РЕН
Шесть месяцев спустя
— Еще раз, — приказывает Грифф, тяжело дыша, все еще желая драки, и наблюдая за мной со своего места в середине мата.
Мои ноздри раздуваются, кожа мокрая от пота и, возможно, немного крови. Ублюдок сделал дешевый выпад ранее, и с тех пор из носа течет непрерывный поток крови, который смешивается с моим потом, что делает его достаточно водянистым, чтобы капать с моего подбородка на синий материал под моими босыми ногами.
Я хрюкаю и бегом пересекаю мат, мои ноги уверенно несут меня. Когда приближаюсь, вместо того чтобы врезаться прямо в парня, как он того ожидает, резко отскакиваю в сторону, разворачиваюсь и обхватываю рукой его горло, толкая его тело вниз. Потом быстро отпускаю и приземляюсь на корточки чуть в стороне, когда Грифф громко падает на коврик. Его спина глухо ударяется, голова подпрыгивает, и на мгновение, всего лишь на долю секунды, я волнуюсь, что ударила слишком сильно.
Неожиданно из его груди вырывается грубый смех:
— Хорошо. Это было действительно хорошо.
— Мы закончили? — Я глубоко вдыхаю, пытаясь успокоить хаотический стук своего сердца. Стираю кровь тыльной стороной ладони, без сомнения размазывая ее по щеке, но в этот момент мне все равно. Потому что мне нужно быть в другом месте, чтобы встретиться с людьми, которых я хочу увидеть.
— Да, Рен, мы закончили. — Грифф приподнимается на локтях, изогнув одну темную бровь, смотря в мою сторону. — Ты сегодня отвлекалась.
Мне нравится Грифф, я тренируюсь с ним уже пару лет. Он научил меня всему, что умею. И из-за этого парень знает меня достаточно хорошо и в состоянии понять, когда я не полностью поглощена тренировкой.
— Я занята, — огрызаюсь, хватая полотенце и проводя им по лбу, а затем по лицу, прежде чем поднимаю бутылку с водой и делаю пару больших глотков.
— Слишком занята для своей семьи?
Вот оно. Независимо от того, нравится ли мне Грифф, я знаю, что любая информация, которую тот получит от меня во время этих сеансов, в конце концов, попадет к моему отцу. Он стал посредником, своего рода посыльным.
Я закатываю глаза:
— Скорее, это они слишком заняты для меня.
— Твой отец попросил меня передать тебе просьбу, чтобы ты присутствовала на сегодняшнем ужине.
— Конечно, он это сделал. — Словно у этого человека есть доступ к моему дневнику — если бы он у меня был, конечно, — и намеренно вмешивается, когда думает, что я собираюсь пойти куда-нибудь и повеселиться. Не дай Бог мне делать что-то, что мне действительно нравится.
— Скажи ему «нет».
— Мы все знаем, что слово «нет» отсутствует в лексиконе, который понимает твой отец.
— Ну тогда дай ему заодно словарь, слово можно найти под буквой «Н».
Грифф усмехается:
— Я передам ему, но на твоем месте я бы выключил телефон, потому что к утру ты получишь тысячу голосовых сообщений.
Я киваю. Скорее всего, что-то типа: «Привет, Грифф, захвати аспирин от головной боли».
Он качает головой и поднимается с мата, а я толкаю дверь, ведущую обратно в раздевалку. Этим вечером в спортзале тихо, только несколько человек тренируются на снарядах в главном зале. Равномерный стук кроссовок по беговой дорожке смешивается с тяжелой басовой музыкой, которая раздается с треском из звуковой системы, видавшей лучшие времена.
Всякий раз, во время тренировки мы используем одну из задних комнат, частную зону, которая обычно предназначена для частных уроков, но Грифф сам владеет тренажерным залом и лично следит за моими тренировками. Это обучение, которое требует мой отец. Еще я прохожу обучение по обращению с оружием, с ножом и любыми другими средствами самообороны. Человек параноик, это очевидно.
Полагаю, что я должна благодарить его за легкость, с которой теперь могу защищать себя. В наше время и в моем возрасте быть женщиной, которая может постоять за себя, значит все. Я быстро принимаю душ, а затем переодеваюсь в платье, которое спрятала в сумке, и вытаскиваю косметику и расческу одновременно. Сомнительно краситься сразу после тренировки, но с тем маленьким количеством времени, что у меня есть, выбор небольшой.
Знаю, лучше не думать, что мой отец просто параноик. Ведь сама слышала ночные звонки и лично видела, как парни приходили и уходили в часы, не предназначенные для этого, когда нормальные люди видят сны. Не такие, как он — одетые в сшитые на заказ костюмы и итальянские лоферы, а большие парни в коже и рваных джинсах. Хотя не одежда отличала их от мужчин, с которыми обычно общался мой отец, а безжалостный блеск в глазах. Меня довольно сложно напугать, но эти ублюдки были ужасны.
А теперь скажите мне, это нормально, что человек, занимающий должность генерального директора компании с доходом в несколько миллионов долларов, имеет дело с парнями, которые носят оружие за поясом джинсов и прячут лезвия под штанинами?
Это не поведение человека, живущего в тщательно установленных границах.
Разговоры, которые я подслушала, на самом деле предполагают что-то гораздо более темное, более грязное — наркотики, оружие…
Я не сомневаюсь, что мой отец замешан в чем-то большем, чем компания, которую он оставит мне, когда выйдет на пенсию. В чем-то гораздо более сложном и опасном.
Паранойя — одна из причин, по которой он заставляет меня тренироваться, но именно его образ жизни определил этот факт и сделал его необходимостью.
Я наношу на лицо тонкий слой тонального крема, скрывая румянец на щеках, оставшийся после тренировки, и изо всех сил стараюсь скрыть трещину на губе, затем провожу пальцами по все еще влажным волосам, хотя пряди уже начинают завиваться. К концу ночи они будут торчать во все стороны, а кудри — тугими и непослушными, но сейчас у меня нет времени заниматься ими.
Рори — Аврора, моя лучшая подруга — должна встретиться со мной через двадцать минут в коктейль-баре на той же улице, где я живу, и если опоздаю, она снесет мне голову. Мы заранее все спланировали. Примерно за шесть недель, и последние три она напоминает мне об этом через день. Мой график всегда безумный, благодаря моей семье, но я позаботилась о том, чтобы мой отец знал и понял, что сегодняшний вечер занят. Его просьба присоединиться к нему за ужином — это не его желание поужинать всей семьей, на самом деле это попытка контролировать мою жизнь, как это всегда бывало.
Платье плотно облегает мою фигуру, вырез довольно глубокий, спускается значительно ниже линии декольте, почти до пупка, подол чуть выше колена, завитки тату на бедре едва выглядывают снизу. Сейчас конец лета, поэтому ночи все еще достаточно теплые, чтобы отказаться от жакета, а это значит, что сегодня моя татуировка на руке будет на виду. Смотрю на свое отражение, на медные волосы, которые уже курчавятся и вьются на макушке, и на мои большие зеленые глаза, которые кажутся слишком большими для моего лица.
«Сойдет», — думаю я. Ногами скольжу в черные сандалии на ремешках, которые упаковала вместе с платьем, а затем покидаю раздевалку и выхожу на улицу. Солнце клонится к линии горизонта, небо расчерчено цветами пыльного индиго с вкраплениями розового и оранжевого. Поворотники моей «Ауди» приветливо мигают, когда я нажимаю кнопку на брелоке. Затем забираюсь на водительское сиденье, закидываю свою спортивную сумку на заднее, где она, скорее всего, проваляется до следующей недели. Музыка начинает греметь из стереосистемы, когда я поворачиваю ключ в замке зажигания и нажимаю на газ, выруливая с почти пустой парковки спортзала, и направляюсь к бару. Это то, с чего мы начнем, но не закончим, по словам Авроры. Прошло слишком много времени, с тех пор как я ходила в клуб со своей лучшей подругой в последний раз. Потом стало почти невозможно что-либо планировать, пока я не настояла на этом перед отцом.
Мне двадцать три года, я слишком молода, чтобы каждые выходные проводить взаперти в квартире, которую снимаю в центре города, но от нанятой отцом службы безопасности сбежать невозможно.
Но каким-то образом мне удалось убедить отца отпустить меня. То, что произошло несколько месяцев назад, могло случиться с каждым. Парни, которые загнали меня ночью в западню, были головорезами, преступниками. И хотя я попыталась разобраться с ними сама, все же оказалась в больнице с несколькими сломанными ребрами и лицом, которое выглядело так, будто провела десять раундов на ринге с профессиональным бойцом ММА. Я убила как минимум троих из них, на что мой отец не обращает внимания. С тех пор он нанял телохранителей, чтобы те везде сопровождали меня. Но не сегодня. Сегодня я свободна.
Возбуждение переполняет меня, и я выжимаю педаль газа, направляясь по улице к моему многоквартирному дому, где планирую оставить свою машину. Паркуюсь в подземном гараже, а затем поднимаюсь на лифте, чтобы выйти на улицу, где все еще достаточно людей и напряженный траффик. Так что мне не нужно беспокоиться о неприятностях и брести с опаской по тротуару к светящейся синей вывеске коктейль-бара, в котором я встречаюсь с Рори.
Я нахожу ее за столиком, сидящей на барном стуле. На ней открытое обтягивающее черное платье, светлые волосы абсолютно прямые и свободно свисают вокруг ее лица, как занавес. Аврора не похожа на меня. В том смысле, что я выросла в огромном особняке на окраине города, а она — в трейлерном парке с отцом-алкоголиком и матерью, которая бросила ее, когда ей было всего три.
Не то чтобы вы могли узнать это, глядя на нее сейчас. Она заканчивает колледж и станет учителем в начальной школе Бруксхилла.
Рори с энтузиазмом машет мне рукой, и я пересекаю помещение, цокот моих каблуков громко раздается в тишине. Музыка играет на тихом фоновом уровне, скорее мягкое гудение, нежели взрыв. Группы людей смеются и разговаривают вокруг.
Черт, я и не осознавала, как давно не чувствовала себя нормально.
Стараюсь не обращать внимания на все дерьмо, творящееся с моей семьей, — сомнительные дела, ночные телефонные звонки и странные пятна крови на рукавах моего отца. Но это дерьмо нелегко забыть. Знаю, знаю, что моя семья далека от чистоты. Просто надеюсь, что он не ожидает, что я пойду по его стопам.
Я понятия не имею, чем именно он занимается, и знать не хочу.
— Черт, — усмехается Рори, — ты прекрасно выглядишь.
Я взмахиваю волосами, драматично хлопаю ресницами и со смехом говорю:
— Спасибо.
Своими наманикюренными пальцами она подталкивает бокал мартини какого-то порнозвездного цвета ко мне и делает глоток своего напитка:
— За свободу!
Я хихикаю, запрокидывая голову:
— На свободу!
Первый глоток коктейля слишком плавно выпивается:
— Ну и куда после этого?
Она шевелит бровью:
— Клуб «Сильвер».
Я изгибаю бровь:
— Вау, как ты провернула это?
Клуб «Сильвер» открылся в центре города немногим более четырех месяцев назад и с тех пор пользуется большим спросом. Город живет ночной жизнью, сотни клубов процветают, но с тех пор как открылся этот, каждый хочет попасть именно туда. Доходит до такой степени абсурда, что теперь нужно заранее бронировать и платить премиальную цену за депозит, чтобы получить место.
Она поджимает губы, хмурясь:
— На самом деле, я не совсем уверена, — смеется она. — На днях столкнулась с одним парнем, немного пугающим, но он раздавал личные приглашения в клуб. В общем я просто оказалась в нужном месте в нужное время.
Я пожимаю плечами:
— Мне кажется, это судьба.
Рори хихикает и допивает остатки своего коктейля, затем вскакивает и направляется к бару, чтобы заказать еще. Я остаюсь одна, алкоголь, выпитый мной, согревает мою кровь, оседая в моем пустом желудке. Черт, у меня не было времени нормально поесть после тренировки, и к концу ночи уверена, что еще поплачусь за это. Бросаю взгляд в сторону бара, потом перевожу его на официантов, снующих туда-сюда, чтобы обслужить гомонящую толпу. Смотрю, готовят ли они полноценную еду или же небольшие закуски, просто чтобы набить желудок. Но то, что я обнаруживаю, это что угодно, но только не еда.
Ну, я полагаю, его можно отнести к закускам.
Сшитый на заказ костюм, не слишком обтягивающий, но достаточно, чтобы очертить мышцы, которые он спрятал под ним. Белая рубашка заправлена в черные брюки, пряжка ремня блестит в тусклом свете. Серебряные запонки, без галстука, две верхние пуговицы расстегнуты, обнажая загорелую оливковую кожу. Темная щетина окаймляет острый край его челюсти. У него высокие, резко очерченные скулы и низко посаженные брови, достаточно низко, чтобы отбрасывать тени на его стальные глаза. Копна темных волос падает ему на лоб, слишком длинная, чтобы подходить для белого воротничка. Уж мне ли не знать, ведь я каждый день бываю среди мужчин в строгих костюмах и полупридушенных галстуками, работающих в офисе моего отца, и никто из них не посмеет отрастить волосы такой длины. Всегда короткие, умело прирученные, как хорошие маленькие роботы.
Мужчина смотрит прямо на меня. Я никогда не флиртовала и даже не занималась сексом с первым встречным. Я не девственница, но взгляд, которым он на меня смотрит, можно охарактеризовать только как горячий.
Хотя не совсем так, словно чего-то не хватает, но я никак не могу понять чего.
Конечно, судя по тому, как его взгляд скользит по моему телу, по моим голым ногам, немного задерживается на черных чернилах, выглядывающих из-под края моего платья, но потом быстро переходит на мои бедра, к изгибу моей талии, а затем еще выше, следуя за глубоким V-образным вырезом на моем платье, где мои груди соприкасаются друг с другом — спасибо, скотчу — и затем вниз по моей правой руке, где татуировка охватывает мою кожу. Цветы и мандалы, замысловатые и нежные, женственные, хотя моя семья их ненавидит. Наверное, поэтому я это сделала. Знала, что им не понравится это искусство, как и кольцо в носу, как и пирсинг в моем пупке. Я была молода, когда делала их, немного наивна, и все же нисколько об этом не жалею.
Мужчина хмурит лоб, словно сбит с толку, но это происходит так быстро, что задаюсь вопросом, не вообразила ли я себе это, а затем тот пробегает глазами остаток пути вверх по моему телу, сканируя вырез и шею, прежде чем, наконец, встречается со мной взглядом.
Он подносит к губам низкий хрустальный бокал — небольшое количество янтарной жидкости выливается ему в рот — и не сводит с меня глаз поверх края стакана.
Когда, наконец, позволяю себе сосредоточить свой взгляд на нем и посмотреть по-настоящему, все, что я чувствую, это жар, сильный жар, но он смешивается с безжалостностью, которую мне грустно осознавать. Холодность, жестокость я часто видела в парнях, которые навещают моего отца. Но он тверже, глубже, холоднее, как будто эта его сторона не то, что проявляется время от времени, это то, что делает его тем, кем тот является. Дрожь пробегает по моему позвоночнику, предупреждающий сигнал и естественный инстинкт выживания, сообщают мне, что я в компании хищника.
Мой отец твердо убедился, что я никогда не стану девицей в беде. Даже во время нападения несколько месяцев назад я стояла на своем. Но сейчас не могу не чувствовать себя здесь ниже и слабее. Он не из тех парней, с которыми мне хотелось бы встретиться в темноте. Хотя можете быть чертовски уверены, что я бы постаралась.
«Монстры повсюду, Рен», — голос моего отца эхом звучит у меня в голове, фантомный шепот гарантирует, что я всегда буду начеку. — «Тебе нужно остерегаться не монстров под твоей кроватью или в шкафу, а тех, которые выглядят, как я и ты. Именно их ты должна бояться. Тех, что кажутся совершенно нормальными, но в их глазах прячется зло. Вот где ты можешь найти это, Рен, в их глазах. Когда ты это увидишь, обязательно беги. Беги так далеко и так быстро, как только сможешь».
Хотя мне не хочется бежать. Я хочу показать миру, что могу справиться сама. Что мне не нужны телохранители и охрана. Мой отец считает нужным тренировать меня в меру моих способностей, он оттачивает мое мастерство, учит меня, как использовать мои размеры и скорость в свою пользу, и все из-за его теневого побочного бизнеса. И, хотя с этим можно не согласиться, я хотела доказать, что могу справиться с собой.
Я расправляю плечи и прищуриваю глаза. Красивого лица и тела, сделанного словно из самого греха, недостаточно, чтобы обмануть меня. Он может верить, что нашел во мне легкую мишень, но я готова доказать, что тот ошибается.
Аврора не спеша возвращается с двумя бокалами, наполненными искрящейся розовой жидкостью с небольшими кусочками нарезанной клубники, и запрыгивает на стул. Она хмурится и прослеживает мой взгляд, пододвигая ко мне мой напиток.
— Ну, привет, высокий, темноволосый и красивый, — Рори прикусывает губу.
С трудом отвожу взгляд и фокусирую внимание на подруге, поворачиваясь к мужчине спиной, что оказывается ошибкой. Никогда не следует поворачиваться спиной к хищнику. Потому что я не добыча, и если он решит ударить, мне нужно быть готовой.
— Что это? — спрашиваю я, придвигая бокал к себе и обхватывая губами соломинку.
Шипучка и сахар. Напиток такой приторно-сладкий, что у меня начинает сводить челюсть. Рори только пожимает плечами:
— Последний, а затем мы направляемся в «Сильвер».
Киваю, делая еще глоток. Алкогольный кайф рассеивается, оставив после себя только осознание. Я настороже, готова, мои чувства обострены. Прислушиваюсь к приближающимся шагам. Если есть что-то, чему я научилась на всех занятиях по самообороне, в которых участвовала, так это тому, что человеческий инстинкт опасности очень редко бывает ошибочным. Но по мере своего развития человечество начало игнорировать этот основной инстинкт, предпочитая слепо доверять и наивно верить, что мы все в безопасности.
Мы выпиваем, и я играю свою роль — смеюсь, разговариваю, шучу, и только когда уже почти допиваю свой напиток, чувствую, что жар пронизывающий мою спину, наконец, спадает. Незаметно оглядываюсь назад и обнаруживаю, что табурет у барной стойки свободен, а место, которое недавно занимал мужчина, совершенно пусто.
Я расслабляюсь. Надеюсь, он нашел другую беспомощную девушку, чтобы терроризировать ее.
Не знаю, кто он такой и что ему могло понадобиться от такой девушки, как я, но я почувствовала опасность. И когда увидела его необычно бледные глаза, которые могли запросто соперничать с луной, могла сказать, что жестокость не была единственной в нем, мне бы было трудно выжить.