Отделочники махали кистями, расположившись на строительных лесах и в висевших на талях малярных люльках. Каждый трудился над своим участком стены, покрывая ярко-красной краской выцветший зеленый фронтон здания. Брен рассматривал их одного за другим сквозь оптику своего бинокля и наконец высмотрел Келлера. Последний, единственный из всех, начисто брил голову, а его белый рабочий комбинезон казался заляпан краской меньше, чем у других. Будучи старше своих коллег, он двигался гораздо медленнее. Казалось, по сравнению с ними бывшему детективу не хватало энергии и задора, но его отличала большая сосредоточенность на деле. Другими словами, в процессе работы он замечаниями со своими коллегами не обменивался и вслед девушкам, проходившим по улице, не свистел.
— Они работают на этом объекте уже четвертый день, — сказал Ронни Уилкс. — Сэмми позвонил мне днем в среду, но я смог выбраться сюда только сегодня утром. В забегаловке на углу я спросил, как долго они здесь вкалывают. По их словам, строительные леса начали сооружать в понедельник, а до того занимались мелким ремонтом и заделыванием трещин.
Ронни шмыгнул носом и прикурил сигарету. Потом, немного подумав, предложил закурить Брену, но тот отказался. Его и без того мучил вопрос, что скажет его жена, если унюхает запах никотина от его одежды. Опустив стекло еще на дюйм, он некоторое время наблюдал, как голубоватые струйки дыма дрейфовали мимо его лица на простор. Горячий воздух улицы не освежал, но по крайней мере вытягивал из кабины автомобиля запах табака и кисловатой запашок пота Ронни. И Ронни показался Брену уже малость староватым и вяловатым для такой, как у них, работы.
— Вы ведете дневник наблюдений, когда следите за Келлером? — спросил Брен.
— Нет, — помотал головой Уилкс. — Я просто звоню вечером Сэмми и сообщаю о том, что видел. Большего он не требует.
— Он объяснил, почему вы должны были в среду следить за Келлером?
— Ничего конкретно он мне не сказал, да этого и не требовалось. Ведь я делаю для него эту работу на протяжении последних двух месяцев. Он вбил себе в голову, что Келлер за ним охотится. Разве вы не по этой причине сюда приехали?
— Вы заметили что-нибудь подозрительное?
— Ни черта я не заметил. Сказать по правде, более скучной работы у меня давно уже не было.
Около пяти часов вечера бригада отделочников-декораторов стала собирать вещички. Брен наблюдал, как рабочие спускались по лестнице, нагруженные канистрами с красками и малярными кистями, которые они потом заперли вместе со своими комбинезонами в маленьком сарайчике-времянке у основания стены. Покончив с делами, трое из них закурили, но Келлер к ним не присоединился. Потом все погрузились в старенький, видавший виды «форд-капри». Келлер сел в машину последним, втиснувшись на заднее сиденье.
Брен проехал за ними с полмили до «Красного льва» — утилитарного паба на углу соседней улицы. Они вошли в заведение через дверь, у которой остановились, а он — через дверь с другой стороны улицы, и некоторое время наблюдал за ними сквозь частокол бутылок на стойке бара. Компания уселась за один столик, но со стороны могло показаться, что Келлер сидит от них отдельно, сам по себе. Пока они болтали и смеялись, он читал газету «Ивнинг стандард» — без особого, впрочем, интереса; возможно, только для того, чтобы не принимать участия в общей беседе. Все происходило так, как рассказывал Старлинг. Правда, Келлер пил не пиво, а фруктовый сок. Брен задался вопросом, зачем при таком раскладе этот человек утруждает себя хождением в паб вместе с товарищами по работе. Старлинг скорее всего по такому поводу сказал бы, что они нужны Келлеру в качестве успокаивающего фона — для создания иллюзии собственной нормальности и даже заурядности, а это немаловажно, если ты замышляешь заговор. С другой стороны, он вполне мог бы ходить с ними только для того, чтобы потом они подвезли его до дому.
После паба Брен проследовал за ними до той улицы, где, как сказал Уилкс, обитал Келлер. Как выяснилось, он снимал комнату в большом викторианском доме, где на панели передней двери красовалось не менее дюжины кнопок переговорных устройств, обеспечивавших связь с жильцами. Келлер выбрался с заднего сиденья «форда-капри» и направился к подъезду, более чем сдержанно кивнув на прощание своим приятелям. Как только он протянул руку к двери, она внезапно распахнулась и из дома вышла молодая женщина. Она резко остановилась в дверях, чтобы не налететь на Келлера, неожиданное появление которого, казалось, ее слегка напугало. Потом, присмотревшись и узнав его, она коротко ему улыбнулась; он же, чтобы дать ей пройти, сделал шаг в сторону, после чего, опустив голову, скрылся в подъезде. Брену этот маневр показался хорошо отработанным. Возможно, эти люди, жившие в одном доме, неоднократно встречались вот так у двери или на лестнице, но по взаимной молчаливой договоренности особого интереса по отношению друг к другу не проявляли.
Кэти несколько озадачило порученное ей задание. Когда Старлинг вместе с Бреном и Броком вышли из комнаты для допросов, Дот протянула ей листочек бумаги с адресом и номером телефона.
— Это адрес Питера Уайта, Кэти, — сказала она, как если бы Кэти только того и ждала. — Я сказала ему, что вы будете около пяти.
— Брок хочет, чтобы я занялась этим немедленно?
— Так, во всяком случае, он мне сказал. — Она стала собирать со стола бумаги Брока и свои записи.
— А вы с этим Уайтом знакомы?
— Видела несколько раз.
— Брок сказал, они с ним рассорились из-за какой-то ерунды. Вы что-нибудь об этом знаете?
— Лучше спросите об этом у самого Брока, — посоветовала Дот.
Кэти и не ожидала другого ответа от лояльной Дот.
— Жутковатый все-таки тип этот Сэмми Старлинг, вы не находите? — заметила Дот. — Напоминает большую фарфоровую куклу. Думаю, Питеру Уайту будет интересно узнать, как сейчас обстоят у него дела.
Кэти притормозила, увидев в переднем дворе садик, засаженный прекрасными цветущими розами, поскольку Дот предупредила ее об этом. Припарковавшись на противоположной стороне улицы, она пересекла ее и, войдя в ворота, направилась к человеку, склонившемуся над розовым кустом. Заметив ее, он распрямился и устремил в ее сторону оценивающий взгляд. Кэти поразил его костюм: мужчина был одет в крахмальную белую рубашку, темные брюки и сверкающие ботинки, так что можно было подумать, будто он только что вышел из какого-нибудь офиса. Другими словами, на пенсионера, уделяющего все свое свободное время возне с цветами в саду, он нисколько не походил.
— Старший инспектор Уайт?
Он едва заметно вздрогнул и мрачно посмотрел на гостью:
— Больше им не являюсь. Но все равно проходите.
Его волосы были коротко подстрижены, он носил аккуратные усики и имел здоровый цвет лица. В одной затянутой в резиновую перчатку руке он держал лупу, а в другой — садовый секатор и срезанные с розовых кустов побеги с листьями.
Уайт поймал взгляд Кэти и зловещим голосом произнес:
— А я, знаете ли, воюю… — И, немного помолчав, добавил: — Черная пятнистость напала. — Он указал на изуродованные болезнью листья. — Надо будет взглянуть на образцы под микроскопом. Полагаю, эта напасть пришла с юго-запада. Вон оттуда. — Он махнул рукой, не сводя глаз с лица Кэти. — Впрочем, я почти в этом не сомневаюсь, поскольку последние несколько дней ветер дул с той стороны. Там на углу живет один парень…
Кэти повернулась в указанном направлении и увидела в отдалении еще один сад с розовыми кустами.
— У него на участке полно всякой заразы, так как он не проводит обработку ядохимикатами.
— Похоже, дело серьезное, — осторожно сказала Кэти, не зная точно, как реагировать на подобное заявление. Лицо отставника сохраняло бесстрастное выражение. Казалось, он мысленно подвергал ее тестированию и оценивал результаты.
— Так и есть, — произнес хозяин дома, и она вдруг поняла, что он здорово чем-то рассержен. — Я ходил к нему, предлагал опрыскать его растения заодно со своими, но он возмутился. Сказал, чтобы я проваливал к такой-то матери.
Кэти отметила про себя, что последние слова он выделил интонацией, и задалась вопросом, уж не является ли эта фраза частью придуманного им теста.
— Вы можете в это поверить? Какого черта он выращивает розы, если не хочет о них заботиться?
Некоторое время он смотрел на нее в упор, потом повернулся на каблуках и направился в сторону кухонной двери, находившейся сбоку дома. Тщательно вытерев ноги о новенький половичок, он положил на поднос для посудной сушилки побеги розы, лупу и секатор, снял перчатки и принялся мыть под краном руки. Кухня выглядело безупречно, как и ее хозяин, — все здесь сверкало и находилось на своих местах.
Потом он провел гостью в столь же безукоризненно опрятную гостиную, окна которой выходили на задний двор, где, как и на переднем дворе, росли роскошные цветущие розовые кусты. Кэти невольно задалась вопросом, что он делает со всеми этими цветами.
Он заметил, куда устремлен ее взор, и авторитетным голосом, как если бы они обсуждали какой-то принципиальный деловой вопрос, сказал:
— Кусты нового гибридного сорта «Дэвид Остинс». Посадил два года назад. Принялись хорошо. — Затем без какого-либо перехода произнес: — Разумеется, вас прислал ко мне Брок. Не удосужился прийти сам.
— Он сейчас очень занят. Но сказал, что, когда будет посвободнее, обязательно зайдет к вам и выставит пинту светлого.
Неожиданно Кэти поразила мысль об отсутствии в комнате следов каких-либо связей и отношений этого человека с другими людьми. На каминной доске не наблюдалось ни одной фотографии, на стоявшем в углу пустом письменном столе не лежало вскрытых писем. Недорогих сувениров, этих маленьких знаков внимания, какими обычно обмениваются друг с другом знакомые, тоже нигде не встречал взгляд.
— Позвольте мне в этом усомниться, мисс… — Прищурившись, он посмотрел на нее. — Как, вы сказали, вас зовут?
— Я детектив, сержант Кэти Колла.
— Извините, никогда прежде не слышал этого имени.
Она уловила в его тоне презрение. Похоже, Уайт специально подпустил его в голос, чтобы выяснить, какое это произведет на нее впечатление. Казалось, он пытался определить ту меру наказания, которое она должна была понести за неизвестные ей провинности ее босса.
— Я совсем недавно работаю в департаменте СО-1. Меньше года. Вы когда вышли на пенсию, мистер Уайт?
— Пять лет назад. Говорят, мужчинам уходить на пенсию опасно — я слышал, многие после этого переворачиваются вверх килем за какие-нибудь несколько месяцев, — но в моем случае этот прогноз не оправдался. Не я, а Рут, моя жена, отошла в лучший мир через две недели после того, как я оставил работу. — Он смотрел на Кэти во все глаза, ожидая ее ответа на свои слова.
— Мне очень жаль, — сказала она. Но этого, судя по всему, Уайту показалось мало.
— Я, видите ли, сейчас очень занят, сержант, — сказал он. — И не уверен, что смогу уделить вам необходимое для беседы время.
Кэти вспыхнула. Эта игра уже начинала ей надоедать, во что бы там ни пытался играть с ней Уайт.
— Очень жаль. Брок был бы просто счастлив воспользоваться вашим глубоким знанием личности некоего субъекта.
— Вы Сэмми Старлинга имеете в виду, да? Секретарша Брока назвала это имя, когда уведомляла меня о вашем приезде. Похоже, однако, Брок не посчитал это дело настолько важным, чтобы прислать сюда кого-нибудь постарше.
— Я…
— Вы сколько вообще служите в полиции? — перебил ее Уайт.
— Восемь лет. Три года работала в дорожной полиции, а затем переоделась в штатское. Больше всего на свете мне хотелось стать сотрудником отдела тяжких преступлений.
— Неужели? А ведь вы амбициозная молодая особа, не так ли?
— Можно и так сказать.
— Я имел в виду амбиции, связанные с карьерным ростом. Наверняка вы относитесь к женщинам, стремящимся пробраться наверх, воспользовавшись удобным случаем или поддержкой со стороны многочисленных поклонников из рядов полиции. При этом вы не устаете твердить о равных возможностях для полов. — Говоря все это, он не сделал ни малейшей попытки скрыть или приглушить прозвучавший в его голосе сарказм.
Кэти не знала, злиться ей или смеяться. Наконец она тихим голосом сказала:
— По-вашему, я должна знать свое место?
— Я прослужил в криминальной полиции восемнадцать лет, много и тяжело работал, набираясь опыта, и лишь после этого получил доступ к специальным операциям. О, я навидался особ вроде вас, детка. Видел, как они используют людей, чтобы добиться своей цели. Похоже, вы тоже думаете, войдя сюда легкой вальсирующей походкой, меня использовать, да?
Кэти посмотрела на него, задаваясь вопросом, что такого она сказала или сделала, чтобы вытащить все это на поверхность. Потом поднялась на ноги и твердым шагом направилась к двери.
— Задержитесь! — крикнул он ей вслед, но она дошла до двери, открыла ее и лишь после этого посмотрела на него через плечо. Он уже почти поднялся из кресла. По ее взгляду Уайт неожиданно для себя осознал, как здорово она на него разозлилась. — Сбавьте обороты, — нехотя сказал он. — Я не вас конкретно имел в виду.
— Нет, вы имели в виду именно меня, — спокойно сказала Кэти, повернулась, переступила через порог и пошла по тропинке к выходу. Она уже подходила к воротам, когда услышала у себя за спиной его голос:
— Куда это, черт возьми, вы направляетесь?
Кэти остановилась и снова посмотрела через плечо на Уайта, в этот момент стоявшего в дверях кухни с удивленным лицом. Он еще не до конца поверил в возможность ее ухода.
— Возвращаюсь на работу, мистер Уайт. Похоже, я зря теряю здесь время.
Выражение его лица изменилось.
— Постойте, сержант! Подождите… пожалуйста. — Он торопливо зашагал в ее сторону. — Да, я вел себя по отношению к вам невежливо, признаю, но вы не знаете всей подоплеки… как все тогда происходило… Да, я в обиде на Брока… но вам… но вам я все-таки помогу.
Кэти колебалась. Даже преодолев свой гнев, она не знала, есть ли смысл продолжать этот разговор.
— Подождите, прошу вас, ну пожалуйста… — Теперь он молил ее о снисхождении, и Кэти вдруг пришло в голову, что Уайт — очень одинокий человек, чьи возможности поддерживать нормальное человеческое общение оказались сведены к отрывочным разговорам в супермаркете или в садоводческом центре. — Может, попробуем еще раз? — сказал Уайт, подойдя к ней, и она, хотя и не без опасений, что этот разговор ни к чему не приведет и ей придется возвращаться к Броку с пустыми руками, согласилась.
На этот раз Уайт предложил ей выпить чаю, каковое предложение она приняла, немало удивившись, когда он вместе с чайником и чашками выставил на стол свежий кремовый торт. Возможно, хозяин дома специально ходил за ним в магазин да и вообще спланировал это чаепитие заранее.
— Брок говорил вам, что между нами пробежала черная кошка, когда на нашем горизонте появился Сэмми Старлинг? — спросил Уайт, когда они снова расположились за столом в гостиной.
— Он не уточнял деталей вашей размолвки.
— Я не виню Брока за произошедшее, — сказал Уайт примирительным тоном. — Другое дело Сэмми Старлинг. Он был кругом виноват. Между тем Брок слишком уж полагался на его суждения. Свыше всякой меры, думалось мне тогда… Извините, возможно, вы не слишком отчетливо представляете себе, о чем я говорю…
— Деятельность Старлинга, по словам Брока, как раз изучалась отделом по борьбе с аферами и мошенничеством, когда он предъявил свидетельства, позволявшие выдвинуть обвинения в коррупции против трех офицеров этого отдела.
— Против Келлера, Стрингера и Харли. Главное, против Тома Харли. Вы слышали о случившемся с ним? Брок рассказывал вам об этом?
— Он особенно на эту тему не распространялся.
— Это меня не удивляет. — В его тоне снова появилась прежняя едкость. — Суперинтенданта Тома Харли, одного из лучших полицейских, каких я только встречал, обвинили во взяточничестве. Мы все знали, что это чушь собачья, и восхищались мужеством, с каким он переносил свалившуюся на него беду. Вернее, не беду, а бедствие, ибо даже трудно себе представить, через какие унижения и нравственные муки он прошел. Его, суперинтенданта полиции, обвинил во всех грехах подонок Старлинг.
Когда Уайт для большего эффекта сделал драматическую паузу, Кэти заметила, как у него в углу рта, под аккуратно подстриженными усами, выступило что-то белое.
— Как нам казалось, Том хорошо держал удар и в конце концов совладал бы с напастью. Человек с удивительно развитым чувством собственного достоинства, он никогда ни единым словом не давал нам понять, чего все это ему стоит. Его семья тоже ничего не знала. Но это дело непрестанно разъедало его изнутри и проело-таки в его душе преогромную дыру. Однажды он ушел пораньше с работы, проглотил две упаковки парацетамола, запил их полупинтой виски и лег в постель — умирать. Он, знаете ли, находился тогда на грани, поскольку судебный процесс складывался для него не лучшим образом. Но жена нашла его и отвезла в госпиталь, где ему сделали промывание желудка, и неделю спустя он уже чувствовал себя значительно лучше. Позже всплыли новые свидетельства по этому делу, тогда ему и вовсе расхотелось умирать. Одно плохо: таблетки разрушили его печень, а врачи ни черта не смогли сделать, чтобы ему помочь. Он умирал долго и в страшных мучениях. Агония длилась целых три месяца…
— Мне очень жаль, — сказала Кэти. — Это настоящая трагедия. Но ему следовало быть осмотрительнее. — Она заметила, что Уайт готов вспылить, и поторопилась добавить: — Брок этого не говорил.
— Неужели? Интересно знать почему. — В голосе Уайта слышалась горечь. — Если разобраться, тут все дело в доверии. Надо знать, кому можно верить, а кому — нет. Брок предпочел поверить Китайчонку Сэмми, и с этим ничего уже не поделаешь.
Кэти отметила про себя прозвище Китайчонок Сэмми, которого раньше не слышала.
— А что вы можете сказать о двух других офицерах — Келлере и Стрингере?
— Ну… — Уайт махнул рукой, как бы отметая этот вопрос. — Эти парни были виновны. Тут не может быть никаких сомнений.
— А Брок, значит, их махинации расследовал?
— Совершенно верно. Он набросился на них как фурия — на Келлера, Стрингера и Харли, — основываясь исключительно на показаниях Сэмми Старлинга. Харли был чист, но к тому времени как Брок это понял, Том уже сам себя доконал. — Уайт поднялся на ноги, подошел к окну и стал с мрачным видом обозревать свой сад.
— Келлер недавно вышел из тюрьмы, — сказала Кэти и начала пересказывать историю, которую поведал в полиции Сэмми Старлинг. Уайт, казалось, поначалу ее не слушал, но потом его мрачное лицо неожиданно прояснилось, он повернулся к Кэти и гипнотизировал ее взглядом до тех пор, пока она не закончила свой рассказ.
— Значит, говорите, Старлинг думает, что его принцессу похитил Келлер? — произнес он с воодушевлением в голосе. — И похищение здорово задело его за живое? Скажите, он и в самом деле сильно этим опечален?
— Вы полагаете, могло быть по-другому?
— Когда имеешь дело с Сэмми, ничего нельзя сказать наверняка. Никогда не поймешь, что он чувствует и как к кому относится. Впрочем, со старыми людьми происходят подчас прелюбопытные изменения.
— Ну не так уж он и стар…
— Сэмми столько же, сколько мне — то есть шестьдесят три года.
Кэти едва смогла скрыть удивление.
— А ведь вы весьма основательно его изучали, когда работали в отделе разведки криминальной полиции, не правда ли? Брок, во всяком случае, думает так. Считает, что у вас, возможно, имеются… хм… сведения о его прошлой жизни… Возможно, остались какие-нибудь записи, чьи-то воспоминания? — Кэти и в самом деле не знала точно, что хотел выведать Брок с ее помощью у Уайта.
Уайт отвел от нее глаза, но уже через секунду, что-то для себя решив, снова на нее посмотрел.
— Хм… сведения из прошлой жизни, говорите? Какие-нибудь записи, воспоминания? Коли так, пойдемте со мной, сержант.
Озадаченная, Кэти поднялась с места и последовала за ним. Они прошли из кухни в маленький холл, пересекли его и остановились у одной из комнат в передней части дома. Уайт открыл дверь, зажег свет и жестом предложил Кэти войти.
У Кэти появилось такое чувство, что она из маленького пригородного домика перенеслась под своды какого-то бюрократического архива. В помещении от пола до потолка громоздились казенного вида полки, закрывавшие даже ту стену, где находилось окно. На них стройными рядами стояли коробки с файлами, помеченные аккуратными бумажными наклейками, на которых были проставлены цифровые и буквенные коды. В центре комнаты находился стол, на крышке его в строгом порядке были разложены канцелярские принадлежности. Кроме того, там помещались настольная лампа, терминал компьютера, принтер и фотокопировальная машина. Все выглядело так, как если бы кто-то перенес сюда одну из комнат архива, где хранились документы с делами криминальной полиции.
Казалось, старший инспектор Уайт, уходя из Скотленд-Ярда, прихватил с собой копии материалов всех уголовных дел, к которым имел какое-либо отношение.
— Я боялся, Кэти, что мои коллеги все это выбросят, — подал голос хозяин дома, — а потом будут об этом сожалеть.
Сказав это, он хитро ей улыбнулся. Как отметила про себя Кэти, он в первый раз назвал ее по имени, и она задалась вопросом, уж не входит ли в его намерения вовлечь ее в некий тайный заговор.
— Должно быть, я сошел с ума, решив вам все это показать, — сказал Уайт. — Ведь вы, вернувшись в Скотленд-Ярд, можете на меня нажаловаться и у меня будут серьезные неприятности из-за того, что я все это храню. Итак, Кэти, — интимно наклонился он к ней, — ответьте мне: не совершил ли я ошибку, пригласив вас сюда и открыв вам свою душу? С меня за это не взыщется?
Кэти отступила на шаг, почувствовав себя некомфортно из-за близости Уайта. Комната, где они находились, вызывала у нее клаустрофобию, а вкрадчивость и навязчивость Уайта казались немногим лучше его прежней нарочитой грубости.
— Сейчас нас волнует только одно: местонахождение Евы Старлинг, — сказала она. Потом ей пришло на ум, что хозяина дома необходимо как-то ободрить, и она добавила: — Но все это… хм… Питер… выглядит весьма впечатляюще.
Но Уайту этого было недостаточно.
— Да, это так, Кэти. Но могу ли я вам доверять — вот в чем вопрос! Могу ли я на вас положиться?
— Полагаю, можете.
Некоторое время он молчал и смотрел на нее в упор, как если бы стремился прочитать ее мысли, понять, заслуживает ли она его доверия. Потом он согласно кивнул и сказал:
— Очень хорошо. В таком случае присаживайтесь. Посмотрим, что можно для вас сделать.
Судя по всему, буквенно-цифровые индексы были Уайту без надобности. Он уверенным шагом направился к одной из полок, снял с нее несколько папок с делами и перенес их на стол, после чего опустился на стул рядом с Кэти. Одна из папок содержала ксерокопии полицейских документов, другая — стенограммы заседаний суда, а третья — газетные вырезки, сообщавшие о ходе процесса. Хотя с тех пор прошло не более десяти лет, бумаги пожелтели, истончились и, казалось, вот-вот порвутся на сгибах.
— Боевой оказался парнишка, ничего не скажешь, — произнес Уайт, передавая Кэти вырезку из журнала под названием «Работа». На фотографии был запечатлен улыбающийся Келлер, одетый в фуфайку с подложенными наплечниками, какие носили игроки в американский футбол. Заголовок статьи гласил: «Лучший нападающий лондонской полиции». — И чрезмерно самоуверенный… Но у нас никто не считал его плохим. По крайней мере до тех пор, пока Старлинг не выдвинул против него обвинение.
— Скажите, у вас не возникало сомнений в его виновности? Старлинг мог его подставить?
— Не думаю. Во всяком случае, в том, что касалось Келлера и Стрингера, все было чисто. Через несколько месяцев после того, как Том Харли пытался покончить жизнь самоубийством, их защита совершенно развалилась. Под конец уже мало кто всерьез верил, что они ни при чем. Были, правда, люди, считавшие, что их вина простительна и что вынесенный им приговор слишком суров. «Показательный» — так, кажется, охарактеризовал этот процесс судья.
— Это были вы? Тот, кто считал, что их вина простительна?
Уайт заколебался.
— Ну, по сравнению с… — начал он, но так и не закончил фразу. — Нет, этого, разумеется, простить нельзя.
— По сравнению с кем? — ухватилась за его слова Кэти. — С Сэмми Старлингом?
Уайт опустил глаза.
— Вы умная девочка, Кэти…
На мгновение Кэти показалось, что он пытается с ней заигрывать.
— …и угодили в точку. Именно что по сравнению со Старлингом, его деяниями. Но в этом, знаете ли, есть и доля моей вины.
— Что вы имеете в виду?
— Ну… как-никак он находился у меня в разработке и стал моим персональным объектом. Впрочем, «объект» — не совсем то слово. Объект — это нечто пассивное, а Сэмми никогда не был пассивным. Он, если так можно выразиться, стал моей судьбой, моей Немезидой. Так, кажется, говорят в подобных случаях?
Он нахмурился, поднялся на ноги, подошел к стеллажу, где у него стояла справочная литература, и снял с полки томик сокращенного издания Оксфордского толкового словаря.
— Да… но это не первое значение… Итак, здесь сказано следующее: «Нечто, постоянно преследующее и мучающее человека. Возможно также: давний противник или враг». Вот кем был Сэмми по отношению ко мне. Моя вина заключалась в том, что я так и не нашел способа привлечь его к ответственности и засадить за решетку.
Он вернулся на место и раскрыл первый файл с материалами, посвященными Старлингу.
— Родился в тридцать четвертом в госпитале Модели, в Денмарк-Хилл, что в южной части Лондона. Его мать, Мэри Пэнг, умерла при родах. Ее мужа и отца Сэмми звали Чарли Пэнг. Семейство Пэнг обосновалось в Лондоне в 1931 году. Бог знает, откуда они приехали. Однако достоверно известно, что денег у них не было, а также то, что они сменили фамилию незадолго до рождения Сэмми. Поговаривали, что они намеревались взять фамилию Стерлинг в честь фунта стерлингов, но потом по неизвестной причине изменили ее на Старлинг.
Правда это или нет, я не знаю. Но знаю точно, что старина Чарли Старлинг ненадолго пережил свою супругу и сироту Сэмми взяло на воспитание семейство Хаббард, проживавшее в том же доме на Брикстон-роуд. Официально его не усыновляли, просто взяли к себе жить — и все тут. В те годы люди часто так поступали. Китайчонок Сэмми — так звали его дети Хаббардов — казался тогда местным обывателям существом диковинным, чуть ли не экзотическим. Однако по прошествии лет двое из сыновей Хаббардов стали работать на него, а их младшая сестра Салли поступила к нему и Бренде в услужение. Вы встречались с Салли? Нет? Ну и характерец у этой женщины, доложу я вам. Но это к слову.
Сэмми был во всех отношениях умным, ярким ребенком, и Хаббарды почти расшибались ради него в лепешку. Приличные работящие люди с твердыми правилами, уж конечно, не учили его плохому. Хотя «Старлинг» — название местной породы скворца, я часто думал о Сэмми как о кукушонке, подкинутом в чужое гнездо, но сохранившем кукушечьи повадки. Короче говоря, кто научил его дурному, неизвестно, но Сэмми в скором времени стал довольно популярен среди дельцов послевоенного черного рынка. Я думаю, это у китайцев в крови — всякая там основанная на обмане торговлишка. А вы разве так не думаете? — Он посмотрел на Кэти, но быстро понял, что снова ступил на зыбкую почву и она его мнения не разделяет. — Как бы то ни было, — продолжил он свое повествование, — через несколько лет он открыл своего рода собственное дело, снабжая черный рынок товарами, находившимися тогда в дефиците, — в том числе бензином, полученным по поддельным талонам, нелицензированными строительными материалами и автомобильными деталями, позаимствованными у частных автовладельцев. Если разобраться, мелкий бизнес, приносивший, впрочем, Старлингу достаточный доход, чтобы он мог поддерживать определенный стиль жизни, отвечавший его представлениям о существовании приличного молодого человека. У него имелись одно или два незначительных столкновения с представителями закона, и его предупредили, но он отличался ловкостью, осмотрительностью, никому не доверял, делал все сам и прищучить его можно было только схватив за руку в процессе выполнения им противоправных действий. Но вот, совершенно неожиданно для окружающих, он познакомился с Брендой и в скором времени женился на ней.
Надо сказать, Бренда оказалась в своем роде замечательной женщиной. Не красавица, нет, но с твердым характером и острым, как игла, умом. Ее семья имела устоявшиеся связи в криминальном мире — в нашем архиве есть целая полка с делами, посвященными представителям этого семейного древа. Именно в это время криминальная карьера Сэмми начинает набирать обороты. Амбиции у него растут, а его деяния становятся все более серьезными.
Примерно в это время, то есть в конце пятидесятых, в преступном мире начали пользоваться популярностью братья-близнецы Крей, и Сэмми Старлингу удалось войти в их ближний круг. Будучи на пару лет моложе Ронни и Регги Креев, Сэмми, чтобы получить доступ к большой игре, некоторое время подвизался в этой компании в качестве услужливого исполнителя и порученца. Именно такой тактики предложила ему придерживаться Бренда. Сэмми знал все это пестрое сборище — близнецов Крей, сумасшедшего топорника Фрэнка Митчелла, Джека Макуайти по кличке Шляпа и банду Ричардсона. Все это были совершеннейшие психи и ублюдки, склонные к насилию.
— Значит, Сэмми тоже проявлял жестокость? — Кэти с трудом себе это представила. С другой стороны, она уже несколько раз ошибалась, пытаясь расшифровать выражение его лица.
Уайт пренебрежительно покачал головой:
— Никогда. Говорят, Ронни Крей мог одним своим видом внушить страх любому мужчине, но Сэмми не удалось бы напугать даже мышь. Зато он был скользким, подлым и изворотливым. Он мог смотреть на вас своими невинными глазами-щелочками, улыбаться всем своим круглым лицом и при этом срезать у вас кошелек. Но только кошелек. Глотки он не резал. Деньги — вот в чем он знал толк. Все его приятели выглядели жадными, жестокими и импульсивными и более всего полагались на напор и насилие. Сэмми же предпочитал действовать хитростью, стал крайне осторожен и, что называется, не любил светиться. Эти люди его пугали, и очень скоро он понял, что ему с ними не по пути. Потом имел место один инцидент… Вы наверняка заметили шрамы на тыльной стороне его левой руки, не так ли? Это свидетельство того, что он решил выйти из дела и сменить компанию. Полагаю, вы догадываетесь, куда он потом устремил свой взгляд.
— И куда же?
— Вы должны представлять себе, Кэти, как обстояли дела в то время. В 1960 году министерство внутренних дел обладало информацией о не более чем двухстах-трехстах наркоманах. И это по всей Англии и Уэльсу. Подумайте об этом! В наши дни в одном только Бадлей-Салтертоне их куда больше. Но даже эти двести-триста человек являлись в основном представителями старшего поколения, приобретавшими наркотическую зависимость из-за частого употребления болеутоляющих препаратов. Более того, это число оставалось постоянным и долгое время почти не менялось. А десятью годами позже наркоманы уже исчислялись тысячами, причем это были все больше молодые люди до тридцати лет. Сэмми подметил эту тенденцию и понял, что наступает эра нового высокодоходного рынка, куда законопослушным бизнесменам вход заказан. И он начал знакомиться с новыми людьми, заводил новых друзей, старался быть им полезным — в частности, изыскивал способы для отмывания шальных денег, хлынувших к ним потоком. Должен признать, нам понадобилось некоторое время, чтобы определить, чем он стал заниматься. Он, знаете ли, всегда здорово нас опережал.
Уайт отложил в сторону первую папку из досье Старлинга и раскрыл вторую.
— Потом нам наконец улыбнулась удача. В 1972 году в дорожной аварии на шоссе М-6 погибла девушка-подросток по имени Кароль Сайкс. — Уайт стал перебирать лежавшие в папке старые документы, отыскивая копию рапорта об этом инциденте. Кэти отметила его заметно улучшившееся настроение — как у старой охотничьей собаки, которую вдруг выпустили в поле искать дичь. — Вот. Она ехала в компании с двумя парнями из той части Южного Лондона, где обитал Старлинг, на вечеринку в Манчестер. Около Стока у них в машине полетел сальник головки цилиндра. Они остановились у обочины, чтобы найти кого-нибудь, кто взял бы их на буксир. Парни потом говорили, что и глазом не успели моргнуть, как Кароль выбежала на проезжую часть и стала махать рукой проезжавшим грузовикам. Ее переехали как минимум восемь тяжелых машин, прежде чем движение на шоссе застопорилось и возникшая пробка привлекла внимание патрульной машины. Вскрытие установило наличие в момент смерти в крови девушки ЛСД. Тогда нам удалось проследить связь между жертвой и поставщиком и выйти через поставщика на его банкира — Сэмми Старлинга. Фактически тогда мы нашли купюры, которыми эта девушка расплатилась за наркотик, на квартире у Сэмми. Но даже при таком раскладе и несмотря на весь шум, поднятый общественностью вокруг этого дела, Сэмми ухитрился выбраться из заварушки с минимальными потерями, отделавшись тремя месяцами заключения. Я имею в виду ту историю, когда говорю, что вина Марти Келлера простительна. Келлер никого не убивал, не так ли? Но при всем том он отсидел в тюрьме почти девять лет.
— Между прочим, он собирался убить Сэмми, не так ли? — сказала Кэти, вспомнив краткий отчет Брока об этом деле. — Келлера признали виновным в покушении на убийство.
Уайт пренебрежительно фыркнул:
— На основании данных Сэмми показаний главным образом.
— Какие-нибудь другие записи о преступной деятельности Сэмми у криминальной полиции есть?
— Никаких. До сего дня это у него единственная судимость, если не считать парочки штрафов за мелкие нарушения в юные годы. И эта судимость оказала на Сэмми влияние лишь в том смысле, что он стал еще более осмотрительным. Выйдя из тюрьмы, он реструктурировал свой бизнес, как это сделал бы на его месте каждый бизнесмен, потерпевший неудачу, и продолжил работу на прежнем поприще. Что бы мы после этого ни делали, нам так и не удалось прижать его к ногтю. Сильной стороной Сэмми стало отсутствие большой алчности. По мере того как возрастали доходы от торговли наркотиками, в сферу наркобизнеса стали приходить все более жадные до денег люди; по сравнению с их аппетитами запросы Сэмми выглядели довольно скромно.
— Тем не менее вы не убеждены в его добропорядочности. Не так ли, Питер?
— И никогда не был. Потому что хорошо знаю этого человека. Другое дело отдел разведки криминальной полиции. Когда заходила речь о расстановке приоритетов, Сэмми представлялся там все менее значительной фигурой. Потом, в 1983 году, случилось нечто кардинально изменившее его жизнь. — Уайт переворачивал страницы, пока не нашел копии газетных статей за тот года. — У него имелся сын по имени Гордон — симпатичный, спортивного вида парень. В июле 1983 года он утонул, катаясь на водных лыжах в Средиземном море, и жизнь Бренды лишилась всякого смысла. А через две недели после этого инцидента во французском издании «Пари-матч» появилась статья, сделавшая ее горе просто безмерным… Кстати, статья должна находиться где-то здесь… Ага, вот она. Написана ведущим криминальным репортером «Пари-матч». В ней рассказывалось о карьере Сэмми и упоминалось о его приговоре к тюремному заключению в связи со смертью Кароль Сайкс. Согласно результатам аутопсии, Гордон незадолго до фатального инцидента принимал кокаин. Потом шло пространное обсуждение этих фактов. Насколько я помню, репортер в процессе обсуждения использовал выражение типа «высшая справедливость».
Эта статья явилась для всех нас своего рода откровением. Ведь мы, полицейские, долгое время изучавшие карьеру Сэмми, считали его взявшим себе за правило не позволять людям из ближнего круга дегустировать свой товар. Они могли продавать его кому угодно — богатым и бедным, пожилым и юным, — но только продавать. Всякий, кто подсаживался на «продукт», мгновенно выводился из дела.
— И как же он поступил в данном случае?
— Сразу же после похорон Сэмми и Бренда отправились в длительный морской круиз. Через три месяца, когда они вернулись, в определенных кругах с подачи Сэмми пустили слух о его выходе из бизнеса. Потом они с Брендой купили дом в сельской местности и продали все, чем владели в Лондоне. Этот щекастый сукин сын даже прислал мне приглашение на прощальный вечер в честь своего, так сказать, ухода на пенсию.
Уайт добрался до странички файла, к которой скрепкой было прикреплено приглашение — серебристый кусочек картона с надписью: «Старший детектив и миссис Питер Уайт приглашаются на торжественный вечер по случаю завершения деловой карьеры Сэмми и Бренды Старлинг. Вечер состоится в доме четы Старлинг по адресу: Кроуз-Нест, Поучерз-Из, Фарнем, Суррей».
— Вы поехали?
— Разумеется, не поехал.
Как бы то ни было, Уайт продемонстрировал это приглашение не без сдержанной гордости. Так по крайней мере показалось Кэти.
— Том Харли получил аналогичное приглашение. Все это время он пытался прижать Сэмми на незаконных финансовых операциях — скупке иностранной валюты, переводах денег за границу и тому подобных вещах. Показывая мне свое приглашение, он пребывал в ярости. Помнится, он тогда сказал, что день, когда он согласится угощаться за счет Сэмми, будет его последним днем. «Когда-нибудь, — сказал он, — Сэмми заплатит за все». — Некоторое время Уайт мрачно смотрел на приглашение, потом прошептал: — Но Том ошибся. Расплачиваться пришлось ему.
— Вы верите в то, что Старлинг удалился от дел? По крайней мере от дел, связанных с наркотиками?
— Верю, потому что таковы факты. Вот если бы Гордон не погиб, тогда я бы еще в этом усомнился. Но я видел его с Брендой, когда они вернулись из круиза. Они оба действительно сильно изменились. Но это отнюдь не мешало мне надеяться на то, что мы изыщем способ, чтобы засадить Сэмми за решетку. К тому времени уже минуло двадцать пять лет, как я начал следить за карьерой Сэмми Старлинга, а со старыми привычками, как известно, расстаются с трудом. Я знал, Том Харли продолжает исследовать подноготную Сэмми, с тем чтобы попытаться поймать его на мошенничестве и финансовых махинациях, и время от времени помогал ему в этой деятельности и советом и делом.
Уайт замолчал, потянулся и окинул комнату странным отсутствующим взглядом. Казалось, он только что вернулся сюда из какого-то далекого путешествия.
— Вы не представляете, Кэти, на какую зыбкую и опасную почву ступили, когда проявили интерес к прошлому Старлинга и предложили мне отдать дань воспоминаниям и вновь коснуться всего этого… Но что я вижу? Ваш чай давно остыл! Быть может, вы присоединитесь ко мне и выпьете что-нибудь покрепче?
— Спасибо, Питер. Мне и так хорошо. Но вы можете выпить, я не против. В конце концов, вы здесь командуете.
Уайт на короткое время вышел из комнаты и вернулся с большим стаканом виски. Сделав глоток, он поставил стакан на стол рядом со своими файлами и откашлялся, прочищая горло.
— Итак, на чем мы остановились?
— Вы сказали, что отдел по борьбе с аферами и мошенничеством продолжал изучать подноготную Старлинга и после его отхода от активной деятельности.
— То есть Том Харли продолжал. Это точно. В 1986 году он начал склоняться к мысли, что подобрался к его темным делишкам довольно близко. Примерно в это же время Сэмми осознал: Том не собирается оставлять его в покое вне зависимости от того, удалился он от дел или нет. — Уайт снова отхлебнул из стакана. — Должен вам сказать, Кэти, он сделал свою работу на совесть, очень профессионально. Сэмми, хочу я сказать. И это всем нам урок. Прослужив пару декад в должности детектива в своем отделе, вы, Кэти, наверняка оставите после себя целый ворох разного рода свидетельств своей деятельности, и некоторые из них будут говорить не в вашу пользу. Вам вольно или невольно придется обижать людей, допускать ошибки в суждениях, произносить в гневе необдуманные слова, которые не следовало бы говорить. Это непреложная истина, относящаяся к вам точно так же, как к Тому и всем остальным, кто подвизается в нашей профессии, в том числе к Броку и даже к самому комиссару. Но Сэмми сосредоточил все свое внимание на Томе. Как всякий бизнесмен, чувствующий грозящую опасность, он решил заняться сбором сведений, которые могли бы послужить ему на пользу. И он стал отыскивать оставленные Томом на его поприще детектива не слишком изящные следы пяти-, десяти- и даже двадцатилетней давности. Если он оказывался не в состоянии лично наложить лапу на тот или иной бит информации, то он нанимал помощников — бывших копов или гражданских служащих, которые в силу своей прежней работы могли получить доступ к некоторым файлам или поднабраться в определенных кругах сплетен, представлявшихся, впрочем, особенно на первый взгляд, весьма добротными и правдивыми суждениями. Он также прибегал к платным услугам помощников другого рода, обладавших более развитым, чем у него, воображением. К примеру, нанимал сценаристов или профессиональных рассказчиков, чтобы они, сочинив некую байку, объединили в ней сравнительно невинные деяния Тома Харли с куда менее невинными деяниями Марти Келлера и Джерри Стрингера, им, сказать по правде, Том никогда особенно не доверял, но бок о бок с которыми должен был работать изо дня в день. Так Сэмми удалось создать столь правдоподобную и впечатляющую историю о разъедающей отдел повальной коррупции, что никто не осмелился ее опровергнуть.
С каждым глотком виски Уайт становился все оживленнее и разговорчивее.
— Но вы обвиняете именно Брока, не так ли, Питер? В том, что он принял эту историю на веру, и способствовал тем самым осуществлению заговора Старлинга?
— Да, обвиняю! Ведь я предупреждал его. Он не знал Сэмми так, как знал его я, не понимал его масштабов как преступника и собирался верить каждому его слову. Он заглотнул все крючки, которые Сэмми для него наживил, и попался во все расставленные им ловушки, потому что Келлер и Стрингер находились под подозрением, а придуманная Сэмми история казалась такой правдоподобной… Повторяю, я предупреждал его, но он ничего не желал слушать — думал, что я просто упрямый старый осел. А потом уже стало поздно что-либо предпринимать. Потому что Том умер и сошел со сцены, а Келлер и Стрингер были обречены. Сэмми же очистился от подозрений и оказался свободен, как пташка весной… — Уайт снова с мрачным видом приложился к своему стакану.
— Ваше досье закачивается на этом деле, Питер? — спросила Кэти. — То есть в 1987 году?
Уайт с заговорщицким видом посмотрел на нее:
— Ну нет, Кэти. Я же говорил, что со старыми привычками расстаются с трудом. Охотник на Старлинга с таким стажем, как у меня, так просто от своей добычи не откажется. — Уайт отодвинул от себя вторую папку с материалами на Старлинга и открыл третью. — Эта часть досье в большей степени, чем две первые, основывается на домыслах и предположениях, — медленно проговорил он. — Здесь, знаете ли, копий официальных полицейских рапортов нет, поскольку Сэмми в 1987 году перестал числиться официальным объектом наблюдения разведки криминальной полиции. Все собранные здесь документы представляют собой вырезки из журнальных и газетных статей, а также копии отчетов различных компаний. Кроме того, здесь хранятся записи о зарубежных поездках Сэмми и тому подобные бумаги.
— Значит, вы говорите, копий полицейских рапортов здесь нет?
Уайт ухмыльнулся:
— Копий официальных рапортов нет. Но у меня остались старые приятели в отделе по борьбе с мошенничеством — они всегда передавали мне те или иные сведения, если они имели отношение к моей теме и представляли хоть какую-то ценность. В этом нет ничего предосудительного. Простая любезность с их стороны.
— А как обстоят дела сейчас — после вашего выхода на пенсию?
Уайт неопределенно махнул рукой.
— Итак, чем все-таки заканчивается ваша история?
— Восьмидесятые оказались не самым лучшим временем для Сэмми, исключая, конечно, его уход от внимания отдела по борьбе с мошенничеством. За год до того, как Том решил прижать его к ногтю, у него умерла жена. Она так никогда и не оправилась после смерти сына, и вот теперь Сэмми лишился их обоих. Но у него осталась Салли Мэлони — она вела его хозяйство и присматривала за ним. Это младшая дочь семейства Хаббард, о ней я уже упоминал. Она жила со Старлингами много лет. Сначала нянчила их сына, а потом, когда у нее умер муж — а овдовела она рано, — и вовсе к ним перебралась, став экономкой.
Так что овдовевший Сэмми совсем один не остался. Был-таки человек, о нем заботившийся, — продолжал повествовать Уайт, неосознанно выделив ударением слова «совсем один». — При всем том вдовство и одиночество сильно на нем сказались. Полагаю, тогда он во всей полноте осознал, как много для него значила Бренда, на которую он всегда мог положиться. Чуть позже, в восемьдесят седьмом, в разгар судебного процесса на бирже ценных бумаг произошел обвал, стоивший ему очень и очень дорого. После процесса и понесенных им денежных потерь Сэмми в течение нескольких лет вел уединенный образ жизни. То есть очень уединенный — он даже из дома выходил редко. — Уайт переворачивал страницы, пока не нашел копию с фотографии Сэмми на паспорт за тот период. На снимке взгляд у Сэмми казался затравленным, кожа имела сероватый оттенок, а волосы чрезмерно отросли, лишились своего природного блеска и приобрели неухоженный вид.
— Скажите, не в эти ли годы он начал коллекционировать марки?
— Марки?
— Да. Сэмми сказал нам, что увлекается филателией.
— Вот как? — Уайт, размышляя, наморщил нос. — Знаете, что я вам скажу?.. Я действительно что-то такое припоминаю… — Он начал перебирать лежавшие в папке бумаги и через некоторое время вытащил из пачки ксерокопию компьютерной распечатки. — Ага, вот и он. Запрос из магазина «Кабот», что на Стрэнде, относительно кредитоспособности Сэмми. Сделан четыре года назад. — Гордый собой, Уайт одарил Кэти широкой улыбкой. — Если не ошибаюсь, владельцы магазина «Кабот» — аукционисты и дилеры в сфере купли-продажи редких марок.
— Как вам удалось раздобыть этот документ?
Уайт самодовольно улыбнулся, но ничего не сказал.
— И какую же сумму он собирался ассигновать на приобретение марок?
Уайт ткнул пальцем в проставленную в распечатке цифру.
— Сорок тысяч фунтов.
— Похоже, увлечение зашло у него далеко… Вам не кажется это странным? То, что Сэмми Старлинг стал собирать марки?
Уайт пожал плечами.
— Старый человек… — начал было он, но потом сделал паузу и сформулировал свою мысль по-другому: — Полагаю, это форма инвестиций капитала. Люди и не в такое вкладывают деньги. Кроме того, он инвестирует не только в марки.
— Он нам так и сказал. Насчет инвестиций. — Кэти не упомянула о марках на полученных от похитителей письмах. — Итак, вы сказали, после смерти жены Сэмми постепенно начал опускаться. Что потом?
— Ох… А потом с ним случилось чудо. — Когда он произносил эти слова, в его голосе проступил сарказм, а глаза заблестели.
— Ева?
— Ева.
— Как они с ней встретились?
— Сэмми и Бренда дружили с одной семейной парой по фамилии Купер, проживавшей в Аксбридже. Через год или два после смерти Бренды они предложили Сэмми вложить кое-какие средства в развитие курортной зоны в районе Альгарве, что в Южной Португалии. В 1993 году они уговорили его поехать туда, чтобы взглянуть на эту местность весной. Там он познакомился с португальскими партнерами Куперов — главой семьи Домом Арнальду де Вашкунселлушем и его восемнадцатилетней дочерью Евой. Шесть месяцев спустя Сэмми и Ева поженились.
— Прямо головокружительный какой-то роман, — сказала Кэти.
— Совершенно верно. — Уайт извлек из папки несколько страничек с наклеенными на них газетными и журнальными вырезками и продемонстрировал ей фотографии свадебных торжеств.
— Все очень шикарно, — сказала Кэти. — Но что это за люди?
— Люди со старыми деньгами. Португальские аристократы. Разницу между ними и Сэмми в смысле происхождения и социального положения даже трудно себе представить.
— Очень странная составилась парочка. Очень странная.
— Я же говорю: это было чудо… во всяком случае, для Сэмми.
— Большинство этих статей на португальском языке. Так же как и рапорты, — заметила Кэти. — Вероятно, вам пришлось основательно потрудиться, чтобы их раздобыть?
— Мы попросили Интерпол оказать нам любезность.
— Но ведь вы к этому времени уже вышли на пенсию, не так ли? — с улыбкой осведомилась Кэти.
Он улыбнулся ей в ответ и допил свое виски.
— Вы уверены, что не хотите немного?..
Кэти отрицательно покачала головой. Уайт поднялся с места и снова вышел из комнаты — за добавкой. Пока он отсутствовал, Кэти как следует рассмотрела свадебные фотографии, задержав внимание на невесте в белом, ухитрявшейся выглядеть искрометной, легкой и воздушной, несмотря на тяжелое, сплошь затканное серебром национальное платье, в которое была облачена. Потом Кэти перевела взгляд на Сэмми, надо сказать, сильно отличавшегося от своего изображения на паспорте восьмидесятых годов. Он, казалось, помолодел лет на десять, загорел и не уставал улыбаться в объектив.
Вернулся Уайт и опустился на свой стул рядом с Кэти.
— Счастливая пара! — сказал он. Его дыхание было насыщено испарениями алкоголя. — Теперь вы, Кэти, будучи красивой молодой женщиной, ответьте мне, как этому чертову ублюдку удалось подцепить такую красотку? Что она, спрашивается, в нем нашла? И что увидел в нем ее папаша?
— Ну, у него есть… хм… определенный стиль, — сказала Кэти.
— Чепуха! — фыркнул Уайт. — У пса породы алсатиан, что живет в соседнем доме, тоже есть определенный стиль, но это не причина выходить за него замуж!
— Быть может, тут сыграли роль деньги?
Уайт с мрачным удовлетворением кивнул и посмотрел на фотографию Евы, обеими руками приподнимавшую пышные юбки, готовясь взойти по ступеням храма. В этот момент на лице Уайта изобразилось примерно следующее: «Будь у меня деньги, я, возможно, тоже…»
— Вы имеете хотя бы приблизительное представление, какой суммой исчисляется его состояние?
— Приблизительное представление? — усмехнулся Уайт. — Я могу вам сообщить совокупную стоимость его имущества и авуаров с поправкой в десять процентов в ту или иную сторону. С гарантией.
— Я впечатлена. И какова же эта сумма?
Подобно волшебнику, перебирающему страницы книги заклинаний, Уайт перебирал свои записи, пока не добрался до раздела с финансовой документацией. Здесь находились копии кредитных чеков, ксерокопии банковских уведомлений, а также документов с экспертной оценкой недвижимости и сведениями по покупке и продаже акций различных предприятий.
— Господи! — выдохнула Кэти. — Где вы все это достали, Питер?
Уайт одарил ее самодовольной улыбкой.
— Общая сумма составляет один и восемь десятых миллиарда фунтов стерлингов. Стерлингов, а не старлингов… — Уайт усмехнулся собственному каламбуру. Язык у него заплетался все сильнее, и речь временами становилась несколько неразборчивой.
— Признаться, я думала, у него значительно больше.
— У него и имелось больше, когда умерла Бренда. Но, как я вам уже сказал, он много потерял во время биржевого краха 1987 года. Похоже, он тогда здорово запаниковал, а женщины с таким аналитическим складом ума, как у Бренды, рядом с ним уже не было. При всем том, как вы можете видеть, с тех пор его состояние снова стало увеличиваться.
— Как вы думаете, чего добивается Марти Келлер?
Уайт обдумал этот вопрос.
— Это не Келлер… Бедняга только что отбыл свой срок. Насколько я знаю, эти восемь лет дались ему очень тяжело. Надо быть законченным психом, чтобы, имея за плечами такой печальный опыт, затеять рискованную игру, она ведь снова может привести в тюремную камеру. Нет, это не тот человек, который вам нужен.
Кэти посмотрела на часы.
— Мне пора идти, Питер. Есть что-нибудь еще, что вы бы хотели мне сообщить?
Уайт вновь зашуршал страницами своего кондуита.
— Вы это видели? А это? — Он искал нечто важное, стараясь обязательно привлечь ее внимание, потому что не хотел, чтобы она уходила.
Кэти некоторое время терпеливо следила за его манипуляциями, потом попросила его сделать копии с нескольких ключевых документов, а когда получила их, встала.
— Какой он сейчас? Я его физическое состояние имею в виду, — спросил Уайт, семеня рядом с ней к выходу. — Сильно изменился? Совсем сдал или еще держится?
— Старлинг? Сильно нервничает, даже, я бы сказала, паникует. Кроме того, мне показалось, он мало спит. Но что касается всего остального, то он в очень хорошей форме.
Уайт проигнорировал ее последнюю фразу.
— Паникует, говорите? Ну разумеется… Как же иначе? Интересно, сколько он за нее заплатит? Полмиллиона? Миллион? Отдаст все?
Когда они дошли до двери, он сказал:
— У вас есть что предъявить Марти Келлеру помимо мотива и фантазий Сэмми?
— Грехи молодости, — уклончиво ответила Кэти.
— Может, это Сэмми ее прикончил, а потом все обставил под похищение?
— Такой вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов.
Он проследовал за ней к воротам в переднем дворе.
— А теперь, Кэти, — сказал он, — пообещайте мне одну вещь.
— Все нормально, Питер. — Она повернулась к старику, вновь ощутив исходивший от него сильный запах виски. — Я никому не расскажу о вашей коллекции файлов.
— Я не об этом. Я хочу, чтобы вы снова пришли ко мне, когда вам потребуется что-нибудь узнать относительно Сэмми — хоть днем, хоть ночью. Обещаете?
Кэти улыбнулась. Она испытывала сочувствие к этому одинокому сварливому старику.
— А если я вспомню что-нибудь важное? — сказал Уайт, неожиданно не на шутку разволновавшись. — Как мне с вами связаться?
— У вас есть номер офиса Брока?
— Мне не нужен телефон Брока. Ему я звонить не буду! Как мне найти вас?
Кэти вручила ему визитную карточку, предварительно записав на ее обратной стороне номер своего мобильного телефона.
— Очень хорошо. Спасибо. И еще одно, Кэти, — сказал Уайт.
— Слушаю вас.
— Если бы я был Марти Келлером и пылал жаждой мести, — прошептал он, как если бы опасаясь, что его могут подслушать розы, — я бы заставил страдать не одного только Сэмми Старлинга.
— Неужели?
— Уж поверьте. Помимо Сэмми я бы с удовольствием прижал к ногтю и Брока. С большим удовольствием…
От неожиданности Кэти моргнула, но все-таки поблагодарила Уайта за предупреждение, после чего быстрым шагом двинулась к своей машине.
Осмотр квартиры, как догадывалась Кэти, подходит к концу. Среди черного и белого, с серебром, декора интерьера облаченный в белую нейлоновую накидку массивный Брок с его седой шевелюрой и бородой казался чужеродным, несовместимым с обстановкой объектом.
Присев на белую итальянскую кушетку, Брок поскреб подбородок затянутыми в латекс пальцами. Вид у него был крайне раздосадованный.
— Ничего интересного? — спросила Кэти, подбирая нейлоновую накидку для себя.
— Я бы сказал, ситуация озадачивает. Женщина, несомненно, находилась здесь. В ящике для грязного белья лежат кое-какие вещи из ее гардероба. Заметно, кроме того, что кто-то пользовался висящими в ванной полотенцами. Но я готов поклясться, в постели никто не спал с тех пор, как на ней сменили простыни, а их, если верить Сэмми, обычно меняют по четвергам, когда в квартиру наведывается приходящая уборщица. — Брок неловко поднялся и добавил: — Следов борьбы не видно, но на одну вещь взглянуть стоит…
Он провел ее на кухню, где два человека из его команды исследовали разделочную доску, помещавшуюся рядом с раковиной. Изготовлена из серого полированного гранита и подсвечивается скрытыми источниками света, питающимися током низкого напряжения от трансформатора. Сравнивая эти новомодные приспособления для готовки со своими весьма скромными предметами домашнего обихода, Кэти подумала, что это место напоминает скорее выставку современного дизайнерского искусства, нежели кухню. Один из сотрудников держал в руках камеру с большой фотовспышкой, а другой — мягкую кисточку: ею он обмахивал поверхность, обработанную порошком для снятия отпечатков пальцев. Тот, что с кисточкой, оглянулся, и Кэти узнала в нем индуса Леона Десаи — их с Броком доброго знакомого и своего человека в научной криминалистической лаборатории полиции метрополии. «Брок воспринимает это дело всерьез», — подумала Кэти.
— Здравствуйте, Кэти, — кивнул ей индус, приветствуя ее появление вежливой улыбкой. Он сохранял хладнокровие при любых обстоятельствах и неизменно бывал вежлив и ровен; такое поведение подчас вызывало раздражение у Брена и других офицеров отдела.
Кэти приветствовала сотрудников словами: «Общий привет», — и прошла вслед за Броком в противоположный конец помещения. Брок ткнул пальцем в пол и осведомился:
— Ну, что вы об этом думаете?
Поначалу Кэти вообще ничего не увидела, но потом, приглядевшись, заметила на кремовых керамических плитках смазанное коричневое пятно.
— След от подошвы?
— Очень может быть. Но не исключено — кровь. Судя по всему, пол вымыли, но недостаточно тщательно.
— А что говорят соседи?
— Мы старались свои действия не афишировать, так что со всеми побеседовать не смогли. Но кое-кого все-таки допросили. Большинство соседей используют свои квартиры так же, как она, — то есть живут здесь наездами. Другими словами, постоянных обитателей мы не выявили. Да их скорее всего и нет. Кроме того, эта квартира выходит окнами на задний двор, а то, что она находится на первом этаже и имеет обособленное от других расположение, позволяет ее владелице приходить и уходить незамеченной, если она знает планировку здания. Здесь есть дверь в коридоре, в стороне от главного входа, прямиком выводящая на парковку, где стоят автомобили жильцов дома.
Кэти окинула взглядом помещение.
— Это место обставлено и отделано с большим вкусом.
— О да. Ничего лишнего, все выдержано в едином стиле и весьма недешево… Короче, здесь и впрямь бездна вкуса.
— Это Сэмми Старлинг постарался?
— Сомневаюсь, если, конечно, он после свадьбы кардинально не переменился. У Сэмми, даже если у него и есть вкус, никогда не возникало потребности как-то его демонстрировать. Он просто нанимал человека с художественными способностями, и тот все делал за него. Так что этот элегантный интерьер ни о чем не свидетельствует.
Брок провел ее назад в гостиную.
— Вы встречались с Питером Уайтом?
— Так точно.
— Ну и как успехи?
— Поначалу мы с ним не поладили. Он все время пытался дать мне понять, что я занимаю в полиции чужое место. Тогда я вскочила на ноги и вышла из комнаты.
Брок ухмыльнулся:
— С ним всегда так. Но потом он сдал свои позиции и сменил гнев на милость, не правда ли?
— Да, мы начали все сначала. Оказывается, он до сих пор собирает материалы на Сэмми Старлинга. Мне показалось, он постоянно о нем думает. Как, впрочем, и о Келлере с Харли… — Кэти заметила, как при этих словах на лицо Брока набежала тень, но продолжала говорить: — Это был благоприятный фон. Во всяком случае, для меня, поскольку он поведал мне многое о жизни Старлинга. К сожалению, ничего из рассказанного им не имеет прямого отношения к делу.
— Тоскливо, видно, ему живется…
Кэти согласно кивнула.
— Только и остается розы выращивать.
— Рут, его жена, начала их выращивать за год до его выхода на пенсию. Специально для того, чтобы ему нашлось занятие, когда он выйдет в отставку. Прежде у него никаких интересов, кроме работы в полиции, не было. Кстати, у него есть какие-нибудь мысли относительно роли Келлера в этом деле?
— Он сомневается в причастности Келлера. Считает, тому после тюремной отсидки просто не хватит для этого душевных сил и мужества.
— Мы закончили, Брок, — сказал Леон Десаи, появляясь в дверном проеме. За спиной у него прошагал в коридор судебный фотограф с большим алюминиевым кейсом с фотооборудованием. Он снял нейлоновую накидку и стянул с рук резиновые перчатки, после чего Десаи, открыв входную дверь, выпустил его из квартиры.
— Понятно… — вздохнул Брок. — Мы все тут закончили. Kaput. Finito. — Он посмотрел на часы. — А я, знаете ли, проголодался. Если мне не изменяет память, миссис Старлинг имела обыкновение посещать небольшой итальянский ресторанчик на углу. «Ла Фортуна» называется. Не желаете ли отправиться туда?
Строгий дизайн, сверхсовременные, непривычные для взгляда стулья и посуда, белоснежные крахмальные скатерти — все говорило о дороговизне заведения. Кэти впервые довелось непосредственно столкнуться со стилем жизни Евы Старлинг. Кэти сомневалась, что она может позволить себе обедать в этом ресторане, как, впрочем, и во всех других, посещаемых Евой.
Меню подтвердило сделанный ею вывод. Просматривая его в поисках скромных спагетти болоньезе, которые пришлись бы ей по карману, и не обнаружив их, она расстроилась и украдкой посмотрела на сидевших с нею за столиком мужчин.
Глядя в меню, Десаи хмурился; потом, перехватив взгляд Кэти, одними губами неслышно прошептал: «Что делать?» У Брока, сквозь свои очки для чтения тоже исследовавшего отпечатанный крупным шрифтом на дорогой лощеной бумаге текст, по лицу постепенно разливалось удивление.
— Теперь я понимаю, почему этот ресторан называется «Ла Фортуна», — наконец сказал Брок. — Но между прочим, все это на мне, — добавил он, жестом отметая короткие невнятные протесты своих младших коллег.
Когда к их столику подошел официант, принимавший заказы на напитки, Брок осведомился, какое вино предпочитала миссис Старлинг, выслушал ответ и не моргнув глазом заказал бутылку точно такого же.
— У мадам очень хороший вкус, не правда ли? — сказал Десаи. — Я ее квартиру имею в виду.
— Думаете, это она все придумала? — спросила Кэти. — А не дизайнер по интерьерам, нанятый Старлингом?
— Очень может быть, что и она. Я о ее вкусе еще и по тому сужу, что костюмы у нее от «Кризия», белье — «Ла Перла», а обувь — «Ксения». И все безукоризненно подобрано.
— Белье «Ла Перла»? — эхом откликнулся Брок. — Что вы можете знать о таких вещах, Леон?
Десаи ничуть не смутился.
— У меня работа такая, Брок, — все видеть и подмечать, — с улыбкой сказал он.
Кэти с интересом на него посмотрела. Она никогда не слышала о такой дизайнерской обувной фирме, как «Ксения».
— Пожалуй, вы правы, — сказал Брок. — Вряд ли Старлинг имеет представление о белье «Ла как-его-там». Бренда, помнится, всегда одевалась у Маркса и Спаркса — вне зависимости от того, при деньгах она была или нет.
— Может, Ева просветила в этом смысле своего мужа?
— Может… — Брок вернулся к изучению меню. — Еще что-нибудь стоящее подметили, Леон, помимо дамского белья?
— Видеофильмы.
— Объясните.
— Взял на заметку названия. — Леон вытащил из кармана записную книжку и прочитал сделанные им записи. — «Молодые и проклятые», «Криминальная жизнь Арчибальдо де ла Круза», «Ангел смерти», «Скромное обаяние буржуазии», «Смутный объект желания»…
— И какой вывод вы из этого сделали?
— Фильмы представляются мне слишком вызывающими для той красивой молодой особы, которая неожиданно исчезла.
— Это все фильмы Бунюэля, — сказал Брок. — Он любит истории о сексе и смерти, всякого рода одержимости и наваждениях.
Рядом с Броком материализовался официант. Брок снова нацепил на нос очки и вернулся к разглядыванию впечатляющего меню ресторана.
— Синьора Старлинг к вам присоединится? — с надеждой в голосе осведомился официант. — Быть может, мне следует принести еще один прибор?
— К сожалению, не присоединится, — сказал Брок. — Вы хорошо ее знаете? Вас как зовут?
— Томазо. — Официант окинул Кэти оценивающим взглядом. — Вы ее друзья?
— Да, — сказал Брок. — Полагаю, мы можем так себя называть. Возможно даже, мы единственные оставшиеся у нее друзья.
— Единственные друзья? — с озадаченным видом переспросил официант.
— Именно. Похоже на то, что все остальные ее предали.
— Это правда? — забеспокоился официант.
— Правда. Она вообще приводила сюда друзей?
— Нет. Обычно она обедает в одиночестве. Иногда с мистером Старлингом, когда он выбирается в Лондон.
— Когда вы в последний раз ее видели, Томазо? В конце прошлой недели?
— Ну нет. Ее не было здесь недели три, если не месяц.
— Вы уверены? Если не ошибаюсь, мистер Старлинг открыл здесь для нее счет. Не сочтете за труд его проверить?
Официант с важным видом на него посмотрел:
— Извините, сэр, я не имею права…
Брок продемонстрировал ему свое удостоверение.
— Ева пропала, Томазо. Так что это весьма важно.
На лице у официанта проступило изумление.
Брок сказал:
— Но вы никому об этом не говорите, Томазо. Это тоже важно. Теперь насчет заказа…
Позже, после того как принесли заказанные Броком блюда, Томазо вернулся с распечаткой счета миссис Старлинг.
— Как я и говорил, в последний раз она приходила сюда пятнадцатого июня.
Брок заглянул в распечатку.
— Очень хорошо. Благодарю вас.
Томазо заколебался.
— Был случай, когда она пришла сюда с одним человеком… мужчиной.
— Неужели?
Все трое уставились на официанта с напряженным вниманием, и он это заметил.
— Ее спутник, правда, казался немолод. Средних лет, скажем так. И не то чтобы очень… хм… шикарный.
— Когда это было?
— Примерно год назад.
— Она вам что-нибудь по этому поводу сказала? Ведь этот визит наверняка показался вам странным…
— Помню, тогда у нее было очень хорошее настроение. Можно сказать, счастливое. А вот мужчина имел весьма смущенный вид. Он не привык ходить в такие места, как наш ресторан, — это я вам точно говорю.
— Она вас не представила? Не упоминала его имени?
— Боюсь, что нет.
В конце обеда Томазо, поставив перед ними кофе, снова обратился к Броку:
— Это правда? Ева действительно пропала?
— Да, Томазо. Она действительно бесследно исчезла. Вы можете что-нибудь еще нам сказать по этому поводу?
Официант сделал несчастное лицо:
— Вы знаете о ее телефоне?
— О ее телефоне?
— Ну да. У нее имелся мобильный телефон. Она оставляла его у нас, когда уезжала из Лондона. Вчера пришел один человек и забрал его. Сказал, он ее друг.
— Когда это произошло, Томазо? — тихо спросил Брок.
— Вчера во время ленча… Но меня здесь не было. Телефон этому человеку отдал другой парень.
— Он сейчас здесь?
Томазо кивнул.
— Очень хорошо, — сказал Брок. — Мы бы хотели с ним поговорить.
Когда Томазо ушел, Кэти заметила:
— А Старлинг говорил, у нее нет мобильника.
— Знаю. Но вы можете себе представить такую женщину, как Ева Старлинг, без мобильного телефона в сумочке?
Томазо вернулся в сопровождении молодого человека с такой же, как у него, типичной южноитальянской внешностью. По-английски он говорил плохо, и Томазо вызвался быть его переводчиком.
— Его зовут Массимилиано. Он работает на кухне. По его словам, человек средних лет, по виду вроде как англичанин. Массимилиано выходил из туалета в задней части ресторана, а этот человек стоял в коридоре неподалеку от двери на кухню и, когда он проходил мимо, обратился к нему. По-итальянски он говорил плохо, поэтому использовал также язык жестов. Массимилиано ответил, что должен рассказать о его просьбе другим парням, но этот человек, судя по всему, очень торопился, да и в ресторане находилось полно посетителей. К тому же он знал, где находится телефон синьоры Старлинг, — он обычно хранился за стойкой нашего маленького бара вон в том углу. И этот человек сказал, что сам может пойти туда и взять его. Массимилиано не возражал.
Томазо сердито посмотрел на молодого парня, который ответил ему не менее сердитым взглядом. Он имел вид человека, который считает, что поступил правильно, и своей вины не чувствует.
— Это мог быть мистер Старлинг, Томазо? — спросил у официанта Брок.
— Не думаю, сэр. — Томазо заметно волновался. — Мистер Старлинг об этом телефоне не знает. Ева говорила, что это ее маленький секрет. Поэтому она его здесь и оставляла. Говорила, что муж не хочет, чтобы у нее был такой телефон, потому что боится за ее здоровье.
— Боится за ее здоровье?
— Ну, вы знаете… Всякое там излучение, электроволны…
— Как бы то ни было, попробуйте описать этому парню, как выглядит мистер Старлинг. Просто на всякий случай.
Некоторое время они наблюдали за тем, как Томазо очень быстро что-то говорил повару. Глаза у Массимилиано удивленно расширились, потом он покачал головой и, в свою очередь, произнес несколько слов.
— Это не китаец, — сказал Томазо. Он еще немного поговорил с поваром, потом снова перевел взгляд на Брока. Губы у него слегка подрагивали от досады и разочарования. — Ничего, кроме этого, он сказать не может. Говорит, не заметил. Был слишком занят мыслями о своих соусах.
Когда они оба удалились, Десаи высказал предположение:
— Может, это был ее приятель или любовник?
— Все может быть, — пробормотал Брок. — Ясно, кроме того, что у Евы имелись свои маленькие тайны от мужа. Вопрос заключается в том, не содержат ли эти тайны возможности летального исхода.
— Летального исхода?
— Я это к тому, что если Ева оказалась плохой девочкой и Сэмми об этом узнал, то…
— Вы думаете, он мог ее убить? — Десаи явно заинтриговался подобной перспективой развития событий. — И обставить все под похищение?
— Как вам сказать? Слишком уж все это театрально, вы не находите? Встреча в магазине «Кабот», то, что нас пригласили туда, когда были уже получены два первых письма из ожидаемых трех… Все это выглядит как некий сценарий, кем-то подготовленный специально для нас. Я уже принимал участие в одном удивительном спектакле, поставленном Сэмми Старлингом, и участвовать во втором мне бы не хотелось.
— Уайт, надо заметить, высказал аналогичное предположение, — произнесла Кэти. — По его мнению, за этим исчезновением может стоять Сэмми.
— Неужели? Но у вас, разумеется, другая идея — да, Кэти? Я это понял по тем вопросам о марках, которые вы задавали Сэмми.
— Но две ценные марки, наклеенные на эти письма, и в самом деле были уничтожены. Спрашивается, с какой целью? Я еще подумала, что письма отправлены человеком или людьми, знающими о страсти Сэмми к маркам, но в них не разбирающимися или совершенно к ним равнодушными. В любом случае это жест, способный еще больше его допечь. Я тогда подумала: такого рода поступки свойственны обозленным женам.
— Мне нравится ход ваших мыслей, — улыбнулся Десаи.
Брок кивнул в знак того, что принимает эту точку зрения к сведению.
— Кстати сказать, — продолжила Кэти, — Сэмми тоже об этом подумал. Когда я надавила на него, он признал, что проверял свою коллекцию, чтобы выяснить, не его ли это были марки.
— Что ж, — сказал Брок, — если правы вы, значит, Ева жива. Если я — то ее уже нет на свете. Надеюсь, в данном случае правда на вашей стороне, Кэти… Ну а теперь мне надо заплатить по счету…