничего, кроме соломенной трухи и шероховатого дерева. Сунув руку дальше, Бойд стал лихорадочно шарить по полу. Часов не было.
Забыв об осторожности, он принялся яростно разгребать солому, пыхтя и фыркая, словно разъяренный бык.
Наконец, запыхавшись, с бешено бьющимся сердцем, выпрямился, готовый заплакать.
Крик замер у него в горле, когда из темноты внезапно появилась рука и зажала ему рот. С перепугу он чуть не подавился собственным языком.
– Ты, случайно, не это ищешь? – раздался позади низкий голос.
В тусклом свете сверкнули бриллианты, украшавшие золотые карманные часы, покачивающиеся на золотой цепочке.
Бойд в ужасе замер. Сейчас он увидит или почувствует нацеленный на него револьвер.
Стоявший позади Курт обошел мужчину и остановился так, чтобы тот его видел.
– Я задал вопрос, – тихо произнес он, раскачивая часы в нескольких дюймах от носа Бойда. – И жду ответа.
Яростно закивав, Бойд с трудом сглотнул, чтобы промочить пересохшее горло, и наконец прохрипел:
– Можете оставить их себе. Я все скажу…
– Мне не нужны часы Ловлесса. Да и остальное его барахло. – Курт расстегнул нагрудный карман мужчины и опустил туда часы. – Верни их ему и передай, что я лично позабочусь о том, чтобы он не наложил свои грязные лапы ни на один акр земли миссис Кортни. – Он застегнул карман все еще коленопреклоненного Бойда. – Ты в состоянии это запомнить?
– Да, сэр, – выдохнул тот. – Я передам.
– Вставай.
Бойд с трудом поднялся на ноги.
– Что-нибудь еще?
– Да. Это частная собственность. Ты проник сюда незаконно. Еще раз поймаю тебя – пристрелю на месте, – холодно произнес Курт.