Люди без имени

18. Учебный батальон.

Солдаты учебного батальона возвращались с занятий поздно вечером. И как только раздается команда: «Поставить оружие в пирамиду!» — казарма наполнятся веселым и оживленным шумом, постоянной суетой людей, поочередно идущих с котелками в столовую, или просто слоняющихся без дела в ожидании отбоя. Рота лейтенанта Блинова было расположена на втором этаже. Первый вошедший солдат в казарму сразу заметил новую картину на стене и, не раздеваясь, подошел к ней. За ним поспешили другие. Какко Олави с трудом протиснулся ближе к картине и внимательно стал разглядывать ее. Солдатская форма висела на нем мешком, поэтому он выглядел неуклюжим.

На большом листе бумаги нарисован земной шар, в который был вонзен нож, а рядом стоял красноармеец с факелом в руке.

— Я не пойму содержания картины, — сказал Какко.

— И какой же ты непонятливый Олави, — воскликнул высокий юноша, пробираясь к нему.

— Сюжет картины: русские поджигатели мира!

— Перестань Тойно — надоело слушать одно и то же, — вмешался в разговор солдат с миловидным лицом.

— Ты лучше скажи, что говорит начальство? Скоро на фронт?

Тойно высокомерно посмотрел на прервавшего объяснения солдата и строго добавил:

— Военная тайна!

— С тех пор, как ты стал денщиком у ротного! — съязвил красивый солдат и отошел в сторону.

— Расскажи, расскажи, что нового, — просили солдаты.

Тойно долго ломался, ссылаясь что за это строго накажут, но, в конце концов уступил.

— Ротный говорит, — начал он, — рано или поздно все будем на фронте!

— Об этом мы знаем без тебя … Скорее бы, а то муштра надоела…

— Успеешь, — вставил Тойно, — еще пожалеешь! — он посмотрел по сторонам, нет ли кого постороннего, и начал говорить шепотом: — Я слышал сегодня разговор, что на фронте за десять убитых русских дают двухнедельный отпуск.

— А кто будет считать, сколько я убью? — спросил Какко.

— Рано задумал, Олави, в отпуск, как бы не потерять голову прежде, чем убьешь нужное число русских, — сказал кто-то из толпы.

— Для подтверждения, что солдат убил десять русских, необходимо представить десять звездочек. Достать сразу все трудно, поэтому солдаты, кто имеет звездочки, бросают жребий или разыгрывают в карты, и счастливец получает отпуск …

— Нечестно, нечестно! — перебил денщика курносый солдат.

— Тойно говорит сущую правду! — сказал пожилой солдат по имени Арва, слушавший беседу молодых солдат. — У меня в полку был такой случай …

— Никак Арва был командиром полка! — воскликнул Тойно. Раздался дружный хохот, но Арва не обиделся. Его в учебном батальоне любили за веселый нрав и постоянную заботу о молодом пополнении. Любили и завидовали ему. Он исполнял всевозможные хозяйственные работы и за свое время проводил не одну маршевую роту на фронт. Оружие ему не доверяли по непонятным причинам для молодых, а сам он не рассказывал.

Когда смех затих, он продолжал: — В полку был заведен порядок, о котором только что говорил Тойно. После каждой разведки, кто-нибудь обязательно убивал десять русских. Я вынужден был давать отпуск. Таким образом, четвертая часть полка было в отпуску. Командование потребовало объяснения, так как некоторые ухитрились с начала войны побывать дома несколько раз.

— Объяснить здесь не трудно, — сказал сосед Олави по койке, — вы представили звездочки.

Арва едва удерживал смех. Он наслаждался мыслью, что произведет необычайный эффект на слушателей, и не торопился с ответом. Начался спор, всевозможные догадки и предположения. Многие говорили, что командиру полка не обязательно представлять вещественное доказательство: он хозяин в полку.

— Вы правы, — сказал Арва, когда стих шум, — я достал чемодан и хотел подсчитать сколько у меня звездочек… Там оказалось только десять…

— Звездочки украли?

— Я тоже так думал вначале, — сказал Арва и достал папиросы.

— Вот так загадка? — вскрикнул Олави.

— Арва не тяни, говори быстрее, это очень интересно!

Арва прикурил, затянулся дымом и продолжал: — Загадка здесь была простая: звездочек было всего десять!

— Как так? — послышались вопросы.

— Держу пари, что никто из вас не угадает!

— Конечно нет! Расскажи! — просили его.

Ответ прост! Денщик знал, куда я складывал звездочки и отдавал товарищам.

— Вот это здорово! — сказал Олави.

— Молодец парень! Ну и попало же денщику!

— Нет! — Арва посмотрел по сторонам и, понизив голос, заговорил снова.

— Я побоялся скандала и отправил денщика в роту … а он убежал к русским.

— Не может быть! Как ужасно! Над ним там издевались, наверное, — заговорил Тойно взволнованно.

Арва спохватился, что сказал лишнее, и быстро перевел разговор о картине.

— Мне надо идти чистить сапоги начальнику. Он едет пьянствовать на всю ночь, — сказал Тойно и быстро вышел.

— Хорошая картина, сынки, у нас в казарме, — заговорил Арва.

— Что здесь хорошего? — спросил Олави.

— Обратите внимание, красноармеец вонзил нож, а где он выйдет?

Олави стал примерять.

— Не надо, — остановил его Арва, — это известно — в Берлине! Вот и кисть к месту, — ткнул пальцем Арва в факел.

— Это не кисть, а факел — посмотри лучше, — пояснил Олави.

— Точь-в-точь как моя, которой я белю в уборной!

— Зачем русскому кисть? — спросил Олави.

— Красить!

— Что красить?

— Грязные пятна на земном шаре!

Олави неожиданно вспомнил беседы у костра и произнес: — Я слышал такие слова от русского.

— Вот врет! — сказал кто-то. — Олави разговаривал с русскими. Где ты мог их видеть?

— Вчера во сне? — добавил другой.

— Нет! Я видел русских! Их много было в Янискосках! Они строили плотину.

— Неужели правда! А какие они? Страшные, злые, — интересовались солдаты.

— Двое со мной работали, обыкновенны люди, только сильно истощенные.

— Поверьте старому солдату: Олави говорит правду! — сказал Арва.

Солдаты окружили Олави и наперебой начали задавать вопросы. Он не успевал отвечать. Впервые в жизни Олави оказался героем дня, когда его слушали множество людей. И он почувствовал себя вполне взрослым и солидным человеком.

— Фельдфебель идет! — крикнул дневальный.

Все сделали вид, что интересуются картиной.

— Становись на проверку! — пискливым голосом прокричал фельдфебель. Толкая друг друга, солдаты бросились в строй. Фельдфебель сделал перекличку и спросил: — Вопросы есть?

— Господин фельдфебель! Я не получил пуховые носки и белье, — сказал Олави.

— Минуточку, я посмотрю, — Фельдфебель открыл записную книжку, достал очки, долго разглядывал ее и сказал: — Роспись есть — вы получили полностью!

— Вы говорили…

— Молчать! — крикнул фельдфебель: — Два наряда вне очереди!

— И мне так, — сказал сосед Олави, — обещал выдать позднее, а потом и говорит: — «Ты получил полностью!»

— Еще будут вопросы? — спросил фельдфебель.

— На сколько человек выдавать банку консервов на завтрак? — спросил дневальный.

— На троих! — ответил фельдфебель.

— Мало, — сказал кто-то в строю.

— На четверых! Разойдись! — крикнул фельдфебель и удалился из казармы.

Олави ночь отдежурил без происшествий. В шесть часов утра сделал подъем и хотел сдавать дежурство, но фельдфебель запретил: — Сейчас прибудет ротный, надо доложить, а не то тот заика будет тянуть два часа одно слово».

Ровно в семь солдаты были в строю. Прибыл ротный, высокий и стройный лейтенант. Он без внимания принял рапорт и сел на скамейку, о чем-то думая. Фельдфебель прохаживался перед строем, расправляя реденькие усы. В казарме была напряженная тишина; солдаты, затаив дыхание, ожидали, что скажет ротный. Лейтенант Блинов редко посещал роту, на занятиях, как правило, не присутствовал, поручая командирам взводов самостоятельно муштровать солдат. Отмена очередного занятия и неожиданный приход ротного давал повод солдатам думать, что период учебы кончился и предстоит скорая отправка на фронт.

— Дневальный, сколько в роте солдат? — спросил Блинов.

— Сто двадцать, господин ротный! — бойко ответил Олави.

— Болван! — произнес ротный и встал. Олави смутился и не знал, что ответить.

— Фельдфебель, сколько в роте людей? — переспросил лейтенант.

— Тысячу двести!

Читайте! — и ротный указал на лозунг, который Олави ночью помогал прибивать Арве.

«— Один финн — равен десяти русским?» — хотел сказать Олави, прочитав лозунг, но лейтенант затопал ногами и закричал:

— Сволочь! Скотина! Подлец — убью!

Олави не на шутку испугался и, не понимая причины вспышки гнева ротного, смотрел испуганными глазами по сторонам.

Ротный подбежал к Арве и крикнул: — Подлец! Зачем поставил вопросительный знак! — Какко перевел взгляд с лейтенанта на лозунг и тут только понял, чем недоволен Блинов. Строй оживился. Многие только после слов командира обратили внимание, что на лозунге: «Один финн — равен десяти русским», на конце стоял большой вопросительный знак.

— Не могу знать! — спокойно ответил Арва и достал из кармана бумажку. — У майора так написано!

— Сию же минуту сотри! — приказал лейтенант и обратился к роте: — Солдаты! Настал наш черед идти на фронт защищать родину. Будьте храбрыми в бою, беспощадными к большевикам! Запомните лозунг: один финн — равен десяти русским, и вы всегда победите.

Лейтенант намеревался произнести большую речь перед своей ротой, но Арва испортил ему настроение, и он решил, что эффекта, которого он ожидал, не выйдет, и поспешил уйти.

Вечером он вызвал к себе фельдфебеля.

— Слушай, Кукушкин, мне нужно пару тысяч марок.

— Ой, боже мой, где я их возьму, вчера последние отдал? — взревел Кукушкин, хватаясь за голову.

— Вчера мы славно гульнули, а сегодня прощальный вечер, — продолжал говорить лейтенант, не обращая внимания на возгласы Кукушкина. — Деньги у тебя есть, я знаю, наверное, всю роту обворовал: привычка у тебя купеческая — умеешь жать копейку! Беру на тех же основаниях, — сказал Блинов, как будто Кукушкин уже дал согласие одолжить деньги:«-Марка за рубль, когда прибудем в Россию».

— Блинов, — умоляюще заговорил Кукушкин, — ты должен мне двенадцать тысяч…

— Велика беда, — прервал его Блинов, — буду должен четырнадцать! Что ж по-твоему мне не идти на прощальный бал? А девушки там какие, любо посмотреть! Выкладывай, быстрее купчина, — уже зло проговорил он, — не то потеряешь многое, в России марки не нужны…

Но Кукушкин запротестовал и не давал денег. Когда он узнал, что предстоит отправка на фронт, опасался давать в займы деньги, думая, что Блинова могут убить, но не допускал мысли о своей смерти.

— Так как быть? — спросил Блинов.

— Не могу знать!

— Кукушкин, Блинов продает двухэтажный дом в Великих Луках! Задаток в пять тысяч — дальше договоримся!

Кукушкин долго думал. Он видел своими глазами завещание его отца, что в случае победы над русскими, все имущество переходит ему, Блинову. Алчность, стремление снова разбогатеть и прожить старость в довольстве поборола совесть Кукушкина, и он забыл, что недавно божился об отсутствии у него денег.

— Вот пять тысяч, которые вы просили, — и Кукушкин протянул пять бумажек.

Блинов спрятал деньги в карман. Фельдфебель переступил с ноги на ногу и после долгих колебаний заговорил: — Вы знаете, не приведи бог этому случиться, а если вас убьют — мои деньги пропали.

— Если вы не верите офицерскому слову, тогда возьмите свои деньги обратно!

— Что вы, господин лейтенант, как я могу не верить, чай мы с твоим папашей-то дружки!

— Так в чем же дело?

— Я говорю, если с вами случится несчастье… Я не желаю вам смерти, но на войне все может быть.

Блинов снова спрятал деньги в карман, прошелся по комнате, взглянул в зеркало и весело произнес: — После моей смерти вы остаетесь законным наследником всего бывшего богатства моего отца в России. Чтобы слова не остались голословными, напишите завещание, я подпишу, а сейчас убирайся — мне пора собираться на бал!

— Постой, чуть не забыл! Выдай Арве новое обмундирование и продукты на дрогу — Блинов поближе подвинул к себе зеркало, посмотрел, хорошо ли выбриты щеки. — Пусть едет с богом, хотя место ему на виселице! — Предписание на имя начальника лагеря военнопленных в Петсамо-Никеле возьмешь у меня в столе.

Когда Блинов остался один, пересчитал деньги, полученные от Кукушкина, и весело засмеялся, скаля ровные мелкие зубы.

— Денег обратно не получишь, купчина, а пулю в лоб возможно…

Убьют меня, с мертвых долги не берут; — тебя — мертвым не платят. А мы сегодня гульнем, что богу тошно будет! А завтра — что черт пошлет!