Любовники поневоле

ГЛАВА 10

Коннор – вот трус! – снова уехал из города, а Кэт карабкалась вверх по склону к дому отца Эузебиуса. К счастью, отец Рабанус все еще находился в Денвере. Раз уж он не одобрял ее переезда в дом Коннора, то нетрудно догадаться, что сказал бы отец Рабанус сейчас. Кэт постучала в дверь, и чихающий отец Эузебиус впустил ее в дом.

– Отец, я хотела бы исповедоваться.

– Неужели это так спешно? – разворчался священник и отвернулся, чтобы чихнуть.

– Да, отец, – ответила Кэт, хмуро глядя на него.

– Ну, хорошо. Вы проходите, а я пойду надену облачение.

– Разве мы не пойдем в церковь? – Кэт не хотела исповедоваться в доме священника.

– По-вашему, я выгляжу настолько здоровым, что могу идти в церковь?

– А как же без исповедальни?

– Вы можете остаться здесь, а я буду сидеть на кухне возле печки.

– Но тогда мне придется кричать, – возразила Кэт.

– У меня хороший слух, – пробормотал священник и снова чихнул.

– Отпустите мне грехи, преподобный отец, ибо я согрешила, – начала Кэт, когда они оба заняли свои места. – Я не была на исповеди с того времени, как приехала из Чикаго. «А кто в этом виноват?» – подумала она. Священники вечно больны или вообще отсутствуют. У них нет даже приличной исповедальни. Отец Эузебиус что-то невнятно пробормотал в ответ. – Отец, я… я совершила грех прелюбодеяния. – Снова послышалось бормотание и чихание. Кэт предположила, что священник пожелал узнать подробности. – С Коннором Маклодом, сыном мужа моей матери. О, Господи, не считается ли это кровосмешением? – Этот аспект проблемы она не рассматривала.

– Продолжайте, дочь моя, – сказал отец Эузебиус и закашлялся.

– Что вы сказали?

– В чем еще вы хотите исповедаться?

– Господи, разве этого не достаточно?

– Разумеется, дочь моя. Теперь вам нужно искренне раскаяться.

– О, я раскаиваюсь, преподобный отец.

В ответ раздался продолжительный кашель.

– Пять раз прочтите «Отче наш», – выдохнул в конце концов священник.

– Пять?

– Ну, ладно, три будет достаточно.

– Три раза прочесть молитву? – слабо откликнулась Кэт. Она не верила собственным ушам.

Отец Эузебиус даровал ей отпущение грехов и вышел из кухни.

– Пришелся бы очень кстати еще один горшочек вашего куриного бульона.

– Это будет входить в искупление моих грехов? – спросила Кэт, испытывая примерно такое же чувство, какое испытал бы Святой Георгий, если бы он вошел в пещеру, ожидая столкнуться с огромным драконом, а вместо этого обнаружил бы там тщедушного отшельника. В детстве Кэт зачитывалась историями о жизни святых, и Святой Георгий представлялся ей очень романтичным.

– Нет, конечно, суп не является частью вашего искупления, – сказал отец Эузебиус. – Вы вовсе не обязаны…

– Хорошо, завтра я принесу горшочек супа, – пообещала Кэт и попрощалась, прежде чем священник успел пересмотреть свою точку зрения на совершенный ею грех.

«Может быть, он неправильно меня понял?» – недоумевала Кэт по пути домой. Или она слишком преувеличила серьезность своего падения? Конечно нет. Но отец Эузебиус решил, что будет вполне достаточно трижды прочесть «Отче наш». Это нельзя считать даже легким шлепком по руке. Может быть, молодые священники смотрят на плотские грехи более терпимо, чем пожилые? А что если он сморкался в тот момент, когда Кэт признавалась в грехе прелюбодеяния? Значит ли это, что она получила отпущение грехов? Никогда прежде не доводилось ей попадать в такую запутанную ситуацию. Разумеется, раньше она и не совершала настолько серьезных грехов. Но отец Эузебиус даже не прочел ей нравоучения насчет сияния целомудрия.

Кэт слышала, что отец Рабанус должен был вернуться к Пасхе, которая в этом году приходилась на десятое апреля.

«Я согрешила как раз вовремя», – подумала она, направляясь к Главной улице.

– Не желаете приобрести фотографию отца Дайера? – обратилась к Кэт молодая дама с коробкой, на которой было написано «Дамское общество помощи методистам». – Стоит всего двадцать пять центов, а деньги пойдут на прибавку его жалованья и на покупку нового облачения.

– Я возьму две, – не раздумывая сказала Кэт.

– Правда? – Молодая женщина была в восторге. – Я Гертруда Бригл, школьная учительница.

– А я Кэтлин Фицджеральд.

– Вы, наверное, методистка, раз собираетесь купить две фотографии. Не хотите ли присоединиться к «Дамскому обществу помощи методистам»?

– Вообще-то я католичка. – Гертруда Бригл изумленно уставилась на Кэт, но та продолжала как ни в чем не бывало: – Я интересуюсь движением за трезвость. По правде говоря, я даже прочла лекцию о вреде пьянства по просьбе отца Дайера.

– О, Господи, мне следовало сразу же вспомнить ваше имя. Тогда меня не было в городе, но я слышала, что ваша лекция всех взволновала. Как ужасно потерять отца и мужа по причине пьянства.

– Да, – согласилась Кэт. – Может быть, мы могли бы объединить наши усилия и добиться закрытия салунов?

– Мне бы этого очень хотелось, – кивнула Гертруда Бригл. – Вы уже что-нибудь решили?

– Думаю, надо выбрать одно из воскресений, более теплое, и обойти несколько салунов, чтобы прочесть лекцию о вреде пьянства.

– Отличная мысль! – воскликнула Гертруда. Женщины попрощались, и Кэт отправилась в лавку, где заказала кое-какие припасы для рудников. Потом зашла к сестрам обители Святой Гертруды, чтобы договориться об обучении четверых детей. Кэт решила, что если она запишет их в школу, им придется ходить туда. Кроме того, кто осмелится разочаровывать настоятельницу?

– Вы молодец, дитя мое, – похвалила ее Хильда Вальзен. – В обители Святой Гертруды их научат только добру. Бедные крошки растут безбожниками. О чем только думал ваш брат?

– То же самое можно было бы спросить и о Конноре Маклоде, – призналась Кэт. – Его отец утверждает, что он католик, хотя дочь Коннора, Дженни, не только не знает об этом, но и недолюбливает церковь. Она может стать для вас крепким орешком.

– Я принимаю вызов, – заявила преподобная мать Хильда.

Кэт кивнула и попрощалась. Сейчас она больше всего нуждалась в доверительной беседе со своей лучшей подругой, сестрой Фредди.

– Что ж, если он говорит, что отпустил тебе грехи, значит, это так и есть, – сказала сестра Фредерика, высокая и представительная в монашеском одеянии.

– Я рада, что ты так думаешь, Фредди. Мне и в самом деле не хотелось бы снова исповедоваться в том же самом.

– Охотно верю, – строго ответила сестра Фредерика. – Раз уж ты просишь моего совета, я хотела бы тебе кое-что сказать. Во-первых, я удивлена: никогда не думала, что ты можешь допустить прелюбодеяние. Во-вторых, держись подальше от Коннора Маклода. Судя по всему, ты готова влюбиться в него, как влюбилась в Мики.

– Я вовсе не собираюсь влюбляться, Фредди.

– В-третьих, перестань называть меня Фредди. Так не подобает.

– Попытаюсь, – пообещала Кэт.

– И в-четвертых, пожалуйста, не обращайся больше ко мне по вопросам, связанным с плотскими грехами.

– Фредди, но с кем же еще мне поговорить? Ты моя лучшая подруга.

– Я монахиня.

– Ну, ладно. – Кэт согласилась, что к монахиням не стоит обращаться по поводу прелюбодеяния. Она вздохнула. В прежние времена не было тем, которые они с Фредди не могли бы обсуждать.

– Я хотела сказать тебе еще кое-что. – Сестра Фредерика вопросительно взглянула на подругу. – Я хочу закрыть какой-нибудь салун в одно из воскресений. И не говори мне, что это «полностью совпадает с протестантской точкой зрения», как кое-кто заявил мне. – Кэт не стала уточнять, что эти слова принадлежат епископу. – Просто посмотри на это с точки зрения церкви, Фредди. Если салуны закроются, горнякам некуда будет пойти в воскресенье, кроме как в церковь.

– Закрыть салуны? – задумалась сестра Фредерика. – Эта мысль мне нравится.

Кэт подождала, пока вся семья соберется за столом к ужину, и только тогда объявила о том, что записала детей в школу сестер Св. Гертруды.

– Я не пойду в школу, где полно монахинь, – заявила Дженни. – Скажи ей, папа.

– Я тоже, – подхватил Джимми. – Мои друзья поднимут меня на смех.

– Друзья, которые подговаривали тебя прострелить себе ногу? – спросил Коннор. – Монастырская школа именно то, что тебе нужно.

– А мне она ни к чему, – возразила Дженни.

– Женщины должны получить образование, – заметила Кэт. – Вот я, например. Мне пришлось заняться делами моего брата, а еще раньше – делами отца. А что если и твоя помощь понадобится отцу? Скажешь: «Извини, папа, но я не знаю ничего, кроме рецептов, которым научил меня Одноглазый?..»

Коннор хотел было возразить, но потом передумал и пробормотал:

– Кэт попала в точку, Дженни. Она права.

– Не понимаю, почему все должно быть так, как хочет Кэт, – ныла Дженни. – Она ведь тебе не жена. – Коннор заерзал на стуле. – Почему меня нужно всунуть в монастырскую школу только потому, что Кэт сама училась там? И почему она получит новую комнату в своей половине дома, если в моей едва помещается кровать?

– Мы найдем компромисс, Дженни, – сказала Кэт, мысленно прощаясь со своим вторым этажом, который, впрочем, Дидерик так и не начал строить, до сих пор продолжая заниматься окраской. Он решил покрасить резные детали карнизов в другой цвет. Такое новаторство вряд ли будет замечено в городе, где многие дома были всего лишь обшиты досками или остались бревенчатыми. – Ты начнешь учиться в школе, а я договорюсь с Дидериком, чтобы он построил еще одну комнату с вашей стороны.

– Боже, вы хотите оставить этого плотника? – воскликнул Коннор. – Он мне не нравится.

– Меня устраивает, как он работает, – заявила Кэт.

– Может быть, когда он работает на вашей стороне. А на моей он скоро проделает дырку в стене и, наверное, так все и оставит.

Кэт почувствовала угрызения совести. Она использовала их совместное падение, чтобы получить согласие Коннора на то, что в ином случае он бы непременно отверг. Десять минут спустя, выйдя из кухни, чтобы собрать оставшиеся тарелки, Кэт обнаружила, что Ингрид почти сидит на коленях у Коннора, обсуждая с ним вопрос, стоит ли позволять детям посещать школу обители Святой Гертруды. При этом Ингрид, обычно хмурая и неприветливая, обольстительно улыбалась.

– Ингрид, твоя очередь вытирать посуду, – резким тоном сказала Кэт.

Ингрид, никогда не вступавшая в пререкания, отправилась на кухню, а Кэт в порыве раздражения спросила Коннора:

– Вы с нею спите?

– Тише, Кэт, – предостерег он, оглядываясь вокруг. Потом подошел поближе и прошептал: – Я ни с кем не сплю, а уж тем более с Ингрид.

Кэт нахмурилась. Коннор спал с нею. Почему? Ведь он не любит ее? Кэт понимала, что может спросить о том же и себя. Неужели в колорадском воздухе содержится нечто, совращающее с пути праведного даже таких добродетельных женщин, как она и ее мать?

– Вы и впрямь считаете, что я могу заинтересоваться такой глупой женщиной, как Ингрид? – спросил Коннор.

– А может, вам нравятся глупые женщины, – предположила Кэт. – Может, вы вообще думаете, что все женщины глупы.

– Вы не глупы, Кэт, – сказал Коннор. – Если не считать вашего увлечения идеей трезвости. Гертруда Бригл рассказывает каждому встречному, что вы с нею и отцом Дайером скоро начнете закрывать салуны.

«А также с сестрой Фредди», – с удовлетворением подумала Кэт, а Коннору сказала:

– Моя религиозная деятельность вас не касается. Вы и так осложнили мои взаимоотношения с церковью.

– Ах, Кэт. – Сожаление смягчило черты его лица. – Догадываюсь, насколько тяжело для вас было говорить с отцом Эузебиусом. Каждый раз, завидев меня, он хмурится. Простите, Кэт. И, надеюсь, вы понимаете, что если салуны закроются, это повредит нашим интересам. Шон просил вас позаботиться…

– Согласна, я пренебрегла интересами Шона, – перебила его Кэт, – поэтому нам нужно срочно отправляться на рудник.

– Сейчас мы не можем поехать, – встревоженно возразил он. – Да и потом тоже. Это… это было бы неблагоразумно.

– Может быть, вы и правы, – согласилась Кэт. – Но если я останусь дома, то в ближайшее воскресенье начну компанию по закрытию салунов.

– Проклятие, Кэт! Я не позволю вам шантажировать меня.

– Ты с ума сойдешь, когда услышишь это, папа, – заявила Дженни.

– В чем дело, милая? Ах да, Кэт, вам привет от Шона. – Коннор только что вернулся из Денвера. – Он поправляется. А где Ингрид? У меня для нее письмо.

– Понятия не имею, – рассеянно ответила Кэт. Она так обрадовалась, услышав об улучшении здоровья брата, что в данный момент ее не волновало необъяснимое отсутствие Ингрид.

– Послушай меня, папа, – настаивала Дженни. Кэт опустила глаза, пряча улыбку. Она отлично знала, о чем Дженни не терпелось рассказать отцу.

– Кэт сделала то, что ты ей запретил. Они с сестрой Фредерикой, отцом Дайером и мисс Бригл, учительницей, – остальные дамы из «Общества помощи методистам» не захотели прийти, потому что решили, что это слишком опасно и не подобает леди…

– Ты когда-нибудь доберешься до сути? – проворчал Коннор.

– Они явились в салун «Энгл Бразерс» и не хотели уходить.

– Женщин не пускают в салуны. – Глаза Коннора потемнели от гнева. – Это противозаконно. Вы понимаете, что вас могли арестовать? – обратился он к Кэт.

Та пожала плечами.

– Они стали говорить о вреде пьянства, а горняки разозлились и ушли. Братья Энгл были вне себя и сказали, чтобы Кэт больше не приходила в салун, тем более с монахиней.

– Как вам это удалось? – поинтересовался Коннор.

– И это еще не все, папа. Один игрок, его зовут Камерон Пауэл, сказал братьям Энгл, что они не могут выгнать красивую леди, и поцеловал Кэт руку, – торжествующе усмехнулась Дженни.

– Вот оно что! – взорвался Коннор. – Вы больше не пойдете ни в какие салуны, Кэтлин Фицджеральд!

– Нет, пойду. В следующее воскресенье мы встречаемся…

– В следующее воскресенье вы будете в Монтесуме на пути к руднику «Запоздалый».

Кэт мило улыбнулась.

– Конечно, дела превыше всего.

– Ты возьмешь ее с собой?! – воскликнула Дженни. – После того, что она сделала? Меня ты никогда не берешь, папа.

В последнюю минуту Коннор объявил, что поездку придется отложить, так как необходимо присутствовать на заседании суда. Кэт задумалась. А что если Коннор специально дождался конца недели, чтобы сообщить об этом тогда, когда будет слишком поздно организовывать очередную атаку на салуны Брекенриджа? Теперь пройдет, по крайней мере, две недели, прежде чем она сможет вернуться к борьбе за трезвость, если, конечно, не откажется от запланированной поездки. Заметив колебания своей спутницы, Коннор упомянул о том, что в конце следующей недели в Монтесуме состоится костюмированный бал.

– А я знаю, что вы без ума от танцев, Кэт, – заискивающе добавил он.

– Я люблю танцы, это верно, – с достоинством ответила Кэт. – Но не надейтесь, что меня легко провести.

И все же она не могла не думать о предстоящем костюмированном бале. Слишком заманчиво, чтобы упустить такой случай. Придется на время отказаться от борьбы за трезвость. Кэт уже мысленно представляла свое бальное платье. Кроме того, она обещала брату, присматривать за его имуществом. Но больше всего Кэт не терпелось увидеть Дикси, о которой она слышала каждый раз, когда Коннор отправлялся в Монтесуму.

– Ну, скоро вы увидите Дикси, – похлопывал его по плечу Одноглазый, добродушно посмеиваясь.

Кто такая Дикси? Вот что хотелось узнать Кэт больше всего.

Они вошли в зал суда. Коннор представил Кэт судье, потом Медфорду Флемингу, который защищал интересы Трентон Майнинг Компани в Колорадо – красивому, с иголочки одетому мужчине средних лет со злыми глазами – и, наконец, Харрисону Подеру, адвокату Флеминга.

– Как приятно, что на заседании будет присутствовать такая симпатичная леди, – галантно сказал Пондер. У него был самый аристократичный нос, который Кэт когда-нибудь видела.

– Благодарю вас, – улыбнулась она, размышляя при этом, заметил ли Коннор, что она выглядит очень мило. Отметил ли он ее новое платье? Кэт казалось, что платье просто восхитительно: из кремового шелка, со вставками из темно-зеленого бархата, с плоеной манишкой и облегающим лифом. Разглядывая себя в зеркале Ингрид, она с удовлетворением заметила, что фасон юбки – чередующиеся горизонтальные оборки кремового и темно-зеленого муара – делает ее талию удивительно тонкой на вид.

– Симпатичные леди, – отрезал судья, саркастически подчеркивая комплимент Пондера, – должны оставаться дома. Им не место в зале суда.

«Наверное, Коннор не заметил платье, – подумала Кэт. Да надень она хоть мешок, Коннор, вероятно, не обратил бы на это внимания, так как в последнее время он вообще не смотрел на нее. – Ладно, – решила Кэт, – дождемся бала». Она уже представляла себе, как появится в новом платье, и тогда-то уж Коннор обязательно посмотрит на нее. Но как только смеет судья утверждать, будто женщина не имеет права находиться в суде, чтобы защищать интересы своего брата.

– Женщины не имеют права голосовать на выборах, поэтому они не должны иметь отношения к судопроизводству, – заявил судья.

– Они должны голосовать, – незамедлительно отозвалась Кэт.

Коннор предостерегающе толкнул ее локтем в бок. Флеминг снисходительно улыбнулся, а Чарли Максвелл, их поверенный, сказал:

– Следует отметить, мисс Кэтлин, что у нас в Колорадо женщины имеют право голосовать на выборах в школьный совет.

Коннор хмуро взглянул на Чарли, в то время как судья пренебрежительно заявил:

– Безумная идея. Женщин достаточно научить шитью и тому подобным вещам. Им незачем голосовать.

«Уроки шитья? Ну, что ж, именно таких ошибочных суждений и можно было ожидать от судьи, который носит клетчатые подтяжки», – решила Кэт. Хотелось бы ей сказать пару резких слов этому старому дураку, однако следовало быть осмотрительной с человеком, в чьих руках находится финансовое благополучие ее семьи. И все же Харрисон Пондер оказался порядочным и принципиальным мужчиной.

– Не все мы придерживаемся столь ограниченных взглядов на женское образование, мисс Кэтлин, – сказал он. – Надеюсь, я могу называть вас по имени?

– О, конечно, – согласилась Кэт, решив, что вежливое обращение с этим человеком не повредит делу. Возможно, он даже более честно отнесется к вопросу о тяжбе, если быть с ним любезной.

И Флеминг, и судья мрачно глядели на поверенного, но Пондер добавил:

– Женщины не только могут голосовать на выборах в школьный совет, но даже могут управлять советами.

– В самом деле?

– Да, разумеется. Мой уважаемый коллега не упомянул об этом.

– Я как раз собирался сказать об этом, – вмешался Чарли Максвелл.

– Вот что мы получим, допустив женщин в палаты парламента – пустую болтовню, – неприязненно заметил судья. – Не желаю больше слышать подобных разговоров. Я вызвал обе стороны, потому что не хочу годами возиться с этим делом. Ничто не удручает присяжных больше, чем тяжба о верхушке месторождения. Давайте выслушаем какие-нибудь серьезные предложения.

Коннор заговорил о причинах тяжбы, которая, как он твердо заявил, была с самого начала обусловлена нечестностью Флеминга. Чарли Максвелл рассуждал о законности, затем перешел к изложению того решения, которое удовлетворило бы его клиентов. Харрисон Пондер изложил, с бесчисленными кивками и поклонами в сторону Кэт, требования Флеминга. Судья заявил, что все эти обвинения и аргументы он уже слышал раньше, а теперь хотел бы узнать что-нибудь новенькое.

– Мы хотим сделать предложение, – сказал Флеминг.

Кэт отметила маникюр на его руках, чуть тронутые сединой темные волосы; злорадно заметила залысины на лбу, что явно портило тщательно приглаженную прическу. Ни на йоту не доверяла она этому человеку.

– Мы слушаем, – резко бросил Коннор.

Кэт улыбнулась поверенному Флеминга и прошептала, что надеется услышать предложение, которое бы стало серьезной попыткой решить дело полюбовно. Пондер казался обеспокоенным.

– Пятнадцать тысяч, – заявил Флеминг. Коннор вскочил.

– Пятнадцать тысяч! Это меньше, чем ваше первоначальное предложение, которое и без того было унизительным.

– Берите деньги и уходите, – сказал Флеминг.

– Я уверена, вы можете найти и более приемлемое решение, – сказала Кэт, бросая холодный взгляд на Медфорда Флеминга и улыбаясь его поверенному.

– Мне бы тоже хотелось так думать, мисс Кэтлин, – проговорил Пондер.

Коннор направился к выходу, что Кэт сочла крайне неучтивым. Чарли Максвелл предложил ей руку. Остальные тоже поднялись, когда Харрисон Пондер вдруг наклонился к Кэт и прошептал:

– Могу я нанести вам визит, мисс Кэтлин?

«Уж не собирается ли он предложить свои услуги по улаживанию дела между двумя сторонами?» – подумала Кэт.

– Да, – прошептала она, – пожалуйста. Пондер подошел к судье.

– Ваша честь, на этот раз я хочу отказаться от ведения дела, – заявил он.

– Что? Ваше устранение отбросит нас назад на несколько месяцев, – проговорил судья.

– Тем не менее, я должен отказаться вследствие… – он улыбнулся Кэт, – …столкновения интересов.

– Эта женщина соблазнила моего поверенного! – воскликнул Флеминг.

– Прошу прощения, – взорвалась Кэт. – Я ни разу в жизни не видела мистера Пондера до сегодняшнего дня.

– Вношу протест по поводу оскорбления, нанесенного моей клиентке! – закричал Чарли Максвелл. – Она ни в коей мере не заинтересована в поверенном противоположной стороны.

Пондер бросил на него самодовольный взгляд и удалился.

Флеминг злобно прошипел:

– Я буду с вами за это судиться.

– Вы и так уже судитесь, – пробормотал Коннор.

– Вот что получается, если допустить женщину в зал заседаний, – изрек судья.

Кэт позволила Чарли помочь ей надеть пальто и обменялась пристальными взглядами с Коннором. Разумеется, она и не думала поощрять этого глупого поверенного. Гордо подняв голову, Кэт проплыла мимо Коннора, в то время как Чарли семенил следом, предлагая проводить ее домой.

– Она не нуждается в провожатых, – грозно предупредил Коннор. – Мисс Кэтлин со мной.

– Всего две минуты назад вы собирались уйти без меня, – бросила Кэт через плечо.

– Вы понимаете, что это отбросит рассмотрение нашего дела в суде на несколько месяцев назад? – спросил Коннор после обеда.

– Но я здесь не при чем.

– Конечно, теперь мы можем позволить себе ждать, раз вам удалось настолько очаровать бедного Чарли, что он готов бесплатно оказывать нам услуги.

– Я этого не добивалась. К тому же, он получит процент от прибыли.

– Так вы разрешили Пондеру нанести вам визит или нет?

– Ну, конечно. Я ведь думала, что он хочет поговорить о деле.

– То же самое вы думали о Чарли.

– Чарли и разговаривает со мной о деле.

– И почему я ввязываюсь в эти идиотские споры с вами, Кэт?

– Если предъявляется идиотское обвинение, то получается идиотский спор, – нашла Кэт достойный ответ и улыбнулась Коннору.

Коннор засмеялся, и Кэт присоединилась к нему. Впервые она чувствовала себя легко с Коннором с тех пор… нет, невыносимо думать об этом. Но грех – великий разрушитель дружбы, и ей следует помнить это, когда они отправятся в путь.