Марки королевы Виктории

На следующее утро Марианна подала грандиозный завтрак из бекона, сосисок, яичницы и помидоров. Кушанья лежали на огромном блюде в центре обеденного стола. Обозрев с сердитым видом все эти продукты, которых хватило бы на дюжину едоков, Старлинг произнес:

— Пришлось сказать ей вчера… Она решила, что вы… — Он снова посмотрел на гору провизии в центре стола и поморщился. — Короче, она подумала, что я привез вас сюда в отсутствие Евы, чтобы…

— Она приняла меня за вашу любовницу? — Кэти видела, как он мучается, и решила прийти ему на помощь.

— Да. И тогда я рассказал ей про исчезновение Евы. И о том, что вы из полиции. Так уж вышло…

— И какова была ее реакция?

— Вы же видите? — Он указал на обильную еду. — Это ее способ справляться со стрессами. Сейчас, к примеру, она занята выпеканием хлеба. Преогромные, надо сказать, буханки печет. Это какое-то сумасшествие…

— По-моему, будет обидно, если ее старания пропадут зря. Вы не возражаете, если я воздам всему этому должное? Признаться, я здорово проголодалась…

— Угощайтесь…

— А вы?

Он покачал головой и повернулся к французскому окну. Но открыв балконную дверь, он не вышел на веранду, а достал пачку сигарет и закурил. Все его движения были скованными и медлительными, а рука слегка подрагивала.

— Я и не знала, что вы курите, — сказала Кэти, наполняя чашку из огромного кофейника.

— Бросил. Одиннадцать лет назад.

— Вы купили сигареты на обратном пути из аэропорта?

Вместо ответа Старлинг выпустил струйку сизого дыма к безоблачному голубому небу. Он не захотел ничего объяснять, и давить на него Кэти не стала. Со стороны кухни до них донесся громкий стук и хряск. Казалось, Марианна рубит топором на куски целую говяжью тушу.

В десять пятнадцать, когда Кэти уже подумывала об отъезде, со стороны подъездной дорожки послышался стрекот мотоциклетного мотора. Потом зазвонил дверной звонок, и Старлинг отправился открывать. Кэти последовала за ним. Затянутый в черную кожу курьер с ярко-желтым шлемом на голове вытащил из висевшей на груди сумки конверт. Он передал его Старлингу вместе с металлическим пюпитром с квитанцией, где Старлингу следовало расписаться. Когда Старлинг поставил свою подпись, курьер хотел было вернуться к своему мотоциклу, но Кэти его остановила.

— Задержитесь, — сказала она. — Кто отправитель?

— Все нормально, — прозвучал у нее из-за спины голос Старлинга. — Это от «Кабота». На конверте их логотип. Должно быть, прислали мне очередную порцию бумаг на подпись.

— Надо, черт возьми, привязывать своих собак, — сказал курьер, опасливо оглядываясь.

— Каких собак? У нас их нет.

— Правда? В таком случае лежавшую у ворот посылку изодрала стая голодных волков…

Кэти бросила взгляд на въезд и увидела клочки рваной бумаги, раскиданные у ворот и вдоль аллеи.

— Странно, — пробормотала она.

Стоявший у нее за спиной Старлинг вскричал:

— Боже!.. Что это?

Кэти повернулась и увидела, что Старлинг уже вскрыл фирменную упаковку курьерской службы и лежавший внутри конверт, бросил все это на пол и теперь держал в левой руке несколько полосок резаной бумаги, а в правой — бумажный лист с печатными буквами — как в посланиях с требованиями выкупа.

— «Это сильно меня разозлило, Сэмми», — прочитал Старлинг, произнеся слова речитативом и на высокой ноте.

Некоторое время он с ужасом во взгляде созерцал то резаную бумагу, то бумажный лист с коротким посланием, потом повернулся к Кэти:

— Что это значит?

Кэти подошла к нему, взяла из левой руки бумажные полоски и поняла, что это изрезанный на куски драгоценный канадский пакет.

Хелен Фицпатрик находилась на кухне и занималась приготовлением жаркого из ягненка к воскресному ленчу. Срезав с ножки большую часть жира, она стала шпиговать мясо зубчиками чеснока. Покончив с этой работой, женщина занялась картошкой. Во дворе рядом с кухонной дверью, повизгивая, возились лабрадоры. По мнению Хелен, собаки были сильно чем-то возбуждены, но поскольку посторонних не было видно, она решила, что животные, по обыкновению, затеяли какую-то игру.

— С чем вы там возитесь, девочки? — крикнула Хелен и ухмыльнулась.

Она почистила картофель, нарезала его ломтиками, положила в миску, добавила туда немного оливкового масла и давленого чеснока и стала все это перемешивать.

Одна из собачек, Генриетта, вбежала в дом через заднюю дверь, что-то с рычанием волоча за собой. Хелен и бровью не повела: время от времени случалось, что «девочки» находили в лесу какую-нибудь дрянь — то полуразложившегося ежика, то дохлую ворону. И всякий раз они с гордостью тащили добычу в коттедж, чтобы заслужить одобрение хозяйки.

— Молодец, умная собачка, — сказала Хелен, сосредоточив все свое внимание на ломтиках картофеля, которые выкладывала на противень. Потом, протянув руку, чтобы взять розмарин, добавила: — А теперь будь хорошей девочкой и отнеси это снова на улицу, ладно? Чем бы это ни было…

Генриетта подчинилась. Хелен слышала, как она вернулась с добычей во двор и принялась там с лаем и визгом ее валять — к огромному удовольствию поджидавшей ее подруги, которая тут же к ней присоединилась. Хелен посмотрела на пол и увидела на кафеле полоску грязи, тянувшуюся со двора на кухню, а потом поворачивавшую обратно.

Выше коттеджа по аллее Поучерз-Из шла Кэти, следуя за разбросанными по дороге клочками бумаги от посылки, о которой упомянул курьер. Двигаясь от клочка к клочку, Кэти сначала нашла остатки наружной обертки с наклейкой, где был проставлен адресат: «С. Старлинг, эсквайр», — а потом разорванную коробку из серого картона. За Кэти по аллее вышагивал затянутый в кожу курьер, все еще опасавшийся нападения стаи одичавших собак, за ним следовал Старлинг с обескураженным выражением лица, а позади всех ковыляла Марианна.

У открытых ворот коттеджа Фицпатриков Кэти встретил взволнованный лай одного из лабрадоров. Генриетта, другая собака той же породы, старшая из двух и более темной масти, не лаяла. Она тыкалась мордой в какой-то лежавший под кустом предмет.

— Что там у тебя, девочка? — спросила Кэти. Она направилась к собаке, но за шаг до нее остановилась, поскольку собака неожиданно оскалила зубы и угрожающе зарычала. — Перестань, девочка. Лучше покажи, что ты нашла.

Собака распласталась на дорожке, притворяясь невидимой, но поскольку этот номер не произвел на Кэти должного впечатления, быстро схватила свою добычу и устремилась к аллее. Кэти показалось, что за ней волочатся по земле черные волосы. В следующее мгновение собака поравнялась с курьером, положила свою ношу прямо у его ног и отскочила назад, махая хвостом как заведенная. Молодой человек опустил глаза, увидел человеческую голову и упал в обморок.

Пронзительный вопль Марианны заставил Хелен Фицпатрик бросить готовку и выбежать на передний двор. Подбежав к воротам, она замерла, вбирая в себя взглядом представшую перед ней удивительную и вместе с тем кошмарную картину: мужчину, распластавшегося в полный рост на дороге, Кэти, кричавшую что-то в телефон, Старлинга, будто обратившегося в статую, и Марианну, державшую в руках какой-то предмет. Нечто желто-воскового цвета с длинными, развевающимися на ветру черными волосами. Голову Евы Старлинг.

Поскольку именно эта часть тела супруги всегда была для Сэмми Старлинга причиной наибольших переживаний, он подумал о том, как это символично, что ему в конце концов досталась только ее голова.

Так было с самого начала. Когда он с ней встретился, у него первым делом захватило дух от созерцания ее лица. Он стоял у кромки раскаленного солнцем пляжа, шепча проклятия вслед уехавшему такси, до которого не успел добежать. Ослепительные солнечные лучи, отражаясь от белых песков пляжа, давали блики, напоминавшие театральные молнии. Он огляделся и наткнулся взглядом на миндалевидные глаза, темные, как у жителя арабской пустыни. Они располагались на золотисто-коричневом, совершенной овальной формы лице, обрамленном иссиня-черными волосами, разделенными по центру пробором и заправленными за уши. Он никогда прежде не видел этого лица, и тем не менее ему казалось, что он знал его целую вечность. В следующее мгновение эти надменные глаза моргнули, еще на долю секунды задержали на нем свой взгляд, и она отвернулась. Только после того как их обладательница двинулась от него прочь по испепеляемым солнцем песчаным дюнам, он оценил красоту других частей ее анатомии. Длинные золотистые конечности, округлые ягодицы, почти не прикрытые крохотным ярко-желтым бикини, изящную линию плеч, грациозное покачивание бедер при ходьбе и вообще все ее тело — его, так сказать, высокий класс.

Позже, даже после того как он узнал ее тело во всех его интимных и очаровательных подробностях, ее глаза и лицо не утратили своей способности оказывать на него гипнотическое воздействие, заставляя его обмирать и трансформируя его сердитый голос в тихое извиняющееся бормотание, хотя со временем природа их власти изменилась. Магия ее черт, их невинность и совершенство не померкли для него в связи с тем, что стали слишком хорошо ему знакомы. В определенном смысле эти черты стали оказывать на него более мощное воздействие именно в силу того, что он научился различать их варианты и комбинации — холодный, чуть в сторону или исподлобья брошенный взгляд, угол наклона бровей, морщинки на носу — и наделять их особым смыслом согласно своей шкале значений и оценок. «Почему ты такой старый, Сэмми? — казалось, временами говорил ее взгляд. — Почему ты не можешь держаться вровень с молодыми людьми, которые бегают трусцой вдоль кромки прибоя? Почему ты не можешь любить меня всю ночь, как это наверняка сделали бы они, будь у них такая возможность?»

Ее тело говорило ему, что он может снова стать молодым и жить долго и красиво. Но ее лицо говорило обратное: «Кого ты пытаешься обмануть, Сэмми?» Теперь же остатки от ее лица, его, так сказать, руина, смотрели на него словно из могилы, с укоризной вопрошая: «Почему я в таком состоянии, Сэмми? Что к этому привело?»

Хелен Фицпатрик занялась Марианной. Обхватив рыдающую женщину руками, она стала баюкать ее в своих объятиях как ребенка. Приехали две патрульные машины и перекрыли аллею. Заунывные стенания полицейских сирен эхом отзывались в окрестных холмах. Это было не самым приятным прибавлением к печальным крикам кукушки, нарушавшим покой воскресного дня.

— Откуда мне знать, что вы из полиции? — спросила Хелен Фицпатрик, перекрывая рыдания Марианны.

Кэти продемонстрировала ей свое удостоверение.

— Доктор скоро приедет. Вы продержитесь еще несколько минут?

— Я хочу знать, что здесь произошло! — Глаза миссис Фицпатрик сверкали. Этот нездоровый блеск проистекал от сильного возбуждения и пережитого шока. Возможно, к этому примешивались еще гнев или страдание. — Прошу вас! — Она протянула руку и дотронулась до рукава Кэти. — Это в самом деле?.. Ответьте же мне!

— Да, это миссис Старлинг.

— Но как этот… хм… предмет оказался здесь? Я не понимаю. Собаки…

— Похоже, голову доставили вот в этой картонной коробке…

При виде остатков коробки глаза Хелен Фицпатрик заблестели сильнее, чем прежде, словно владевший ею страх распространился с ужасного предмета на контейнер, где он хранился.

— Послушайте, вы в состоянии отвести Марианну в дом мистера Старлинга и дождаться там врача?

— Но что произошло? Почему вы здесь? — Хелен была на грани истерики.

Кэти вздохнула.

— Миссис Фицпатрик! Несколько дней назад мистер Старлинг получил письмо с требованиями выкупа, касавшееся его жены.

— Ее похитили? — Она, казалось, пришла в еще больший ужас.

— Судя по всему. Мы об этом не говорили, так как не хотели, чтобы похитители знали, что мистер Старлинг обратился в полицию. Но поскольку случилось худшее, нам придется поговорить и с вами.

— О чем же? Неужели вы думаете, что я… — Хелен Фицпатрик сделала паузу. Щеки у нее раскраснелись. — Я имею в виду, что…

Ее прервал неожиданный вопль Марианны.

— Холодно! Как холодно! — Она с силой терла ладони.

— Замерзли, милая? — Голос Хелен обрел уверенность, когда она откликнулась на душевную боль другой женщины. — Сейчас мы найдем что-нибудь, чтобы согреть вас.

— Нет! — вскричала с перекошенным от горя лицом Марианна. — Не мне холодно — Еве! Моя бедненькая Ева совсем заледенела!

Люди из местного полицейского подразделения, приехавшие по вызову Кэти, хранили молчание и переглядывались.

— Детектив сержант Колла, — представилась Кэти. — Отдел тяжких преступлений Скотленд-Ярда.

Кэти поражало, как офицеры, увидев лежащий перед ними предмет, стремились побыстрее отвести от него глаза. Казалось, всеми ими владело одно общее желание: поскорей найти себе другой, более нейтральный объект для созерцания.

Что ж, в этом имелся известный резон. Голова молодой женщины, валявшаяся в пыли посреди улицы, помимо ужаса, который она внушала, выглядела здесь гротескно и до невозможности неуместно.

Правая сторона головы оставалась все еще прекрасна даже после того, что с ней сделали. Один большой черный глаз был открыт и печально взирал на отворачивавших лица людей. Левая сторона, которую Генриетта успела объесть, выглядела кошмарно.

Кэти сделала несколько шагов, остановилась на расстоянии двух футов от головы и опустилась на колени, чтобы осмотреть ее более тщательно. Длинные волосы были зачесаны назад и скреплялись на затылке заколкой. Несколько прядок выбились из прически и свисали на правый глаз и на нос. Кэти усилием воли поборола импульсивное желание протянуть руку и откинуть их на лоб. Приглядевшись, Кэти поняла, что красота головы — иллюзия, в основном поддерживаемая темным тоном под загар. Под ним проступала восковая желтизна мертвеющей плоти. По косому срезу на шее никакого определенного вывода сделать было нельзя. Девушка заметила, что на грунт пролилось небольшое количество внутренних жидкостей. Кэти почувствовала слабый запах какого-то органического вещества: еще не неприятный, но все равно тошнотворный.

Кэти знала, что местные копы краем глаза следят за тем, как она ползает вокруг мертвой головы на четвереньках, и молчание, упорно ими хранимое, уже начало ее раздражать.

Наконец один из офицеров кашлянул, прочищая горло.

— Мы с минуты на минуту ждем приезда группы экспертов, — сказал он, по-видимому, почувствовав, что надо как-то объяснить свою полную безынициативность.

Потом сельские копы стали переговариваться приглушенными чуть ли не до шепота голосами. Кэти никогда прежде не доводилось видеть, чтобы офицеры мужского пола вели себя подобным образом на месте преступления. Быть может, это из-за того, что убили очень красивую женщину? Интересно, стали бы они разговаривать как в церкви, если бы на дороге лежала голова старика?

— Когда прибудет старший детектив Брок, — громким голосом сказала Кэти, — передайте ему, что я в доме мистера Старлинга. Когда приедет врач, пусть сначала измерит температуру головы, а потом тоже отправляется к Старлингу. О'кей?