Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика

Глава 9. Итоги сборов

Ночью я опять проснулся, ибо от предстоящей операцией и нервов снилась всякая несуразица. Вспомнился старая, как мир, фраза: «А где бабуля? Я за неё».

Уже никто не помнит, откуда она пришла, но фразу часто повторял мой дед.

За окном по-прежнему качался фонарь, и ревела плотина. За часик-другой привыкаешь к этому гулу и перестаёшь обращать внимание. В углу скреблась мышь, я уже хотел было кинуть что-нибудь в её сторону, но замер и зажмурился. Когда снова открыл глаза, то забыл думать про несчастного грызуна, ибо две эльфийки спали на кровати нагишом. Во сне они сбросили одеяло на пол, и теперь младшая валялась, раскинув руки и ноги, как звезда, а старшая лежала на боку, поджав ноги, и обнимала подушку. Сие зрелище стало доступно, потому как простынка, специально перекинутая перед сном через подвешенную верёвку и разгораживающая комнату надвое, свалилась.

– Какая прелесть, – едва слышно прошептал я и вздохнул, а потом, будучи в одних трусах-семейниках и майке, подошёл поближе.

Ну а что. Грех на красивых девчат не погалдеть. А они, несмотря на длинные нечеловеческие ушки, были красивыми. Светленькая Киса была очень худенькой и с аккуратной грудью. Тёмненькая Рина же обладала несколько более широкими, чем полагалось длинноухим занудам, бёдрами, и грудью, которая точнёхенько поместится в мою ладошку. А ещё у неё была едва заметная складочка на животе. Кому как, а мне это нравится. Придаёт женственность, в противовес вечной подростковости чистокровных эльфиек.

Я на цыпочках обошёл кровать, чтоб разглядеть это зрелище с другого ракурса, и даже зажмурил один глаз и выставил руку, так сказать, бесконтактно оценивая габариты прелестей. Да, у старшенькой грудь точно поместится.

Взгляд задержался на её ровной спине, тонкой талии и упругой попе. Сердце забилось очень часто, и уходить из комнаты совершенно не хотелось. Хотелось сесть рядом с ними, и положить руку на одну из прелестей.

Глаза машинально перескочили на младшенькую, остановившись на прикрытом светлым пушком интимном месте.

– Всю жизь мечтал, – едва заметно произнёс я и снова вздохнул. Но всё же старшенькая больше понравилась.

Так бы и стоял до утра, но мочевой пузырь в конце концов пересилил тягу к созерцанию, и я так же на цыпочках дошёл до стула у раскладушки, где лежали мои штаны и куртка, а быстро натянув, выбежал в коридор. До отхожего места и обратно мчался на всех парусах, а когда вернулся и скользнул в номер, разочарованно поджал губы: простыня была повешена на место.

– Блин, – протянул я и прямо в одежде улёгся на своё место и заложил руки за голову. Сон как рукой сняло, но перед глазами до сих пор стояла та прелестная картинка.

Скрипнула кровать. Зашлёпали босые ноги. И из-за самодельной ширмы вышла в чём мать родила Рина. Она была словно во сне, так как двигалась, пошатываясь и лишь изредка приоткрывая глаза. Я залюбовался, почти без стеснения таращась на девушку, а та доковыляла до стола, с третьего раза подхватила стакан с водой, промахнувшись в первые две попытки, выпила и так же, как лунатик, вернулась за занавеску, где, судя по звуку, просто рухнула на кровать. Послышалось сопение.

Я в третий раз вздохнул и начал считать овец.

Мечты мечтами, но сон взял своё, и я провалился в него. Что может сниться после увиденного? Вот, оно самое и снилось. Кажется, я даже улыбался во сне.

А утро наступило, как это бывает, внезапно. Оно не просто мягко пришло, а ворвалась в комнату вместе с криками петуха, визгом девушки и грохотом жестяного ведра по полу.

Я рывком оторвался от подушки и начал оглядываться. Киса с криком отскочила от подвешенного к стене умывальника, уронив с табуретки то самое злосчастное ведро. Вода фонтаном плеснула в разные стороны, обливая и эльфийку, и кровать. Даже меня заставили поморщиться долетевшие брызги.

– Что случилось? – сонно спросил я. – Который час?

– Уже восемь, – подала голос Рина, сворачивающая простынку-ширму.

Я глянул на кровать, вспомнил голых девчат и вздохнул. Может, это был сон? Уже сколько времени без баб, и не такое приснится.

А тем временем Киса совладала с ведёрком, водрузив его на место, и встала, разведя руки.

– Я вся мокрая, – произнесла она. – Иван, отвернись.

Я чуть не буркнул, мол, что я там не видел, но всё же повернулся к стенке. Сёстры были разные. Младшая раскидал вещи по номеру, отчего бегала и искала с эльфийской руганью, где у неё носки, и где запасное платье. Старшая, напротив, всё аккуратно сложила с вечера на стульчик и бурчала на недотёпу Кису.

– Слушайте, – произнёс я, разглядывая бегущую по стенке мокрицу, – не надо меня пафосно звать Иваном. Вы ещё по имени-отчеству обратитесь.

– А как? – спросила Киса, тут же взвизгнув и загромыхав табуретом. Не задалось у неё утро.

– Просто Ваня.

– Это человеческое дружеское-ласкательное? – оторвавшись от небольшого зеркальца и повернув голову, уточнила Рина.

У меня аж глаз дёрнулся от «дружеское-ласкательного» слова, особенно после увиденного ночью. Но смолчал. Лишь кивнул. А старшенькая, похоже, вообще редко из своей общины выходила, раз не знает простейшие понятия о людях, с которыми живёт, между прочим, в одном же городе.

– Это потому ты нас зовёшь Кисой и Риной?

– Угу.

– А если ты Иван сын Ивана, то тебя можно дружески-ласкательно звать Вань-Вань.

Я вздохнул и махнул рукой.

– Хоть горшком зовите, только в печь не ставьте.

На этом короткие сборы закончились. Мы оделись, причесались, перекусили на ходу бутербродами, взяли в стойле под узды Гнедыша и направились в аптечную общину. Днём город казался совершенно другим. Оранжевые звезды фонарей и очень богатые и лишь два раза виденные неоновые вывески (нашей, гильдийской, между прочим, работы) уступили место пыльным, мощёным большой галькой широкими улочкам. Улочки лежали между жмущимися друг к другу двухэтажными домиками с небольшими палисадниками. По высокой укреплённой валунами набережной с истеричным треньканьем звонка катался небольшой обитый давно некрашеными рейками трамвайчик, курсирующий по вытянутому вдоль реки городу. Он с лязгом железных колёс доползал до плотины, аккуратненько перебирался на тот берег, где так же неторопливо вёз сонных жителей по ту сторону воды.

На холмах по периметру города виднелись наблюдательные вышки, готовые предупредить о появлении монстров или иной напасти.

А сейчас горожане, кто пешком, кто на телегах, а кто и на велосипедах, были заняты своими делам и не обращали на нас ровным счётом никакого внимания.

Мои спутницы шли и постоянно переглядывались между собой. Лишь в какой-то момент Киса толкуна меня под бок.

– Вань-Вань, глянь, ангел.

Девушка указала кивком головы в сторону самого высокого сооружения в городе – городской радиовышке, где на самой ее макушке виднелась человеческая фигура с расправленными крыльями. Не тот ли это ангел, что мы видели недавно?

– Интересно, что он здесь делает?

– Уже год, как раз в неделю появляется. Постоит так немного, а потом улетит, – быстро ответила Рина и тут же нахмурилась, наводя на себя строгий деловой вид, но все равно взгляд выдавал в ней озорство, задавленное воспитанием и авторитетом вековой молодящейся бабки.

Наверняка утро девушки начиналось с расспроса с пристрастием, что она сделала и не сделала, а потом долго нотации, что она должна и обязана. Хуже сенной девки в услужении у склочной и самодурственной барыни. Мол, ты полукровка, и ты всем мне обязана. Должна молчать и слушаться.

Через пятнадцать минут мы остановились у ворот дома той самой бабушки.

Девчата долго стояли перед калиткой, не решаясь зайти. Первым не выдержал я:

– Так, либо вы делаете это, либо я разворачиваюсь и ухожу, а у вас уже будет выбор, догонять меня или распрощаться.

– Выбор, – вдруг прошептала Рина, словно раньше его никогда не имела, и только сейчас осознала значение слова. Хотя не уверен, что она была совсем уж бесправным членом общины, но возраст старших у эльфов очень страшная штука. Авторитет мощностью в два-три столетия и строгие традиции – просто чудовищный пресс для юных дев и остроухих юнцов.

Рина часто задышала и потянула руку к калитке, но тут же отдёрнула, словно обожглась.

– Не бойся, – прошептала Киса, хотя сама стояла, ломая пальцы на руках.

Старшая сестра кивнула и снова протянула руку.

Но калитка открылась сама, явив нам самодовольно улыбающуюся бабушку.

– Явились, – протянула она и вышла из двора на улицу. – Живо домой, ягодки кислые. Вечером поговорим.

Девушки побледнели и одновременно кивнули, склонив головы и опустив к низу живота сложенные в замок руки.

– Да, бабушка, – унылым хором отозвались сёстры, избегая глядеть в глаза древней матроне.

Глава общины, гордо красуясь многочисленными бляшками в косичках, развернулась, а вслед за этим открылись и большие ворота. Бабушка села в электромобиль и выехала на улицу, где смерила меня брезгливым взглядом, как будто перед ней не человек, а блохастая дворняга.

– Живо! – прикрикнула эльфийка напоследок, отчего сёстры, чуть ли не в спотыкаясь, вбежали внутрь. И дверь закрылась, оставив меня и Гндыша одних.

– Мда-а-а, – протянул я и погладил мерина по шее, – коротенькое приключение у девчат. Придётся одному по руинам шастать. Блин, да ну её, эту зелень ушастую, только фантазию разворошат.

Я некоторое время постоял, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за высокого забора. Но было тихо.

Десять минут постоял. Двадцать. Полчаса. Ничего.

– Ладно, пойдём, – пробормотал я под нос и повёл коня вслед за собой. Заскакивать в седло не хотелось, хотелось прогуляться, а потом и напиться. – Такие надежды обломали, – добавил я и усмехнулся своей же глупости. Что стоило ожидать от комнатных барышень, выращенных, как редиска, на тепличных грядках.

Брёл медленным шагом, глядя под ноги, лишь изредка поднимая глаза. Ангел все так же стоял на верхушке радиовышки. Да и хрен с ним.

Я снова опустил глаза, перешагнул через рельсы, пропустил покачивающуюся на кочках телегу с бочками, и двинулся вдоль домов. Уже центр, и первые этажи часто были заняты самыми разными магазинами и мастерскими. Людей не очень много, в основном все на работах, но впереди доносились звуки рынка.

Когда уже почти вышел на площадь, остановился. В небольшом переулке возились с големом гномы. Причём старые знакомые, из Сосновых Нор. Два коротышки с небольшими черными бородками, с прокрашенными на манер барсучьей шкуры белыми полосками громко ругались, ковыряясь под снятым со спины механического великана щитком. Одному парню было где-то двадцать пять, второй – мой ровесник.

На мешках сидела та самая гномиха, которая выпустила нас из-под лавки старого торговца. Она меня тоже узнала и помахала рукой.

Я улыбнулся и подвёл коня к ним. Здоровенный голем, сидевший на корточках с открытой спиной, медленно обернулся в мою сторону. Большая круглая голова с двумя круглыми стекляшками глаз была лишена рта, носа и ушей.

– Тихо! – закричал гном, высунув голову из спинного проёма, который многие по привычке называли капотом. Коротышка увидел меня, кивнул и снова нырнул внутрь. А там виднелись какие-то шестерни, испачканные маслом ёмкости и ремни.

Голем молча повернулся обратно и замер изваянием.

– Привет! Мягкого камня тебе! – закричала девушка, и я улыбнулся. Коротышки всегда шумные.

– Привет. Да вот, гуляю, – пожав плечами, ответил я.

– А где та длинноухая?!

– Домой загнали, – скривился я.

– А мы в город за бумагой и кислородом! Люди лучшую бумагу на мильён локтей делают!

Привычные к подземельям гномы все меряют в локтях. Их локоть – сорок сантиметров. А в ходу были выражения сто локтей, сто сотен локтей и миллион локтей.

– Ну да, из белой бумажной конопли, – кивнул я.

Если перейти реку, то там бескрайние бумажные поля, как все называли, конопляные плантации. Раньше, говорят, это растение сушили и курили, но вот зачем? Всем же известно, то оно не содержит дурных веществ. Неужели, раньше содержало? История об этом умалчивает.

Впрочем, из бумажной конопли делают не только бумагу, но и верёвки, мешковину и паруса для лодок и ветряков.

– А куда сейчас двинешься? – с искорками любопытства в глазах.

– Да… – начал я и махнул в неопределённом направлении рукой.

– За сокровищами, – раздался за спиной сильный голос.

Я резко обернулся.

В пяти шагах за мной стоял Кор. Эльф в одной руке держал охотничий эльфийский нож, в другой – небольшой, богато расшитый растительными узорами мешочек и холодно глядел на меня.

– Дневник у тебя? – через минуту проронил он, отчего у меня в душе поселилась обида. Всё, отбегался по приключениям. Сейчас придётся отдать древнюю ценность. С инспектором дозоров тягаться – пустое. Он успеет всадить в меня нож раньше, чем я вскину ружье.

– У меня, – зло проронил я и обернулся на гномов. Все трое молча разглядывали нового гостя и меня. Девушка – взволнованно. Один из коротышек – с обычным гаечным ключом в руке, наверное, подмастерье и намеревался подать своему мастеру, а тот, что ковырялся в железных потрохах голема, поджал губы и протирал руки о грязную тряпку. Колкий взгляд голубых глаз сверлил эльфа. А у Кора одно ухо было забинтовано, и сквозь ткань проступали едва заметные красные капельки, не иначе та старуха так сильно прокусила, покусившись на самое святое для дитя Вечного Древа.

Эльф лишь мазнул вскользь по коротышкам взглядом и подошёл ко мне. Я всего ожидал, но не того, что произойдёт потом. Кор молча сунул нож мне за патронташ и протянул мешок. Я взял его, словно ядовитую гадину, пересиливая желание выбросить.

Лишь отойдя от меня на пяток шагов, Кор проронил через плечо:

– Обидишь, найду, и больше никто не найдёт.

Эльф скрылся, зато заговорили гномы:

– Это он о чем?

– Мужики, щас, сам соображу. Подождите.

Я отпустил поводья Гнедыша и медленно вышел из переулка.

– Вань-Вань, правда он идеал? – встретили меня вместо приветствия слова Кисы.

– Кор? – неуверенно уточнил я, через силу сдерживая улыбку и глядя на двух сестёр. Все-таки я рад их видеть, пусть недотёпы и тепличные дуры, но, блин, я им рад. Всё ведь не с камнем и конём в дороге разговаривать. Да и красивые они. Хоть одетые, хоть раздетые.

– Да, Кор, – затараторила Киса, в то время как Рина смущённо молчала и вглядывалась моё лицо, – он говорит, сильно обиделся на бабушку, и потому помог нам собраться. И даже повозку дал с конями. И все снаряжение. Этого добра у него много. А мы и своё немного в повозку бросили. Ты нас всего десять минут не дождался, мы за тобой по пятам шли. Порой даже твою спину видели.

– Так, стоп, а где повозка? – перебил я девчат и оглядел улицу.

– Там, за углом.

– Блин, кто же так делает? Её же угнать могут! Побежали быстрее!

Я свистнул и закричал:

– Гнедыш! Гнедыш! Гнедыш!

Конь лениво выполз из переулка и последовал за мной. Будь он человеком, наверняка бы изрёк нечто вроде: «Какого хрена тебе надо?»

Повозка и в самом деле оказалась всего в сорок метрах за поворотом. Большой такой фургон с зелёной тканью, весь подрессоренный, с галогенными фонарями и габаритными огнями. В него было запряжено два серых мула.

– Вот! – гордо указав на транспортное средство, выдала Киса.

Я наконец-то позволил себе улыбнуться, а когда две девушки поглядели мне за спину, повернулся.

Это были гномы. Все трое. Старший продолжал протирать руки тряпкой.

– Слушай, – как бы нехотя начал он, – я тут краем уха услышал про сокровища.

Гном поглядел на своих спутников и облизал губы.

– Это, электрик, если разделить на семерых, то даже мелочь в кармане и то приято ляжет.

Я приподнял бровь, понимая, к чему клонит жадный до богатств гном.

– А кто седьмой?

– Ну так, на голема тоже запчасти нужны. Вот на семерых и считаю.

– Не пойдёт, – покачал я головой. Тогда у нас три коня. Им тоже витамины с подковами нужны.

– Так и у нас два коня. Но конь за половинку сойдёт.

– Ты тоже за половинку сойдёшь, – усмехнулся я.

Гном расплылся в улыбке.

– Не-е-е, не так. Тогда мы по целому, а голем, как и конь, по половине. Итого десять целых.

– По рукам, – кивнул я, понимая, что уже не отвяжутся, а если послать подальше, то из вредности растрезвонят на всю округу, что мы клад ищем. Отбоя от жулья не будет.

– Нет, – вдруг подала голос Рина и, нырнув по пояс под тент фургона, достала из него странное рыжее существо размером с кота. – Тогда его тоже считаем, хотя бы за одну десятую.

– А это кто? – выпучил глаза гном.

– Это Грелка, – выдала Кирии́н ар Кисан, завершая наши сборы.