В 1575 году Иван Грозный отрекся от престола. На московский троп вступил царевич из рода Чингисхана. Русская история могла бы быть совершенно иной, унаследуй он политическую волю, мужество, вероломство и амбиции своего великого предка. Но он всего лишь точно и честно исполнил отведенную ему скромную роль в блестящей политической комбинации, придуманной Иваном Васильевичем с размахом, достойным его шекспировской эпохи. История марионеточного правления в России, интересная сама по себе, серьезно повлияла на паше политическое сознание, впервые так наглядно продемонстрировав, что Власть и Ответственность могут быть совершенно не взаимосвязаны. В дальнейшем этим приемом пользовались неоднократно (конечно, не в столь радикальной форме, а скорее под девизом «Не ведает царь, что творят его бояре»), и эффективность его весьма ценили. А царь Симеон, герой и жертва этого беспрецедентного исторического трагифарса, оказался забыт…
Не все сегодня слышали об этом российском государе, а если его правление и упоминается в учебниках истории, то только как странный курьез, сумасбродство Грозного. Современники отнеслись к этому иначе. Дело в том, что крещеный татарский царевич Симеон царем стал задолго до коронации в Успенском соборе.
В нем текла благородная кровь Чингисидов. До крещения он именовался Саин-Булатом. Его отец Бек-Булат являлся прямым потомком властителей Орды — внуком последнего золотоордынского хана Ахмата. В 1558 году Иван IV пригласил Бек-Булата к себе на службу. Достоверно известно, что в 1563 году тот участвовал в военном походе под Смоленск, а уже в 1566 году «голову положил на государевой службе». После его смерти службу продолжил сын. В официальных документах Саин-Булат именовался астраханским царевичем. Однако в конце 1560-х годов в его судьбе произошел первый взлет: Иван Грозный посадил Саин-Булата на престол в Хан-Кермане (Город Хана), как в то время называли Касимов.
Царь Иван IV Васильевич Грозный.
Гравюра неизвестного западноевропейского мастера. XVI в.
После распада Золотой Орды татары нередко переселялись в пределы Московского княжества. Отпрыски знатных ордынских фамилий вместе с чадами и домочадцами просили у великих князей службы и места для проживания. В разное время выехавшим из Орды царевичам давались в удел исконно русские юрода. Татарский мурза Кайбула владел Юрьевом, Дербыш-Алей — Звенигородом, Ибака — Сурожиком.
В правление Василия II наблюдался такой наплыв татар на московскую службу, что при дворе русские чувствовали себя отодвинутыми на второй план. В российском дворянстве можно проследить несколько сот фамилий тюркского происхождения — Аксаковы и Юсуповы, Бердяевы и Тенишевы, Урусовы и Карамзины, Третьяковы и Чаадаевы и многие другие…
Почему Москва с таким вниманием относилась к бывшим поработителям? Во-первых, высокое происхождение татарских эмигрантов позволяло им претендовать на ханские троны в Казани, Астрахани и Бахчисарае. Во-вторых, трехвековое подчинение Золотой Орде выработало на Руси стойкое почитание династии Чингисхана, которая там правила. По свидетельствам летописцев, татарские царевичи при кремлевском дворе считались «честию бояр выше». И не раз случалось так, что, отправляясь на воину, московский великий князь передоверял управление страной не боярам, а одному из своих татарских подданных. Например, на время похода на Великий Новгород в 1477 году Иван III поручил все дела татарскому царевичу Муртазе, бывшему у него на службе; позднее, в 1518 году, сын Ивана, Василий III, при приближении к столице войск крымского хана бежал из Москвы, возложив ее оборону на татарского царевича Петра…
Касыму, сыну первого казанского хана Улуг-Мухаммеда, московский великий князь Василий Дмитриевич пожаловал Городец-Мещерский (с тех пор этот город в Рязанской области носит название Касимов). Владения вокруг Касимова составили зависимый от Москвы улус.
Однако вначале все обстояло совсем по-другому. Основание Касимовского ханства было вынужденной уступкой Орде.
Все началось с того, что в 1437 году в результате внутренних разборок внук знаменитого Тохтамыша хан Улуг-Мухаммед потерял престол в Большой Орде. Спасаясь, он бежал в Бслевскос княжество на границе Руси. Однако такое соседство не понравилось великому князю Василию И, который послал к Белеву войска. Улуг предложил принять его в московское подданство, обещал верно служить, стеречь границу. Все тщетно. Московские рати устроили страшный разгром, Улуг-Мухаммед снова был вынужден бежать. Однако вскоре его дела наладились. Он обосновался в Казани и принялся мстить. В 1445 году татары захватили Нижний Новгород, а затем в битве под Суздалем взяли в плен самого Василия II. Тот откупился суммой, равной которой не встречалось в истории России — 200 тысяч рублей (по другим источникам — «вся казна»). Попятно, что таких денег у незадачливого великого князя не было. Как бы в залог Василия II заставили дать обширное земельное владение сыну победителя — царевичу Касыму.
Возвращение Василия II в Москву с татарским отрядом, который должен был увезти выкуп в Казань, вызвало восстание против князя, так дорого купившего свою свободу. Василия свергли, а к власти пришел лидер антиордынской оппозиции Дмитрий Шемяка, двоюродный брат великого князя, внук Дмитрия Донского и сын Юрия Звенигородского, который короткий период — несколько месяцев — занимал московский престол.
Василия ослепили (с тех пор он стал зваться Темным) и сослали в Углич. И пут на помощь Василию пришел его злейший враг. При поддержке войск Улуг-Мухаммеда Василий возвратил себе трон. И только тогда смог расплатиться с долгами…
А Дмитрий Шемяка скончался, отравленный агентами московского князя, которые дали ему яд «в курятине»…
На протяжении веков Касимов был важным военным фактором в московских стратегических раскладах. Надо отметить, что в отличие от других русских княжеств Касимовское ханство являлось мусульманским уделом в составе России. Об этом русские цари всякий раз напоминали Крыму и Турции, когда там начинали волноваться о судьбе своих единоверцев на Руси: «Когда б государь наш бусурманский закон разорял, не велел бы Саин-Булата среди своей земли в бусурманском законе устраивать».
Многие правители Касимова оставили яркий след в истории. Например, касимовский хан Шах-Али пять раз занимал казанский престол, а его воины участвовали во всех казанских походах русских войск. Но наиболее успешную карьеру сделал наш герой — Саин-Булат.
Восхождение Саин-Булата к вершинам власти началось в 1570 году, когда в московских разрядных книгах его начали именовать царем касимовским (предшественники именовались скромнее— царевичами). Возможно, у Саина нашлись могущественные покровители в Кремле: он был родственником второй жены Ивана IV, Марии Темрюковны, происходившей из рода владетельных кабардинских князей. Однако к тому моменту царица уже умерла (Грозный утверждал, что ее отравили), а ее брат Михаил Черкасский находился в опале. Так что возвышение Саин-Булата нельзя объяснить только дворцовыми интригами. Многие в то время делали стремительную карьеру в опричном войске, но Саин никогда не служил в опричнине.
Важным условием для продвижения по службе татарского сановника на Руси было его обращение в православную веру. В июле 1573 года, по настоянию Ивана Грозного, касимовский царь был крещен в селе Кушалино Тверского уезда, получив при этом христианское имя Симеон. Саин знал, что теряет право на престол мусульманского Касимова. Впрочем, эту потерю Грозный компенсировал ему сполна, пожаловав звание «слуги государева», которое давалось только наиболее близким сановникам и только за особые услуги. Кроме Симеона такой титул носили князь Михаил Воротынский (будучи в 1572 году главнокомандующим русской армией, он наголову разгромил Крымскую орду) и Борис Годунов, бывший фактическим правителем России при царе Федоре Ивановиче. Разъясняя иностранцам значение звания «слуги государева», московские дипломаты заявляли, что «то имя честнее всех бояр, а дается то имя от государя за многие службы».
Что же должен был совершить Саин-Булат, чтобы заслужить такое расположение Грозного? Как минимум спасти царя от неминуемой смерти или раскрыть заговор. Летописи об этом молчат. Есть соблазн объяснить внезапное возвышение касимовского хана его тайными интимными отношениями с царем. В этом йот ничего удивительного — история знает аналогичные примеры. Любовником Ивана Васильевича называли Федора Басманова, сына руководителя первого опричного правительства. Он был необычайно красив (Н. М. Карамзин писал про него: «Прекрасный лицом, гнусный душою»). Андрей Курбский утверждал, что именно это обстоятельство обеспечило Басмановым карьеру. Говорили, что высокого положения фаворит достиг благодаря соблазнительным пляскам в женском костюме перед царем. Слухи эти весьма раздражали Грозного. Когда князь Дмитрий Овчина-Оболенский на пиру бросил в лицо царскому любимцу: «Предки мои и я всегда служили государю достойным образом, а ты служишь ему содомией», Грозный приказал задушить боярина.
Впрочем, несмотря на то что мужеложство на Руси в то время было довольно распространено (Сигизмунд Герберштейн отмечал, что гомосексуализм был распространен во всех социальных слоях), к чести Симеона можно сказать, что такого рода предположений у современников не возникаю.
Так что причины расположения Ивана Грозного к Симеону остались для историков тайной за семью печатями.
…В 1573 году Иван Грозный женил Симеона. Его супругой стала одна из красивейших женщин того времени — Анастасия, дочь князя Ивана Федоровича Мстиславского, который приходился родней царю: мать его была племянницей великого князя Василия III. Женившись на красавице Анастасии. с Иваном IV породнился и Симеон Бекбулатович.
Брак Симеона и Анастасии был удачным. У них родилось шесть детей: Евдокия, Мария, Анастасия, Федор, Дмитрий и Иван. Но в тихую семейную жизнь вмешалась высокая политика.
А. Васнецов.
«Москва при Иване Грозном. Красная площадь»
Решение о передаче верховной власти Симеону готовилось втайне и потому даже для ближайшего царского окружения прозвучало как гром среди ясного неба. Однако, по всей видимости, Грозный давно вынашивал свой план. Сначала он ввел своего любимца в Боярскую думу, а вскоре и назначил его главой думы.
30 октября 1575 года бывший касимовский хан стал «царем и великим князем всея Руси». Венчался Симеон в Успенском соборе в Кремле — как положено московским государям. Сам же Грозный, по словам летописца, переехал «на Неглинною на Петровке, на Орбатс, против Каменого моста старово, а звался Иван Московский… А ездил просто, что бояре, а зимою возница в оглоблех… А как придет к великому князю Симеону, и сядет далеко, как и бояр, а Симеон князь велики сядет в царьском месте».
Грозный сохранил за собой «удел», в который отошли Ростов, Псков, Дмитров, Старица, Ржев и другие города. Всю остальную Русь (кроме бывшего Казанского ханства) «правил» Симеон. Под именем и с гербом Симеона Бекбулатовича выходили государственные указы и пожалования. А бывший царь писал на имя Симеона челобитные: «Государю великому князю Символу Бекбулатовичу веса Руси Иванец Васильев с своими детишками, с Ыванцом, да с Федорцом челом бьют». В челобитных Грозный просит государя его пожаловать и милость свою показать и «людишек перебрать» — пересмотреть денежные и поместные оклады служилых людей.
На протяжении десяти лет Иван IV пытался сломить сопротивление русской аристократии при помощи опричного террора. Опричнина ввергла Россию в хаос, по результата не достигла. Грозный был вынужден распустить преторианскую гвардию. Это только усугубило положение. Измена проникла в правительство, ближайшее окружение было ненадежно, боярство внушало царю еще большие опасения.
Английский посол Даниил Сильвестр писал, что в беседе с ним Иван IV объяснял свое решение передать престол Симеону грозящими ему заговорами: он «предвидел изменчивое и опасное положение государей и то, что они наравне с нижайшими людьми подвержены переворотам». Поводом к «отставке» Грозного стали «преступные и злокозненные поступки наших подданных, которые ропщут и противятся нам за требование верноподданнического повиновения и устрояют измены против нашей особы».
Положение, с точки зрения Грозного, выглядело настолько отчаянным, что за год до своего отречения, летом 1574 года, он пришел к мысли бежать со всей семьей в Англию. С королевой Елизаветой велись тайные переговоры о предоставлении убежища. В Вологду свозили царские сокровища и строили суда для отъезда «для сбережения себя и своей семьи… пока беда не минует, бог не устроит иначе».
Иван Васильевич страшился мятежа могущественных вассалов, который мог покончить с его династией (печальный пример был у него перед глазами: в Швеции в результате переворота был свергнут с престола его союзник Эрик XIV). А отмена режима «чрезвычайного положения» привела к тому, что репрессии против высшей аристократии должны были быть санкционированы Боярской думой. Дума же так просто своих не сдавала. Известен факт, когда князь Иван Мстиславский, обвиненный царем в том, что но сговору с крымскими татарами открыл им дорогу на Москву, не только уцелел, но продолжал заседать в Думе.
Оказавшись без поддержки Боярской думы, Иван был вынужден прибегать к совершенно небывалому для того времени способу расправы со своими противниками. Публичные казни на Лобном месте прекратились. Следствие велось втайне, приговоры выносились, заочно. Осужденных убивали дома или на улице, на трупе оставляли краткую записку с перечислением «грехов» покойного.
Передача власти царю Симеону означала, что Грозный получал полную свободу карать изменников в своем «уделе»». В течение месяца Грозный сформировал повое правительство и новую «удельную»» гвардию, при помощи которой и расправился с «заговорщиками». Историк Р. Г. Скрынников назвал установившийся режим «второй опричниной»». Интересно, что «вторая опричнина»» должна была покончить с отставками первой: большинство казненных в «царствование»» Симеона бояр и придворных сделали карьеру в ордене «кромешников».
Понятно, что в значительной степени успех плана Ивана IV зависел ст личности «сменщика». Грозный хотел быть уверенным в том, что новый царь не выйдет у нею из подчинения. Он не должен был быть связан с любым из боярских родов, но в то же время должен устраивать своим происхождением бояр и кремлевскую бюрократию. Иван легко и быстро привязывался к людям, по так же легко расправлялся со вчерашними любимцами, и тем более жестоко, чем больше был к ним привязан. В течение ваш жизни Иван IV благоволил митрополиту Макарию, боярину Никите Романовичу Захарьину-Юрьеву, брату жены Анастасии. Но Симеон Бекбулатович отличался даже в этом ряду.
Одним из доказательств этого служит участие Симеона в Ливонской войне, которую историки называют «делом всей жизни» Грозного. Еще в качестве касимовского царя в 1571 году Саин-Булат принимал участие в походах под Орешек, Найду, Колывань. Причем он командовал либо передовым, либо сторожевым полком — на эти должности назначали лишь опытных воевод. Но Саин оказался плохим военачальником. По его вине русское войско было разбито при Коловери (Лоде). Однако в опалу хан не попал, более того, в декабре 1572 года Иван IV «повысил» Саин-Булата, назначив первым воеводой большого полка.
Вооружение русских воинов.
Гравюра из книги С. Герберштейна
Непопулярные антикризисные меры правители всегда стремятся осуществлять чужими руками. Иван Грозный не был исключением. Война, которую он вел без малого 30 лет, разорила казну, собирать налоги мешали так называемые «тарханы» — освобождения от налогов, дарованные вотчинам и монастырям поколениями временщиков.
Неслучайно поэтому носач Джером Горсей (английский купец, дипломат и тайный агент британской разведки) увидел в «назначении» Симеона серьезную финансовую подоплеку. И дело даже не в тех 40 тысячах рублей (огромной по чем временам сумме), которые Грозный с помощью нового правителя собрал себе «на подъем». По мнению Горсея, Иван IV руками царя Симеона хотел аннулировать все жалованные церкви грамоты и тем самым серьезно урезать ее земельные владения. «С намерением уничтожить все обязательства, принятые нм, он учудил разделение своих городов, приказов и подданных, провозгласил нового государя, под именем царь Симеон, передавал ему свой титул и корону и, отделываясь от своих полномочий, короновал его; заставил своих подданных обращайся со своими делами, прошениями и тяжбами к Симеону, под его именем выходили указы, пожалования, заявления — все это писалось под его именем и горбом. Во всех судебных делах ходатайства составлялись на его имя, также чеканились монеты, собирались подати, налоги и другие доходы на содержание его двора, стражи и слуг, он был ответствен также за все долги и дача, касавшиеся казны… Такой поворот дача и все изменения могли дать прежнему царю возможность отвергнуть все долги, сделанные за его царствование: патентные письма, пожалования городам, монастырям — все аннулировалось. Он был освобожден ото всех старых долгов и всех прошлых обязательств».
А. Литовченко. «Иван IV показывает свои сокровища английскому послу Джерому Горсею»
Горсею вторит английский дипломат Джильс Флетчер, посетивший Московию в 1588 году. Вот что он писал в своей книге «О государстве русском»: «Во имя этой цели Иван Васильевич использовал весьма странную практику, которую немногие князья могли принять в самых крайних ситуациях. Он оставил свое царство некоему великому князю Симеону… как будто бы он предполагал отойти от всех общественных дел к тихой личной жизни. К концу года его правления он побудил этого нового царя отозвать все грамоты, пожалованные епископствам и монастырям. Все они были аннулированы».
В действительности окончательно ликвидировать систему тарханов не удалось. Стремление конфисковать главное богатство церкви — монастырские земли — вызвало резкий отпор церковных иерархов.
Причиной, по которой Иван Грозный мог «уступить» свой престол Симеону, были и внешнеполитические амбиции царя. Грозный претендовал на престол соседней Речи Посполитой, где после смерти бездетного Сигизмунда II Августа в 1572 году началось «бескоролевье». В 1573 году на заседании сейма новым королем был избран Генрих Анжуйский из французской династии Валуа. При этом его заставили принять принцип «вольной селекции» (выборов короля шляхтой). Королю запрещалось обновлять воину или увеличивать налоги без согласия парламента. И даже жениться он должен был не иначе как но рекомендации сената. Так что нет ничего удивительною, что Генрих Валуа правил Польшей только 13 месяцев, проводя все время в пирах и карточной игре, а затем тайно бежал во Францию, где после смерти его брата Карта IX освободился трон.
Сенат и сейм долгое время не могли договориться о кандидатуре следующего монарха. За престол в Кракове спорили австрийский эрцгерцог, шведский король и даже герцог Феррарский. За кандидатуру московского царя высказались Литва. где большую роль играли православные феодалы, и протестанты, для которых был неприемлем католический монарх.
Кандидатура Ивана Васильевича обсуждалась еще на выборах 1572 года. Но тогда московский представитель не прошел. Отречение Грозного и коронация Симеона в 1575 году могли привлечь на его сторону голоса тех шляхтичей, которые опасались избрать своим монархом могущественного иноземного правителя.
К сожалению, и этот план не увенчался успехом. Королем Речи Посполитой были выбраны сразу два претендента: австрийский эрцгерцог и семиградский князь Стефан Баторий. В развернувшейся «войне двух королей» победу одержал энергичный Баторий, который считался одним из лучших полководцев своего времени. Впоследствии его избрание на краковский престол обернулось для России тяжелейшим поражением в Ливонской войне.
Еще одной причиной неслыханного возвышения Симеона были династические распри внутри царского двора. По свидетельству Джерома Горсея, Иван Грозный «опасался за свою власть, полагая, что народ слишком хорошего мнения о его сыне». А московский летописец рассказывал о том, что Грозный «мнети почал на сына своего царевича Ивана Ивановича о желании царства». Выражаясь современным языком, наследника заподозрили в намерении свергнуть отца. Именно для того, чтобы ликвидировать такую угрозу (или, по крайней мере, вразумить наследника), Грозный и нарек на великое княжение Симеона. Стоит отметить, что далеко не все восприняли спокойно такое «нарушение прав» наследника престола: монахи придворного Чуковского и опричного Симонова монастырей прямо заявили царю: «Неподобает, государь, тебе мимо своих чад иноплеменника на государство поставлять».
Об интригах, которые якобы вел против Грозного «малый двор» царевича, мы еще расскажем. Пока же упомянем еще одну интереснейшую фигуру, непосредственно замешанную в этом «изменном деле». Личный медик царя Елисей Бомелей, по некоторым сведениям, родился в Везсле (Вестфалия), учился в Кембридже, в Лондоне был заключен в тюрьму за колдовство, бежал в Россию, где попал в фавор к царю Ивану Грозному, который сделал его своим врачом. Бомелей оставил недобрую память в народе. Его считали «лютым волхвом», однако секрет его влияния объяснялся просто: в тайных лабораториях Кремля он изготовлял яды да впавших в немилость вельмож, с которыми Грозный не мог расправиться в открытую. Некоторых придворных (например, одного из видных опричников Григория Грязного) Бомелей отравил собственноручно.
Интриги и погубили Бомелея. Лейб-медик по совместительству являлся и царским астрологом. Он рассказывал царю о неблагоприятном положении звезд, предсказывал всевозможные беды, азатем «открывал» ему пути спасения. Иван IV, подобно многим своим современникам (и не только в России), боялся колдовства и верил в пророчества. Наконец (инициатива, возможно, исходила из окружения царевича Ивана), Бомелей предсказал царю, что в 7084 году от сотворения мира (с 1 сентября 1575 года до 31 августа 1576 года) властитель Руси умрет. Пискаревская летопись прямо сообщает, что «некоторые люди говорили, что Иван поместил Симеона (патрон), поскольку предсказатели предупредили его, что в тот год случится изменение: царь Москвы умрет».
Неизвестно, хорошим ли астрологом был Бомелей, но опасность он почувствовал заблаговременно: Грозному стали поступать доносы от слуг о том, что Бомелей ведет секретную, и к тому же шифрованную, переписку с королями Швеции и Полыни. Решив бежать из России, лейб-медик взял подорожную на имя своего слуги и отправился на границу, предварительно зашив в подкладку платья все свое золото. В Пскове подозрительного иностранца схватили и в цепях привезли в Москву. Джером Горсей рассказал любопытные подробности о последних днях авантюриста. По его словам, Грозный поручил допросить Бомелея царевичу Ивану и его приближенным, заподозренным в сговоре с лейб-медиком. С помощью этих людей Бомелей надеялся выпутаться из беды. Когда же колдун увидел, что друзья предали его, он заговорил. Но предательство не спасло «злого волхва»: его зажарили на огромном вертеле.
Через год шапка Мономаха вернулась на голову Ивана Васильевича. Создав сильное и надежное охранное ведомство, которого ему так не хватало со времени роспуска опричнины в 1572 году, Иван IV почувствовал себя в безопасности. Оппозиция была сломлена. Казни прекратились.
Как говорится, мавр сделал свое дело. Впрочем, за службу Грозный отблагодарил Симеона по-царски: ему был пожалован титул великого князя Тверского (к тому моменту все удельные княжества были ликвидированы) и обширные земли в Твери и Торжке. В 1580 году, по писцовой книге, Симеон владел 13,5 тысячи десятинами пахотной земли, на которых проживало 2217 крестьян. Дарованными ему землями великий князь распоряжался самовластно, обладал правом судить и жаловать «людишек своих».
…Старинную улицу Симеоновскую в Твери вам покажут все. Свое название она получила по церкви Симеона Столпника. Но сами тверичи утверждают, что улицу назвали в честь Симеона Бекбулатовича.
В Твери бывшего царя приняли с восторгом: все знали о спокойном и незлобивом характере Симеона. А его титул заставлял вспомнить славные времена былой самостоятельности Тверского княжества.
Резиденцией Симеона стал кремль. В нем расположился пышный двор, который был копией московского: при Симеоне состояли бояре, дворецкий, постельничий, ясельничий, стольники. Были образованы приказы, которые ведали делами удельного княжества.
Увлечениями бывшего царя стали охота (в селе Кушалино, где его когда-то крестили, располагался охотничий двор) и строительство. Татарский хан, ставший ревностным христианином, строил церкви и делал богатые вклады в монастыри. Сооружение одного из храмов связано с чудом… Однажды преподобный Мартирий, основатель и первый игумен Свято-Троицкого Зеленецкого монастыря, проезжал через Тверь. Симеон Бекбулатович повелел позвать к себе игумена и просил помолиться его за своего сына Ивана, который находился при смерти. Не успел Мартирий переступить порог царского дворца, как Симеону сообщили, что ребенок умер. Царь был безутешен, а Мартирий подошел к усопшему и начал читать молитвы. И чудо произошло: мальчик встал с одра совершенно здоровым. В знак благодарности Симеон построил каменную церковь в честь Тихвинской иконы Божьей Матери. А Зеленецкая обитель обрела в великом князе Тверском щедрого благотворителя.
«Шапка Мономаха».
Конец XIII — начало XIV вв.
Княжение в Твери не было для Симеона почетной ссылкой. Он продолжал заседать в Боярской думе. Бывший царь принимал участие в Ливонской войне: корпус под его командованием действовал на русско-литовской границе, а когда в 1581 году Стефан Баторий осадил Псков, Грозный назначил тверского удельного князя главнокомандующим 300-тысячной резервной армией.
…Черные дни для Симеона Бекбулатовича наступили в 1584 году, когда скончался Иван Грозный. При царе Федоре Ивановиче власть оказалась в руках Бориса Годунова. Началось с того, что тесть Симеона, князь Иван Мстиславский, который по завещанию Грозного входил в опекунский совет, был обвинен в заговоре против Годунова и пострижен в Кирилло-Белозерском монастыре под именем Ионы. Вслед за этим Симеон был лишен титула и имений и сослан на житье в село Кушалино. Как записано в Никоновской летописи: «Царь Симеон Бекбулатовнч не бяше уже на уделе во Твери… а двора же его людей в те поры не много было и жившие в скудости…»
Впрочем, история дала Симеону последний шанс для реванша. После загадочной гибели в Угличе царевича Дмитрия и смерти бездетного царя Федора Россия оказалась перед необходимостью выбирать себе нового правителя. С новой силон разгорелись в Москве интриги.
Одним из кандидатов на опустевший престол был царский шурин Борис Годунов. Однако столь однозначным такое положение представлялось далеко не всем. В апреле 1598 года несколько боярских фамилий решили объединиться вокруг фигуры Симеопа Бекбулатовича. Его поддержали Милославские, Романовы, Богдан Бельский и многие другие. Как с удивлением отмечал Н. М. Карамзин, «мысль возложить венец Мономахов на голову татарина не всем россиянам казалась тогда пеленою». Удивление это вызывало в XIX веке, но в XVI столетии у Симеона были большие шансы победить в избирательной кампании. В пользу его кандидатуры свидетельствовали происхождение от великого Чингисхана, царский титул, который Симеон носил когда-то, родство с князьями Мстиславскими…
Для того чтобы стать царем, Борису Годунову пришлось пойти на созыв Земского собора и пустить в ход весь арсенал политической борьбы — от агитации до подкупа депутатов. Но все это, возможно, было бы тщетно, если бы Симеон сам не отказался от борьбы за престол. Большую роль здесь сыграли его личные качества, в первую очередь — удивительное отсутствие честолюбия. Симеон был идеальным исполнителем, но никак не лидером. Свою роль сыграли и нежелание становиться марионеткой в руках московских бояр, и то обстоятельство, что он хорошо был знаком с тайными механизмами функционирования аппарата власти и всерьез опасался за свою жизнь…
Годунов победил. Целуя крест новому государю, подданные должны были обещать: «Царя Симеона Бекбулатовича и его детей и иного никого на Московское царство не хотеть видеть, ни думать, ни мыслить, ни родниться, ни ссылаться с царем Симеоном ни грамотами, ни словом, ни делом, ни хитростью; а кто учнет с кем о том думать и мыслить, что царя Симеона или сына его на Московское государство посадить, того изыскать и привести к государю». Кстати, после смерти Бориса Годунова в 1605 году присягавшие его сыну Федору давали то же обязательство.
Годунов смертельно боялся Симеона. В Никоновской летописи говорится: «Враг вложи Борису в сердце и от него (Симеона) быти ужасу, и посла к нему с волшебною хитростью, и повелел его ослепити, тако же и сотвориша». Свет на эту загадочную фразу пролил француз Жак Маржерст. Начальник охраны царя Бориса, а затем и Лжедмитрия I лично знал Симеона, неоднократно беседовал с ним, и тот ему поведал, что к нему в село Кушалино прибыл в день его рождения человек с грамотой от царя Бориса. В письме говорилось о том, что ссылка Симеона подходит к концу. В знак своей милости Годунов послал бывшему царю бочонок испанского вина. Выпив за здоровье Бориса, Симеон и ею слуга, разделивший трапезу с господином, ослепли. Эта история широко обсуждалась в то время и популярности Годунову не прибавила. Так, Лжедмитрий I, перед вступлением в Москву перечисляя преступления Годунова, обвинил ею в ослеплении Симеона, а заодно и в отравлении его сына Ивана. Этому можно и поверить, зная привычку Бориса Федоровича расправляться со своими врагами втихомолку. Как писал историк В. Б. Кобрин: «Он (Годунов) не любил устраивать казни на площадях, торжественно и громогласно проклинать изменников. Его противников тихо арестовывали, тихо отправляли в ссылку пли в монастырскую тюрьму, и там они тихо, но обычно быстро умирали — кто от яда, кто от петли, а кто неизвестно от чего».
В правление царя Бориса Симеон, всеми избегаемый, тихо жил в своем селе, как говорит летопись, «не искаша земнаго ничего». Но когда на престоле воссел Лжедмитрий I, бывший царь оказался нужен новой власти. Новый самодержец, царское достоинство которого было весьма сомнительно, вызвал Симеона Бекбулатовича в Москву, пообещал вернуть пожалованные Грозным владения и даже позволил официально именоваться царем. Однако строптивый татарин не пожелал поддерживать авторитет самозванца. Расплата не заставила себя ждать— в марте 1606 года Лжедмитрий приказал сослать Симеона в монастырь. Этим он избавлялся и от гипотетического конкурента: из монастыря навсегда заказан путь в государи. Великий князь всея Руси Симеон Бекбулатович. в прошлом царь касимовский Саин-Булат, был пострижен под именем Стефана в Кирилло-Белозерском монастыре, где десятью годами раньше окончил свои дни его тесть. Причем Лжедмитрий помнил об этом и в инструкции сопровождающим наказывал, чтоб постригли его «как старца Иону Мстиславского».
Всего полтора месяца спустя Лжедмитрий I был убит. В цари «выкликнули» Василия Шуйского. Популярностью в народе он не пользовался, права на престол у него были шаткие (говорили, что он «самочинно в цари нам поставился»), и потому он тоже вспомнил о Симеоне. Казалось бы, слепой старик не мог вызывать опасений, но всего уже через девять дней после прихода к власти, 29 мая 1606 года, Василий Шуйский приказывает перевести старца на Соловки, место ссылки особо опасных «государственных преступников». Царь Василий лично держит эту операцию под контролем: требует от приставов отчета, «какого числа он из монастыря выедет, чтобы нам про то ведомо было вскоре».
На Соловецких островах старец Стефан прожил шесть лет. Богатые вклады в монастырь, которые он делал в бытность великим князем Тверским, не облегчили его тягот. По распоряжению московских властей бывшего царя держали в каменном мешке на хлебе и воде. И только в 1612 году по приказу князя Дмитрия Пожарского и по решению «Совета всея земли» его вернули в Кирилло-Белозерский монастырь.
Последние годы своей жизни Бекбулатович провел в Москве. Он пережил всех своих детей, не дождалась его возвращения из ссылки жена Анастасия, которая вслед за мужем приняла постриг. Старица Александра была похоронена в Старом Симоновом монастыре. Сам Стефан скончался 5 января 1616 года. Его похоронили рядом с супругой. На надгробном камне написали: «Лета 7124 году генваря в 5 день преставился раб божий царь Симеон Бекбулатович во иноцех схимник Стефан».