Магистериум морум

Глава 27. Справедливость

«Иногда свет в конце тоннеля — это уже адское пламя».

Народная мудрость

В Аду и на земле. Ночь.

Весь день старый демон Пакрополюс в ужасе смотрел в сломанное зеркало. Изображение он сумел кое-как наладить, подкручивая шестерёнки, но пробиться на землю Гласом больше не мог.

Он глазел, страдая и пытаясь понять — что же происходит там, у людей и сущих? Почему ведут они себя хуже взбесившейся слизи, что с шипением лезет ни с того ни с сего из горячих подземных источников? Как же вышло, что нерушимые адские законы оказались не твёрже ломкого туфа? И как Сатана просмотрел всё это беспределие на Земле?

Демон взирал на Ангистерн, глаза его наполнялись красной влагой, высыхали, потом — снова наполнялись… И выхода он не видел. Даже если Алекто найдётся, что делать с этим бесовским стадом?

А ещё этот инкуб. Инкуб (!) во всеувидение объявивший себя Изгоем! И Сатана промолчал!

После этого Пакрополюсу только и оставалось, что наблюдать. Ведь, объявивший себя Изгоем — равен в притязаниях самому Изменчивому!

Инкубу — что. Ангелус Борн отряхнул прах Ада со своих ног, оповестил, что больше не чтит его законов. Таким образом, и законы постепенно переставали иметь над ним власть. Сущие Ада могли, конечно, сладить с бунтовщиком силой… Но кто в Верхнем Аду был равен силой проклятому Борну?

Пакрополюс сидел и смотрел.

Демон не мог покинуть свой пост, ведь это он был главой этой проклятой комиссии по людской морали. Не мог он и спуститься к людям — это означало бы окончательно уронить себя. Ведь что будет с его карьерой, если Борн с позором изгонит его с Земли?

Пакрополюс страдал и даже робко мечтал о лёгкой благородной погибели, которая вполне доступна даже бессмертному, стоит лишь захотеть, когда изображение в зеркале зарябило вдруг.

Старый демон захлопал глазами, полагая, что это они его подводят, потом возликовал было, что контакт наладился…

Но Ярмарочная площадь, явившись на миг, рассыпалась языками теней и пламени, и в зеркале возникло лицо проклятого Борна.

— Ты один? — инкуб вгляделся в красные глаза Пакрополюса. — Давай поговорим как демон с демоном, честно и без увёрток?

Старый демон закивал, ошарашенный внезапным явлением Борна и его странным предложением: честно поговорить с… проклятым?

— Я не спрашиваю, что ты планируешь делать. Варианты твои мне понятны, — продолжал инкуб. — Ты не можешь обратиться за помощью в Нижний Ад, ведь тебя же и объявят виноватым. Ты не можешь рассчитывать на помощь чертей и бесов — им выгодны интриги, тебя же и подставят. А один ты всё равно не сумеешь выловить в Серединных землях всех мелких сущих, что сбежали из Ада. Мне же ты — тем более не противник, у меня своя сила и свои цели. Я устал мерзнуть в вашем предбаннике и не планирую возвращаться. Здесь, у людей, нисколько не хуже. Забудь обо мне, и я присмотрю за Серединным миром так, что Сатана ничего не узнает, и всё пойдёт по-прежнему.

— Но Алекто? — Пакрополюс, сообразив, что Борн понимает случившееся не хуже его самого, перестал скрывать горе и допустил на лицо гримасу скорби.

— Похититель объявится. И в Верхнем Аду наступит порядок. Выберут нового правителя, думаю, опять достаточно глупого, чтобы не мешал демонам развлекаться, чертям торговать, а бесам — вгонять в долги слабых.

— А как же те бесы и черти, которые… Э-э..

— Которые живут в Ангистерне? Много лет они жили там. Проживут и сейчас. Они отвыкли от горения в Аду и захотели покоя. Пусть так. Вы и не заметите малой толики душ, что они съедят. Но новых незваных гостей — я не допущу в земной мир, довольно и этих.

— Но как же мы раньше не замечали, что не все души доходят до нашей кухни?

— А это ты спроси у своего приятеля Анчутуса. Нельзя доверять отчёты чертям да бесам, цифры для них — как воск.

— Ты уверен?

— Я не слепой.

— А э-э… Совет людских магов?

— А что тебе в нём? Съедется, осудит бунтовщиков, разоривших церковь и убивших священника. Назначит выкуп. А нового священника церковь найдёт сама. И всё вернётся на круги своя.

— Ну… — замялся растерявшийся Пакрополюс. — Я подумаю над твоим предложением, изгой.

— Думай, это полезно. Скоро ты сумеешь показать мне свой ответ — делом!

Борн оскалился, зеркало погасло.

И Пакрополюс долго, потея, скакал вокруг него, пока не догадался отключить и включить снова. И понял, что зеркало работает теперь так, как надо! Неужто это Борн не пускал Глас на Землю?

***

Фабиус знал, что найдёт слова для подмастерьев и мелких торговцев, и он нашёл их. Пообещал, что Магистериум выделит четыреста диглей на организацию лагеря для беженцев у реки за городскими воротами. А потом честно поделит беглецов между пятью соседними провинциями, куда людям со скарбом и маленькими детьми по силам дойти до холодов.

Конечно, горожане не знали, откуда Магистериум возьмёт деньги. Не догадывались, что цехам Ангистерна сначала будет предъявлен штраф: и за бунт, и за разграбленную церковь, и за убийство священника. Об этом Фабиус умолчал.

Ему было важно, чтобы горожане поверили ему сейчас, здесь, на этом месте. И они поверили. Люди были убеждены уже во всесильности мага, ведь он появился в Ратуше, минуя осадившую её толпу, неужели не сумеет достать какое-то серебро?

Магистр не грозил и не призывал на головы бунтовщиков магические кары. Он обещал разобраться по справедливости. (Ах, это сладкое слово — справедливость). И ему удалось переломить настрой свободных горожан.

Маг видел, что за время беседы ученики и подмастерья послали за мастерами. И мастера взбунтовавшихся цехов уже протискивались к помосту.

Бандиты шумели — они были недовольны таким поворотом.

Фабиусу казалось, что он видит в толпе упрямые рыльца чертей, сердитые мордочки бесов… И вдруг он и в самом деле увидел, как лица горожан пляшут, искажаются, превращаются в рыла — страшные, смешные, любопытные…

И тут же рядом возник Борн, согрев его замёрзший бок.

«Куда ты пропал?» — спросил, не размыкая губ, маг.

«Искал Барбра. Не нашёл».

«Скверно».

«Скверней не бывает. В Аду настаивают, чтобы мы выдали вызвавшего Алекто».

«Это не Барбр?»

«Он подошёл бы вполне».

Крещёные, завидев демона, стали расталкивать мастеровых, плотно окруживших помост, полезли вверх. Стражники сбрасывали их.

Тогда крещёные начали орать и тянуть к Борну руки. Они уже уверовали, что он — и есть их милостивый бог.

— Пусти нас к нему, маг! — маячили они с того краю помоста, где сидели инкуб и магистр, решив почему-то, что именно Фабиус заправляет тут всем, включая желания Борна.

— Пусти!

— Он обещал, что наши души не сгинут в Аду!

Потом бельмастый забрался на плечи крепкому парню, с лицом так обезображенным шрамами, что на него почти невозможно было смотреть.

— Я здесь, маг! — завопил бельмастый.

Фабиус повернул голову и увидел сразу два лица — одно над другим. Оба были перечёркнуты палачом. Но если лицо бельмастого оставалось при этом похожим на человеческое, тот, у кого он сидел на плечах, был по-звериному страшен.

«Наверное, его лицо так уродливо, что бессмертие души стало для него единственно возможным смыслом», — подумал магистр.

— Почему ты не пускаешь нас к нему, маг? — орал бельмастый. — Я вижу сердцем свет его творения! Дай мне дотронуться до него! Дай!

— Думаешь, это — твой бог? — маг кивнул на демона, чьи глаза от обилия доступной еды разгорались всё ярче.

— Вера в него озарила мои ночи, словно новая звезда на небосклоне! Мы искали его! Шли к нему и нашли его здесь! Пусти нас, маг, и мы расскажем тебе, как поведёт он нас к бессмертию! Он и тебя поведёт! Он любит, прощает и ведёт всех!

— Меня не интересуют ваши суеверия, — нахмурился магистр. — Это дело суда инквизиции Магистериума!

— Горожане поддержат нас, маг! Мы сметём твою власть!

— Горожане поддержат выделение денег на лагерь для беженцев. Бессмертие — бесполезно и эфемерно. Живёшь ты — здесь и сейчас! У тебя нет будущего, раз ты дерзнул бунтовать! Чего ты хотел этим добиться?

— Я хотел бессмертия для всех!

— Убив для начала пару десятков? Чем не угодили тебе добэнцы? Были слишком нищими, чтобы жертвовать на твоё безделье? Чем ты зарабатываешь на жизнь, бродяга? Проповедуя, ты объедаешь таких же голодных!

— Я даю им надежду!

— За их же деньги? Лучше бы они съели лишнюю корку хлеба!

— Люди для тебя — мусор, маг! Ты не можешь понять, что хлеб — это не всё, что им нужно! Их бессмертные души не хотят быть съеденными в Аду!

— Люди — много чего хотят: пива, что делает их слабыми и больными, праздности, что делает их глупыми. Но больше всего они хотят сказок! Этим ты и зарабатываешь на жизнь. Но за обещания бессмертия когда-нибудь в будущем, им полагается кормить тебя сейчас! Я прилюдно провозглашаю тебя стяжателем и обманщиком! Нет у тебя никакого бога!

Фабиус пристально посмотрел бельмастому в глаза, перевёл взгляд на его соратников, на горожан у помоста… Мусор ли он видел? Пустое человеческое мясо, безумное и безглазое?

Цеховые мастера молчали. Молчала и толпа. Деньги — это тепло и хлеб. Бессмертие же очень трудно пощупать. Если оно продаётся, то ещё придёт время его прикупить. Сейчас всех ждала зима.

— Убирайся маг! — закричал снизу один из крещёных.

Бельмастый молчал.

— Ты не веришь в нас! Убирайся! — кричали его единоверцы.

— Да, я не верю в решения отринувших отца нашего, Сатану! — взревел магистр. — Но верю в каждого из вас, кто умеет думать! Раскайтесь в ереси, и я замолвлю за вас слово перед Советом Магистериума!

— Ты не выиграл, маг!

Бельмастый выхватил нож, взмахнул, намереваясь бросить, и остекленел в ужасе: в руке его извивалась серая лесная гадюка.

Он выронил преобразившееся оружие. Змея упала на помост и свилась в кольцо, застыв в оборонительной позе. Парень, на котором сидел бельмастый затрясся и попятился, но его не пустила толпа.

— Что это, маг?! — возопил бельмастый, содрогаясь.

— Это твоя настоящая вера! — громко провозгласил Фабиус.

Фокус со змеёй шёл у него теперь легче лёгкого, он даже почти не шевелил губами, творя заклинание.

Магистр встал, шагнул к краю помоста, обвёл глазами людей и сущих. Их стало гораздо больше, чем час назад, когда он начинал говорить для них. Факелы освещали их лица: злые, растерянные, опьянённые бунтом. И только глаза крещёных светились ужасом, смешанным с надеждой.

Фабиус повернулся к бельмастому, заворожённому танцем змеи на помосте.

— Что бы ты ни говорил нам, но веришь ты в Сатану, а не в своего бога! — безжалостно резал он, вперившись в его обезображенное лицо. — Если бы ты действительно верил, нож твой не обратился бы в змею. Это — моя вера, что по моему слову оружие твоё становится твоей же смертью!

Борн всё это время сидел неподвижно, молча созерцая бельмастого и его крещёных. Хотел ли он понять их? Или просто проголодался?

Фабиус, видя, как безуспешно борется бельмастый со своим страхом, подвёл жестокий итог:

— А как тебе не верить в Сатану? Ты слеп в вере, но страх в тебе знает, что не бог, а демон ожидает тебя после смерти. А где же твой бог? Где он?

Ответом ему было шипение гадюки.

И вдруг так же звучно, как в прошлый раз на этом же помосте, заговорил Борн, обращаясь к бельмастому и его единоверцам:

— ЧТО ТЫ СТРОИШЬ ДЛЯ СВОЕГО МИРА, ЧЕЛОВЕК?

— Я-а строю д-добро, — пробормотал бельмастый, не отрывая глаз от змеи. Рука его дёрнулась, словно он хотел проверить, цел ли привязанный под одеждой кошелёк.

Змея, стоя на хвосте и покачиваясь, всё приближалась к нему. Лесные гадюки не прыгают, это суеверие, но перед бельмастым была магическая гадюка. И она в любой момент могла полететь ему в лицо, как тяжёлый кинжал с залитой свинцом рукояткой.

— ВЫ СТРОИТЕ ДОБРО, — невесело усмехнулся Борн. — МЫ СТРОИМ ДОБРО. ПОТОМ ОДНО ДОБРО СТОЛКНЕТСЯ С ДРУГИМ, И МИР ЗЕМНОЙ ПРЕВРАТИТСЯ В АД?

— Прости нас, — испугался крещёный.

Непонятно было, в чём он раскаивается. В том, что вера его оказалась слаба? В том, что гадюка застыла у самого края помоста?

Змея приковала его взгляд, он не мог видеть Борна, но слышал его звучный, доходящий до самой души, голос.

— КТО ЧАСТО ПРОЩАЕТ — САМ НЕ ЗАСЛУЖИВАЕТ ПРОЩЕНИЯ. ВЫ ХОТЕЛИ ВЕРЫ И СПРАВЕДЛИВОСТИ? — Борн улыбнулся и взмахнул руками. — ПОСМОТРИТЕ ЖЕ НА ТЕХ, КТО СТОИТ РЯДОМ С ВАМИ!

Змея покачнулась… раздулась и лопнула, оставив на помосте кучку пепла!

На площади стало светло, как днём. Свет этот был особенным: он снял личины с чертей и бесов, чтобы их увидели даже самые слабые из людей.

Началась паника. Кто-то кричал, между иными вспыхнула драка. Тут и Фабиус смог хорошенько рассмотреть олюдевших сущих. В основном это были черти — уродливые, коротконогие, с лицами, похожими на свиные морды.

Молодой маг, сидевший на помосте рядом с Фабиусом, восхищённо присвистнул и всплеснул руками. Мальчишке было весело.

— Жалкое подобие чертей — свиномордые, — прошептал Борн, и лицо его покривилось. — И такие же жалкие бесы… ТИХО! — возвестил он.

Магический холод сковал людей и нелюдей. Они замерли в причудливых позах, а глаза их метались в ужасе.

Демон согнал с лица гримасу недовольства, встал, приблизился к краю помоста, где курилась кучка магического пепла. Локки разомкнул кольцо на его запястье и поднял голову, уставившись на бельмастого.

— Я НЕ ТВОЙ БОГ, ИЗМУЧЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК, — сказал демон. — Я ТВОЙ СУДЬЯ.

Инкуб указал пальцем в центр помоста. Воздух вспучился там, и из Бездны прорезался глаз демонического зеркала.

— Я ПРИШЁЛ ВЕРНУТЬ МИРУ ЗАКОН! — закончил Борн и уставился в зеркало.

Пакрополюс понял, что его видят, захлопал утомлёнными глазами, заозирался.

— Законы Ада нарушены! — запоздало взвыл он.

Голос старого демона сорвался на писк, но Борн вытянул руку, раскрыл ладонь, пошевелил пальцами, и помехи исчезли.

Это было обидно, но изгой и в самом деле был сильным и умелым демоном.

— Это он! Маг! Он нарушил закон Сатаны! — взвизгнул Анчутус, материализуясь рядом с Пакрополюсом.

За его спиной с едва слышным чпоканьем начали один за другим проявляться бесы. Анчутус решил на этот раз явиться с группой поддержки.

Магистр вгляделся в беса. Обвинение мало задело его, а вот в самом рыльце чудилось что-то, уже виденное раньше…

Пакрополюс откашлялся в кулак и продолжал уже вполне басовито и строго:

— Мы знаем, что из Нижнего Ада, в нарушение всех норм сношений между людьми и демонами, была похищена фурия по имени Алекто!

Он выпалил это и замялся. На фоне трёх десятков нечеловеческих морд, обвинение в похищении одной единственной адской особы казалось странным.

— Люди готовы вернуть Алекто в Ад, — кивнул Борн.

Ему надоело вещать, и голос его звучал тише, но всё также проникновенно.

— Мы требуем не только вернуть Алекто, но и наказать похитителя! — Пакрополюс приосанился, выбравшись из болота справедливости на менее зыбкую почву отмщения.

— Человеческого мага! — поддакнул Анчутус.

Фабиус нахмурился. Голос беса тоже показался ему знакомым… Но где он мог слышать его?

— Сначала похитителя нужно найти, — усмехнулся Борн и пристально уставился на Анчутуса.

— Мы, бесы, заявляем протест! — не сдавался тот, хоть от взгляда Борна прямо-таки нагрелся и покраснел. — Похититель известен! Это человеческий маг, что стоит рядом с тобой, инкуб! Я готов свидетельствовать…

Анчутус осёкся — ощутил, как у Пакрополюса задёргалась щека.

Чего может стоить свидетельство беса? Да хоть бы и всего их сонма?

— Не торопись, — покривился Борн, пытаясь скрыть презрение. В былые годы он не снизошёл бы до разговора с бесом, но сейчас — выбора не было. — Сначала я расскажу историю, которая случилась здесь двадцать лет назад.

Пакрополюс важно кивнул. Он просто не знал, что говорить.

Инкуб посмотрел на замерших горожан и тварей и простёр руку над их головами, рассеивая им же созданный свет.

И покрывало истины спало с людей. Лица их вновь стали обычными, перепутались, уравнялись. Люди и сущие замерли, оглядываясь. Они не в силах были осмыслить увиденное и понять, что случилось с ними.

— Слушайте и смотрите! — приказал Борн.

Он подошёл к зеркалу в центре помоста, чтобы его видели все.

— Двенадцать веков назад, жители вашего города уже бунтовали против установленного Сатаной порядка. Да, Договор о том, что Сатана защитит мир людей, но и возьмёт посмертную плату их душами был жесток. Но Изменяющийся один мог спасти тогда живущих на земле. Границы между землёй и Адом пали не по его вине. Сущие готовы были пожрать всех. Сатана предложил единственно возможное спасение. Но жители Ангистерна, убив подписавших Договор магов, предали живых своего мира. Разорвали свою часть цепи. И Сатана, в наказание, открыл путь в Ад прямо в горде, а людей его покарал безумием. И полилась кровь. От заката и до заката не только адские твари пожирали людей, но и горожане убивали друг друга. Братья шли против братьев, дети — против матерей и отцов. И когда снова взошло солнце, магистрам, что весь день и всю ночь спешили сюда, чтобы заменить повешенных, показалось, будто город утонул в крови, так много её текло по улицам. Но погибли не все. И семя предательства, упавшее в Ангистерне, уцелело. Двенадцать веков ожидало оно своего часа, и наконец проросло.

Борн говорил тихо, но ещё тише было на площади:

— Предатель людей, человек по имени Селек Грэ родился здесь, в Ангистрене. Он был таков, что не пожалел собственной души, дабы обрести богатство и власть. Он вступил в преступный сговор с магистром, членом Магического Совета Ахарором Скромным. С помощью мага Селек Грэ дал пожрать свою душу мелкому бесу из Верхнего Ада. И человек умер, а демон в его обличии воцарился в Ангистерне в личинах префекта города и самого страшного его разбойника, называемого Барбр. Так он держал власть над городом днём и ночью. Но созданиям Ада всегда мало достигнутого. Казалось бы, бес прекрасно устроился на земле, но жажда ещё большей власти сжигала его. И тогда он замыслил страшное преступление.

Зеркало затрепетало, и все — и Пакрополюс, и горожане, и твари — увидели в нём две луны над заброшенным кладбищем. А потом узрели воочию, как магистр Ахарор собственными руками, старческими и некрепкими, вкапывает столбы для виселиц на месте древней казни трёх магов. Как подводит старенькую кобылу, чтобы тянуть верёвку, иначе как вешать без помоста? И как ночь за ночью тела магистров одно за другим дёргаются в последней пляске.

Обряд проходил тайно. Ахарор и бес в обличии Барбра — собственноручно казнили незадачливых магов. И вот уже два тела висели, привлекая ворон, а третий пленённый магистр стоял на коленях с петлёй на шее.

В какой-то момент плоское бородавчатое лицо разбойника стало больше зеркала, звуки усилились, и вся площадь услышала, как он зашептал Ахарору:

— Убей мага! Убей! И мы сумеем выдернуть фурию из её огненного мира! Проклятие всех, преступивших закон, защитница мёртвых, она станет вечной карой для мира людей! Сам Сатана отступится от него, и власть наша станет полной!

И тут Фабиус прозрел, где он слышал этот голос!

Магическое зеркало, словно внимая ему, жалобно звякнуло и переключилось с уродливого, усыпанного бородавками лица Барбра, на гладкую мордочку беса.

Анчутус взвизгнул и попятился.

— Вот он, похититель! — закричал Фабиус.

Бес обхватил себя лапками и начал размываться в пространстве, но старый демон схватил его за ухо и не дал сбежать.

Приятели Анчутуса заверещали, вцепились в Пакрополюса. Завязалась потасовка.

Силы были неравны — один демон стоит десятков бесов. Но Анчутус готов был пожертвовать несчастным ухом! Он рванулся изо всех своих бесяцких сил!..

И тут Борн протянул разом удлинившуюся длань. Гигантская тень от неё схватила Анчутуса в его адском мире!

Бес пронзительно завизжал! Зеркало затряслось и пошло трещинами! Воздух на грани двух сред вспыхнул, и запах гари ударил Фабиусу в нос.

Люди на площади в страхе попадали на землю. В Аду бесы — соратники Анчутуса — в бросились вон из зеркальной комнаты, спасаясь от очумевшего стекла, которое отбрасывало колючие, разящие тени. И тогда Пакрополюс, не растерявшись (что ему было терять?) спеленал Анчутуса надёжным заклятьем.

Борн убрал руку, и зеркало перестало дрожать и слоиться. Но зато бес начал мелко трястись, ибо возмездие Ада — это пружина, сокрытая в самой сути его детей.

Виновного, по-настоящему виновного, она разрушает изнутри, разбивает его естество на мельчайшие капли, взбивает в пену.

Анчутус изменился в лице. Он прозрел, что само тело выдаёт его, предощущает скорую расправу. В его чертах отразился ужас, понять который до конца могут только погибающие бессмертные.

— Нет! Я не похищал! Нет! — визжал он, но кто бы ему поверил?

Борн хмыкнул и повернулся к зеркалу спиной. Дело было сделано.

Инкубу пристало сейчас ликовать. Ещё не прозвучало «виновен» Сатаны, а бес уже был полумёртв. И ничто не могло теперь отменить приговора, зародившегося в нём самом.

Фабиус ощутил, как все клетки тела его словно бы сжались в предчувствии чужой агонии, и опустил глаза.

Он не хотел видеть, как будет наказан бес. В конце концов, это не Анчутус сподвиг горожан на бунт. Он всего лишь правил городом двадцать лет. Правил так, что цеха не слали жалоб в Совет Магистериума, а значит, раскармливание нечисти было хорошо для них.

Пакрополюс, весьма удовлетворённый таким явным дрожанием вины в Анчутусе, облизнул губы в предвкушении зрелища отменной казни и окликнул инкуба:

— Эй! А где же Алекто, Изгой?

Выпот бежал по его щекам алыми ручейками. Всё-таки старый демон успел слегка повоевать с бесами.

Борн, не поворачиваясь, хлопнул в ладоши, и на помосте возникла худая чёрная кошка. Испуганная, растерянно озирающаяся.

Фабиусу стало жаль её: кто знает, каково будет фурии в Аду без привычной личины? Может, не стоит её отдавать?

Возразить он не успел. Пакрополюс вгляделся в кошку, кивнул, и Алекто исчезла. А вместе с нею закрылся зеркальный глаз в адский мир. Похищенная вернулась домой, похититель найден, а значит — Земля и Ад обрели почти утерянное равновесие.

— Договор заключён, — прошептал Борн еле слышно.

Фабиус удивлённо покосился на него: почему это — «заключён»? Договор — восстановлен!

Он встал и рявкнул на всю площадь:

— Договор восстановлен!

Но ничего не ощутил в земле и на небесах.

Маг удивлённо обернулся к инкубу. Борн стоял, зябко обхватив руками плечи, лицом к западу, и вглядывался в тёмное небо.

Фабиус обвёл глазами площадь: горожане лежали на камнях, кто без сил, а кто и без жизни. Увиденное выпило многих почти до дна, а кого-то и больше. Иначе и быть не могло. Адский суд — не для земных созданий.

Люди падки до жуткого, но не понимают, что созерцание его разрушает их слабые души. И смертным нельзя быть слишком любопытными к маскам небытия.

В небе, там, куда смотрел инкуб, появилась алое пятно. Но это был не рассвет. Это церковь Ангистерна принимала под свои своды души тех, кто не пережил этой ночи.

— Город заплатил, — прошептал Борн. — К утру в церкви будет новый священник.

Холодный страх подступил к горлу магистра, заставил душу затрепетать, словно пламя свечи на ветру.

Их «общее» с демоном дело было завершено. Что будет теперь? Если придётся сражаться за свою жизнь, то где взять сил, когда площадь покрыта телами поверженных людей, а церковь Его пылает, насыщаясь, словно пиявка.

С кем он готов сражаться? С Борном? С церковью? С самим Сатаной?

Фабиус нашарил на груди магистерский кристалл, сжал его до боли в пальцах и обернулся.

Инкуба рядом не было. Он исчез. Маг остался один, в ночи, среди многих умирающих от страха и боли.

«Неужто Борн пресытился и позабыл обо мне? — подумал он, и сам готовый уже обессиленно рухнуть на затоптанный деревянный настил. — Неужто всё кончилось?»