Магистериум морум

Глава 11. Кубок с драконом

«Когда папа, собор, епископ, проповедник, исповедник, богослов или катехизатор учат тому, что действительно принято церковью в качестве истины, они осуществляют magisterium Ecclesiae».

http://allvatican.ru/ehntsiklopedija-krugosvet-1

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Год 1203 от заключения Договора.

Провинция Ангон, город Ангистерн.

4 день.

Фенрир вздыбился и захрапел, словно почуял волка. Только перчатка из кожи химеры позволила магистру Фабиусу удержать коня на утоптанной тропе между сосен.

Он не любил ездить лесом, но торная дорога на Ангон, изгибаясь, как змея, заворачивала сначала к Лежену, и маг подсчитал, что сэкономит полдня, двинувшись напрямик.

И вот уже лес впереди светлеет, значит скоро поля, а там — рукой подать и до городских ворот… Неужто придётся поворачивать?

Бандитов магистр не боялся, как и мелкой нечисти. Но конь-то чего так бесится? Что чует? Не иначе завёлся в предградье волкодлак или хуже того — псоглавец? Тот, если обиженный, как не гони — от людей не уйдёт, а убивать будет хоть каждую ночь, циклы двух лун ему не указ.

Фабиус нашарил на груди синий камень в серебряной оправе — магистерский амулет, защищающий и от тьмы на окраинах, проверил на поясе верный нож с серебряной рукоятью, способный окоротить низшую адскую тварь.

Но Фенрир даже под гнётом химерьей кожи всё храпел и пятился, и маг засомневался, что беда так проста.

Умный конь чуял серьёзную нечисть, опасную и для практикующих высокие магистерии. Следовало объехать дурное место, поискать иной путь в Ангистерн. Была ведь развилка на местную торговую дорогу, нужно было свернуть туда, да думы помешали.

С самого начала пути с душевным покоем у магистра не задалось. До Лимса он ещё как-то доехал, сбиваясь с созерцания засыпающей осенней степи на размышления о том, почему так дурно расстался с сыном. А едва успел свернуть на ангонский тракт, как в сердце вонзилась игла, да так глубоко — хоть поворачивай обратно!

Фабиус справился с собой: лекарское искусство — низшая ступень обучения, через которую проходят все маги. Он спешился, совершил молитву, успокоив дух; развёл водой взятую в дорогу травяную настойку из ландыша и боярышника, хлебнул, успокоив тело.

Он решил, что стал слишком стар и нервен для дальних одиноких поездок. Не было же никаких недобрых знаков? Да и особенных причин волноваться — тоже не было.

Магистр засиделся на своём острове, застоялся, как Фенрир, что тяжело поводил боками уже к обеду первого дня пути. Но конь-то разошёлся, рысил экономно и неутомимо, а Фабиуса всё тянуло домой, всё глодала душу беспочвенная глухая тоска, так и не внявшая увещеваниям разума.

Выходит, сам он и накликал беду? Дурные предчувствия шевелили магистру сердце, вот и угодил на плохую тропу? Знал же, что в пути сердце положено убирать в кованную латную рукавицу!

Магистр Фабиус уже поворотил коня, когда услыхал тонкий жалобный крик.

Он оглянулся: к обочине беспечно склонились тяжёлые от горьких ягод рябиновые кусты, дальше, куда ни глянь, высился ровный частокол строевой сосны. Было мучительно тихо и так фальшиво спокойно, словно за деревьями прятались разбойники.

Магистр хмыкнул, не спешиваясь, достал из седельной сумки походную книжицу заклинаний, долистал до достаточно редкого и мудрёного заговора «На ограждение дурного места», и, бросив прямо на тропу в качестве жертвы амулет из когтя рыси, прочёл на распев:

— Unusquisque sua noverit ire via! (Пусть каждый сумеет идти своим путём).

После маг отряхнул руки, не имея возможности омыть их, и тронул коленями Фенрира, решительно направив его в сторону торговой дороги.

Может, кричала и жертва, но адские твари хитры и часто зазывают путников жалобными голосами. А заклинание будет набирать силу постепенно. И глупая нечисть, если таковая действительно бродит в окрестностях, рано или поздно угодит в ловушку, расставленною волей мага. И издохнет там!

Магистр засмеялся, было, но невидимая рука снова сдавила ему сердце, и улыбка стала гримасой.

Да что за напасть!

Фабиус потянулся к висящей на поясе бутылочке с зельем. Глотнул. Оглянулся…

Лес был тих и не по-осеннему сух. Бурундук перебежал тропу. Совсем рядом застучал пугливый зеленоголовый дятел.

Куда ещё спокойнее?

Вот только сердце, не внимая уговорам и травяному элексиру, частило в сгустившейся крови. И не было этому внятных причин.

Пусть даже блудит вокруг Ангистерна адская тварь, мало ли видел магистр тварей? Не в его годы — пугаться до сердечного стука.

Разве что… сердце противится въезду в город?

Ангистерн называли в народе городом трёх висельников. Это был единственный город, в котором двенадцать столетий назад чернь взбунтовалась и повесила магистров, делегированных городским советом подписать Договор о «Магистериум морум» — особом порядке взаимоотношений между смертными и Сатаной.

Жители Ангистерна не захотели кормить Ад своими душами. Не смирились, хоть жуткие твари свободно терзали в те тёмные времена людей, действуя по своей прихоти и днём, и ночью.

Сатана — жестокий отец, и бунт в Ангистерне его тварями был подавлен быстро. Из столицы прислали новых магистров, Договор подписали. Осталась лишь сказка о непокорности горожан, хотя мало кто помнил даже место, где были установлены когда-то виселицы, лишившие на время город закона о Магистериум морум.

Были ли тогдашние жители Ангистерна повстанцами или бунтовщиками, магистр Фабиус не знал. Возможно, они были глупцами, подстрекаемыми провокаторами. Ведь чего они добились? Что улицы города многожды были омыты кровью, и адские твари бродили по ним ещё сутки после того, как Сатана изгнал их из всех прочих мест, населённых людьми?

Двенадцать столетий назад земля людей и без того утопала в крови. Страшные демоны из глубинного Ада выпивали души живых, а их плоть пожирали твари низшие.

Договор с Сатаной положил конец беззаконию. В единый час закрылись для адских созданий границы, а Серединный мир порос Его церквями.

Церкви собирали души погибших и умерших людей и направляли их в Ад. И мир наступил на земле. Цена его была велика, но имелся ли иной выбор?

Вот и развилка. Магистр повернул коня на изрытую свежими колеями дорогу, проложенную в спешке и как попало. Значит, и жители окрестных деревень стали бояться ездить напрямик через лес? Но куда смотрят здешние маги?

Повозок в жаркий полуденный час было немного. Фабиус обогнал фургон с комедиантами да телегу мельника, груженую мешками с мукой.

Жеребец, почуяв вонь из городского рва, наддавал без понуканий, и к полудню магистр подъехал к южным воротам Ангистерна, где пропускали по простому деревянному мосту торговцев средней руки и зажиточных крестьян.

Маг не хотел лишней огласки, однако первый же страж узнал и фибулу на плаще, и вышитый на горловине походной рубахи знак магистра магии. Глазастый оказался стражник, молодой, рыжий.

Он на секунду склонился в полупоклоне и тут же подхватил повод, помогая Фабиусу спешиться. Магистр достал из седельной сумки охранную грамоту и спросил негромко:

— Что в городе говорят?

— Что боязно стало, мейгир, — так же тихо отозвался рыжий, называя магистра на южный манер и чуть картавя.

Непослушные вихры его торчали из-под форменной кожаной шляпы, глаза бегали.

Маг недоверчиво хмыкнул, и стражник полуобиженно зачастил:

— Так ворьё же лютует! Бродяги воруют младенцев! А по окрестным сёлам — крещёные языками ботают! Вроде как в город их не пущают, а я завчерась сам видал одного, с рожей, развороченной на четыре части. От них, говорят, бабы скидывают и мрут. Так вот и по вечерней заре — прямо у ворот растерзало одну, молоденькую! А что как глянула на крещёного? Кровищи-то было, менгир! Кто говорит — глянула, а кто судачит про крылату тварь…

Голос стражника сорвался на хрип, парень зашёлся в кашле и едва не выпустил конский повод, а ведь Фенрир и без того уже косился на начищенную пряжку его пояса.

Магистр Фабиус покачал головой, похлопал жеребца по морде, отвлекая от медного блеска. Он успел ощутить, как чья-то сила скользнула между ним и рыжим, заставив того замолчать. Но чья?

Маг оглянулся из-под руки, но не заметил в толпе горожан и приезжих людей подозрительных, держащих спину излишне прямо или глядящих дерзко. Но ведь и не почудилось!

Нехорошо встретил магистра Ангистерн, не любезно. Вот и предчувствия в руку!

Фабиус быстро перебрал в уме привычные препятствия, что могли бы поджидать его в городе. (Он знал: найдёт отгадку — и беспокойство ослабнет.) Козни местных магов? Грязные делишки префекта?

Но тяжесть в груди не уходила, лишь затаилась, налив свинцом левую руку. Что ж за проклятое место, отец наш, Сатана, этот город?

Ангистерн и раньше не ложился магистру на душу, хоть и бывал он тут пару раз по делам магическим и торговым. Надсада и серость — вот что ощущал здесь Фабиус. Но не очень задумывался, почему.

Магистр, не брезгуя, хлопнул рыжего по плечу, поймал его взгляд и прошептал формулу, излечивающую горло и дыхание.

— А по окраинам что слышно? — спросил он, отметив про себя, как быстро полегчало стражнику. Точно — наведённая магия!

Но тут рыжего отодвинул дородный начальник стражи — в новых сапогах, с улыбкой во всё лоснящееся от жары лицо, с серебряным кубком в руках и глиняной бутылью под мышкой. Он грозно зыркнул на подчинённого и предложил «почтенному мейгиру» отдохнуть в комнатах для гостей, покуда из почтовой не пришлют для него повозку или свежего коня. Уж что пожелает высокий гость.

Фабиус сдвинул брови. Предчувствие тут же взобралось по руке и кольнуло грудь. Он вгляделся в лицо начальника стражи, перевёл глаза на кубок…

Кубок был гербовой, серебряный. На печати горбился, расправляя крылья, дракон — символ правителя Серединного мира людей.

У торговых ворот — да серебро с драконом?

Маг грубо отстранил руку с кубком и вскочил в седло. Фенрир обойдётся без отдыха! Скакали они сегодня всего лишь с рассвета и до полудня, а предчувствие мага — это не шутки бродячего скомороха!

Тем более магистр и не желал пить дрянное вино, пока досужие разносят слух о его прибытии в Ангистерн. Мэтру Селеку Грэ, городскому префекту и попечителю провинции Ангон, Фабиус намерен был заявить о себе лично. Хватит намёков и предчувствий! Пусть свершится то, чему суждено!

Фенрир оскалился, и начальник стражи кубарем отлетел от него, разом теряя и кубок, и напыщенность. Початую бутыль он уберёг — сумел ловко прижать к пузу…

Фабиус усмехнулся в бороду. Если и не слыхали ещё в Ангоне про колдовского коня магистра Ренгского, то теперь точно придумают. В столице — и то болтают, будто откусил жеребец лорд-протектору Хеймы руку по локоть.

Маг слухам не препятствовал, дабы коня не свели охочие до породистых лошадей. Он пустил Фенрира не шагом и не в галоп — кентером. Медлить не стоило, но и торопливостью не отличается в человеческом мире даже смерть.

Город казался пустым. Полуденное солнце палило, навевая головную боль двум стражникам в медных кирасах и шлемах, что тащились посреди улицы, изображая служебное рвение.

Могли бы и выпить в трактире вина, всё равно тишину нарушало только цоканье подков магистерского коня. Горожане отдыхали. Разве что в проулке, ведущем к рынку, колобродили нищие, приставая к редким прохожим, да прачки в ограде городской лекарни развешивали мытое бельё.

Дом префекта, как и положено, располагался рядом с ратушей, недалеко от центральной городской площади, носившей имя Ярмарочной. К ней прилегала площадь церковная, мощёная красным кирпичом.

Вокруг церкви на необлагаемой налогом земле притулились самые бедные дома. Так было принято во всех городах людского мира — власть Сатаны и власть людей разделяла тонкая полоса самостроя. Живущие здесь каждый день и каждую ночь могли наблюдать, как краснеют стрельчатые окна демонического здания, когда очередная душа отправляется через алтарный зал прямиком в Ад.

Но для магистра церковь была не дырой в Бездну, а местом, где хранились списки родившихся и умерших да стояли клетки с магистерскими вестниками — воронами.

Подъехав к дому префекта, Фабиус отметил, что чиновник отгородился от черни забором, возвышающимся от узаконенного эдиктами локтя на два.

Совет Магистериума пока закрывал на это глаза. Сон его не мог длиться вечно, чего префект, как человек светский, имел право не знать. А вот чутьё могло бы и предупредить дурака о неприятностях, что могут последовать по приезду «чужого» магистра. Но какое у дураков чутьё?

Фабиус въехал с улицы, постучав в калитку для слуг (хотя прекрасно видел нарядные парадные ворота, выходящие на Ярмарочную площадь), спешился, отдал повод выбежавшему навстречу привратнику.

Мужичок был измождённый, но чистенький. Руки у него дрожали и зрачки расширились от страха, когда он потянул за узду свирепо скалящегося жеребца.

Магистр усмехнулся в бороду. На самом деле конь его был не более горяч, чем положено плизанским кровным, и не особенно заколдован. Лишь подковы были магическими, да и то — чтобы не терялись.

— Комнаты! — приказал Фабиус подбежавшим слугам. — Горячую ванну и вина!

И огляделся по-хозяйски, отметив, что окна на третьем этаже флигеля, пристроенного к обширному дому, закрыты тяжёлыми шторами.

— Господин префект отдыхают по-полуденному — подтвердила высокогрудая круглолицая ключница.

Рукава её были высоко закатаны, юбки подоткнуты так, что обнажали белую кожу щиколоток.

— Вот и не беспокой, — кивнул Фабиус. — Я отдохну с дороги в комнатах для гостей.

Он проводил глазами ладную фигуру служанки и снова ощутил, как шевельнулась в сердце игла… Да что с ним такое! Следовало разобраться с этими предчувствиями! И провести сегодня же вечером серьёзный обряд, очищающий душу от страхов и проясняющий будущее.

Фабиус прошёл в гостевые покои, состоявшие из двух комнат — одна предполагалась под кабинет, вторая, с узким высоким окном, под спальню, — достал из седельных сумок, принесённых слугой, чистую рубашку.

Он не торопился. Знал, что префекту уже доложено о его приезде, однако страх и чванство не дадут чиновнику слишком поспешно выразить радушие. Мэтр Грэ будет бдеть и маяться неизвестностью, но не примет магистра раньше ужина.

Пока служанки суетились и грели воду, Фабиус распаковал парочку защитных амулетов, один от яда, в виде аметиста на золочёной нитке, а другой «ad patres» (к праотцам), внешне напоминающий перстень и оберегающий в бою запястье.

Достал он и письма от здешнего магистра Ахарора Скромного. Едва успел пробежать первое из них глазами, как давешняя ключница принесла вина и жаровню для ароматных масел.

Она опустила рукава и оправила юбки. За её спиной теребила передник девочка лет двенадцати с полной корзинкой жёлтых слив. Платье ребёнка было таким коротким, что магистр видел поцарапанные коленки.

Служанка открыла пыльную бутыль и стала раскладывать на блюде сливы, загребая их из корзинки девочки. Потом отомкнула стоящий в углу сундук с посудой и бельём и достала из него знакомый магистру кубок.

Маг пробормотал «bis ad eundem lapidem offendere» (дважды споткнувшись о тот же камень), хмыкнул, оценил упруго налитую грудь служанки, сам плеснул на дно кубка (да, кубок был точно такой же, что пытался всучить ему стражник, серебряный, с драконом), окунул в вино амулет, пригубил и поблагодарил кивком старшую из женщин.

На этот раз вино оказалось из подвала префекта. Оно не вскипело, когда аметист коснулся его, хотя у мага не было сомнений, что кубок просто создан для яда…

А вот подсылать гостю малолетку было неумным шагом со стороны мэтра Грэ. Конечно, магистр был одинок, что уж говорить, и воздержание в последние дни было с ним в панибратских отношениях. Но устав Магистериума — это устав Магистериума. И переход женщины в детородный период доказывается легко.

Магистр жестом отослал ребёнка. Наверное, слишком резко: испуганная девочка выронила корзинку, бросилась поднимать сливы и, наконец, пятясь, исчезла за тяжёлой дверью.

— Сирота? — спросил Фабиус.

Вышколенная служанка почтительно склонилась:

— Да, мейгир.

Магистр Фабиус хмыкнул в бороду. Похоже, дурацкий титул приклеился здесь к нему.

— Готова ли ванна?

— Да, мейгир.

Он снова пригубил, изучил влажный след собственных губ на кромке кубка и снова переключился на герб. Дракон силился распахнуть крылья. Казалось, сейчас он встрепенётся и вырвется из серебряного плена. Давно магистру не приходилось видеть такой тонкой работы. В кубке явно крылась загадка, и не безобидная…

Маг поднял глаза на ключницу:

— Готова ли ты прислуживать мне и в ванной?

Служанка едва заметно смутилась, но тут же склонила голову:

— Да, мейгир.

«Говорят, что префект Ангистерна был когда-то охоч до женского пола, но, похоже, годы не пощадили его, если судить по растерянности прислуги…».

Женщина не просто опустила глаза, но и укусила губу.

— Что смущает тебя, милая? — ласково спросил магистр Фабиус. — Спрашивай, не бойся? Я обеспечу будущее ребёнка, если таковой случится. Это тебя волнует?

— Вам будут прислуживать в ванне, мейгир, — пролепетала женщина. — Более молодые и…

— И не спорь со мной, я не охотник до малолеток!

Магистр по следу вина на бокале уже понял, что девочка со сливами была не провокацией, а случайным хвостом, сиротой, что таскалась за ключницей.

Он умел читать по следам жидкостей будущее и увидел также, что беда висела над домом префекта тёмной тучей. Увидел он и прожилки яда, спрятанного где-то до времени.

После горячей ароматной ванны, распаренный и облегчивший чресла, магистр отдыхал в постели, когда префект прислал слугу, пригласить почтенного «мейгира» к ужину.

Маг неспешно встал, и всё та же служанка внесла глаженое белье. Локон выбился из-под её чепца и вился над нежным ухом.

— Помоги-ка мне одеться, милая, — ласково попросил магистр и по зарумянившемуся лицу понял, что женщина отдалась ему не по обязанности. Видно, чем-то приглянулся ей заезжий гость.

— Как зовут тебя? — спросил Фабиус, протягивая ногу, чтобы служанка натянула на неё сапог.

— Алисса, мейгир.

— Ты одинока?

— Мужа моего забрали на службу, на границы Гариена, где страшные твари лезут на стены города. Я не слыхала от него вестей уже две зимы.

Магистр кивнул — он знал, что творилось в Гариене, — и погладил низко склонённую голову. Ему захотелось снять чепец и снова вдохнуть запах её волос. Женщина была слишком хороша для простой солдатки, да и говорила неожиданно складно.

— Семья твоя была не из бедных, — констатировал он.

— Мои родители разорились, мейгир. Марк взял меня без приданого. Он сам не из чёрного рода, но вынужден был пойти в услужение, а потом и к вербовщику. Нашей дочке едва исполнился годик, и нам не хватало на хлеб.

«И ты была благодарна мужу, но не любила. Он продал себя в солдаты, а девочка умерла».

Магистр кивнул сам себе.

— Спасибо, милая. Позови кого, пусть меня проводят в обеденную залу.

Тяжёлые шторы в большой обеденной зале были опущены, но свечей горело в достатке. Можно было различить даже рисунки на гобеленах, украшавших стены: фрукты и вино — слева, оленья охота — справа.

Префект Ангистерна мэтр Грэ и магистр Фабиус сидели за длинным дубовым столом. Гость попросил накрыть рядом, без церемоний, но хозяин поспешил усесться во главе стола, спиной к единственному, но большому окну, гостю же накрыли на противоположном конце.

Двухстворчатая дверь, выходившая на лестницу, неимоверно раздражала магистра. Слуги то и дело скрипели створками, тенями появлялись из-за спины…

Еду подали дорогую, но слишком пресную: пирог с голубями, фаршированную щуку, запеченную оленину и студень.

Префект болел. Это было видно по его скудному лицу с тонкими лисьими чертами, по бледной коже с капельками пота, выступившими над бритой верхней губой от единственного бокала вина.

Стал понятен и его интерес к молодухам — видимо мэтр Грэ надеялся этим простым способом продлить жизнь и разжечь огонь юности. Он полагал, что правила Магистериума, ограничивающие распущенность власть имеющих, не для мирян? Он ошибался.

— Вы слишком увлекаетесь лечебными тинктурами, мэтр Грэ, — произнёс магистр Фабиус, поднялся, подошёл к окну и отогнул тяжёлую штору вышитого бархата. — Неумеренность в тинктурах может нанести серьёзный вред телу.

Окно второго этажа, где была расположена обеденная зала, выходило на улицу, ведущую к рынку. Приближалось время стражников с колотушками, прекращающих всякую торговлю, и люди спешили раскупить по дешевке остатки рыбы, хлеба и овощей.

— Что там? — удивился префект, видя, что гость буквально застыл у окна.

— Оцениваю, что несут с рынка, — с искусственной весёлостью сообщил магистр. — Утренняя рыба из соседней реки, овощи с полей, что возле городских стен… Чечевица и ячменный хлеб. Сколько в городе пекарен?

— Ангистерн — не торговый город, здесь продают лишь то, что идёт на еду. Но всё-таки три пекарни мы держим, — процедил чиновник. — Одна из них — в ведении городских властей, ещё две получают деньги из казны. Есть и малые пекарни, они выживают, как могут.

— А сколько амбаров с запасами муки? — спросил магистр.

— Да что стряслось? — встревоженный перфект резко поднялся и, путаясь в длинных одеждах, подошёл к окну.

Свет упал на багровую вышивку по горлу его туники, блеснул маслянисто, и магистру показалось на миг, будто префект пролил на себя вино.

— Дурные вести, как водится, идут с северным ветром, — усмехнулся Фабиус. — В провинции Дабэн — чума. Люди перебираются из городов в соседние деревни, а чуму несёт по ветру. Магистериум установил на границах провинции магическое сито, больные сквозь него не пройдут, но мы ждём наплыва беженцев. Меня послали с инспекцией по окрестным городам.

— Магический совет ценит ваш верный глаз, — выдохнул префект и закашлялся, закрывая лицо вышитым платком.

— Да и я не ценю своё седалище, — согласился Фабиус. — Последние несколько дней седло мне служит вернее кресла. Но я не вижу, как ни вглядываюсь, чтобы Ангистерн смог принять голодных из Дабэна. А ему нужно будет принять.

Магистр отпустил штору, сел и сам налил себе вина, хоть рядом с бокалом лежал колокольчик для вызова слуг.

Префект молчал. Грабус был прав, к нему следовало присмотреться. Это был ветхий больной старик, не способный уже ни исполнять, ни возражать. Но отчёты-то приходили из Ангона исправно!

— Тем более, мне донесли, что в городе неспокойно! — магистр возвысил голос и префект вздрогнул. — Что за тварь бродит здесь по окрестностям?

И тут перстень согрелся на пальце магистра: префект лгал ему враз стянувшимся в недоумевающую улыбку лицом!

Мэтр Грэ начал рассказывать, что слухи обманчивы, что на самом деле в Ангоне всё — лучше некуда. Магистр кивал в ответ, но смотрел лишь на игру света на перстнях здоровой руки. Пока не отметил, что собеседник запутался в собственной лжи, и можно задавать ему вопросы напрямую.

Магическое чутьё и без того позволяло магистру отличать правду, а потерявший контроль над эмоциями и вовсе становился для него открытой книгой.

Но что за грехи могут быть у префекта, кроме малолеток, что таскает в свою постель? Чем так обеспокоила его засевшая у городских стен тварь, что пот так и течёт у него по вискам? Не о горожанах же печётся? Подумаешь, баба разорвана в клочья? Цена бабы — цена сплетен.

Ответ тут мог быть один: тварь, что затаилась у города — не безмозглый хищник верхнего Ада. И она уже пыталась предложить префекту свои услуги.

Мэтр Грэ — немолод, нездоров, а потому уязвим для тварей Отца людей Сатаны… Но что именно было предложено?

Магистр Фабиус вертел в руках кубок и наблюдал за лицом префекта. Здоровье? Молодость? Деньги? Близко, да не то…

— Я задержусь в городе на один малый лунный круг, — вымолвил он, так и не отыскав решения. — Завтра с утра мне хотелось бы видеть доклад о готовности города принять беглецов из чумной провинции. Учитывая близящийся холодный сезон, нужны не только походные кухни, но и тёплые ночлежки. А сейчас я прошу вашей милости отдохнуть с дороги…

Префект вздрогнул. Даже само слово «дорога» пугало его.

Фабиус покачал головой, отставил кубок и поднялся. Ему не терпелось узнать, попалась ли тварь в ловушку, что он устроил ей?

Тьма — время нечисти. Если заклятие оказалось слабым, исчадье Ада будет мстить сегодня ночью магистру, искать его в спящем городе.

Слуга шёл впереди со свечой — в доме префекта было темно и сонно, хотя дело близилось к девятому часу от полудня. Осень пришла в мир. Стало раньше темнеть, а горожане экономили свечи и ложились спать загодя.

У входа в гостевые комнаты томились три молоденькие служанки. Магистр велел им удалиться, даже не присмотревшись к напудренным лицам и излишне открытым грудям. Слуге он сообщил, что устал и не желает, чтобы его беспокоили до завтрака.

Однако, уединившись для отдыха, спать магистр Фабиус не стал. Он тщательно, по периметру, обошёл со свечой доставшиеся ему скромные апартаменты: две комнаты, в одной из которых окно было большое, застеклённое хорошо сделанным желтоватым стеклом, а в другой — узкое, как бойница, затянутое непрозрачной запузырившейся слюдяной плёнкой.

В комнате с большим окном стояли стол, бюро с письменными принадлежностями, два стула, большой сундук и маленькие клавикорды, к сожалению, изрядно расстроенные. (Магистр постучал по клавишам и поморщился). В комнате с окном-бойницей имелись широкая деревянная кровать, маленький прикроватный столик (куда перекочевали вино и сливы), да ночной горшок.

Завершив обход, магистр достал из седельных сумок зеркальце из отшлифованной серебряной пластины, толстую свечу, и переплетённую в кожу походную книгу заклятий.

Свечу он поставил на стол в комнате с большим окном, рядом положил зеркальце и книгу, прочитав из неё предварительно несколько фраз. И как только магистр удалился во вторую комнату, с окном-бойницей, как над столом тут же сгустилась тень читающего человека.

Фабиус невесело усмехнулся, подошёл к бойнице, коснулся стекла одним из перстней, а их на его правой руке было три, и произнёс тихо «Absit omen!».

И без того мутное и пузырчатое стекло запотело вдруг, словно украшало не спальню, а баню.

Магистр нахмурился: он ожидал другого эффекта. Провёл пальцем по влажной поверхности, рисуя какой-то нужный ему узор… Но линии сами собой сложились в очертания женской головки с тяжёлым узлом волос.

Волосы Райана успела заколоть в узел. Это было первое, что она сделала, ощутив тяжесть под сердцем.

Он не возражал. Он смотрел на неё и не мог наглядеться, зная, что судьба уже занесла над нею свой меч. Что ей суждено стать матерью его единственного законного сына и наследника, а, значит, родов она не переживёт.

Он страховал себя с любовью, как мог. Взял в жёны девочку из отдалённой провинции Ларге. У небогатых родителей справился лишь о здоровье невесты, прежде чем заочно подписать брачный контракт. Он желал увидеть дурнушку, а увидел любимую. Всегда и вечно. Нежную и трепетную, как птица, которую вспугнул охотник, поднимающий лук.

Магистр вздохнул и одним движением стёр нечаянный узор. А затем повторил заклятье и подул на стекло.

Воздух в комнате всколыхнулся, стекло растаяло, а на подоконнике захлопал крыльями огромный чёрный ворон.

И тут же часы на городской ратуше пробили девять. А следом сторож истошно заорал вдалеке: «Девять часов в Ангистерне! Время спать!»

Эти звуки легко заглушили шипение вина в серебряном гербовом кубке. С первым ударом часов оно поднялось шапкой колдовской зелёной пены, но тут же опало и приобрело свой обычный вид.

Ворон же — посидел, охорашиваясь, а потом встрепенулся и вылетел в окно.

___________________________

Да не случится такого! (Чур меня!)