Мажоры СССР

Все это рок-н-ролл

Мое превращение в мажора произошло внезапно. Так артист просыпается наутро знаменитым: открыл глаза — ба, я суперстар!

Отца взяли в ЦК на работу в конце 1978 года, и первое, что он сделал, — вручил мне билет на концерт «Бони М».

Это, доложу я вам, дорогого стоило. Человек с таким билетом в кармане был сродни небожителю, первым среди равных, ведь музыка «Бони М» в СССР была мегапопулярной, звучала из каждого утюга, на любой дискотеке, а задорное диско от ямайцев из Германии выпустили на виниле незадолго до их эпических гастролей в СССР.

Приезд «Бони М» в Москву был шоу мирового масштаба — без преувеличений! Именно эти концерты журнал «Тайм» назвал событием года, культурным прорывом железного занавеса. Московские записи продюсер группы продал за бешеные деньги европейским студиям домашнего видео. Фотографии участников группы, наряженных в русские меха, на Красной площади облетели газеты всей планеты.

С этими шубами, кстати, вышла настоящая полудетективная история. Артисты в Москве попросили море водки и русские меха. В «Березках» шуб не оказалось, и организаторы концертов не знали, что делать. Связались с куратором от ЦК, и тот организовал подвоз шуб из Казахстана с меховой фабрики, уголовное дело вокруг которой прогремело на всю страну в начале семидесятых. Оформлялось все как бог на душу положит. Зато фото на Красной площади вышли шикарные.

Я пробирался к входу в концертный зал «Зарядье» в гостинице «Россия» через огромную толпу людей. Над ней висело облако пара, на улице было дико холодно. Но публику не смущали ни ожидание, ни мороз под минус тридцать — каждый рассчитывал урвать лишний билетик, и чем ближе к входу, тем больше мне предлагали: пятьдесят, сто, сто пятьдесят. Позднее я слышал, что цена дошла до двухсот пятидесяти рублей — месячная зарплата на хорошей должности!

Интриги добавляли слухи: будут ли «южноамериканские музыканты», как их почему-то рекламировали публике, петь «Распутина» (там была строчка про «любовника русской королевы» и про секс, которого, как известно, в СССР не было) или им запретили? Не верьте тем, кто сейчас пишет, что песня так и не прозвучала. Именно с нее и начинался концерт. На сцену первым выбежал барабанщик, который стал выстукивать знакомый многим ритм, еще не добравшись до ударной установки, прямо по колонкам, установленным на сцене. Потом появились похожие на райских птичек артисты, и на весь зал грянуло: «Эй, эй, Распути́н!».

А в самом зале происходило странное: весь партер был заполнен солидными тетками с высокими прическами, увешанными золотом и держащими покерфейс, словно они были не на концерте, а на бюро райкома. Большую часть билетов распространили по организациям, и, как мне кажется, в основном они достались «нужным людям» из торговли в расчете на хорошие отношения в будущем. Рядом сидели ветераны с медалями и солидные мужи, которым место было не на диско-пати, а в каком-нибудь президиуме. Зачем они все пришли, для меня полная загадка.

Точно так же недоумевала на сцене Лиза Митчелл. Она не один раз показала руками: вставайте, надо танцевать, но не тут-то было. Тогда она и вовсе разошлась: спустилась со сцены в зал и начала приплясывать в проходе, призывая к ней присоединиться. Тетки в зале решительно окаменели и вцепились побелевшими пальцами в подлокотники, дежурившие в зале милиционеры сурово нахмурили брови: всем стало понятно, что выведут с концерта, только дернись.

Говорят, что на галерке все же кто-то танцевал. Как мне хотелось выбежать в проход и закружить вокруг певицы, не передать словами! Но мне довелось исполнить свою мечту лишь через много лет, когда на открытие казино «Кристалл» в Москве пригласили Лизу Митчелл. Фрэнк Фариан к тому времени умер, Бобби Фаррелл из группы ушел, но это не имело ровным счетом никакого значения: я танцевал под живую музыку от «Бони М», словно перенесся на двадцать лет назад! Жизнь удалась!

А в семьдесят восьмом, когда я в школе рассказал, что был на концерте, мне не поверили и обозвали хвастуном.

Впрочем, диско моему сердцу было идеологически чуждо. Оно принадлежало тяжелому року — «Дип Перпл» и «Юрай Хип». За «Июльское утро» я был готов броситься на любую баррикаду.

^{Обложки журналов и статьи о Boney M. Ноябрь-декабрь 1978 г.}

^{«Ночной полет на Венеру». Пластинка Boney M, выпущенная в СССР. 1980 г.}

^{Фото: Ekaterina34 / Shutterstock.com}

Как назло, в магазине «Мелодия» на Ленинском проспекте, в который я заглядывал каждый божий день, ибо учился в соседнем дворе, фарцовщики ничего достойного предложить не могли. Тогда я пустился в авантюру. На сэкономленный за несколько лет четвертной билет (деньги за обеды и проезд в троллейбусе, пришлось побегать от контролеров) я купил диск Донны Саммер, королевы диско. Клятвопреступный поступок был нужен для последующего обмена. Не помню, куда в итоге диск делся, но пару-тройку раз удалось на время поменяться с приятелями и подержать в руках двойной альбом японского концерта «Дип Перпл» и что-то из «Слэйда».

Потом вернулись из Токио моя двоюродная тетушка Оля, роскошная красавица-блондинка, и ее муж, который был страстным меломаном. В их тесной квартирке на Нагорной мне организовали истинный пир духа. Таинственно мигали разноцветные лампочки дорогущей японской стереосистемы, дядюшка что-то «химичил» с загадочным эквалайзером, с тихим шорохом опускался звукосниматель на очередной «пласт», а в наушниках, которые мне торжественно вручили, звучали басы и жесткие ритмы. Шла запись кассет, я держал в руках диск Ринго Стара c I’m the Greatest — и я был велик, я был счастлив! А еще у меня появилась лучшая коллекция рок-музыки во дворе!

Теперь в моей квартире гремел правильный тяжелый рок, а соседка барабанила в дверь, требуя немедленно прекратить и грозя мне карами египетскими и комитетом комсомола. Наивная, ее еще ждало то время, когда ко мне в квартиру станет набиваться до двадцати студентов, чтобы отметить завершение сессии громкой вечеринкой.

В начале мая 1981 года я совершенно случайно попал на концерт, просто услышав на улице жесткие рок-н-ролльные ритмы. Дело было на улице Волгина, концерт проходил в столовой геологоразведочного института и уже близился к завершению. На сцене была группа ребят, выглядевших как-то по-иностранному и исполняющих нечто совершенно антисоветское в хорошем смысле этого слова, словно мой Юго-Запад на короткое мгновение превратился в Вудсток. Мне сказали, что это некие «Россияне» из Питера, а их солист чем-то неуловимо напоминал молодых «Квинов».

Впоследствии я прочитал, что именно эти ребята были одними из создателей Ленинградской рок-лаборатории, а их лидер Жора Ордановский, прыгавший на сцене в Москве в реквизитном мундире с золотыми эполетами на голое тело, вошел в историю русского рока своим мистическим исчезновением в восемьдесят четвертом. Ничего даже близко похожего в последующие пять лет я не видел и не слышал[17].

Конечно, советский рок пришел к нам, к детям спальных районов, вместе с «Машиной времени». Помню, как-то на улице мне сосед дал послушать запиленную кассету. Запись была настолько плоха, что слов я не разобрал.

— Что-то западное? — спросил наивный я.

— Ты с дуба рухнул? Это же «Машина времени»!

С той поры песни Макаревича[18] и Кутикова вошли в мою жизнь, как у всего нашего поколения, — так же, как в мире победили «битлы». Но ненадолго, успех Владимира нашего Высоцкого «Машина» повторить не смогла. Не знаю, что случилось с Андреем. Думаю, его грехопадение началось еще в восьмидесятых, когда ему пошли авторские отчисления за публичное использование его музыки. Впрочем, еще в восемьдесят втором, когда мне притащили послушать первый винил «Охотники за удачей», изданный американцами, я почувствовал некую измену идеалам рока. Да, там был и «Новый поворот», и «Кого ты хотел удивить», но «Синяя птица» и другие песни, до сих пор любимые многими, — это была другая стилистика, все это был не рок-н-ролл. Не вышло из Макара советского Маккартни, хотя разговоры на этот счет какое-то время ходили.

Как-то не сложилось у меня с подпольными концертами и с квартирниками. Не нашлось нужных знакомых, или я вовсе не был таким уж страстным меломаном, поэтому поделиться особо нечем. Был как-то раз на одной тусовке, кто-то играл — довольно вяло, как мне показалось. Мне стало скучно, и я тихо ушел, не дожидаясь продолжения банкета. А ведь могло так случиться, что там был кто-то из ныне знаменитых, и я лишил себя возможности ныне прихвастнуть. Но богема — она во все века такая богема: никогда не знаешь, кто может выстрелить. Это еще красотка Дафна Дю Морье подметила в своем знаменитом романе.

Еще был эпизод с левым концертом «Воскресения» в Малаховке, но это оказалось липой. Я не поехал, а приятели, меня приглашавшие, вернулись из Подмосковья чертыхаясь. Жулья вокруг рок-тусовки вилось побольше, чем было талантливых музыкантов.

Успехи отечественных ВИА, их, казалось, быстрая дорога к славе и понимание, что советский рок — это реальность, а не несбыточная мечта, — все это двигало нами, побуждая браться за гитары. Сложно сказать, чего здесь было больше — жажды публичного признания, юношеских амбиций или легкого пути к сердцу компании, особенно ее женской половины? Я тоже этим переболел, ровным счетом ничего не добившись, — увы, ни голоса, ни слуха бог мне не дал.

Помню, в старших классах мои приятели «замутили» школьный вокально-инструментальный ансамбль, получив от директора добро и аппаратуру с инструментами. Я вечерами зависал в репетиционной в роли группы поддержки в одном лице. Как-то раз, когда они готовились к какому-то конкурсу, Валерке, их лидеру, не понравилось звучание песни. Всех перепробовали, и тут его взгляд упал на меня.

— Давай тебя послушаем. А вдруг ты у нас тайный певец века?!

Я вспотел, засмущался, повторяя про себя: вот он, мой шанс! Вышел на сцену, запел. После первого куплета Валерка остановился и махнул рукой: мол, не твое это — петь. В общем, артиста из меня не получилось.

У другого моего уже студенческого друга голос был. Более того, с его напором и пройдошеством в историю русского рока могла попасть колокольня. Согласитесь, рок на колокольне — это звучит круто!

^{А в общаге звон бокалов и гитары перезвон (фото из личного архива О. Олейникова)}

^{Девушки от парней с гитарами не отставали (фото из личного архива К. Чармадова)}

В Новоспасском монастыре, что на Крестьянке, долгие годы шла реконструкция. Проводил ее ВЦНИЛКР. За страшным названием скрывалось вполне уважаемое учреждение — Всесоюзная центральная научно-исследовательская лаборатория по консервации и реставрации музейных и художественных ценностей. Руководил ею отец моего приятеля, который создал свою группу и выбил у отца место для репетиций — ту самую колокольню.

Уже не юный барабанщик, только вернувшийся из армии, был парнем деятельным и авантюрным. В частности, он свистнул из Дома Союзов, где подрабатывал дворником, стойки под микрофоны, утащив их на себе, засунув в брюки и под куртку и чуть не свалившись под ноги контролерам у самого выхода. Но ему карьера музыканта быстро надоела, и он стал пробовать себя где только можно: транспортировщиком одной нити на ткацкой фабрике имени Калинина, машинисткой в отделе учета на карандашной фабрике имени Красина, пока на короткое время не угомонился на КВН. Там он перезнакомился с кучей народу на ТВ и вместе с Михаилом Лесиным основал знаменитый в будущем «Видео Интернешнл», в котором директорствовал в девяностые. А в нулевые он создал культовую для многих передачу «Диалоги о рыбалке». Догадались, о ком я? Конечно же, это Леха Гусев, мой старинный друг со студенческой скамьи. Надеюсь, он не будет в обиде, что я слегка приоткрыл его секреты.

Познакомились мы тоже забавно и тоже благодаря музыке. Как-то раз, когда мой курс был «на картошке», я сидел в одиночестве на веранде спального корпуса и тихо наигрывал какую-то мелодию на гитаре. Тут появился парень постарше, присел рядом.

— Слабо под эту мелодию исполнить Гимн Советского Союза?

— Легко! — хмыкнул я, и далее мы полночи дурачились, перебирая весь мой небогатый музыкальный репертуар на заданную тему. Как я писал в главе «Планета СССР», идейность у нас была своеобразной.

Рождение первого ребенка и появление чуть позднее домашнего видео серьезно отодвинуло меня от музыки, западное кино овладело отныне моим сердцем. Но и сейчас, когда я слышу по радио заводные ритмы «Назарета» или задорную In the Summertime в исполнении «Манго Джерри» я прибавляю звук и улыбаюсь: здравствуй, молодость!