«Здесь покоятся солдаты-янки, отдавшие жизнь за свою страну вдали от родины».
В утренней тишине Курт смотрел на эпитафию, вырезанную на деревянном кресте. Затем скорбно склонил голову и вознес молитву за павших товарищей по оружию.
Он стоял в изножье трех могил солдат союзной армии, которых Джолли похоронил на краю владений Хелен. Все трое погибли во время морского сражения за Мобил.
Курт поднял голову. Прищурившись, он устремил взгляд на север, где находился его дом. Осенью он уедет отсюда. Домой, в Мэриленд. А эти мужчины навсегда останутся здесь. Плодородная земля Алабамы стала для них вечным приютом.
Курт взглянул на восходящее солнце. Его ждет работа. Он не уедет, пока не выполнит своих обязательств. Совесть не позволит ему вернуться домой, пока он не убедится, что Хелен не лишится своей фермы.
Курт был полон решимости сделать все, что в его силах, чтобы она сохранила свою любимую землю. Он трудился от зари до заката, шагая за парой крепких серых лошадок, тащивших тяжелый плуг, пока руки и ноги не начинали дрожать от усталости. Работал до полного изнеможения. Однако находил в себе силы трудиться дальше.
Жаркое солнце Алабамы палило его усталую шею. Пропитанная потом одежда липла к телу. Он постоянно испытывал жажду. Такую сильную, что казалось, будто его глотка «забита хлопком», как сказал бы Джолли.
Но все это не имело значения.
Главное – это как можно скорее завершить сев. Позаботиться о том, чтобы Хелен Кортни собрала осенью обильный урожай. Урожай, который позволил бы ей выручить достаточно денег, чтобы заплатить непомерные налоги на землю, расплатиться с ним и обеспечить себе достойную жизнь. Чтобы она не жила в постоянном страхе, что Найлз Ловлесс отберет у нее ферму.
Самоотверженность, с которой он отдавался работе, не прошла незамеченной для Хелен. С растущим восхищением она наблюдала, как Курт безропотно трудится весь жаркий день в поле и только в сумерках возвращается на ферму, потный, усталый и грязный.
Из кухонного окна Хелен могла видеть, как он утоляет жажду, опустошая несколько ковшей подряд, устало прислонившись к колодцу. Пропотевшая насквозь рабочая рубаха липла к спине, плечам и груди. Лицо покрывал слой бурой пыли. По щекам и шее, видневшейся в распахнутом вороте, стекали капельки пота. Черные как смоль волосы были влажными.
Теплым июньским вечером Хелен, по обыкновению, стояла у кухонного окна, когда Курт стянул с себя грязную рабочую рубаху и повесил на стенку колодца. Набрав полное ведро воды, он отошел от колодца и опрокинул его на голову, наслаждаясь холодными струйками, стекавшими по разгоряченному лицу и голой груди. Хелен невольно улыбнулась. Женщина ни за что не вылила бы воду себе на голову, подумала она. На такое способен только мужчина.
Ее улыбка стала шире, когда он вытер лицо ладонями, откинул назад мокрые волосы и встряхнулся, как большая собака. Она почти слышала глубокий вздох удовлетворения, вырвавшийся из его груди. Но когда загорелая рука Курта легла на его твердый живот, размазывая воду по гладкой мускулистой плоти, у Хелен возникло ощущение, будто она вторгается в нечто личное, и она поспешно отвернулась. Хелен не могла не признать, что получает немалое удовольствие, подглядывая за Куртом Нортвеем. Этот факт обеспокоил ее. Что на нее нашло?
Хелен нахмурилась. Неужели она начинает забывать о том, что он янки? Она почти сожалела, что сожгла его офицерскую форму. Лучше бы он по-прежнему носил синие кавалерийские брюки с желтыми лампасами, тогда у нее не возникало бы сомнений, кто он такой на самом деле.
Хелен яростно стиснула зубы. Неужели прошло всего несколько недель с тех пор, как она с жаром уверяла его, что никогда не забудет, что он носил форму ненавистного врага? Что не желает этого забывать. Что будет помнить об этом до конца своих дней.
Господи милосердный, неужели она начинает забывать?
Нет!
Она помнит. И всегда будет помнить.
Когда поля были засеяны, стало чуть легче. Еще многое оставалось сделать, но Курту удалось выкроить время на одну затею, которая должна была стать сюрпризом для Хелен. Он посоветовался с Джолли и Чарли и попросил их держать язык за зубами.
Курт потихоньку разобрал прогнившие ступеньки, которые вели вниз, к заливу, и, когда последняя старая доска была выброшена, занялся расчисткой тропы, заросшей вьющимися растениями и кустарником. Успешно справившись с буйной растительностью, он собрал все доски, которые можно было найти на ферме. Джолли внес свой вклад в общее дело, тайком перетаскав их вниз, чтобы Хелен ничего не заметила.
Чарли был вне себя от возбуждения в связи с предстоящим строительством. Его неоднократно предупреждали ничего не говорить Хелен, чтобы не испортить сюрприз, и он молчал.
Хелен чувствовала, что что-то происходит. Карие глаза Чарли лукаво сияли, он постоянно шептался с Джолли, хитро поглядывая на Хелен, и то и дело зажимал ладошками рот, чтобы не проговориться.
Секрет раскрылся в одно прекрасное утро, когда Хелен разбудил стук молотка. Заинтригованная, она быстро оделась и вышла через заднюю дверь, чтобы выяснить, что происходит. Возле амбара никого не было. Озадаченная, Хелен поняла, что ритмичные удары молотка звучат слабее, чем когда она была в своей спальне.
Она вернулась в дом и вышла на переднюю веранду.
Стук молотка стал громче, ближе.
Она спустилась с крыльца и поспешила через передний двор на звук невидимого молотка, доносившийся снизу, с крутого склона, ведущего к заливу. Хелен подошла к краю спуска, где раньше начиналась пришедшая в упадок деревянная лестница, и обнаружила новую лестничную площадку на месте старой. Осторожно ступив на нее, она заглянула вниз и увидела стоявшего на коленях Курта с молотком в руке, который вбивал гвозди в крепкую доску.
Он восстанавливает лестницу!
Широкая тропа, спускавшаяся к заливу, была расчищена до самой воды. Старые прогнившие ступеньки исчезли, зато появились доски, заготовленные для опор и ступенек. И все это без ее ведома. Вот почему Чарли был так возбужден все последние дни. Он все знал и умирал от желания рассказать ей.
Тронутая до глубины души, Хелен смотрела на Курта.
Он был без рубашки. Босиком. Его обнаженный торс блестел от пота. С каждым взмахом руки, ударявшей молотком, на его голой спине перекатывались мускулы. Во рту он держал гвозди. Рядом были сложены распиленные доски.
– Что вы делаете? – спросила она.
Курт поднял глаза и улыбнулся. Затем выпрямился и вытащил изо рта гвозди.
– Попробуйте догадаться.
– Восстанавливаете спуск к заливу. – По ее лицу было видно, что она ужасно довольна.
Он кивнул.
– Скоро вы сможете скакать вниз по лестнице, считая на ходу ступеньки, как в детстве.
Хелен вспыхнула, пораженная, что он запомнил ее слова.
– Сомневаюсь, что я еще в состоянии скакать, однако очень рада, что снова будет лестница. – Она села на верхнюю ступеньку. – Такого замечательного сюрприза я не ожидала.
Курт снова присел на корточки.
– Вы хотите сказать, что Чарли не проболтался?
– Да. Бедный малыш так старался, что я чувствую себя виноватой. Испортила такой грандиозный сюрприз.
– А вы притворитесь, будто ничего не знаете.
– Пожалуй, я так и сделаю, – согласилась Хелен. – Пусть он будет первым, кто мне расскажет. А еще лучше покажет.
– Хорошая мысль, – кивнул Курт, рассеянно поглаживая голую грудь. Осознав, что полуобнажен, он бросил молоток и потянулся за валявшейся в стороне рубашкой. – Простите, мэм, – смущенно произнес он. – Я обещал вам не расхаживать без рубахи, но…
– Забудьте, что я говорила, капитан. – Хелен забрала у него рубашку и положила на ступеньку рядом с собой. – Если вам так прохладнее, не вижу ничего плохого, если вы будете работать без рубашки. – Она поспешила сменить тему. – Как вы думаете, много потребуется времени, чтобы восстановить лестницу?
Курт покачал головой.
– Два-три дня, не больше.
– Не могу дождаться, – призналась Хелен.
– На самом деле лестница просто необходима, – сказал он, вытирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб. – Во всяком случае, Чарли с Джолли не замедлят воспользоваться новым спуском. Им больше не придется делать крюк, чтобы добраться до излюбленного места рыбалки.
Она с улыбкой кивнула.
– Представляю, как буду купаться в море перед сном.
Хелен промолчала.
– Да и вы могли бы иногда прогуливаться по берегу залива. – Он посмотрел на водную гладь, подсвеченную розовыми лучами восходящего солнца.
Вскоре лестница была готова.
Но Хелен продолжала делать вид, что ни о чем не догадывается. Она старалась не только для Чарли, но и для Джолли. Оставаясь в душе ребенком, старик радовался ничуть не меньше, чем его пятилетний приятель.
В день завершения строительства Чарли вскочил со стула, едва закончился ужин, метнулся к отцу и что-то взволнованно зашептал ему на ухо.
– Да, – кивнул Курт. – Можно.
Мальчик обежал вокруг стола, бросившись к Джолли. Курт и Хелен переглянулись. Чарли ничего не заметил. Как и Джолли, которому Чарли шепотом сообщил, что ему нужен его красный шейный платок.
Хелен безропотно позволила завязать себе глаза, после чего Джолли с Чарли взяли ее за руки и повели к новой лестнице.
– Еще немножко, – сказал Чарли.
– Почти на месте, – поддержал его Джолли.
Курт с улыбкой следовал за троицей, засунув руки в карманы.
– Стой! – закричал Чарли. – Стой, Хелен, уже пришли!
Хелен послушно остановилась. Джолли снял с ее глаз повязку. Хелен округлила глаза и прижала ладони к щекам.
– Новая лестница! – громко объявила она. – Глазам своим не верю. Как чудесно!
Она продолжила взволнованно восклицать, что ни о чем не догадывалась, что у нее нет слов, что она никогда в жизни так не удивлялась. Чарли хлопал в ладоши и визжал от восторга. Джолли качал седовласой головой и счастливо улыбался. Курт усмехался, аплодируя в душе ее актерским способностям и умению доставить удовольствие трогательному ребенку и старому добряку.
Искренне радуясь новой лестнице, Хелен порывисто повернулась к Джолли, тепло обняла его и поблагодарила. Затем стиснула Чарли в коротком объятии, прежде чем он успел возразить.
– Это самый замечательный сюрприз в моей жизни. Спасибо, большое спасибо!
Улыбаясь, она поднялась на ноги.
Чарли, склонив набок белокурую головку, невинно поинтересовался:
– Хелен, а почему ты не обняла капитана?
Хелен тут же напряглась. Курт тоже. Они обеспокоенно переглянулись. Повисло неловкое молчание. Наконец Хелен протянула ему руку. Курт ее пожал.
– Спасибо, – сказала она, и на мгновение ей показалось, что он обиделся. Ведь она не обняла его.
Чарли полюбил новые деревянные ступеньки ничуть не меньше, чем Хелен в детстве. Неутомимый малыш носился вверх-вниз по дюжине раз на день, сопровождаемый встревоженными криками взрослых: «Чарли, смотри под ноги!», «Чарли, помедленнее, а то сломаешь шею!», «Чарли, не подходи к воде!».
Джолли воспринял новую лестницу как Божье благословение. Ему больше не приходилось делать крюк в полмили, чтобы спуститься по наклонной тропинке к месту рыбалки, располагавшемуся непосредственно под домом Хелен. Теперь оно находилось на расстоянии нескольких ступенек.
Если точно – пятидесяти двух.
Ступеньки сосчитал Чарли, правда, не без помощи Джолли. Малыш только учился считать.
Новая лестница оказалась весьма кстати, когда наступило Четвертое июля.[1] Хелен – при активном участии Чарли – приготовила корзинку с едой для пикника, и все четверо двинулись гуськом вниз по деревянным ступенькам. Расположившись на одеяле у самой воды, они сидели в закатных лучах солнца, наслаждаясь жареными цыплятами, нарезанной ломтиками ветчиной, спелыми персиками, фаршированными яйцами, сдобными булочками и клубничными пирожными со взбитыми сливками.
Когда стемнело, компания снова воспользовалась лестницей, чтобы вернуться назад, и провела остаток вечера на передней веранде, любуясь фейерверком на противоположной стороне залива. Чарли взвизгивал и хлопал в ладоши каждый раз, когда разноцветные вспышки освещали ночное небо. Джолли хлопал и вопил вместе с мальчиком. Они вели себя как пара расшалившихся ребятишек, восхищенных чудесами пиротехники.
Однако от Джолли не ускользнуло, что Курт Нортвей и Хелен Кортни ведут себя как вежливые незнакомцы. В присутствии его и Чарли они старались быть любезными, но их по-прежнему разделяла пропасть.
Они сознательно избегали общения, держались друг от друга подальше. Даже сидели на почтительном расстоянии. Хелен устроилась в своем любимом кресле-качалке в углу веранды, Курт расположился на ступеньках крыльца.
Все это Джолли заметил, но промолчал.
Джолли Граббс умел обращаться не только с малышами. Он неплохо разбирался и в сложных взаимоотношениях взрослых людей. Он не пытался свести Курта и Хелен ближе. Если они предпочитают соблюдать дистанцию, это их дело, а не его.
К тому же вряд ли ему удастся убедить их, что жить прошлым и цепляться за застарелую ненависть – пустая трата времени. Это они должны понять сами.
В конце концов, оба они умные, отзывчивые и порядочные люди. А также молодые, здоровые и красивые. И, несомненно, одинокие.