Дрожа от страха, едва не плача, Кэт вышла из конторы Трентон Майнинг Компани. Как он посмел сделать такое предложение порядочной женщине? Думает, раз богатый выходец с Востока, то может обращаться с нею так пренебрежительно? Медфорд Флеминг угрожает ее благосостоянию, поджег дом Коннора, а теперь еще вздумал оскорблять Кэт… словно она какая-нибудь шлюха. А что она может поделать? Как может женщина защитить себя от подобных мужчин? Теперь ясно, о каких опасностях, подстерегающих молодую женщину, говорила мама. И теперь понятно, почему Шон так настаивал, чтобы Кэт находилась под защитой Коннора. Но сейчас его не было в городе. Коннор отправился разбираться с новыми неприятностями, которые, без сомнения, тоже подстроил Флеминг.
Больше всего на свете Кэт хотелось сейчас выплакаться на плече у матери. Только женщина способна понять, какое унижение ей пришлось испытать от такого отношения к себе со стороны мужчины, которого она ненавидела. Женщины… они могут не обладать той властью, которой пользуются в обществе мужчины, но кое-что зависит и от них. Во все времена женщины являлись арбитрами респектабельности, несли понятие о цивилизованных отношениях и порядочности, всегда были готовы защищать свои убеждения. Флеминг использовал слухи и сплетни для достижения своих целей, и Кэт пригрозила ему ответить тем же, хотя и не думала поступать таким образом. Это было бы опасным шагом, но все же…
Кэт передумала. Вместо того, чтобы отправиться домой, сунуть голову под подушку и выплакаться, она зашагала к домику Дайеров возле реки, где сегодня у дам «Общества помощи методистам» было назначено собрание. «Женщинам нужно объединиться», – думала Кэт, и она готова дать им такую возможность.
– Ах, моя дорогая Кэтлин! – воскликнула Люсинда Дайер. – Какой сюрприз.
– Дорогая миссис Дайер, – в свою очередь любезно отозвалась Кэт, – мне жаль, что я помешала вам… но я… у меня…
Все дамы-методистки выглядели такими же удивленными, как и Люсинда. Одна только Гертруда Бригл спросила:
– Что такое, Кэт? Что случилось?
Кэт залилась слезами. Покинув контору Флеминга она держалась из последних сил и теперь с облегчением дала выплеснуться обиде.
– Моя дорогая, – воскликнула Люсинда и заключила Кэт в объятия.
Дамы толпились вокруг, предлагая наперебой чай, носовые платки, пирожные, успокаивающие, похлопывая по спине и задавая вопросы. Наконец Кэт промолвила:
– Я… ходила к Медфорду Флемингу. – Дамы удивленно переглянулись. – Он… он настраивает против нас горняков и сжег мой дом. Дженни… Дженни погибла бы, если бы…
– И вы тоже, – подхватила Гертруда. – Кэт тоже чуть не погибла, спасая Дженни. Но я не знала, что это был поджог.
– А не могло это случиться из-за печки или… лампы? – спросила одна из дам. Пожар представлял собой страшное бедствие для приграничных городков. Никто не мог и представить себе, что есть люди, способные использовать его как оружие против женщин и детей.
– П-печка была холодная. Это п-произошло днем, лампы еще не зажигали. Кроме Флеминга никто бо-больше не желает нам зла.
– Что он сказал вам, дорогая? – спросила Люсинда.
– О, я не могу вам передать. Это было так ужасно. Если бы моя мама была здесь.
Женщины обменялись взглядами, а Люсинда участливо поинтересовалась:
– Может быть, вы хотите поговорить с отцом Дайером, Кэтлин?
Кэт подняла лицо, залитое слезами, и воскликнула:
– Я никогда не смогу говорить об этом с мужчиной, даже таким милым и добрым, как отец Дайер. – Она видела, что одни дамы сгорают от любопытства, а другие вне себя от ужаса, но все прониклись искренней симпатией к Кэт.
– Моя дорогая миссис Фицджеральд, – вступила в разговор женщина, известная как самая большая сплетница в городе, – вы можете облегчить душу перед нами. Мы, женщины, должны держаться вместе.
– Вы правы, – согласилась Кэт, радуясь, что ее собственные чувства нашли выражение в чужих словах. – Если я буду молчать, он ведь может… он может оскорбить и унизить еще какую-нибудь женщину своими… своими мерзкими предложениями. – Дамы дружно приветствовали это утверждение. – Эти… эти ужасные богачи с Востока думают, что могут говорить все что угодно нам, порядочным женщинам, только потому, что у них много денег.
– Что сказал вам этот негодяй? – спросила Гертруда с таким видом, будто была готова немедленно двинуться в атаку на Медфорда Флеминга.
И тогда Кэт пересказала им содержание ее беседы с Флемингом, каждое оскорбительное слово.
– Он вел себя так, будто быть поборницей трезвости – это то же самое, что быть… быть падшей женщиной.
Каждая леди из присутствующих в комнате сочувствовала идее трезвости, и Кэт получила именно тот ответ, на который надеялась.
– Мое бедное дитя, – сказала Люсинда Дайер. – Я думаю, все мы должны вознести благодарственную молитву за то, что вы вырвались живой и невредимой из когтей этого… этого развратника.
– Что же станет с миром грядущим, если женщина не может защитить свой дом и своих детей, не подвергая свою честь опасности со стороны этих мерзких людей из восточных штатов? – раздался негодующий голос первой сплетницы в городе, когда молитва была закончена.
– Этому человеку необходимо преподать урок, – сказала Гертруда с мрачным выражением на юном лице.
– Вы все так добры ко мне, – растрогалась Кэт и позволила отряду воинственно настроенных дам напоить себя чаем и проводить домой.
В последующие три дня не менее десятка дам, помимо тех, что уже были извещены о происшедшем, нанесли визит Кэтлин, чтобы выразить свое сочувствие по поводу муки, которую она претерпела. Пятеро из них заверили Кэт, что если когда-нибудь им предоставится возможность, они с радостью зарежут Медфорда Флеминга. Кэт с удовольствием выслушала слова сочувствия, а еще большее удовольствие испытала при мысли, что мужья этих дам будут встречаться с Флемингом в связи с делами, и вряд ли им понравится, что этот наглец способен оскорбить их жен.
– Откуда все эти дамы? – удивлялась Дженни, которая по возвращении из школы каждый день обнаруживала какую-нибудь гостью, нередко протестантку, распивавшую кофе с кексом в гостиной отца. – И почему ты не принимаешь их на своей половине?
– Мы же там спим, – сказала Кэт. В действительности ей хотелось, чтобы как можно больше людей увидело следы пожара, организованного Флемингом. Она была готова пригласить весь город, чтобы показать всем обгоревшую гостиную Коннора, но решила, что это выглядело бы слишком нарочито. – А они не возражают против приема в вашей гостиной. В Брекенридже такие дружелюбные люди. Они очень добры ко мне.
– Удивительно, учитывая то, что ты католичка. Кэт улыбнулась. Как ошибался Флеминг, когда предполагал, что религиозные убеждения Кэт лишат ее союзников. Леди – христианки, католички и православные, сплотились под ее знаменем. В пятницу дамы из Общества Святого Покрова голосовали за то, чтобы попытаться уговорить горняков-католиков уйти с рудников Флеминга. Кэт произнесла перед ними небольшую речь, благодаря за сочувствие, и заявила, что женщины должны держаться вместе ради защиты благопристойности перед нападками зловредных пришлых элементов.
Трое местных торговцев остановили Кэт на улице и поздравили с тем, что она не побоялась дать решительный отпор наглым домогательствам Медфорда Флеминга. Ее уверяли, что Флеминг до сих пор ходит с забинтованной головой. Кэт с радостью узнала, что его затраты выросли до небес, так как торговцы подняли цены на припасы, закупаемые у них Флемингом. Вряд ли это понравится его восточным компаньонам.
В воскресенье преподобный отец Дайер произнес проповедь о том, как трудно богачу попасть в рай, особенно если он подвержен предосудительной похоти. Вся паства знала, какого богача имел в виду отец Дайер; обе городские газеты не преминули написать о проповеди.
В следующий вторник к шерифу Уиллу Айлифу явилась делегация женщин с вопросом, нет ли закона, запрещающего наносить оскорбления порядочным дамам. Айлиф ответил, что хотел бы, чтобы такой закон был, но, насколько ему известно, в книгах он не приводится. Кэт, ничего не ведая, спокойно занималась своими делами, в то время как вокруг разрастался шум успешно раздуваемого скандала, а люди шептали друг другу на ухо, какая она храбрая женщина. К счастью, Коннор был в Денвере.
Кэт не представляла себе, как бы он отреагировал на последние события, но была довольна, что повернула в свою пользу шанс, подвернувшийся ей при таких ужасных обстоятельствах. Может быть, Медфорд Флеминг и не знал об этом, но в Брекенридже его имя было предано анафеме.
В среду сестра Фредди заявила Кэт:
– Прими мои соболезнования, Кэтлин, но, судя по тому, что я слышала, мистер Флеминг потерпел поражение.
– Люди проявили огромную доброту ко мне и оказали поддержку, – ответила Кэт.
– В чем? – поинтересовалась Дженни, сидевшая вместе с ними в гостиной. Ей никто не рассказал о скандальном происшествии, так как невинным девушкам не стоит слушать подобные истории.
– На самом деле я пришла поговорить с вами о Джимми, – сказала сестра Фредди. – Сегодня но время урока катехизиса он насмешил весь класс. Я спросила, что делал наш Спаситель на горе, а Джимми ответил: «Наверное, искал руду». – Дженни захихикала. Сестра Фредди бросила на нее укоризненный взгляд и продолжила: – Тебе стоит позаниматься с ним Новым Заветом, Кэт.
– Ох, Фредди, – хохотала Кэт, – он знает, что делал Христос на горе. Это старая колорадская шутка, они над нею и смеялись.
– В самом деле? – Фредди казалась озадаченной. Выражение ее лица напомнило Кэт о преподобной матери Хильде Вальзен. А потом ей пришло в голову, что Фредди, ее давняя подруга детства, в один прекрасный день может сама стать преподобной матерью настоятельницей. От этой мысли Кэт почувствовала себя ужасно старой.
На следующий день пришло известие о несчастном случае на руднике «Запоздалый», и Кэт отправилась в Монтесуму одна, так как Коннор до сих пор не вернулся. В записке, присланной с одним из горняков, говорилось, что взрыв был произведен в неудачном месте, и рудник затопило. Один человек утонул, двое получили тяжелые травмы. На всякий случай Кэт вооружилась револьвером Джимми. Осторожно направляя лошадь по горной дороге, она с трудом подавляла страх, пытаясь вспомнить, что ей известно о том, как заряжать револьвер и как стрелять из него.
Горняки на «Запоздалом» ожидали увидеть Коннора и были потрясены тем, что к ним заявилась Кэт.
– Не надо было давать руднику такое несчастливое название, – посетовал управляющий.
– Глупости! – отмела это предположение Кэт. – Что случилось?
– Новый работник допустил ошибку: заложил слишком много пороха и установил заряд не в том месте, где нужно было. Рвануло у боковой стены, и хлынула вода. Тому парню повезло, он успел выскочить, а троих других прихватило. Мы делаем еще одну штольню, чтобы отвести воду, но пока не закончим, не сможем выдавать руду на-гора.
Кэт подумала о деньгах, которые придется заплатить горнякам за вынужденный простой. Если так пойдет и дальше, Флеминг выиграет дело.
– Человек, который производил взрыв, еще здесь?
– Ставит крепления.
– Давно он нанялся к нам на работу?
– С месяц тому назад. Приехал из Аспена.
– Я бы хотела поговорить с ним.
В контору привели нового работника. Пела Маркуса. Он оказался неуклюжим, небритым парнем, который с первого же взгляда не вызвал у Кэт никакого доверия. Она вынула из сумочки револьвер Джимми и осторожно подняла его, держа обеими руками.
– Ну, а теперь, мистер Маркус, расскажите мне, кто приказал вам затопить рудник?
Пел Маркус побледнел, в то время как управляющий попытался протестовать.
– Держитесь подальше от линии огня, мистер Кетчем, – попросила его Кэт. – Мне не хотелось бы ранить безвинного человека.
– Но, миссис Фицджеральд, что вы собираетесь делать с Пелом?
– Ничего, если он скажет правду. Это уже не первая диверсия, предпринятая шпионами Трентон Майнинг Компани. Недавно подожгли мой дом… – Маркус опустил голову, а управляющий удивленно уставился на Кэт. – …а там находилась Дженни Маклод.
– Дочка Коннора погибла?
– Я вовремя вытащила ее. – Кэт направила револьвер на Пела Маркуса. – Потом мистер Флеминг оскорбил лично меня своими гнусными намеками. Кстати, мистер Маркус, я ударила его по голове пресс-папье с золотым самородком, которое оказалось у него на столе, и вполне готова и вам нанести увечье. Моему терпению пришел конец.
– Но я не… не делал…
– Если вы признаетесь, что вас наняли, чтобы затопить рудник, я просто передам вас властям. Если нет – пеняйте на себя. Я нажму на спусковой крючок. Если вы невиновны, Бог защитит вас.
– Вы с ума сошли! – Пел Маркус побледнел от страха.
– Очевидно, вы ничего не знаете об истории церкви, мистер Маркус. Вина или невиновность человека веками пребывают в руках божьих, поэтому вам нечего бояться, если вы невиновны. Господь защитит вас.
– Меня нанял Флеминг! – выкрикнул Маркус.
– Вы говорите это не потому, что мало верите в Бога?
– ОН нанял меня, – расплакался Маркус. – Заплатил мне пятьдесят долларов: двадцать пять сразу, двадцать пять, когда затопило рудник.
– Не знаю, мистер Маркус. Может быть, вы говорите неправду, – сказала Кэт, крепче сжимая в руках револьвер.
– Деньги в моих воскресных башмаках. Клянусь, это правда!
– Хорошо. Если вы поклянетесь на Библии, я поверю вам на слово. Позовите сюда остальных, мистер Кетчем. Они должны знать, с чем мы столкнулись, и быть более бдительными в будущем.
Рыдающий Пел Маркус дал клятву перед разъяренными горняками «Запоздалого».
– Пожалуйста, джентльмены, не причиняйте ему вреда, – попросила Кэт, собираясь отправиться верхом в Монтесуму за шерифом. Кетчем вызвался сопровождать ее.
– Флеминг оскорбил вас, мэм? – нерешительно спросил он.
– Да, оскорбил, – ответила Кэт. – То, что он сказал мне… ну, вы понимаете, мистер Кетчем, я не могу повторить эти слова, но могу утверждать, что он распутник, в обществе которого ни одна порядочная женщина не может находиться ни минуты.
Глаза управляющего стали круглыми, как блюдца, когда Кэт закончила свою тираду, так и не прояснив суть своего столкновения с Флемингом. Она не сомневалась, что в течение ближайшей недели любой горняк из Монтесумы найдет дорогу в Брекенридж, чтобы отыскать недостающие подробности. А в подробностях недостатка не будет, так как многие дамы уже пересказывали шепотом своим мужьям шокирующую историю с Медфордом Флемингом.
В Монтесуме Кэт сделала заявление о том, что Пела Маркуса вместе с Флемингом следует обвинить в гибели рабочего на руднике «Запоздалый». Однако, Маркусу не суждено было пойти под суд. На следующее утро его нашли повесившимся в конторе, где горняки, как поклялись все до единого, заперли его, но оставили живым и невредимым.
Услышав об этом, Кэт опешила. Может быть, не стоило так подходить к делу, как подошла она? Насилие набирало силу. Она так и не узнала: то ли ее собственные работники линчевали парня, то ли это сделал кто-то из приспешников Флеминга, чтобы защитить хозяина. Лишь одно объяснение Кэт отмела сразу же: что трусливый Пел Маркус повесился сам.
– Дома была только Нолин, папа, – сказала Дженни. – Кто-то принес Кэт записку. Кэт сказала: «Да хранят нас святые угодники», побросала в саквояж какую-то одежду, приказала Нолин присматривать за хозяйством и уехала.
– И Нолин даже не спросила, куда она поехала? – Коннору все это страшно не нравилось.
– Наверное, Кэт скоро вернется. – Дженни пыталась играть на пианино Ингрид. – Сестра Паулина говорит, что мне нужно брать у нее уроки, потому что у меня есть музыкальный слух.
– Пока Дидерик не закончит ремонт, в этих комнатках будет слишком много народу, чтобы мучить всех неумелой игрой на пианино.
– Кэт сказала бы, что мне нужно практиковаться.
– Тогда надо было выяснить, куда она поехала.
– Может быть, ей просто надоели гости, и она решила убраться от них подальше. Каждая леди в городе нанесла визит Кэт, даже протестантки.
– Вот как? – Если бы дочь сказала, что Кэт навестили все мужчины Брекенриджа, Коннор не удивился бы, хотя это ему и не понравилось бы. Но дамы? И к тому же методистки? Впрочем, какое ему деле до того, кто посещает Кэт? У Коннора нет на нее никаких прав.
– Мистер Маклод, не могу ли я пригласить вас на чашечку чая?
Коннор не мог припомнить, когда еще его так заставали врасплох. Он знал, кто такая эта красивая, нарядная женщина, хотя их никогда не представляли друг другу, и не ожидал когда-либо получить приглашение на чай в дом Медфорда Флеминга.
– Ваш муж хочет поговорить со мной? – осторожно осведомился Коннор.
– Нет, нет, речь идет не о делах, – сказала Юстасия Флеминг. – Хочу попросить вас об одной услуге.
Весьма странно. Коннор принял приглашение из любопытства и в четыре часа дня появился у нового дома Флемингов на Никкель-Хилл. Его немало повеселили призывные возгласы нескольких ярких представительниц квартала «красных фонарей», которые приветствовали прохожих со своих балконов.
– Мистера Флеминга сейчас нет в городе, – сообщила Юстасия Флеминг. Она поправила рыжеватый локон, выбившийся из затейливой прически, и грациозно опустилась на парчовый диванчик, жестом приглашая Коннора сесть рядом.
Коннор сел. Насколько ему было известно, величавая Юстасия Флеминг редко появлялась в Брекенридже, и еще реже приглашала к себе местных жителей. Служанка подала чай.
– Если вы желаете выпить что-нибудь покрепче, я прикажу принести, – предложила миссис Флеминг.
– Чая вполне достаточно, – сказал Коннор, который терпеть не мог это пойло. Он не поднимал глаз от своей чашки, потому что на хозяйке было какое-то свободное, широкое одеяние, и Коннор не сомневался, что под этим домашним платьем нет корсета. Наверное, она только что встала после дневного сна. Уж не халат ли на ней?
– Не желаете сухариков? – Юстасия протянула ему блюдо с печеньем, и широкий рукав откинулся, приоткрыв тонкое запястье и округлую руку.
Коннор взял печенье и ехидно подумал, как удивился бы Одноглазый, если бы ему предложили такой «сухарик», чтобы обмакнуть в подливку. Миссис Флеминг, очевидно, копировала манеры английской знати. Бедро женщины прижалось к бедру Коннора, и он отвлекся от своих мыслей.
Юстасия посмотрела прямо в глаза гостю и проговорила:
– Дорогой мистер Маклод, я хотела посоветоваться с вами относительно одной проблемы, касающейся моего дома.
Коннор осторожно отодвинулся, с интересом ожидая, придвинется ли Юстасия снова. Может быть, он неправильно понял эти многозначительные намеки, и жена Медфорда Флеминга вовсе не завлекала Коннора в свою постель. А то, что на ней надето, просто наряд по новой моде, о которой он еще ничего не слышал.
– Я вполне довольна этим домом, – продолжала Юстасия. – Конечно, это простое деревенское местечко, но я сама выбрала участок для застройки из-за красивого вида, который отсюда открывается.
Так вот почему Медфорд Флеминг жил теперь по соседству с мисс Марси, чей дом пользовался плохой репутацией. Коннор с трудом удержался от улыбки.
– А теперь я обнаружила, что соседи у меня, так сказать, нежелательные.
Коннор отхлебнул чай и отметил, что бедро хозяйки снова касается его бедра, а сама она устремила на Коннора проникновенный взгляд фиалковых глаз – так смотрят женщины, охваченные любовной страстью.
– Даже если вы с моим мужем не в ладах, мистер Маклод, это не значит, что мы с вами не можем стать друзьями. – Юстасия улыбнулась Коннору и мягким движением положила свою ладонь на его руку. Коннор сделал еще глоток чая. – Зная, как хорошо относятся к вам здесь, в Брекенридже, я подумала, не могли бы вы использовать свое влияние, чтобы… убедить моих нежелательных соседей убраться куда-нибудь подальше.
– Сомневаюсь, чтобы вашему супругу поправилось, что он каким-то образом обязан мне, миссис Флеминг.
– Юстасия, – надула она губы. – Вряд ли мой муж будет вникать в эти проблемы. Я со своей стороны не возражала бы, если б оказалась в долгу перед таким… очаровательным джентльменом.
Коннор задумчиво наблюдал за ней. Мысль переспать с женой врага таила в себе какую-то извращенную притягательность. А может быть, Флемингу наплевать, что вытворяет его красавица Юстасия? Фактом оставалось и то, что эта женщина не взволновала Коннора и не зажгла огонь в его душе. Одному взгляду Кэт было бы труднее сопротивляться, чем перспективе провести неделю в постели Юстасия Флеминг.
– Не хотите ли осмотреть дом? – предложила она.
Осмотреть дом? Чтобы осмотр закончился в спальне?
– Мы понимаем друг друга, Коннор? Я могу называть вас Коннор?
– Разумеется, мэм.
– А вы должны называть меня Юстасия. «Мэм» звучит так странно. Если у вас возникли угрызения совести из-за того, что я замужняя женщина, то имейте в виду – вдруг вы не в курсе – что имя моего мужа и этой вашей… уж не знаю, в каких отношениях вы находитесь с миссис Фицджеральд, весьма тесно переплетаются в городских сплетнях.
Коннора охватил приступ гнева, потом пришло осознание уверенности, что у Кэт не может быть ничего общего с Медфордом Флемингом. В глазах Юстасии блеснули искорки злорадного удовольствия. Почему? Потому что она собиралась наставить рога мужу? Или потому, что очернила имя Кэт?
– Спасибо за чай, Юстасия. Думаю, что могу обойтись без осмотра дома. Вряд ли я сумею помочь вам.
– О, дорогой, надеюсь, я не обидела вас? Люди будут сплетничать, вы понимаете.
Коннор кивнул, раздумывая, с какой целью она пригласила его к себе на чашку чая. Пыталась внести раздор между ним и Кэт? Или хотела соблазнить его, а потом обвинить в домогательствах? Здесь явно не обошлось без Флеминга. Вполне вероятно, что он задумал эту западню вместе с женой. Возможно, Юстасия и вправду считала, что муж ей неверен, и решила, что Коннор, враг мужа, вполне подходящая кандидатура для мести. Коннор поднялся с диванчика, стремясь избежать неприятной и, возможно, опасной ситуации.
– Вы уходите? – Юстасия изобразила разочарование на своем нежном личике. – Надеюсь, мы скоро увидимся, Коннор.
Коннор ушел, так и не разобравшись, было ли это предложением или твердой договоренностью. Следует быть очень осторожным с этой леди. И где же все-таки Кэт? Если их обоих; ее и Флеминга нет в городе, а молва связывает их имена… Нет, прежде чем переходить к выводам, нужно поговорить с Кэт. Одна лишь мысль, что любой другой мужчина мог получить то, что она дала Коннору, особенно человек, которого Коннор презирал, ранила, словно острый нож. И все же он не верил, что Кэт способна так поступить.
Если даже у Коннора и возникли серьезные сомнения, они исчезли еще до того, как Кэт вернулась в Брекенридж, потому что все, кто попадался ему навстречу, заинтересованно спрашивали, что он намерен предпринять в связи с подлым поведением Медфорда Флеминга по отношению к миссис Фицджеральд.
– Разумеется, – рассуждал Фред Макнафт, который настиг Коннора буквально на крыльце его дома, – она и сама прекрасно смогла защитить себя. Все считают, что Флеминг уехал из города потому, что все знают, как он заработал синяк на лбу.
– А как он его заработал? – поинтересовался Коннор.
– Судя по тому, что я слышал, она швырнула ему в лицо пресс-папье с золотым самородком с его рудника в Фарнкомб-Хилл, которое болтается на столе в его конторе.
– А как получилось, что об этом знает весь город? – спросил Коннор.
– Сразу после происшествия Кэт была так расстроена, что пошла к Люсинде Дайер, у которой собралось все «Дамское общество помощи методистам», и там расплакалась, бедняжка. Дамы были в шоке: услышать такие вещи о человеке, который всегда изображал из себя джентльмена. До своего отъезда Флеминг вел себя так, словно ничего не случилось, ходил важный, задрав нос. Но можете быть уверены, у него в городе не осталось ни одного друга. Никто ему руки не подаст после такого поступка.
Коннор задумчиво кивнул и, войдя в дом, направился в жалкую комнатушку, где обитали они с Одноглазым. Надо было выслушать рассказ Кэт об этой истории, но, похоже, это ужасное происшествие сработало в их пользу. Вряд ли это поможет Флемингу выиграть процесс. Хотя, кто знает?
Не успел Коннор осмыслить значение последних событий, как его внимание привлекла необычная тишина в доме.
– Дидерик! – крикнул он и устремился на свою половину дома. Заглянул в каждую комнату, но не обнаружил плотника за работой, хотя кухня так и осталась обгорелой. – Дидерик! – снова позвал Коннор, распахивая дверь холла и выглядывая на задний двор. Наконец, он нашел своего нерадивого работника. Дидерик стоял возле пристройки-туалета на половине Кэт и занимался тем, что выпиливал отверстие в боковой стене. – Какого черта ты делаешь? – спросил удивленный Коннор.
Дидерик обернулся. Закончив работу, он вынул из стенки выпиленный квадратик.
– Я видеть такой симпатичный окошко ф одном таком домик на Ридж-стрит, и я подумать, что миссус понравится такой окошко ф ее домик…
– Боже, даруй мне терпение, – проворчал Коннор и обратился к плотнику голосом, полным беспримерного, как ему самому казалось, спокойствия: – Возвращайся в мой дом и работай там, пока я не прибил тебя, идиот.
– Миссус, она…
– Иди! – прикрикнул Коннор. Дидерик повиновался.
– А вот и та леди, которую я искала, – сказала сестра Фредерика. – Дженни уже два дня не было в школе, но когда я вчера зашла к вам, чтобы поговорить с тобой, дома никого не оказалось.
Кэт устало вздохнула. Она только что вернулась из Кистоуна и тут же столкнулась с новой проблемой.
– Я была в Монтесуме, Фредди. Я разберусь.
– Сестра Фредерика, – улыбаясь поправила ее подруга. – Не хочешь же ты еще больше обидеть мать настоятельницу? Ей ужасно не нравится, когда меня называют Фредди.
Кэт улыбнулась в ответ и еле волоча ноги отправилась домой, где на крыльце встретилась с Дженни, которая только что вернулась.
– Где ты была? – спросила Кэт. – И не говори, что идешь из школы. Я только что разговаривала с сестрой Фре… Фредерикой.
– Я была больна.
Кэт нахмурилась и закрыла зонтик, аккуратно расправив кружевную оборку по краю.
– Тогда почему же ты не дома в постели?
– Я… я пошла к миссис Филдинг спросить, что делать, потому что у меня были месячные и… мне было больно.
– О, Дженни, тебе нужно было спросить у меня.
– Но ведь тебя не было в городе.
– А раньше у тебя случалось такое? Дженни кивнула, стараясь не встречаться глазами с Кэт.
– Тебе надо было спросить меня.
– Ты так занята, и ты… ты совсем не обращаешь на меня внимания.
– О, моя дорогая, разве я не обращала на тебя внимания? – У Дженни был такой растерянный вид, что Кэт ужасно расстроилась. Бедное дитя, она даже отводила глаза. – В таких случаях помогает тепло. Давай я уложу тебя в постель.
– Теперь мне уже лучше, – поспешно уверила ее Дженни. – Приехал папа, Кэт. Он очень беспокоился за тебя.
– Выйди, Дженни, – потребовал Коннор, врываясь в дом.
– Боже мой, Коннор, почему ты сердишься на Дженни? – спросила Кэт. Она сняла свою соломенную шляпку с зеленой лентой.
– Я сержусь на тебя, а не на Дженни. Какого черта ты исчезаешь, никому не говоря, куда отправляешься?
– Я даже не сообразила, что никому не сказала. Поездка была очень срочной.
– И что это за история, о которой мне прожужжали все уши, насчет тебя и Медфорда Флеминга?
– Я не собираюсь говорить с тобой об этом, Коннор. Это было слишком унизительно. – Кэт гордо вздернула подбородок.
– Он тебя обидел? – встревожился Коннор.
– Конечно, обидел, – подтвердила Кэт, а затем, заметив, как ярость исказила лицо Коннора, быстро добавила: – То, что он сказал, нельзя простить. Этот человек – негодяй.
– То, что он СКАЗАЛ?
– Да.
– Ты можешь объяснить мне, хотя бы в общих чертах?
Кэт на минуту задумалась.
– Он посоветовал мне направить мои… мои страсти подальше от дел в сторону… – Кэт сердито сжала губы и покраснела.
– В сторону?
– Этот негодяй предложил мне стать его любовницей.
Никогда прежде Коннор не видел такого явного отвращения на лице у кого бы то ни было.
– Я ударила его пресс-папье с золотым самородком.
– Неплохо, – одобрил Коннор, сожалея, что не видел этой сцены своими глазами. – И потом ты, судя по всему, донесла на него дамам из швейного кружка методистов.
– «Дамского общества помощи методистам», – поправила его Кэт. – Они как раз были у Люсинды, когда я пришла к ней за… за моральной поддержкой.
– Моя дорогая Кэт, ты поистине удивительная женщина.
– Не похоже, чтобы ты хоть немного беспокоился о моей чести.
– Если хочешь, я сейчас же пойду и застрелю Флеминга, – предложил Коннор. – Ввиду величайшей степени общественного недовольства, вряд ли Уилл арестует меня за это.
– О, я вовсе не хочу, чтобы ты его убивал, – вздохнула Кэт. – Боюсь, одних слухов ему мало. – Она рассказала о последних событиях на руднике в районе Снейк-Ривер и о мерах, принятых ею, чтобы поймать злоумышленника.
– Боже, Кэт, ты хоть знаешь, как пользоваться револьвером?
– Нет, – призналась она. – Но Пел Маркус об этом не догадывался.
– Это было очень опасно. Кэт не стала спорить.
– Нам нужно предупредить всех наших управляющих. Неизвестно, где Флеминг нанесет следующий удар.
– Я еду завтра. Сначала на Ближние рудники, потом в Десятимильный каньон.
– Я могу съездить на Ближние рудники. Коннор покачал головой.
– Это слишком опасно. Теперь у Флеминга есть причины ненавидеть тебя, а он, как ты сама убедилась, не питает почтения к женщинам.
Кэт содрогнулась. Если бы год назад кто-нибудь сказал ей, что она будет втянута в опасную вражду между владельцами рудников, она бы сочла такую историю неправдоподобной сказкой из романтической повести; но уже давно ей стало ясно: романтические повествования не всегда имеют счастливый конец.
– У тебя сегодня симпатичное платье, Кэт, – сказал Коннор за ужином. На Кэт было строгое платье, которое не смутило бы мужчину и не привело бы его в растерянность, что очень понравилось Коннору. Кэт действительно выглядела превосходно. Зеленые веточки, разбросанные по бледно-зеленому шелку, подчеркивали цвет ее глаз, а белые кружева на лифе выгодно оттеняли нежный румянец на щеках. Кроме того, Коннор был уверен, что под платьем у нее корсет, иначе талия не казалась бы такой тонкой. Он почувствовал прилив негодования против Флемингов: на самого Медфорда Флеминга за то, что тот осмелился оскорбить Кот, на его жену Юстасию за то, что она одевалась и вела себя так вызывающе. Что они задумали? И почему Кэт так странно смотрит на него? Как будто он никогда раньше не говорил ей, как она хороша.