Кэт опустилась в кресло-качалку рядом с печью и закрыла глаза, не в силах даже думать, насколько утомительным был день. Прошлой ночью она впервые присоединилась к сестрам в больничной прачечной, и работа показалась ей изнурительной. Как могли они каждый понедельник вставать в два часа ночи, чтобы до рассвета стирать больничные простыни? Затем, когда Кэт уже собиралась домой, едва держась на ногах, сестра Аделаида попросила ее проведать отца Эузебиуса, который накануне не пришел служить мессу в часовне сестер. Так как это было третье воскресенье месяца – первое и третье воскресенье посвящались Брекенриджу – он должен был бы прийти. Прочие воскресные дни священник проводил в других городах, если позволяла погода.
Кэт обнаружила его в постели, дрожащего, дышащего с хрипом. На тот случай, если вдруг у него пневмония, она решила применить лечение с помощью пивных бутылок, рекомендованное дамами из Общества Святого Покрова. Хотя Кэт и удалось сбить жар посредством обкладывания больного горячими бутылками, единственной благодарностью за все ее труды было негодование священника, который едва не вскочило постели, когда Кэт вылила пиво, чтобы наполнить бутылки горячей водой. Сначала отец Эузебиус хотел выпить пиво, и Кэт глубоко разочаровалась в нем, едва услышав такое предложение.
Добравшись, наконец, до дому, она узнала, что Ингрид исчезла, оставив детей на Бриджит. Кэт вздохнула. Что за ужасный день она провела – Бриджит, как всегда, болтала без умолку; дети вопили, требуя внимания; плотник вгонял гвозди в дверной косяк новой проходной комнаты, в которую предполагалось превратить коридор между двумя домами, и каждые пять минут являлся в гостиную, чтобы поглазеть на Кэт. Отто заявил, что должен следить за ее приходом и уходом, чтобы она снова не попала в пургу.
А теперь, когда дом в конце концов затих в блаженной тишине, Ингрид все еще не было. Кэт задумалась, не следует ли ей пробраться по сугробам к двери Коннора и попросить помощи в поисках невестки. Но не успела она принять какое-либо решение, как Коннор пришел сам, чтобы узнать, когда плотник закончит работу.
– Завтра, – заверила его Кэт.
– Ну, слава Богу, если так, – проговорил Коннор и пристально посмотрел на Кэт. – С вами все в порядке?
– Разумеется. Хотя… – и она рассказала ему обо всем, что случилось за день.
– В два часа ночи? – воскликнул Коннор. – И вы пошли в больницу Святого Иосифа одна в такое время?!
– А вы хотели бы сопровождать меня? – нашла она достойный ответ.
– Нет, я предпочел бы, чтобы вы остались дома, как любая благоразумная женщина. Какого дьявола они стирают по ночам?
– Не знаю. Может быть, это их епитимья, церковное наказание. Я беспокоюсь об отце Эузебиусе. Надеюсь, он шутил насчет пива.
– Думаю, вам следовало позволить священнику выпить его. Это пошло бы ему на пользу.
– Мои луковые припарки пошли ему на пользу, – хмуро заметила Кэт. – Но меня беспокоит Ингрид. Не пойти ли нам поискать ее?
Коннор недовольно хмыкнул и поднялся с неудобного бархатного стула. Недавно приобретенное кресло-качалка Кэт было единственным практичным предметом обстановки в этой загроможденной комнате.
– Когда Ингрид захочет вернуться, тогда и придет, – сказал Коннор.
– Однако, странно слышать подобное заявление.
– Ложитесь спать, Кэт. У вас слипаются глаза.
– Вряд ли мне удастся выспаться, – пробормотала Кэт. – Я сплю в одной комнате с Бриджит, а она говорит во сне. – Сначала Кэт решила, что будет спать в одной комнате с Ингрид, но та, приняв надменный вид, перебралась в детскую.
Коннор усмехнулся.
– Не может же человек говорить без остановки день и ночь. Бриджит просто потеряет голос.
Коннор отправился спать, но у Кэт оставалось еще одно дело. Она решила написать матери.
«БРЕКЕНРИДЖ, ФЕВРАЛЬ, 1887», – начала она, сообщая далее о благополучном приезде Бриджит, об отправке Шона в денверский санаторий, о переводе через банк пятидесяти пяти долларов в счет оплаты проезда Бриджит из Чикаго; эта сумма должна будет возмещаться по три доллара в день – обычная плата работницам в Колорадо; и, наконец, о странном отзыве отца Рабануса на план Шона о совместном ведении хозяйства. «МОЖНО ПОДУМАТЬ, ЧТО Я И МИСТЕР МАКЛОД СОБИРАЕМСЯ ЖИТЬ ВО ГРЕХЕ, – писала Кэт, улыбаясь. – ОТЕЦ РАБАНУС, ДОЛЖНО БЫТЬ, БРЕДИЛ ИЗ-ЗА СВОЕЙ ЛИХОРАДКИ».
Кэт и Бриджит решили отпраздновать соединение двух домов и устроить в проходной комнате торжественный обед, который будет состоять из блюд, приготовленных Бриджит, и из восхитительного пива, приобретенного Кэт у мистера Брэддока. Ингрид полагалось играть на фортепьяно – умение музицировать, казалось, было ее единственным достоинством.
Кэт надеялась, что праздничный обед сплотит две семьи в один счастливый, хоть и временный союз. Хмурое лицо Дженни Маклод, наблюдавшей с противоположной стороны коридора за тем, как плотник приколачивает последние куски дерева, не вписывалось в радужные планы Кэт. И все же она кивнула Ингрид, которая, облачившись в ярко-голубое платье с низким вырезом, заиграла веселую мелодию. Кэт решила, что в душе Ингрид была настоящей содержательницей салуна. Казалось, никто не сознавал, насколько неуместен ее выбор. Может быть, они не знали слов этой песенки. Не успела Кэт оглянуться, как Фиба и Шон-Майкл пустились в пляс, не дожидаясь старших. Вздохнув, Кэт предложила Коннору и Одноглазому что-нибудь выпить.
– Не называйте меня «мистер Уотерсон», мэм, – сказал старый горняк. – Все зовут меня Одноглазым. – Он показал на черный кружок на своем глазу и под хихиканье детей Коннора настоял на том, чтобы сию минуту рассказать в мельчайших подробностях ужасную историю о том, как потерял глаз из-за злого медведя, когда был разметчиком в Голубых горах в пятьдесят девятом. Во время всего леденящего кровь повествования Кэт стояла, оцепенев от страха.
У двери со стороны дома Коннора хозяин, кутаясь в теплое пальто, спорил с Отто Дидериком, который неизменно отвечал на все замечания Коннора:
– Я должен гофорить об эфтом с миссус Фицджеральд.
Коннор хотел заплатить ему за последнюю часть работы, и Кэт не понимала, о чем спор. Но не успела она выяснить, в чем дело, как в коридор со стороны дома Шона заглянул человек, которого Кэт уже встречала на улице с цыпленком в руке.
– Никто не ответил на мой стук, – заявил он.
– Да, – сказал Дидерик, – здесь нужен айн дферь.
– Мистер… – Кэт отыскивала в памяти фамилию гостя. – Мистер Бостих, не хотите ли чего-нибудь освежающего? – и она пригласила посетителя за стол, внесенный в коридор из кухни Шона и накрытый полотняной скатертью, принадлежавшей покойной жене Коннора.
Ингрид повернулась от пианино, вынесенного из ее ужасной гостиной, и поприветствовала гостя:
– Привет, Карл.
В этом приветствии Кэт усмотрела больше живости, чем проявила Ингрид за все время их знакомства.
– Я пришел узнать, может, вы передумали, мэм, – обратился Карл Бостих к Кэт.
– Насчет чего я передумала? – удивилась девушка.
– Насчет моего предложения. Оно по-прежнему в силе. – Он оглядел голые деревянные стены комнаты, соединившей два дома. – Вам надо бы обложить стены жестянками и оклеить бумагой. Вы даже не поставили здесь печку! – Карл Бостих снова застегнул куртку. – Ну, как я уже говорил, я работаю старшим мастером в плавильне. Может быть, вы этого и не знали, когда отказывали мне, миссис Фицджеральд. Зарабатываю я хорошо, да и бить вас не буду.
– Как же это… ах, да… – Теперь Кэт вспомнила, что Карл просил ее руки. – Но право же, боюсь, я в самом деле не могу…
– Третьего раза не будет, – предупредил мистер Бостих.
– Вы знакомы с Бриджит? Бриджит, подойди, познакомься с мистером Бостихом.
Карл Бостих изучающе оглядел молоденькую Бриджит с ее веснушчатым носиком и рыжими кудряшками.
– Сдается мне, вы католичка? – пробормотал он. Бриджит кивнула, радостно улыбаясь, и это были последние слова, произнесенные Карлом Бостихом в этот вечер.
– Миссус, – обратился к Кэт плотник, – фам нушна айн дферь от эфта комната до крыльцо.
Кэт задумалась.
– Может быть, даже с фонарями по бокам, – продолжал Отто.
– Фонари с цветными стеклами, – живо откликнулась Кэт, кутаясь в кашемировую шаль, так как в проходной комнате было холодно.
– Та. Я пошлю за цфетными стеклами, а пока што начну делать красифый дферь.
– Что это за разговоры? – возмутился Коннор. – Он даже не утеплил комнату, а теперь еще хочет прорубить здесь дверь и впустить побольше холодного воздуха? – Коннор застегнул пальто на все пуговицы и вытащил из кармана теплые перчатки. – И для чего дверь? Здесь даже нет крыльца, потому что этот болван своротил его.
– Ну, Коннор, нужно быть справедливым. Он своротил крыльцо дома Шона. Этой комнаты еще не существовало, когда мистер Дидерик начинал свою работу. – Кэт уже рисовала в своем воображении изумительно красивые фонари с цветными стеклами. – Может быть, нам сделать и полукруглое окно над дверью?
– Сколько же все это будет стоить? – поинтересовался Коннор.
– Боже мой, я не знаю, но могу спросить. – Дидерик уже направился в сторону столика с освежающими напитками. – Вы только подумайте, Коннор, как это будет красиво. Каждый раз, глядя на дверь, мы увидим стекло, переливающееся всеми красками, как витраж в соборе.
– Я еще не дал своего согласия, – пробормотал Коннор, уже зная, что не сможет отказать, стоит только этим глазам загореться при мысли о чудесной двери.
– Папа, можно мне уйти? – спросила Дженни. – Я вся дрожу.
– Надень пальто. Дидерик решил содрать с нас побольше денег, – снова обратился он к Кэт.
– Глупости, – заявила та. – Брекенриджу не помешает немного приукраситься. Разноцветные стекла именно то, что надо. – Вспомнив об убогой церквушке на холме, Кэт почувствовала угрызения совести. – Хотя, если я собираюсь тратить деньги Шона на цветные стекла, следовало бы в первую очередь подумать о церкви.
– Ничто не сделает эту церковь красивее, – возразил Коннор.
– Папа!
Ингрид у пианино заиграла веселую мелодию. Карл Бостих, вероятно, чтобы согреться, пригласил Бриджит на танец, но Кэт надеялась, что причина может быть и более романтической.
– Папа, я простужусь.
– Коннор, почему бы вам не потанцевать с Дженни, – предложила Кэт, с улыбкой глядя на отца и дочь.
– Я не умею танцевать, – сказала Дженни.
– Не умеешь? Но это же очень просто. Я тебя научу.
Дженни сразу же насупилась. «Туго мне придется, – подумала Кэт. – Доверие этой девочки трудно будет завоевать».
– Ладно, Дженни, если ты не хочешь потанцевать со своим отцом, то я потанцую с ним.
– Я уже давно не танцевал, – запротестовал Коннор. В этот вечер впервые за многие годы он принимал участие в танцах под хмурыми взглядами Отто Дидерика и Дженни. – Не нравится мне этот плотник, – прошептал Коннор на ухо Кэт.
– Почему? – удивленно спросила та. В объятиях Коннора она совсем не замечала холода.
Кэт падала с ног от усталости. Бриджит, ее надежная помощница, теперь частенько исчезала после обеда, а Ингрид вечно спала все дни напролет, в то время как ее дети ходили по пятам за своей тетей Кэт, требуя сказок и игр, устраивая беспорядки, которые приходилось устранять, приставая к ней с поцелуями и объятиями, очень милыми, но мешающими в бесконечной круговерти работы по хозяйству в семье из девяти человек, не считая Отто Дидерика, частенько обедавшего вместе со всеми, а также Карла Бостиха, который объявлялся каждый вечер и крутился вокруг, пока его не приглашали к ужину, а затем умыкал Бриджит до того, как тарелки были вымыты и вытерты.
Одноглазый полностью отошел от дел. Он только и сидел у очага на кухне и рассказывал всем желающим послушать истории о прежних временах. Кэт не могла позволить себе бездельничать, но Бриджит всегда охотно выслушивала эти россказни, настаивая на том, чтобы рассказать в ответ свою историю. Эта девушка могла поведать о своем детстве в Ирландии больше, чем мать Кэт, тоже ирландка, рассказала дочери за всю ее жизнь. Дети Коннора, как бы ни старалась Кэт подружиться с ними, хмуро поглядывали исподлобья и не оказывали ей никакой помощи в нескончаемых домашних делах. Сам Коннор, казалось, не чувствовал необходимости посвящать Кэт в дела на рудниках, раз она теперь вечно хлопотала по дому, занимаясь и его хозяйством. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, стало заявление Бриджит о своем предстоящем замужестве как раз тогда, когда Одноглазый пригласил друзей на вечеринку и приготовления были в самом разгаре.
– Ты не можешь уйти! – воскликнула Кэт, которая так и не научилась готовить в Брекенридже. Неизвестно почему, у нее ничего получалось.
– Ах, да, – сказала Бриджит, – мистер Бостих, мой жених, собирается заплатить все до последнего цента, что я должна вам за билет.
– Дело не в деньгах, Бриджит, – проворчала Кэт.
– Мисс Кэтлин, вы отлично управитесь и без меня. Дженни уже большая девочка, она может вам помочь. А я хочу замуж. Я и вправду по-настоящему люблю мистера Бостиха.
Кэт могла бы кое-что порассказать Бриджит о настоящей любви, но не решилась. Кроме того, миссис Фицпатрик послала Бриджит в Колорадо именно за тем, чтобы та нашла мужа. Таким образом, вечеринка Одноглазого была отложена до тех пор, пока не состоится свадьба Бриджит. Чета Бостихов отбыла в Дилон, следующий после Денвера крупный город по здешней железнодорожной магистрали, в двухдневное свадебное путешествие. Кэт оставалось лишь выслушивать насмешки Коннора насчет ее успехов в качестве свахи и выносить бесконечные указания Одноглазого относительно меню для устраиваемой им вечеринки.
– Никогда еще у меня не было такой вечеринки, – говорил он. – Нужно постараться, чтобы все удалось на славу. Может быть, лучше приготовить бобы вместо картофеля?
– А почему бы не то и другое? – сухо поинтересовалась Кэт.
– Хорошая мысль. Бобы, картофель, оленина…
– Я не знаю, как готовить оленину, – возразила Кэт.
– Все умеют готовить оленину, мисс Кэтлин.
– Как вы думаете, сколько оленей бегает вокруг такого большого города, как Чикаго?
– Сотни? – спросил старик.
– Ни одного, – отрезала Кэт. – Как насчет ирландского рагу?
Одноглазый недоуменно уставился на нее.
– Никакого рагу. Но я хочу большой пирог. Да. А потом…
Кэт вздохнула и внесла в список покупок продукты для пирога, а затем сразу же отправилась к бакалейщику, пока Одноглазый не надумал, чего ему еще хотелось бы.
Кэт и в голову не могло прийти, что несколько мужчин способны так расшуметься из-за того, что им не подали пива. А чего они ожидали? Что будут напиваться в гостиной, пока Кэт стряпает для них? Мужчины сидели вокруг исцарапанного дубового стола, распивая виски Одноглазого и болтая, на взгляд Кэт, о всякой ерунде. Она проверила картофель в духовке, еще раз похвалив себя за то, что купила пятидесятифунтовый мешок картошки в тот день, когда началась метель. Теперь у бакалейщика снова было полно пива и мало продуктов.
– И тут тот проклятущий запал дал осечку, – доносился от стола голос Одноглазого, – и я пошел посмотреть, что случилось, а чертов громадный запал пороха возьми да и взорвись прямо у меня под ногами.
Кэт содрогнулась и снова стала переворачивать мясо на вертеле.
– Доктору даже не пришлось ничего ампутировать, он просто пришил то, что осталось, к моей ноге.
Одноглазый рассказывал очередную ужасную историю о несчастных случаях на рудниках. Кэт помешала бобы и решила, что они уже достаточно мягкие.
– Наверное, вы звали бы меня Одноногим, если бы гризли не вырвал мне глаз.
– Вряд ли это был гризли, – возразил один из старых горняков.
Кэт взглянула на пирог, который должен был отправиться в духовку после того, как испечется картошка. Она забыла о пироге из-за спора с Одноглазым, который отказался принимать своих гостей в проходной комнате. «Наши старые кости не выдержат холода», – заявил он, обеспечивая комфорт своим гостям.
– Я подстрелил одного гризли на Индиан-Крик, – послышался другой голос, принадлежавший, как поняла Кэт, Бреди Макхему, долгие годы промышлявшему охотой. – Продал мясо по три цента за фунт тому парню, который держал таверну «Отдых Ангела». Они устроили гризли-барбекю.[1] А потому как все напились вдрызг еще до того, как Джерри приготовил мясо, он мог бы скормить им хоть канюка,[2] никто не заметил бы разницы. Джерри Кригам, так вроде звали того парня. В «Отдыхе Ангела» всегда можно было повеселиться.
Кэт покачала головой, прислушиваясь к грубому хохоту мужчин. Как видно, пьянство было распространено в этих горных краях. Она открыла дверцу духовки и ткнула вилкой в одну из картофелин. Готова. Кэт вытащила картошку и сунула на ее место пирог.
Ужин оказался безнадежно испорченным. Бобы были тверды, как камень, и Одноглазый заявил, что обломал об них все зубы. Потом Бреди Макхем сломал зуб, прожевывая ломтик картофеля. Выругавшись, он выплюнул картошку на тарелку, и что-то подозрительно звякнуло. Ковырнув вилкой, Бреди удивленно извлек из картофелины какой-то предмет.
– Вы стреляли в свою картошку, мэм? – спросил он.
Кэт нахмурилась, полагая, что речь идет о какой-то непонятной для нее шутке. Предмет переходил из рук в руки. Все мужчины пришли к выводу, будто Кэт накормила Бреди зарядом из патрона, и тут же возник оживленный спор по поводу того, из какого типа ружья выпущен этот заряд.
– Давайте побьемся об заклад, – предложил Бреди. – Я буду держать деньги у себя и возьму десять процентов, чтобы заплатить дантисту.
– А как же мы определим, из какого ружья стреляли, и узнаем, кто выиграл пари? – возразил Одноглазый.
– О, мисс Кэтлин будет достаточно сказать нам, каким ружьем она обычно пользуется, чтобы стрелять в картошку.
Гости оглушительно захохотали, хлопая себя по коленям. Вызывающе вздернув подбородок, Кэт сказала:
– Я могу уладить дело. Вам стоит только расспросить тех пьяниц из салуна «Приют Горняка», которые стреляли в лавку бакалейщика в тот день, когда я покупала картошку.
Коннор покачал головой.
– Клянусь Богом, Кэт, нет другой такой женщины, которая так умела бы навлекать на свою голову неприятности.
– Все это из-за пьянства, – вызывающе ответила она. – Если бы салуны закрылись…
Продолжить ей не удалось. Возмущенные гости разразились бурными протестующими возгласами, совершенно забыв о картошке, начиненной дробью, и о зубе Бреди Макхема. Закрыть салуны?! Никогда не слышали они такого дерзкого предложения.
Последним кулинарным несчастьем стал пирог. Кэт чуть не плакала от досады: ведь пирог поднялся, в воздухе витал восхитительный аромат выпекаемого теста, а потом почему-то осел. На протяжении всего ужина гости вспоминали былые дни и великолепную стряпню миссис Силвертон в отеле «Силвертон», ее замечательные уксусные пироги. «Что еще за уксусные пироги?» – раздраженно размышляла Кэт. Наверное, какие-нибудь безвкусные бисквиты… Мужчины продолжали все в том же духе, нахваливая миссис Силвертон и смеясь над ужином, приготовленным Кэт.
– Нетрудно заметить, что вы совсем не знаете, как готовить пищу в горах, – сказал Одноглазый. – Вы ведь не учитываете высоту? А ведь даже Дженни знает, что бобы надо варить дольше, гораздо дольше.
«Если все знают об этом, то почему никто не сказал мне?» – подумала Кэт, стараясь не обращать внимания на насмешки.
Коннор вздохнул.
– Похоже, мне придется заплатить штраф за то, что я пропустил собрание добровольной пожарной дружины. Нельзя сказать, чтобы мне очень хотелось присутствовать на таком собрании, и все же придется поставить ребятам бочонок пива…
– Они пьют пиво в здании пожарной команды? – спросила встревоженная Кэт. – Какой же защиты мы можем ожидать от пьяных пожарников? – Она вспомнила об ужасном пожаре в Чикаго в 1871-м году, когда ей было девять лет. – Нужно что-то предпринять, чтобы прекратить это безобразие.
– Думаю, преподобный отец Дайер согласился бы с вами, – сказал Коннор. – Для него нет ничего более ненавистного, кроме, может быть, танцев, которыми мы тоже увлекаемся в пожарной команде. – Он усмехнулся. – А мне известно, что танцы вы одобряете, Кэт.
– А я иной раз люблю выпить, – сказала Ингрид.
– Я тоже, душечка, – отозвался Бреди, на которого Ингрид давно уже поглядывала своими темными, как терновые ягоды глазами. Кэт чувствовала себя неловко из-за поведения Ингрид; невестка вела себя совсем не так, как полагалось замужней женщине.
Коннор со смехом обратился к Кэт:
– Думаю, вы могли бы действовать заодно с отцом Джоном Дайером, Кэт, но танцы следует пощадить.
– Не вижу в этом ничего смешного, – обиделась Кэт. – Пьянство – большое социальное зло.
– Ко мне это не относится, – парировал Коннор. – Ваш брат гораздо чаще, чем я, прикладывался к бочонку с пивом на собраниях пожарной команды.
До конца ужина Кэт с беспокойством думала о Шоне. Уж не пошел ли он по стопам отца? А вдруг жена Шона тоже пьяница. И почему Ингрид водит и водит пальцем по руке этого охотника?
– Жаль, что вы замужем, Ингрид, – сказал Бреди. – Вот была бы мне приятная женушка, чтобы согревать меня на склоне лет.
Ингрид бросила на него взгляд, показавшийся Кэт неприличным. Тем временем Бреди продолжал:
– А вы как на это смотрите, мисс Кэт? Кэт удивленно взглянула на охотника.
– Более меткого стрелка не найти от Брекенриджа до самого Денвера. И у вас всегда будет дичь на столе, – заметил кто-то из мужчин.
Так все покатились со смеху, Кэт решила, что это предложение входит в разряд их пошлых шуток.
– Подумайте хорошенько, мисс Кэт, – посоветовал Одноглазый. – Не у всех мужчин в возрасте Бреди сохранилась такая шевелюра.
У Бреди Макхема и вправду были длинные волнистые волосы и красивое, обветренное лицо. Однако, его следующее высказывание отбило у Кэт охоту одарить очередного претендента своей благосклонностью.
– Мало того, что я красивый парень, так еще умею и готовить. Буду рад научить вас, если вы выйдите за меня замуж, – предложил он. – И не стану стрелять в вашу картошку.
– Нет, благодарю вас, – произнесла Кэт, поднимаясь, чтобы собрать тарелки из-под пирога и кофейные чашки, в то время как все вокруг хохотали, держась за бока.
Несколько часов спустя Коннор нашел ее на кухне среди грязных тарелок и кастрюль.
– Ингрид и Дженни уже давно в постели, – заметил он.
– Почему вы считаете, что это должно меня удивить? – Кэт повернулась к нему спиной, чтобы не показывать своих слез.
– А гости ушли.
– Продолжая с тоской вспоминать чудесные блюда, которые подавала на стол миссис Силвертон, и обсуждая ту отвратительную стряпню, что предложила им я?
Коннор рассмеялся.
– Да, надо признать, оглушительного успеха не получилось, но… Кэт? – Он повернул ее к себе, заставив оторваться от мойки. – Кэт, вовсе не стоит из-за этого плакать. – Голос Коннора звучал удивленно.
– Вы правы, – согласилась Кэт, всхлипывая. Должно быть, это и в самом деле смешно: пуля в картошке, бобы, которые никто не мог разжевать… Ингрид, Одноглазый, Дженни – никто и не подумал предупредить меня насчет особенностей приготовления пищи в горах; все только смеялись.
Коннор почувствовал себя неловко.
– Но они вовсе не хотели вас обидеть, Кэт. Не из-за чего плакать. Почему бы вам не бросить весь этот беспорядок и не пойти спать?
Кэт поджала губы. Невозможно представить себе, что бы сказала ее мать, оставь она кухню в таком состоянии.
– Пойти спать, чтобы вымыть все утром? – горько спросила Кэт. – При том, что у меня столько всяких дел?
– Я уверен, остальные предложат свою помощь.
– Нет, не предложат. С тех пор, как уехала Бриджит, никто и пальцем о палец не ударил. Одна я кручусь, как белка в колесе, а ведь я приехала в Колорадо не для того, чтобы стать чьей-то служанкой. – Коннор начал было протестовать, но Кэт быстро пресекла возражения. – Вы не лучше остальных, Коннор. Предоставили мне вести ваше домашнее хозяйство, а делами Шона занимаетесь без меня.
– Но послушайте, я думал…
– А Шон вызвал меня не для этого.
– Никто вам не мешает…
– Вы ни разу не заговорили со мной о делах с тех пор, как соединили дома, сделав из меня служанку.
Кэт наблюдала за выражением его лица, ожидая взрыв негодования, потому что посягала на территорию, которую Коннор считал своей. Но, к удивление Кэт, Коннор лишь обнял ее за плечи и сказал:
– Вы правы. С завтрашнего дня я буду держать вас в курсе дела, чтобы вы могли заботиться об интересах Шона. Что касается дома…
– Об этом я позабочусь, – заверила его повеселевшая Кэт. – Хватит изображать из себя мученницу. Завтра же возьмусь за лентяев.
– А сегодня вам нужно поспать. Утром в вашем распоряжении будут три пары рук. – Коннор решительно подвел Кэт к двери гостиной, которая вела в ту часть дома, где жила Ингрид с детьми и Кэт. – Мне не хотелось бы, чтобы ваш брат думал, будто я позволил моему семейству доводить вас до слез, Кэт, – проговорил он, глядя ей прямо в глаза. На какое-то мгновение Кэт показалось, что Коннор собирается поцеловать ее. Но он лишь сильнее сжал ее плечи и через секунду отпустил, повернулся и ушел.
Готовясь ко сну, Кэт бранила себя за такие глупые мысли. С какой стати Коннору Маклоду целовать ее? Ей действительно нужно выспаться. И все-таки он снился Кэт всю ночь.
На следующее утро Кэт вытащила свою невестку из постели и, убедившись, что все домочадцы собрались за столом на половине Коннора, подала самый худший завтрак, который только можно было себе представить.
– Фу, какая гадость! – воскликнула Дженни, отодвигая тарелку с клейкой, тепловатой овсянкой.
– Ты права, – согласилась Кэт, – я действительно никудышная повариха, особенно здесь, в Колорадо. Но, к счастью, ты, Ингрид и Одноглазый знаете, как готовить в условиях высокогорья. – Дженни бросила на нее недоверчивый взгляд. – Так как Шон просил меня позаботиться о делах, а не тратить время на приготовление еды, ты, Дженни, отныне будешь готовить завтрак.
– Не буду.
– Одноглазый может заняться обедом, а Ингрид ужином. В дальнейшем все жалобы насчет еды будут касаться не меня, а тех, кто стряпал. – Кэт встала и переложила овсяную кашу из своей тарелки в тарелку Шона-Майкла. Мальчик зачерпнул ложку, с интересом наблюдая, как каша шлепается обратно. Кэт подхватила тарелку Фибы и вышла из комнаты.
За ее спиной раздались возмущенные возгласы.
– Не буду, – твердила Дженни.
– Нет, будешь, – заявил Коннор. – И кроме того, тебя и Ингрид ждет гора грязных тарелок со вчерашнего ужина. – Сонная Ингрид окончательно проснулась. – Раз никто из вас не помогал готовить ужин, это будет справедливо, – добавил Коннор.
– Папа, – заныла Дженни, но тут же смолкла под суровым взглядом отца. – А Джимми? – пролепетала она.
– Джимми будет колоть дрова, а то запас кончается.
– Ура! – обрадовался мальчик. – Можно мне взять большой топор?
– Только для рубки дров, – сухо напомнил отец.
– Ну, раз я лично научил Дженни готовить, то у нас будет сносная еда хоть раз в день, – посмеиваясь заявил Одноглазый. – Что касается меня, то я отошел от дел. Ей придется поискать кого-нибудь для…
– Помнишь старое походное правило, Одноглазый? – прервал его Коннор. – Если ты недоволен стряпней, то должен готовить сам. А ведь вчера ты жаловался, что ужин не удался.
– Я не жаловалась, – вмешалась Ингрид.
– Кто не помогает, тот не ест, – веско заявила Кэт, возвращаясь за тарелками. Она составила оставшуюся посуду в шаткую стопку и, направляясь к кухне, заметила: – Я буду занята весь день. Вам, посудомойкам, лучше бы приняться за дело без промедления, а то в доме не останется ни одной чистой тарелки, чтобы накрыть стол к обеду, который приготовит Одноглазый. – Проходя мимо Ингрид, Кэт негромко добавила: – Ингрид, не забывай, что Шон предоставил мне право распоряжаться деньгами. Ингрид замерла на месте.