Маленький театр

XXII Последняя глава

В последних числах октября Мили поселилась в Андели. Она не знала, что ей делать с автофургоном, и Маметта, не обращая внимания на недовольство Деда, решила поставить его во дворе. Ведь при случае туда можно кого-нибудь поселить. И случай не замедлил представиться. Только фургон, казалось господину Кастилю, связывает его с прошлым. И когда старик вошёл во двор, опираясь на палку, для всех стало ясно, что он направляется в фургон. И после долгих споров пришлось его там оставить, только заменили соломенный матрас прочной походной кроватью.

По счастью, Дед быстро сошёлся со старым актёром. Они часами играли в домино или спорили.

Маметта выхаживала четырёх ребятишек, ждали ещё одного — пятого. Мили жила в комнате вместе с Флорой и Лео.

Жерве был вполне доволен каморкой, которую ему сняли в Андели.

У Мили, конечно, прибавилось хлопот, но на душе было так легко, что работа её не тяготила.

Кухня, хозяйство, стирка — со всем этим она легко справлялась. Труднее было с малышами. Она иногда раздражалась по пустякам, кричала, а ребятишки продолжали шалить. Маметта решила вмешаться:

— Знаете, в этом деле я, кажется, разбираюсь лучше вас. Я сама буду заниматься нашими сорванцами, а вы займитесь всем остальным… Каждому своё.

Мили весело кивнула и тотчас же принялась убирать вещи в шкаф. За последнее время она поправилась. Щёки округлились. Хорошенький джемпер заменил старую серую кофту. Она очень удивилась, заметив, что напевает песенку о фонарике… «Прямо девчонкой стала… Как Флора…» — подумала она и рассмеялась.

Хозяин устроил Валентина в чулане за булочной. Матрас был твёрд, как доска, но Валентину он казался мягким по сравнению с соломенной подстилкой в прицепе. Он научился печь бриоши, слойки с яблоками, и по понедельникам угощал ими всё своё семейство.

Даниэль навестил его в конце сентября и прочёл несколько сцен из комедии, которая так и называлась «Школа смеха». Было довольно забавно, однако… Валентин не решился признаться, с каким тяжёлым сердцем слушал он его чтение. Маленький театр, домино, прыжки — тягостные воспоминания!..

Жерве усердно учился в школе в Андели. Был первым по истории и по литературе, вторым по арифметике. Учитель обратил внимание на способного ученика. Он давал ему книги и обещал похлопотать перед начальством о его бесплатном обучении в Руанском коллеже. Итак, на будущий год он попадёт в интернат! Пока он ничего не говорил об этом Мили, но своему другу, Люка, сообщил радостное известие.

— Вот здорово! — воскликнул Люка. — Даже если мы и не попадём в один класс, всё равно мы будем вместе! Ну и повеселимся же мы!

О веселье Жерве не думал. Чем больше он читал, тем больше его увлекали книги. Как интересно открывать для себя новые страны, новых людей! Познания его расширялись, он учился думать и уже критически относился к некоторым книгам, а не глотал всё подряд, как делал это ещё совсем недавно. Свои впечатления и мысли он записывал в большую красную тетрадь. Вот если бы он мог стать писателем и бороться за счастье людей!.. Но учителем он будет непременно. Учителем литературы, и вся его жизнь всегда будет связана с прекрасными книгами.

Жерве всегда восхищался Даниэлем, но разве можно сравнить его с Диккенсом или Горьким. Книгу Горького «Детство» он прочёл в один присест. «Даниэль остаётся Даниэлем, и я никогда не забуду, что без моих друзей Шав я не был бы тем, чем стал сейчас», — рассуждал он.

А Жиль уже с конца октября плавал юнгой на судне Луи-Пьера. Кто бы узнал бледного угрюмого паренька в этом загорелом юноше с мускулистыми руками? Только глаза остались прежними — голубыми, как море в ясную погоду. Он работал под дождём и ветром, вытаскивал сети с рыбой и радовался жизни. Разумеется, не всё было гладко. Случалось, что хозяин пускал в ход кулаки. Тогда Жиль выходил на палубу и, широко расставив ноги, долго стоял там. Если любишь море, вытерпишь и побои! Когда он появлялся дома — усталый, грязный, весь покрытый рыбьей чешуёй, — дядюшка Норуа оглядывал его с ног до головы, усаживал за стол и сам подавал ему похлёбку, приговаривая: «Ну-ка, рассказывай, как плавал, малыш!» И начиналось: «Напали на косяк сардин… А на Атароне волна была сильной, судно приподняло и швырнуло в бездну…»

Но и на этом чистом небе была небольшая туча: таблица умножения. И ещё хуже дело обстояло с диктантом. И почему правописание такая мудрёная штука? Но дядя дал обещание Валентину и слово своё держал крепко. Хороший матрос должен знать, как пишется «бизань-мачта» и «швартовы»…

И только одна Флора всё ещё жалела о Маленьком театре. Теперь уже нельзя танцевать, петь, колесить по дорогам. Хорошо бы ночевать в фургоне вместе с папой, но Мили ни за что не позволит. А комната в доме казалась Флоре настоящей тюрьмой. К тому же Маметта была построже госпожи Дезобер.

Но больше всего огорчений Флоре приносила школа. Как-то она решила показать свои таланты в школьном дворе, противные девчонки принялись хохотать. Ни одного аплодисмента. А учительница пожаловалась на неё Мили.

«Да, учусь я плохо, — думала Флора. — Но ведь я терпеть не могу школу, и никто не заставит меня полюбить её!» И она потихоньку продолжала танцевать, надеясь в будущем стать знаменитой актрисой.

А что поделывал Люка? Он решил поставить «Школу смеха» в канун рождества. Женни в гостиной зубрила роль долгими вечерами и твердила, что театр — её истинное призвание. Жюльетта вытащила всех своих кукол, ставила им диагнозы, ухаживала за ними, лечила.

Как-то раз Даниэль посоветовался с Валентином, набрался храбрости и отнёс свою комедию редактору «Курьер Руана». Комедия называлась «Школьник-невидимка».

Прошло какое-то время, и редактор сказал, что пьеса ему понравилась.

В тот день, когда творение Даниэля появилось на третьей странице газеты, в доме царило невероятное оживление. Люка носился как угорелый по саду и орал:

— Это просто великолепно!

Жюльетта бросилась в книжную лавку и купила несколько экземпляров «Курьера». Женни сделалась вдруг приветливой и кроткой. И даже госпожа Шав спрашивала у всех, начиная с почтальона и кончая бакалейщиком:

— Вы читали сегодня газету? Там на третьей странице напечатана пьеса.

У героя дня вид был скромный, но в душе он ликовал. Он решил в следующий свой приезд в Руан подарить экземпляр газеты Валентину, а один номер тут же отправил в Андели, отчеркнув жирной красной чертой весь текст.

В доме у Маметты пьеса произвела неизгладимое впечатление.

„ШКОЛЬНИК-НЕВИДИМКА“

ПЬЕСА В ОДНОМ ДЕЙСТВИИ

ДАНИЭЛЯ ШАВА

ПО МОТИВАМ „ШКОЛА СМЕХА“

ПРОСПЕРА КАСТИЛЯ.

Вот этот заголовок бросился в глаза Мили, но ей пришлось несколько раз перечитать текст, пока она не поняла, в чём тут дело. Да, всё же «Школа смеха» напечатана… Газета переходила из рук в руки.

Флора заявила, что пьеска ей совсем не нравится — ведь о танцах в ней нет ни слова. Жерве заметил, что «написана вещь очень мило». Ну, а господин Кастиль? Сначала старик как-то неопределённо покачал головой и вдруг прослезился. Он долго не сводил глаз с двух слов, когда-то милых его сердцу: «Школа смеха».

Потом перевёл взгляд на фамилию автора.

— Ведь это моя фамилия… Там напечатано…

— Да, папочка, твоя фамилия и напечатана в «Курьере Руана», — ласково сказала ему Мили. — Постой-ка, я сейчас тебе всё прочту. И ты увидишь, как это интересно…

— Не надо. Оставь меня, ступай…

Когда Мили минут через десять вернулась, отец всё ещё держал газету и сквозь слёзы тихо повторял:

— «Школа смеха» Проспера Кастиля. «Школа смеха»…