Маленькая птичка

Глава 19

РЕН

Я беру свои слова обратно.

Хочу убить его.

Смотрю на стакан в своей руке и прикидываю шансы разбить и проткнуть его одним из осколков.

— Ну же, Маленькая птичка, садись сюда, хорошенькая задница. — Он хлопает себя по коленям, подзадоривая меня. Я не уверена, что задача состоит в том, чтобы бросить ему вызов или сделать, как он говорит.

— Этот стул очень удобен, — говорю ему, пытаясь звучать мило, но не попадая в цель.

Парочка парней вокруг нас ворчат, не в силах скрыть своего веселья. Лекс бросает на них такой взгляд, что они довольно быстро затыкаются.

— Это не вариант, — говорит он мне, — мне нужно пересесть туда?

Мои глаза мечутся по сторонам, так много людей, перед которыми нужно унизиться, а у него уже так много власти, я не хочу давать ему больше. Я скалю на него зубы, когда встаю, не грациозно топая к нему. Когда подхожу к нему, резко бросаюсь к нему на колени, убедившись, что моя задница приземляется прямо на его член, а мой локоть на его грудину. Он хмыкает и втягивает воздух одновременно. Хорошо. Я надеюсь, что это больно.

— О, извини, — мурлычу я, скользя рукой по его груди, — это было немного грубо?

Его люди не могут сдержаться и хохочут. Лекс не обращает на них внимания, взгляд впивается в меня, кипит.

— Ты продолжаешь, блядь, давить, Маленькая птичка, и я сейчас сломаюсь.

Я небрежно пожимаю плечами и допиваю остатки клюквенной водки. Новый стакан возникает в моей руке незамедлительно.

Его слова и тело воюют друг с другом. Гнев и раздражение сочится из него, но толстый твердый член, упирающийся в мою задницу, говорит мне, что ему это нравится. Ему нравится, когда я с ним пререкаюсь.

Я извиваюсь у него на коленях, и его челюсти сжимаются, когда его рука опускается на мое обнаженное бедро, пальцы впиваются в мою плоть.

— Полегче.

— Боишься, что я заставлю тебя спустить в твои дорогие штаны? — насмехаюсь я.

Толкать. Тянуть. Толкать. Тянуть. Это были наши отношения.

— Думаешь, я не трахну тебя прямо здесь и сейчас? — Он хрипит — И позволю им всем смотреть. Все будут знать, чья ты.

Эта мысль одновременно шокирует, и возбуждает меня.

Я краснею от щек до груди и даже дальше. Чувствую, влагу между ног, когда мое либидо берет дело в свои руки.

Его глаза вспыхивают в темноте, как расплавленное серебро.

— Тебя это заводит, да? Зная, что все эти люди здесь увидят, как я трахаю тебя так сильно, что ты забудешь свое собственное имя. — Его рука нежно ласкает мое бедро, пальцы дразнят подол, но не скользят под платье. — Это делает тебя мокрой, Маленькая птичка? Хочешь, чтобы мой член был в тебе?

Я открываю рот, чтобы возразить, но мои слова заглушаются, когда он прижимается к моему рту в поцелуе, так что обладание им поглощает все. Мои мысли, слова исчезают, когда его рот пожирает мой, язык сражается с моим, слышен лязг зубов. Здесь нет ничего нежного. Никакой сладости, только чистая первобытная потребность.

Его рука, наконец, скользит вверх по моему бедру, следуя по щели, и затем он замирает: и руки, и рот.

— Где твои трусики? — Он хрипит себе под нос.

Я ухмыляюсь ему в губы: — В этом платье нельзя носить нижнее белье.

Хватка на мне становится жесткой, наказывающей, но не болезненной, предупреждением.

— Никогда больше так не делай.

— Ты не можешь контролировать меня.

Одним пальцем он находит мою щель, проводя пальцем по моим складкам. Все кажется неправильным: так много людей, так много глаз, и все же удовольствие, которое заставляет мои бедра дрожать — это кайф, перед которым я не могу устоять. Я чувствую, как мои ноги раздвигаются, позволяя ему зайти дальше, и смотрю, как его язык проводит по его пухлой нижней губе.

Его глаза сужаются, и он открывает рот, чтобы заговорить, но его обрывают.

— У нас гости, — резко объявляет Райкер.

Он убирает руку от моего центра, но продолжает держать меня, его глаза следят за направлением, в котором смотрит Райкер, вниз к бару и танцполу. Трое мужчин в костюмах угрожающе стоят, но один выделяется. Мой отец. Или того, кого я считала своим отцом. Бенджамин Лоусон. Он смотрит прямо на меня, и в этом нет ничего родственного, он в ярости, ненависть так осязаема в этот момент. Его глаза перескакивают с меня на Лекса и обратно.

— Кто они? — Я слышу, как Лекс спрашивает, но не обращаю на него внимания, мой взгляд прикован к человеку, который меня воспитал. Замечаю, как он лезет во внутренний карман куртки.

— Лекс! — кричу я, хватая его и тяну на пол как раз в тот момент, когда раздается выстрел. Стеклянная панель балкона разлетается на тысячи мельчайших осколков. В другом кадре человек позади нас сильно бьет по балкону. Наши позиции внезапно меняются местами, и мое тело защищено его телом.

Крики теперь заглушают музыку, хаос и паника ощутимы. Руки Александра обхватывают мою голову, в то время как его большое тело прикрывает мое, но он перемещается на мне сверху. Мы вне поля зрения Бенджамина, но выстрелы продолжаются.

От громкого хлопка рядом с нами у меня звенит в ушах, затем еще один, на этот раз прямо над головой. Я поворачиваюсь, видя, как Александр протягивает пистолет.

Крики продолжаются, но проходят минуты, а выстрелов больше не слышно.

— Уведи ее отсюда, — рычит Александр, слезая с моего тела и помогая мне подняться на ноги. Его глаза быстро осматривают мое тело, цепляясь за порезы на моих руках, ладонях и ногах от стекла, но я их не чувствую. Я не чувствую ничего, кроме тошноты, когда смотрю вниз на массу перепуганных тел, видя только одно.

Бенджамин лежит лицом вниз на земле, из его головы вытекает лужа крови. Он мертв.

Райкер лишает меня последней связной мысли. Несмотря на все это, он был человеком, который меня воспитал, человеком, которого я называла папой. У нас не было хороших отношений, но что-то было. А теперь он мертв. Убит мужчиной, который держал меня так, как будто я хрупкая.

— Ты убил его! — кричу я.

— Он пытался тебя застрелить!

Он целился в меня? Почему?

— Валентайн бы этого не санкционировал, — говорит Райкер, закрывая меня, когда Лекс отодвигает меня. Он прижимает меня к себе, и я позволяю ему, потому что, если этого не сделаю, то закончу кровавым месивом на полу.

— Нет, он был изгоем. — Александр оглядывается: — Хватай одного из тех парней, с которыми он был, нам нужны ответы. Сейчас.

Райкер что-то кому-то говорит, и меня снова отпускают. Этот незнакомый и холодный, но он провожает меня к лифту, как ему велено, и идет рядом со мной, когда мы возвращаемся через подземную часть. Не похоже, чтобы они слышали шум наверху, тут все еще сидят, играют и засовывают себе в нос дерьмо. На нас не обращают никакого внимания, мы просто выходим наружу. Прохладный воздух успокаивает мою разгоряченную кожу. Крики и сирены эхом разносятся по улицам Бруксхилла. Меня усаживают во внедорожник, и мы уезжаем, оставляя хаос позади.

Тишина оседает, как молот, оглушая. Выстрелы, сделанные сегодня ночью, продолжают звенеть в моей голове, и мой желудок переворачивается.

Я понятия не имею, что думать. Зачем человеку, который меня вырастил, пытаться меня убить? Целился ли он в меня или Лекса? Возможно, было и то, и другое. Я не знаю.

Больше ничего не знаю.

ЛЕКС

Это гребаный беспорядок.

Я могу контролировать этот город, но подобное дерьмо выглядит плохо. Полицейские должны вмешаться. Приходится делать заявления. Это должно выглядеть так, как будто все процессы соблюдаются. Клуб сейчас пуст, свет высвечивает полный беспорядок. По полу разбросаны осколки стекла, кровь брызгами на стульях, стенах.

Сегодня не только Бенджамин получил пулю. Девушка не старше двадцати двух лет сидит на краю сцены, бледная и потная, пока парамедики стабилизируют ее, готовя к транспортировке в больницу. Она получила пулю в руку. Другой мертвый лежит прямо вместе с Бенджамином Лоусоном. Оба тела покрыты простынями, но их кровь все еще окрашивает мой пол. Один невинный и один не очень.

Он целился в Рен, пока она сидела у меня на коленях, целился в нее, и если бы она не сделала то, что сделала, ее тело, вероятно, было бы под одной из этих простыней.

Райкер разговаривает с офицером внизу, рассказывая какую-то историю, пока я пытаюсь разобраться во всем этом дерьме.

У меня есть подтверждение, что мы поймали одного из парней, который сбежал после первых выстрелов, сейчас он без сознания на заднем сиденье машины, которая следует на территорию. Они повесят его в сарае наготове, когда мы с Райкером вернемся.

Это совсем не то, на что я надеялся сегодня вечером.

Я знал, что люди Валентайна покажутся, и знал, что они сообщат, как ужасно уютно Рен выглядит с врагом, и, возможно, все закончилось бы тем, что данная девушка была голой и изнывающей подо мной. Но этого дерьма не произойдет.

Бенджамин Лоусон мертв. У нас есть один парень, а другой, вероятно, вернулся в ряды Валентайна и отчитывается.

Но зачем стрелять в Рен? Что это был за приказ?

Валентайн хочет вернуть свою дочь живой.

Мои мысли возвращаются к этому так называемому Синдикату. Мне не удалось ничего о них выяснить, но сегодня вечером это изменится. У меня были планы допросить одного из людей Валентайна, и у меня есть один, чтобы забрать его обратно в комплекс.

Как только с этим дерьмом разберемся, я уеду. Внешность и все такое дерьмо требуют, чтобы я пока оставался на месте, но мне не терпится вернуться.

Хотя бы для того, чтобы убедиться, что с моей маленькой птичкой все в порядке.