Люди Смутного времени

Об удивительной судьбе этой женщины сегодня знают немногие, хотя се жизнь была похожа на увлекательный роман, вернее сказать, сразу несколько романов — авантюрный, любовный и даже шпионский детектив. Мария Владимировна Старицкая, племянница Ивана IV, последняя из династии Калиты… Жертва политических интриг, самим фактом своего рождения вынужденная вступить в спор за наследство Грозного, она была обречена на раннюю гибель и забвение.

Старицкое семейство

Князь Владимир Андреевич Старицкий, двоюродный брат Ивана Грозного, — одна из самых загадочных фигур отечественной истории. В фильме Сергея Эйзенштейна актер Павел Кадочников изобразил Владимира послушной куклой в руках бояр, человеком слабым и безвольным (такая трактовка чрезвычайно поправилась И. В. Сталину: «Очень хорош Старицкий — будущий царь, а ловит, руками мух. Такие детали нужны, они вскрывают сущность человека»). В действительности князь Владимир был выдающимся государственным деятелем, ключевой фигурой правления Ивана IV.

На его долю выпало немало испытаний. Его отец Андрей Старицкий в 1537 году был обвинен в заговоре против правительницы Елены Глинской и умер «нуждною» смертью в кремлевском застенке. Маленький Владимир (он родился в конце 1533 года) три года провел в темнице. Но не обозлился на своих более удачливых родственников. В 1542 году Владимира «восстановили в правах», он получил отцовский удел. После этого на протяжении нескольких десятилетий верой и правдой служил своему царственному брату.

Во время похода Грозного на Казань в 1549 году Владимир Андреевич «блюдет» Москву. В 1552 году командует царской дружиной. Во время решающего штурма Казани Старицкий возглавил войско, рискуя жизнью, одним из первых ворвался в город и первым поздравил брата с победой. В дальнейшем он принимал участие в походах против татар, в Ливонской войне, отличился в битве за Полоцк.

…Принято считать, что череде заговоров, направленных против Ивана IV, положила начало смута 1553 года, во время которой бояре отказались присягать сыну Грозного Дмитрию. Во главе заговорщиков будто бы стоял двоюродный брат царя.

Дело обстояло так…

1 марта 1553 года Грозный тяжело заболел, по словам летописца, «мало и людей знаяше», впал в беспамятство, выражаясь современным языком. Царевич Дмитрий родился всего за несколько месяцев до этого, в октябре 1552 года. Вопрос стоял так: кто будет править государством до его совершеннолетия? Одних бояр откровенно пугала возможность оказаться под властью регентов Захарьиных-Кошкиных — родственников царицы Анастасии. Другие, ревнители старины, вспомнили о прежнем порядке наследования престола — «старшинстве дядьев над племянниками».

Как в этой обстановке действовал Владимир Андреевич?

Получив известие о болезни брата, князь Владимир вызвал из Старицы своих «детей боярских» и стал раздавать нм деньги. Это и послужило для историков поводом обвинить Старицкого в подготовке переворота. На самом деле Владимир Андреевич помнил, что в 1533 году, сразу же после смерти Василия III, брата великого князя Юрия Дмитровского арестовали и бросили в тюрьму, откуда тот уже не вышел. Так что собирание вооруженных отрядов было для Владимира мерой предосторожности, страховкой от возможного покушения Захарьиных на его жизнь. Но военная сила могла понадобиться Владимиру и для того, чтобы подавить мятеж феодалов против тех ясе Захарьиных (последние пе обладали достаточной силой, чтобы удержать власть, и уже хотели бежать с царевичем Дмитрием за границу). В политических «разборках» в марте 1553 года участвовали несколько боярских кланов, и Владимир (не исключено, что этот план был заранее обсужден с царем) должен был сыграть роль противовеса.

Более того. Старицкий должен был выявить (а возможно, возглавить) измену — с тем, чтобы Иван Грозный се пресек. В результате хитроумной комбинации (существует мнение, что болезнь Грозного была тщательно срежиссированным театральным действом!), царь получил полное представление о лояльности своего ближайшего окружения.

В дальнейшем имя Владимира Андреевича стоит почти за каждым заговором (действительным или мнимым), направленным против Грозного.

Почему ясе Старицкий согласился играть такую, мягко говоря, неблаговидную роль?

Прежде всего, следует отметить, что у князя Владимира были «достойные» предки. Его прапрабабка София Витовтовна силой и хитростью вырвала московский престол из рук Юрия Звенигородского. Прадед Василий Темный в ходе кровавой феодальной войны уничтожил своих двоюродных братьев Дмитрия Шсмяку и Василия Косого. Дед Иван III положил конец могуществу удельных князей — своих братьев. Бабка София Палеолог интригами заставила мужа короновать своего сына Василия в обход настоящего наследника пистоля Дмитрия, сына царевича Ивана от первого брака… Владимир Старицкий считал, что в борьбе за власть все средства хороши.

К тому же ничто так не связывает людей, как общий враг — в то время главной опасностью и для Ивана Васильевича, и для Владимира Андреевича была боярская олигархия. Даже встав у руля государства, Владимир неминуемо столкнулся бы с самовластьем «великих» родов, и был бы вынужден следовать тому пути, по которому пошел его двоюродный брат.

Московские «принцы крови» прекрасно это понимали. Когда несколько лет спустя Иван IV обвинил Андрея Курбского в том, что во время его болезни тот хотел «возвести на трон князя Владимира», князь-политэмигрант честно признался: «О сем не мыслих, понеже не достоин (он) был того».

Грозный ценил верность Владимир Андреевича. В 1554 году, когда у царя родился сын Иван, Старицкий был назначен опекуном царевича и главой регентского совета. Царь доверил брату самое дорогое: престол и наследника.

Вскоре история повторилась: Владимир Андреевич выдал Ивану IV новый боярский заговор, в результате которого мог бы получить московский престол!

В 1567 году глава Боярской думы конюший Иван Федоров-Челяднин вступил в сношения с польским королем Сигизмундом II Августом с тем, чтобы пленить московского государя во время очередного похода в Ливонию. Старицкий посетил конюшего и попросил его составить список бояр, на которых он мог бы рассчитывать в критической ситуации. Полученные сведения тут же сообщил брату. Федоров-Челяднин и его сообщники были казнены (сам Владимир Андреевич председательствовал на заседании Боярской думы, подписавшей заговорщикам смертный приговор).

Казнь или самоубийство?

Корнем всех династических заговоров в России XVI века был вопрос о происхождении Грозного. Для одних бояр Иван был сыном невенчанного великого князя Василия III, рожденным от второй жены после неканонического расторжения брака с Соломонией Сабуровой. Для других он был бастардом — сыном любовника Елены Глинской боярина Ивана Овчины-Оболенского (Курбский, например, так и писал: «…всем ведома, иже от преблудодеяния рожден есть»). Но Владимир Старицкий был уверен в праве брата на престол.

До поры Иван Грозный нуждался в его поддержке. Но в 1569 году царь, по словам летописца, «повеле убити брата своего благоверного и великого князя Владимира Андреевича Старицкого, и в то время мнози по нем восплакашася людие». Что же произошло?

Иван IV поручил Старинному командование армией, посланной на защиту Астрахани от турок. При проезде князя Владимира через Кострому жители города устроили ему торжественную встречу. Это обстоятельство послужило поводом для ближайшего окружения Грозного оговорить брата. От имени царя они вызвали князя Владимира в царскую резиденцию. В трех верстах от Александровской слободы опричное войско внезапно окружило лагерь Владимира Андреевича. Василий Грязной и Малюта Скуратов объявили князю, что он покушался на жизнь государя. В качестве доказательства предъявили полученные под пыткой признания царского повара Молявы, которому Старицкий будто бы приказал отравить Грозного.

Далее показания очевидцев расходятся.

Итальянский наемник Александр Гваньини утверждал, что Владимиру Андреевичу отсекли голову, польский публицист и проповедник Пауль Одерборн — что его зарезали. Андрей Курбский сообщал, что опричники расстреляли жену Старицкого и двух его сыновей из «ручниц». Однако сын и наследник Владимира Андреевича князь Василий не только уцелел, но и получил отцовский удел (его имя упоминается в духовном завещании Грозного 1572 года), а в 1573 году исполнял роль посаженого отца на свадьбе своей сестры Марии! Возможно, Владимир Андреевич покончил жизнь самоубийством, в расчете уберечь от репрессий семью. Как бы то ни было, Грозный распорядился торжественно похоронить брата в родовой усыпальнице в московском Архангельском соборе. А всего несколько месяцев спустя вновь использовал Старицких в своих политических комбинациях.

Принц датский

Завоевание Прибалтики Иван IV считал главным делом своей жизни. Но десятилетние усилия не принесли желаемой) результата — победа была все так же далека, как и в начале воины. В конце 1560-х годов Грозный предпринял попытку овладеть Ливонией при помощи… дипломатии. Своим орудием он избрал брага датского короля Фридриха II Магнуса (в русских летописях его называли Арцимашусом Крестьяповичем).

Несмотря на попытки родителей дать ему достойное образование (он обучался в Витгепбергском университете, одном из лучших европейских вузов того времени, изучал риторику, поэзию, историю и даже древнегреческую литературу), принц славился необыкновенным легкомыслием. Под предлогом неспособности Магнуса к государственным делам, король Фридрих II отобрал у брата его земли — герцогства Шлезвигское и Голштинское, «обменяв» их на крошечный остров Эзель.

Магнус обиделся. Тогда-то, через посредничество Иоганна Таубе и Элерта Крузе, двух ливонских авантюристов, поступивших на русскую службу, Иван Грозный и предложил датскому принцу свое покровительство и часть Ливонии.

Магнуса предложение царя заинтересовало. В сентябре 1569 года он отправил своих посланников в Москву, в ноябре было подписано предварительное соглашение, а уже в марта следующего года принц в сопровождении большой свиты выехал в Россию.

Здесь высокому гостю оказали царские почести, одарили цепными подарками. Магнус принес клятву верности Грозному и был официально провозглашен королем Ливонии, «голдовником» (вассалом) Ивана IV. А вскоре царь заявил, что намерен передать Магнусу и право на московский престол!

Неизвестно, по какому нуги могла пойти русская история, если бы Магнус оказался достоин амбициозных планов московского монарха! Но, увы, Грозный ошибся в выборе преемника…

Для закрепления союза царь предложил Магнусу жениться на Евдокии (Евфимии) Старицкой, дочери князя Владимира Андреевича. В приданое за племянницей Грозный обещал пять бочек золота и «рухла всякого».

Однако свадьбу Евдокии и Магнуса на время отложили: новоиспеченному ливонскому королю предстоял поход на Ревель.

21 августа 1570 года он осадил этот город, считавшийся самой сильной шведской крепостью в Эстонии. Однако Фридрих II не послал флот на помощь брагу, на что тот, по-видимому, рассчитывал. На море господствовали шведы, которые могли посылать подкрепления гарнизону. Армия Магнуса насчитывала около тысячи наемников и три эскадрона ливонских дворян. Этих сил было недостаточно для штурма. Впрочем, король надеялся на мирный исход дела: писал воззвания к горожанам, призывая их сдаться и обещая всяческие милости (например, допустить ревельских купцов во все города России для свободного торга). Не вышло. Тогда на помощь Магнусу прибыло русское войско под командованием воевод Ивана Яковлева-Захарьина и Василия Умного-Колычева, которое сразу же принялось грабить и жечь деревни и села в окрестностях Ревеля. Понимая, что бесчинства опричников лишат его поддержки местного населения, Магнус попытался приструнить союзников.

В этом конфликте Иван IV принял сторону зятя. В письме к жителям Ревеля Магнус объяснял: «Когда царь узнал о таких воровских проделках, то приказал увести отсюда обоих воевод в оковах, удалил всех опричников». Но и этот пиаровский ход не помог королю овладеть городом. После шести месяцев осады он был вынужден с позором отступить.

Дела Магнуса шли все хуже и хуже. Иван Грозный стал подозревать своего вассала в измене, против него открыто выступил родной брат Фридрих II. Неудачи преследовали короля и на личном фронте: пока он терял время под стенами Ревеля, в Москве тяжело заболела его невеста. Несмотря на все попытки врачей ее вылечить, 20 ноября 1570 года Евдокия скончалась.

Ливонская государыня

Однако Иван Грозный все еще продолжал связывать с Магнусом какие-то надежды. Поэтому он предложил ему руку младшей сестры Евдокии — Марии Владимировны. Для княжны, которой шел тогда тринадцатый год, жених был староват — разница в возрасте составляла двадцать лет, но царя это обстоятельство не смутило.

Свадьба состоялась 12 апреля 1573 года в Новгороде. Грозный повелел венчать племянницу по православному обычаю, а жениха — согласно лютеранской вере. Гости шумно пировали несколько дней. Затем молодожены уехали в городок Каркус.

Современник сообщал, что Иван IV подарил Магнусу «сотню богато украшенных добрых лошадей, 200 тысяч рублей, что составляет 600 тысяч талеров деньгами, золотые и серебряные сосуды, утварь, драгоценные камни и украшения; богато наградил и жаловал тех, кто его сопровождал, к его слуг, послал с ним много бояр и знатных дам».

В Ливонии Мария Владимировна расцвела. Она очень быстро переняла «европейский образ жизни» — западную моду, манеры, придворный этикет. Однако ее семенная жизнь не задалась с самого начала — муж оказался пустым человеком. Он был заносчив и тщеславен (безземельный король требовал, чтобы его именовали так: «Божиею милостию король Лифляндский, государь Эстонской и Латышской земли, наследник Норвежский, герцог Шлезвиг-Голштинский, Стармариский, граф Ольденбургский и Дельменгарстский»), мало уделял внимания молодой жене, проводил все время в пирах (английский дипломат Джером Горсей писал, что во время встречи с Магнусом в 1580 году король очень грубо с ним обошелся— из-за того, что англичанин по мог нить наравне). Современники отмечали, что Магнус «растратил большинство драгоценностей, денег, лошадей и утвари, которые получил в приданое за племянницей царя, вел разгульную жизнь».

Ну, королева и отомстила, как может отомстить женщина.

По словам дореволюционного историка Д. Цветаева, в Каркусе Мария «взяла на себя заботливое попечение о двух малютках-приемышах, оставшихся круглыми сиротами после одного знатного трагически погибшего ливонского семейства». Но возможно, это были дети, рожденные ею вне брака (косвенно это подтверждает Горсей, описавший свой визит к Марии Владимировне в 1585 году: «Когда меня привели к королеве, я застал ее за расчесыванием волос своей дочери, девятилетней девочки, очень хорошенькой»)? Кто был их отцом, мы, наверное, уже никогда не узнаем.

В игру вступают короли

Для жителей Ливонии даже власть марионеточного короля была предпочтительней русской оккупации. Магнусу присягнули несколько городов, в том числе крепости Вольмар, Кокенхаузен и Вейден. Иван IV был взбешен, поскольку тем самым его вассал нарушил договор о разделе страны.

До нас дошло гневное письмо Грозного Магнусу. Царь писал: «Как оси у нас был во Пскове, и мы тобе тех городов не поступывалпсь… ты в те городки вступился пеподелыю… и ты поди в свою землю Езель да и в Датцкую землю за море, а нам тобя имати печево для, да и в Казань тебя нам ссылати; лутчи только поедешь за морс…»

Царские воеводы взяли штурмом Кокенхаузен и жестоко казнили приближенных короля. Узнав о кровавых расправах, оборонявшие Венден люди Магнуса взорвали себя бочками пороха…

Иван IV потребовал зятя к себе. Магнус бросился в ноги царю. Грозный показал своему вассалу его истинное место, поселив в старой избе без крыши, но затем отпустил, наложив чудовищно большой штраф в 40 тысяч венгерских гульденов (15,5 тысячи рублей).

Обремененный непосильным долгом, Матус через своего духовника завязал тайные переговоры с польским королем Стефаном Баторием о вассальном подчинении. Получив положительный ответ, король вместе с супругой поспешил к литовской границе. Здесь он подписал договор с полномочным представителем Батория князем Николаем Радзивиллом, по которому передал все свои земли в вечное пользование польской короне.

Стефан Багорий оставил Магнусу лишь небольшой городок Пильтен на берегу реки Виндавы, где некогда находилась резиденция курляндских епископов. Здесь, в январе 1581 года у Марии родилась королевна Евдокия, законная дочь Магнуса.

Впрочем, сразу же пошли слухи…

Если к Магнусу Стефан Баторий относился пренебрежительно, то супруге его оказывал повышенные знаки внимания. Некоторые исследователи даже полагают, что между Марией Владимировной и польским королем существовала любовная связь. Прямых подтверждений этому пет, но имеются косвенные.

Сын трансильванского князя, Стефан Баторий стал польским монархом в 1575 году. Одним их условий его восхождения на трон была женитьба на Анне Ягелонке, 54-летней сестре бывшего польского короля Сигизмунда II Августа. Но жена не привлекала Батория. Папский нунций доносил в Ватикан: «Госпожа инфанта страшно недовольна, так как не получает удовлетворения от общества законного мужа»: когда Анна пыталась навестить мужа в его спальне, он убегал от нее через потайной ход…

…В 1582 году закончилась Ливонская война. По условиям мирного договора Россия уступила Речи Посполитой всю Ливонию. Пользуясь моментом, Магнус обратился к Стефану Баторию с просьбой выделить ему земли, достойные его королевского сана, но Баторий ответил, что ничего не может сделать без согласия сейма.

Магнус не дождался решения этого вопроса. Он скончался 18 марта 1583 года. По словам Джерома Горсея, «умер в нищете, оставив королеву в бедственном положении».

Узнав о смерти Магнуса, Стефан Баторий отправил его вдове письмо с соболезнованиями. Он писал, что готов поспособствовать ее возвращению на родину, если она, конечно, того пожелает.

Мария Владимировна предпочла остаться в Польше. Собственно, выбора у нес не было — в России продолжалось правление Ивана Грозного. «Царь жил в постоянном страхе и боязни заговоров и покушений на свою жизнь, которые раскрывал каждый день, поэтому проводил большую часть времени в допросах, пытках и казнях…» — писал Горсей. Гнев Грозного часто обращался даже против ближайших родственников. До Пильтена дошли слухи о том, что московский тиран собственноручно убил старшего сына Ивана.

Местом пребывания Марин определили Рижский замок— бывшую резиденцию магистров Ливонского ордена, выделили скромное содержание из королевской казны. Вдовствующая королева с дочерьми жила фактически под домашним арестом, к пей никого не допускали. Ее главным тюремщиком был кардинал Ежи Радзивилл («охотник до общества ливонских леди, самых прекрасных женщин в мире», по выражению Горсея).

Тайные операции спецслужб

В 1584 году скончался Иван IV. Новым царем стал слабый и болезненный Федор Иванович, у которого не было детей. Ближайшими претендентами на престол становились царевич Дмитрий (но он был сыном Грозного от шестого брака, который ни церковь, ни новое правительство пе признали законным), и Мария Старицкая. Борис Годунов, царский шурин и глава Боярской думы, решил начать переговоры с Польшей о возвращении бывшей ливонской королевы на родину.

Однако, не возлагая больших надежд на дипломатию (Польша пе была заинтересована в выдаче Марии, сохраняя ее как козырь в политической игре), он решил подключить к этому делу секретные службы. Выполнить деликатную миссию правитель поручил Джерому Горссю.

Агент «Московской торговой компании» Джером Горсей был одновременно и тайным агентом английской разведки, доверенным лицом сэра Френсиса Уолсингема, главы британской секретной службы. Он сумел втереться в доверие к видным боярам (в первую очередь Борису Годунову) и даже к самому царю. Достаточно сказать, что Горсей присутствовал при последних минутах жизни Грозного.

Предоставим ему слово.

«…Мое путешествие началось из Москвы 20 августа 1585 года, вначале я прибыл в Псков, затем в Дерпт в Ливонии, Пернов, Венден, Либаву, затем в Ригу, столицу провинции, в которой я имел дело к королеве Магнуса, ближайшей наследнице московского престола…»

Подкупив охрану, Джером Горсей проник в покои королевы. Между ними состоялся любопытный диалог:

— Царь Федор Иванович, ваш брат, узнал, в какой нужде живете вы и ваша дочь, он просит вас вернуться в свою родную страну и занять там достойное положение в соответствии с вашим царским происхождением, а также князь-правитель Борис Федорович изъявляет свою готовность служить вам и ручается в том же…

— Сэр, ни они не знают меня, ни я их…

Но английский дипломат не сдается, он вызывает Марию Владимировну на откровенность:

— Вы видите, сэр, меня держат здесь как пленницу, содержат на маленькую сумму, менее тысячи талеров в год.

— Вы можете исправить все, если захотите.

— Меня особенно тревожат два сомнения: если бы я решилась, у меня не было бы средств для побега, который вообще было бы трудно устроить, тем более что король и правительство уверены в возможности извлечь пользу из моего происхождения… кроме того, я знаю обычаи Московии, у меня мало надежды, что со мною будут обращаться иначе, чем они обращаются с вдовам и-королевами, закрывая их в монастыри, этому я предпочту лучше смерть.

— Ваш случай сильно отличается от прочих, а время изменило этот обычай: теперь те, кто имеет детей, по принуждаются к этому, остаются растить их и обучать…

Горсей рассказал королеве, что «супруга прежнего царя (Мария Нагая), вместе со своим ребенком, царевичем Дмитрием Ивановичем, была послана в город Углич, отданный ей со всеми прилежащими землями; царицу сопровождала свита, ее отпустили с платьем, драгоценностями, пропитанием, лошадьми и проч. — все эго на широкую ногу, как подобает государыне» и намекнул, что Мария Владимировна может рассчитывать на такие же условия.

— Тогда я должна уповать на Бога и вашу христианскую скромность и обещание, скажите мне свое имя и возможно более точное время (побега)…

— Не сомневайтесь, Ваше Высочество, в ближайшие два месяца вы узнаете и то и другое, в знак верности я оставляю вам сап по венгерских дукатов золотом, и ваша честь получит еще 400 точно через семь педель пли около этого времени…

Из Данцинга Горсей послал слугу с тайным донесением Годунову. Письмо было зашито в подкладку капитана, к тому же Горсей использовал шифр: например, Марию Владимировну он называл «Еленой» (видимо, по ассоциации с Еленой Прекрасной, похищенной Парисом из-под носа царя Менелая). Слуга «выполнил все быстро и благополучно… королева с ее дочерью была извещена и очень хитроумно выкрадена и проехала через всю Ливонию, прежде чем се отсутствие было обнаружено. Начальник стражи послал было погоню, но было поздно, сообщал Горсей.

Историк И. И. Костомаров писал, что Мария «убежала из Риги и прибыла в Москву на почтовых лошадях, нарочно расставленных для этого Борисом». По другой версии, ливонская королева была тайно переправлена на борт английского судна, доставившего ее в устье Невы…

Впрочем, мнения историков на этот счет расходятся. Известно, что в феврале 1586 года царь Федор Иванович послал к князю Радзивиллу официальную грамоту, в которой просил оказать содействие возвращению королевы в Россию. Ответное послание Радзивилла царю датировано 25 марта 1586 года.

В нем сообщалось, что польский король согласился отпустить «Марью Магнусовую» и проводить до русской границы «во всякой чти, яко пристоит обычаем христианским».

Снова в России

В России Марию Владимировну приняли с почетом, назначили богатое содержание. Царским указом от 7 августа 1586 года ей были дарованы большие земельные владения. Со всем остальным вышла заминка.

Главным аргументом, при помощи которого Горссй уговорил Марию вернуться в Россию, было заверение, что здесь она займет свое законное место наследницы престола.

Традиция не позволяла женщинам на Руси занимать троп (Елена Глинская, как известно, правила аг имени малолетнего сына Ивана), по на Западе положение было другим. В Англии королеву Марию Тюдор сменила на престоле ее сестра Елизавета. Маргарита Австрийская, тетка императора Карла V, управляла Нидерландами. Можно вспомнить регентшу Франции Луизу Савойскую, мать Франциска I, пли Марию Стюарт, шотландскую королеву… Другими словами, Марии Владимировне было с кого брать пример.

К тому же у псе был надежный способ получить поддержку части русской знати, помимо немногих уцелевших сподвижников отца, — замужество. Молодая (ей было в то время 25 лет), красивая женщина обладала весомым козырем — возможностью сделать своего будущего супруга царем! Можно предположить, что очередь женихов выстроились бы до польской границы…

Борис Годунов сам мстил на московский престол. Но вероятно, что судьбу Марин Старицкой решили не честолюбивые амбиции царского шурина, а самая обычная… женская ревность! Царица Ирина Годунова, по оценкам современников, имела огромное влияние на мужа. Без совете с ней Федор Иванович не принимал ни одного решения, и даже в официальных грамотах ее имя писалось наравне с царским. Ирина была умна, хорошо образованна, любила искусство, любила наряжаться, вела светский образ жизни; устраивала праздники, принимала дипломатов и иностранных путешественников. Но все ее несомненные достоинства меркли рядом с европейским лоском Марии Владимировны. Этого Ирина Годунова допустить не могла. Поэтому сделала все, чтобы Старицкая не задержалась в Москве. Джером Горсей писал: «По моем возвращении из Англии я нашел королеву в большом поместье, она имела свою охрану, земли и слуг согласно своему положению».

Удалив соперницу из столицы, Ирина Годунова успокоилась. Но не ее брат. По настоянию Бориса Годунова в марте 1588 года Мария вместе с дочерью Евдокией были сосланы в монастырь, а удельные владения Старицких окончательно отошли казне.

Чем было вызвано это решение, возмутившее многих? Русские летописи храпят молчание, однако все тот же Горсей в своих мемуарах проговаривается: «…В это время составился тайный заговор недовольной знати с целью свергнуть правителя, (разрушить) все его замыслы и могущество. Этот заговор он не посмел разоблачить явно, но усилил свою личную охрану. Был (также) раскрыт заговор с целью отравить молодого князя, третьего сына прежнего царя, Дмитрия, его мать и всех родственников, приверженцев и друзей, содержавшихся под строгим присмотром в отдалённом Угличе». Об этом же сообщает и английский посол Джильс Флетчер: «Младший брат царя, дитя лет шести или семи, содержится в отдаленном месте от Москвы, но (как слышно) жизнь его находится в опасности от покушений тех, которые простирают свои виды на обладание престолом в случае бездетной смерти царя. Кормилица, отведавшая прежде него какого-то кушанья, умерла скоропостижно…»

Известие уникальное. Ибо кому мог быть выгоден заговор, направленный одновременно и против Годунова, и против царевича Дмитрия? Только последней оставшейся в живых представительнице династии Калиты — Марии Владимировне! Видимо, сторонники Старицких начали действовать…

В 1588 году ей оставался один шаг до трона. Но именно этого шага и не позволил ей сделать Годунов.

Бывшая ливонская королева была пострижена в инокини под именем Марфы и стала правителю не опасна (монашеский куколь закрывал для Марии путь к престолу), однако оставалась ее семилетняя дочь Евдокия. Для начала Старицкую разлучили с дочерью. А в марте 1589 года при невыясненных обстоятельствах Евдокия Магнусовна умерла. По Москве ходили слухи о том, что девочка была отравлена но приказу Годунова.

Снова предоставим слово Джильсу Флетчеру: «…тетка теперешнего царя, бывшая замужем за Магнусом, герцогом Голштинским, братом короля Датского, по смерти мужа (была) вызвана в Россию людьми, жаждущими престола более, нежели любящими ее, как оказалось впоследствии, потому что сама она с дочерью… была заключена в монастырь, где дочь в прошедшем году умерла, и, как предполагали, насильственной смертью. Мать пока все еще находится в монастыре, где (как слышно) оплакивает свою участь и проклинает день своего возвращения в Россию, куда была привлечена надеждой на новый брак и другими лестными обещаниями от имени царя».

Два года спустя в Угличе при загадочных обстоятельствах погиб царевич Дмитрий…

А если бы колесо истории повернулось по-другому и происки Годунова не увенчались успехом? Весьма вероятно, что в 1598 году после смерти царя Федора Ивановича Земской собор избрал бы на московский престол Марию Владимировну, точнее — ее мужа. В стране не началась бы Смута. Россия получила бы мирную передышку, в которой отчаянно нуждалась: Мария сделала бы все для установления более тесных отношений с соседними державами. В супруги царевны Евдокии могли пригласить австрийского или датского принца (подобные проекты, как известно, вынашивал Годунов). Возможно, в Россия появилась бы новая династия, и страна со временем смогла бы войти в «братскую семью европейских народов».

Но, увы, история не знает сослагательного наклонения.

Загадки инокини Марфы

Несколько лет Марфа провела в уединенном Богородицком Подсосенском женском монастыре неподалеку от Троицы. Обитель была небольшая: деревянная Успенская церковь, деревянный же храм Воскресения Христова и 30 келий. Немногочисленная «свита» бывшей ливонской королевы ютилась в крестьянских домах.

Казалось бы, конец истории? Однако под занавес неугомонная Мария Владимировна преподнесла историкам еще одну головоломку.

Старицкая скончалась в июне 1597 года. Во всяком случае, на территории Троице-Сергиевой лавры появилось соответствующее надгробие: «Лета 7105 июня 13 дня преставися благоверная королева-инока Марфа Владимировна». Однако затем она каким-то чудом воскресла! Во время Смутного времени, когда польские отряды гетмана Яна Сапоги осадили Троицу, «королева-старица Марфа» благополучно проживала в обители: «Мутит в монастыре, называет вора (Лжедмитрия) братцем, переписывается с ним и с Сапегой», — сообщали монахи в Москву.

Кто же умер в Подсосенках в 1597 году? Не было ли это уловкой, дабы обмануть Бориса Годунова и сохранить жизнь последней из рода Старицких? Или под именем Марфы скрывалась какая-то другая женщина? Загадка…

В заключение отметим еще одно интересное обстоятельство — в Подсосенках Мария Владимировна (реальная или мнимая) встретилась с дочерью своего злейшего врага — Ксенией Годуновой. В 1605 году по приказу Лжедмитрия I она была пострижена в монахини под именем Ольги. Несмотря на давние обиды, принцессы подружились. Не расставались они и далее: после освобождения Троицы от осады Ксения-Ольга вместе с Марией Владимировной перебрались в московский Новодевичий монастырь. Но несчастья преследовали их. В августе 1611 года казаки атамана Ивана Заруцкого взяли приступом обитель и разграбили ее. В одной из грамот того времени говорится: «Когда Ивашко Заруцкий с товарищами Девичий монастырь взяли, они церковь Божию разорили, и черниц, королеву, дочь князя Владимира Андреевича, и Ольгу, дочь царя Бориса, на которых прежде и зре-ти пе смели, ограбили донага, бедных черниц и девиц грабили и на блуд имали…»

Инокиня Марфа, Мария Владимировна Старицкая, правнучка великого князя Ивана III и королева Ливонии, во второй раз скончалась в Новодевичьем монастыре в 1614 году — уже после того, как на русский престол вступил Михаил Федорович Романов…