Маленькая птичка

Глава 8

ЛЕКС

Рен смотрит на меня так, словно ничего не принесет ей большего удовольствия, чем разорвать мне глотку голыми руками. Я верю, что она способна это сделать.

Каким мужчиной я буду, если это дерьмо заведет меня?

— Ты будешь вести себя хорошо, Маленькая птичка? — спрашиваю я, ожидая услышать предательский звук хлопнувшей двери позади меня. Райкер на самом деле не собирался стоять здесь с ней, нет. Нет, никто больше не увидит ее такой.

Я пытаюсь вспомнить всех заключенных, которых держал в своей крепости и позволял им утешать себя, но не могу ни кого вспомнить. Люди, которых я привожу сюда, здесь по одной причине. Они умрут.

Они облажались и их за это наказывают, или они просто средство для достижения цели, как Рен. Только я не должен позволять ей мыться, не должен кормить ее и следить за тем, чтобы ей было удобно. И все же мы здесь, и я все это ей позволяю.

Она пристально смотрит на меня, ее ноздри раздуваются, когда она делает рваные вдохи.

— Сейчас я сниму с тебя наручники, — говорю ей. — Будет мудро вести себя прилично.

Я пересекаю пространство между нами и захожу за ее спину, втыкаю ключ в наручники, жду, когда щелкнет запирающий механизм, а затем вытаскиваю их. Красные рубцы отмечают ее безупречную кожу, и она потирает запястья, нажимая пальцами на следы.

Моя грудь сжимается.

Какого хрена?

— Раздевайся.

— Ты серьезно? Ты не позволишь оставить мне крупицу достоинства?

Я изгибаю бровь.

— Нет.

— Отвернись.

— Нет.

Из ее рта вырывается протяжный выдох.

— Почему бы тебе просто не убить меня прямо сейчас, а? — кричит она. — Ты все равно это сделаешь, просто покончим с этим!

— Всему свое время, Маленькая птичка.

Она заметно сглатывает, это первое проявление страха, которое та показывает мне с тех пор, как я забрал ее много дней назад. Мне это не нравится.

Но и это чувство мне больше не нравится. Со мной что-то не так, должно быть. Спазмы, которые сжимаются у меня в животе, давление в груди. Должно быть, я чем-то заболел. Как раз то, что мне нужно.

Я делаю шаг вперед.

— Прикоснись хоть пальцем к моему телу, Сильвер, и я сломаю каждую кость твоей руки.

— Не обманывай себя, Маленькая птичка, — рукой обхватываю ее подбородок, пальцами вдавливаюсь в мягкие ткани ее щек, — если я прижму эти руки к какой-либо части твоего тела, это потому, что ты попросила меня об этом. Умоляла.

Несмотря на руку, которая держит ее лицо, ей все же удается вызывающе поднять подбородок, показывая мне свое красивое лицо.

— К тому времени, как хоть один палец пробежит по твоей киске, ты будешь скользкой и влажной и будешь хотеть того, что я должен был тебе дать.

Ее глаза расширяются, а горло сжимается. Я не скучаю по тому, как дрожат ее бедра, умоляя, чтобы их прижали друг к другу, хотя бы для того, чтобы облегчить боль между ног. Я практически чувствую запах ее возбуждения, и это дерьмо нехорошо.

Мой член дергается, полностью готовый погрузиться по самые яйца глубоко внутрь нее и заставить выкрикивать мое имя.

— Тебе нужно это, Маленькая птичка? — Я дразню сквозь стиснутые зубы, мои пальцы сжимаются сильнее.

— Перестань называть меня так, — выдыхает она, но в ее словах нет протеста. Втайне она любит и одновременно ненавидит это.

Несомненно, ее смущает влечение ко мне. Человек, который чуть не убил ее всего несколько дней назад, тот самый человек, который похитил и привязал к кровати в чужом доме, практически не сообщая, почему.

Совершенно и абсолютно невиновен.

Эти слова насмехаются надо мной.

Я поставил перед собой задачу избавиться от всего этого дерьма. Нет никакого способа сделать это в мире, когда ваша человечность все еще где-то потеряна. Вы берете то, что вам нужно, то, что вы хотите, и вам все равно, кто пострадает в процессе. Вы крадете и убиваете, потому что это дает вам силу. Вы вселяете страх в окружающих вас людей, чтобы поддерживать свой авторитет.

Но это. Эта вина убьет меня задолго до того, как я получу шанс причинить ей вред.

Я стою так близко, что вижу оттенки рыжего в ее волосах, легкую россыпь веснушек на коже. Потом притягиваю ее к себе, опуская голову так, что мои губы трутся о ее кожу.

Ее подбородок все еще вызывающе поднят в моей хватке, ее руки сжаты в кулаки по бокам.

— Можешь сказать, — говорю ей шепотом, проводя языком по ушной раковине, — твоя тайна в безопасности со мной. Ты хочешь меня и ненавидишь себя за это.

Она набрасывается, широко размахивая руками, чтобы ее кулак попал мне прямо в челюсть. Я ловлю его в последнюю минуту, сжимая весь ее кулак в своей руке. И убираю руку от ее лица, слегка толкая ее, чтобы она отшатнулась от меня, но не выпускаю кулак из своей ладони.

Эйнсли была права: она такая маленькая, крошечная хрупкая штучка, которую легко раздавить, и все же она стоит гордо. Громко ревет и держится так, как будто она самый большой человек в мире. Нетрудно понять, почему большинство людей недооценивают ее, и она использует это в своих интересах.

Я сжимаю ее руку, не настолько сильно, чтобы что-то сломать, но весьма ощутимо, потому что костяшки ее пальцев сжимаются вместе, а пальцы прижимаются слишком сильно. В уголках ее глаз появляются морщинки, но кроме этого она не подает виду, что ей больно.

— Ты такая смелая девушка, — говорю ей.

— А ты свинья.

Я втягиваю ее нижнюю губу в рот, царапая ее зубами, прежде чем снова отпустить. Потом резко отпускаю девушку и делаю шаг назад, прежде чем сделать что-нибудь глупое, например, снова поцеловать ее.

— Раздевайся, птичка, принимай душ, — велю ей, — я позволю тебе некоторое подобие нормальности, прежде чем лишу его.

— Знаешь, это жестоко, — говорит она мне, словно отказываясь от борьбы за то, чтобы я вышел из комнаты.

Она стягивает рубашку через голову, обнажая напряженные и подтянутые мышцы живота. Серебряная сережка блестит у нее в пупке, а на боку над ребрами выгравирована еще одна татуировка.

Я сразу понимаю свою ошибку.

Ее изгибы, все они выставлены на всеобщее обозрение прямо сейчас: впадина ее талии, голые бедра. Ее грудь покрыта кружевным укороченным топом, напоминающим бюстгальтер, но не таким поддерживающим. Не знаю, как они это называют, но он ничего не скрывает. Я вижу очертания ее груди, соски, просвечивающие сквозь полупрозрачный материал. Грудная клетка быстро двигается, ее дыхание становится частым.

Затем она переходит к своим маленьким шортам и стаскивает их со своих подтянутых ног, выходя из них, пока не остается только в этом крошечном лифчике и трусиках.

Ебать колотить.

Я думал, что чувствовал боль раньше, но смотреть на такую женщину, как Рен, и не иметь возможности даже прикоснуться к ней не просто чертовски больно. Это сущая пытка.

Я задираю подбородок к потолку, глядя на маленькую птичку передо мной, огненное желание горит в моих венах так горячо и мощно, что мне требуется все, чтобы не сломать и не сорвать остатки одежды с ее тела. Я чувствую, как мои ногти впиваются в ладони, острые края прорезают кожу, позволяя каплям крови утонуть под ногтевым ложем.

Блядь.

Я был свидетелем того, как ногти выдергивали из пальцев, мозги разлетались по стенам, и все же я не могу видеть обнаженную взрослую женщину, не реагируя, как мальчик-подросток!?

Это картинка действительно грубо имеет меня в зад, когда я смотрю на нее и хочу ее, но не прикасаюсь к ней.

Она не отрывает своего зеленого взгляда от моего, ни разу не поворачиваясь спиной к монстру в комнате, и включает душ, давая воде несколько секунд нагреться, прежде чем ее босые ноги скрипят по плитке на полу ванной, и она перемещается, под душ, все еще в нижнем белье.

Стекло тут же запотевает, и только тогда, когда у нее есть хоть какая-то защита в тумане стекла, она снимает остальную одежду, бросая мокрое кружево в угол душевой.

Она стоит под брызгами, вода с силой обрушивается на ее обнаженное тело. Стекло уже запотело, но я все вижу: изгиб ее груди, то, как они выпячиваются, когда она выгибает спину и наклоняет лицо к воде.

Проклятая сирена.

Вода смачивает ее рыжие волосы, выпрямляя кудри, и они липнут к ее спине. Ее задница круглая и тугая, задорная, идеальная для руки, чтобы сжимать, ласкать и шлепать. Она подняла лицо к душу, позволяя воде смачивать кожу и катиться по ней. Капли перекатываются между губами, прилипая к ресницам.

Отвернувшись, я подхожу к туалетному столику и хватаюсь за мраморную стойку.

Я не могу просто оставить ее здесь одну, хрен его знает, какие неприятности она доставит, но если останусь здесь дольше, то думаю, что могу просто присоединиться к ней в этом душе. Был ли я когда-либо так искушен раньше?

Нет, никогда не было необходимости поддаваться искушению, я мог просто получить то, что хотел.

Но она, она дочь заклятого врага. Оппозиция. Ублюдок, угрожающий моей семье и моему городу.

Даже напоминаний недостаточно, чтобы подавить возбуждение.

Она даже не знает, кто она. Почему она здесь.

Я твердо стою у стойки, руками сжимаю мрамор достаточно крепко. Уверен, что смогу его разбить, но даже я знаю, что не суперчеловек, и это дерьмо не сломается под давлением, в отличие от меня, верно. Ну пока что.

Наконец душ выключается и открывается стеклянная дверь.

Я ловлю ее отражение в зеркале над туалетным столиком, и если я думал, что видеть ее раньше было плохо, то видеть ее такой, как сейчас — это агония.

Мокрая кожа, капли воды стекающие по изгибам, следуя всем линиям ее тела, я бы хотел, чтобы мой язык мог их проследить, рыжие волосы прилипшие к спине. Розовая кожа, широко раскрытые глаза.

Так невинно.

Дерьмо.

Дерьмо.