Маугли 1. Конец отпуска.

Глава 6

– Маугли, ты же, вроде как, трезвенник! Что у тебя с лицом?! – Серёга первым заметил моё состояние.

– Отравился, – пробурчал я.

– Судя по лицу, ты раз двадцать отравился, – не отставал Серёга. – Ты глаза свои видел?

– Да, вчера известь в глаза попала, вечером глаза тёр, и вот с такими проснулся, плюс вы надо мной вчера издевались, плюс отравился, – мне кажется, вполне правдоподобно наврал я, после чего перевёл разговор на тему работы. – Что у нас там с компрессором случилось вчера? Он воздух с запахом горелого масла гнал. Его Семёныч обещал привезти сегодня с техосмотра, не видели, привёз?

– Нет, пока не привезли. Набери Семёнычу, да узнай, – ответил Саня.

– Ладно.

Весь рабочий день я был раздражительный. На перерыве сказал, что никаких экспериментов не будет, практически послал Лёху с Серёгой куда подальше. Они, видя моё состояние, не настаивали. Ну, испортилось у Маугли настроение, ну, с кем не бывает. Вообще-то, как раз со мной и не бывает, чтобы я был настолько раздражительным со всеми и так долго, такого никогда не было.

Под вечер мысли снова и снова возвращались к Елисею. При этом ничего конкретного не думалось, сознание халтурило и ничего кроме того, что сегодня всё кончится, в голову не лезло. Я пытался прокрутить в голове весь план, но ничего не получалось. Голова отказывалась работать. Безбожно тупил. Я всё списывал на свои вчерашние попытки разобраться с головой. Голова, правда, мне за это ни разу не была благодарна, устроив себе практически выходной. При этом никаких сомнений в том, что всё вчера сделал правильно, не было. Я на правильном пути. Но, сука, какой же он этот путь ухабистый…

Закончили рано, в полдевятого вечера. Семёныч ушёл после обеда что-то согласовывать, а я всех удивил тем, что не заставил до чуть ли не абсолютной темноты корячиться, а дал отбой.

Я после душа пошёл в ресторан при гостинице, где выпил кофе и попытался собраться с мыслями. Мысли не собирались. Хорошо, что всю неделю, я так или иначе продумывал свой план, так что сейчас решил уже не думать, а делать. Вернулся в номер, возле двери удачно встретился с горничной. Есть свидетель, что я зашёл в номер.

Итак, одеваемся. Спортивные штаны, которые шились изначально на кого-то совсем неспортивного. Размера на четыре больше в талии, чёрного цвета, они визуально делали меня толще и шире. Чёрная футболка, чёрная кофта с капюшоном, тоже «оверсайз». В карман худи положил балаклаву и тряпочные перчатки с пластиковым точечным покрытием, самые обычные. Теперь только ждать. Я сидел и смотрел первый попавшийся сериал про боевые искусства, ничего в нём не понимая. Голова отказывалась работать. Хотя, может, и сериал такой. Так в непонятном состоянии прошло время до двенадцати. Надо выходить.

Выйти из номера незаметно для меня было не проблемой. Номер был на втором этаже, и я бы просто мог выпрыгнуть в окно, но поскольку прыжок из окна с огромной вероятностью попадает на камеры, то надо было что-то ещё придумывать. Но придумывать ничего особо не пришлось, мы вчера как раз достроили леса до окна моего номера и загородили ими все камеры плюс сделали мне комфортный путь наружу. Я просто открыл окно и как мог тихо вышел на леса. Телефон оставил в номере на беспаузном просмотре сериала. Быстро спустился вниз, накинул капюшон и пошёл в направлении завода «Восход». Я шёл, опустив голову. Понятно, что всех камер я не знаю, но я надеялся, что меня нельзя узнать по походке или фигуре. Походку я постарался изменить, стараясь шлёпать всей стопой и не выпрямляя ноги до конца. Это, во-первых, немного меняет впечатление о росте, человек кажется ниже, во-вторых, это делает походку тяжёлой, что совсем не похоже на меня. До завода я добрался без приключений. Поскольку я не знал, есть ли камеры в районе проходной, то пошёл вдоль забора и убедившись, что никого поблизости нет, перебрался через него на территорию завода в максимально тёмном месте. Быстро сориентировавшись, я направился к своему наблюдательному пункту в полуразрушенном корпусе.

Пробравшись внутрь, я оказался не совсем в полной темноте. Один из фонарей, освещавших стоянку рядом со «Снежной королевой», стоял неподалёку от моего здания, и его света хватало, чтобы немного разогнать полный мрак. Я постоял, подождал, когда глаза привыкнут и направился к окну, из которого удобно наблюдать за входом в клуб.

Пятница. Вернее, уже суббота. Точного времени я не знал, но около часа ночи. Было оживлённо. Народ входил и выходил. Я достаточно неплохо мог разглядеть каждого. Если повезёт, то сегодня всё и кончится. Чтобы мне повезло, должно произойти следующее: Елисей должен сегодня пойти в клуб, он должен пойти из клуба домой один по территории завода. Как бы один из клуба домой пешком – уже признак неудачника, так что если Елисею так не повезёт, то и дальше ничего удивительного, если его невезение продолжится и приведёт ко встрече со мной. Кому-то не повезёт, кому-то повезёт…

Я стоял, смотрел и думал. Впервые за пару недель я мог просто стоять и думать. Ясность мыслей может и не была кристальной, но тем не менее муть, мешавшая мне целый день, рассосалась. Не надо было никуда спешить, не надо нервничать и следить за собой, не надо лезть в глубины памяти, могу просто стоять и размышлять. Неожиданно кольнула мысль о какой-то неправильности. Вот я уже, можно сказать, на финишной прямой, а внутри появилось чувство, что я что-то упустил. Такое бывает, когда выходишь из дома, закрываешь дверь и точно знаешь, что забыл внутри что-то нужное. И повезёт, если вспомнишь, но, бывает, что так полдня и ходишь с этим чувством, а потом, когда уже поздно что-то исправить, вспоминаешь, что вот же, паспорт то я и не взял, а он как раз сегодня понадобился. Чувство ошибки в расчётах. Я что-то упустил, что-то важное.

Я попытался поймать эту мысль, стало хуже. Чувство, что что-то упустил, усилилось. Я стал перебирать всё, что только относилось к делу. Перчатки взял, шапку-маску взял, кстати, надо одеть, одел, кроссовки, арматурный прут, дорога, камеры на дороге, телефон оставил, жду Елисея, он должен умереть… В какой-то момент я понял, что опять выпал из реальности, как это уже не раз бывало за последнюю пару недель после вызволения меня из психушки. Чёрт! Я же не следил в это время за клубом. Я лихорадочно стал оглядываться, вроде, ничего не упустил. Никто не входил и не выходил. Да что ж такое-то со мной?! Все эти выпадения из реальности – это напрягает. Сейчас хоть понятно, что причиной этого является какой-то совершенно бесчеловечный эксперимент. Надо будет, конечно, продолжить разбираться с этим. Я очень надеюсь, что, вспомнив все подробности, все внушения, все команды, я стану более адекватным.

Мысль переключилась на мою супер-реакцию. Причём нельзя сказать, что это всего лишь хорошая реакция, это что-то совсем иное. Когда меня атакуют, я перемещаюсь очень правильно, будто я годами только и делал, что участвовал в поединках, хотя я в них не участвовал. К моему совсем нечеловеческому восприятию прилагается также знание и уверенность, как поступить. При этом скорость мышления просто поразительная. Я в этом состоянии успеваю анализировать все движения противника. Также очень интересно было обнаружить, что, оказывается, эта способность изредка включалась в некоторых критических ситуациях и раньше, но при этом все моменты её использования как-то выцветали в памяти. Я смог обратить на это внимание только с помощью Лёхи и Серёги, но мне кажется, что то, что со мной сделали в психушке, тоже как-то повлияло на то, что я смог это в себе заметить. Слишком много странного со мной стало происходить в короткий период времени. Вопросы появляются быстрее, чем находятся ответы. Тем не менее я рад, что в плане ответов получается хоть что-то откопать. В памяти всплыли обломки зубной эмали. Да, будет кем или чем заняться после того, как разберусь с Елисеем.

Опа! А вот и он. Трое молодых людей вышли из здания, два парня и девушка. Один из парней – Елисей. Сердце застучало побыстрее, ладошки вспотели. Я судорожно натянул перчатки. Теперь ржавый рифлёный прут точно в руках скользить не будет. Сейчас самый волнительный момент. Выйдя из клуба, все трое отошли от крыльца на пару метров и остановились поговорить. Незнакомый парень обнимал за талию знакомую Настю-недохореографа. Елисей был без пары. Такой же неудачник как я – проскочила грустная мысль. Постояв минут пять вся компания двинулась на стоянку. Подошли к BMW пятой серии. Я затаил дыхание. Если они втроём сядут в машину, можно считать эту попытку проваленной. Нет. Елисей и парень пожали друг другу руки, Настя села за руль, её ухажёр рядом с ней, Елисей остался один. Проводив взглядом отъезжающую машину, моя жертва пошла как раз тем маршрутом, какой я и предполагал.

Я тихо отошёл от окна и стал аккуратно, но по возможности быстро перемещаться к противоположной стороне здания. Выскочив из окна, я побежал к тому месту, которое заранее наметил, как наиболее подходящее: примерно в центре территории возле двух явно заброшенных зданий было очень слабо освещённое место, а в узком проходе между ними было вообще темно. Я встал у стены и взял прут в правую руку. Моё тело решило, что кровь для него сейчас неактуальна, а вот адреналин – самое то. Сердце колотилось как бешеное, меня физически потряхивало. Очень напрягало, что надо сохранять неподвижность, было очень неприятно стоять застывшим. Но потерплю. Елисей должен появиться с мгновения на мгновение.

Вижу спокойно идущую ссутулившуюся фигуру. Елисей. Сейчас всё произойдёт.

Мысли метались. Я не продумал, как именно нападу! Вот не приходилось раньше выскакивать из-за угла, чтобы проломить человеку голову. Опыта, сука, не хватает. Выскочить перед ним? Тогда он может развернуться и броситься бежать к клубу или заорёт. Сбоку – ненадёжно, можно легко отшатнуться. Я решил напасть сзади. У нас же тут не дуэль. У нас убийство. Елисей шёл по центру дороги. От угла, за которым я стоял, до него было метра четыре. Когда он поравнялся со мной, я выдержал паузу буквально в полсекунды и выскочил за его спиной и как мог быстро рванул к нему, одновременно делая замах прутом. Я старался двигаться тихо, но мы были достаточно далеко от клуба и звуки музыки не могли заглушить шорох моих шагов. Елисей оглянулся, но уже ничего не успевал предпринять. У него даже на крик времени не было, я увидел только расширившиеся от испуга глаза и начавший открываться рот, как удар прутом… Прошёл в сантиметре от его головы! Да как так-то?! Это же не комар, сука, а голова!

Елисей опешил сам, он подавился криком и стоял в шоке. Я, видя его замешательство, снова замахнулся и ещё раз, уже нормально нацелившись, что есть силы обрушил ему на голову свою арматурину. Сверху вниз. И снова промазал. Елисей стоял как статуя. Я промазал, так как меня неожиданно немного повело в сторону и прут прошёл мимо, не попав не только по голове но и по плечу. Происходящее настолько шокировало Елисея, что он даже не пытался увернуться. Но теперь к шокированному Елисею присоединился шокированный Маугли. Да какого чёрта я не попадаю?! Он же стоит неподвижно! Ситуация не располагала к долгим размышлениям, но я вообще не понимал, что происходит. Я на секунду просто застыл. Возникшую идиотскую паузу неожиданно заполнил Елисей:

– Это пранк? – не очень веря сам себе, но с надеждой спросил он.

Я решил не отвечать, судорожно ища выход из ситуации. То ли прут у меня бракованный, то ли руки. Тогда что делать. Всплыла картина, как я роняю на асфальт Небритого. Отлично! Это вариант! Я чуть наклонился и прыгнул к Елисею, толкая его плечом в грудь. На классический тэйк-даун это было мало похоже, но расчёт был правильный. Мы оба полетели на землю. Прут я выпустил из руки. Увернуться у Елисея не получилось. Я оказался сверху и вцепился обеими руками ему в горло. Горло было какое-то твёрдое. Я давил изо всех сил, Елисей вцепился своими хилыми ручонками в мои запястья и пытался как-то избавиться от захвата, но безуспешно. Но при этом он всё равно мог дышать! Я давил как мог, но мои руки оказывали давление на его гордо не сильнее тугого воротника. Если бы Елисей не был так сильно напуган, у него были все основания заподозрить пранк. Хардкорный, но тем не менее пранк. Я реально не понимал, что происходит, но старался как мог. Правда, безуспешно. Затопившая меня ненависть стала очень быстро превращаться в отчаяние. Я должен его убить но не могу. И тут Елисей решил снова завести беседу и не нашёл ничего лучше, чем спросить:

– Почему?

Ах ты тварь, подумал я. Ты хочешь знать, почему?! Ты хочешь знать, почему?! Я в ненависти уже плюнул на то, что он услышит мой голос. Это ничего не изменит. Этот ублюдок хочет знать, почему он сегодня умрёт, так не вопрос. Слушай, тварь!

И тут у меня возникло короткое замыкание. Я не мог ничего ему сказать. МНЕ НЕЧЕГО БЫЛО ЕМУ СКАЗАТЬ. Я не помнил причину! Почему я должен его убить? Елисей должен умереть! Ускользающая мысль, которая меня нервировала уже не первый раз, вдруг решила предстать во всей красе. Это не моя идея! «Елисей должен умереть» – это не мои слова. Я понял, что у меня нет и никогда не было никаких причин убивать Елисея! А раз нет причин, то что я тут делаю? Я не буду его убивать. Я не должен этого делать! И стоило мне во всей полноте осознать эту простую мысль, как меня скрутило. Сердце дало сбой. Оно должно было сократиться, но почему-то этого не сделало. Руки внезапно ослабли. Пауза в секунду чуть не свела меня с ума. Тело перестало подчиняться. Снова удары сердца. Снова дышу. Выдохнул с облегчением. Сердце пропустило удар ещё раз. Руки мгновенно из каменных стали ватными, и Елисей кое-как смог стащить их со своего горла. Извиваясь ужом, он выполз из-под меня, перевернулся на четвереньки и стал в панике уползать. Да, напугал я его отлично. Пранк удался на сто процентов, а вот с убийством что-то пошло не так. Сердце снова неуверенно сократилось три раза. Потом снова взяло паузу. Я отстранённо смотрел, как моя несостоявшаяся жертва убегает на четвереньках, потом становится на ноги и бежит уже что есть дури и за несколько секунд скрывается за поворотом. Я лежал на животе. Все мысли были заняты только одной мыслью – сердце будет биться снова или это всё? Сердце всё-таки пусть неуверенно, но запустилось. Несколько ударов подарили мне надежду, что я останусь жив. Я встал на четвереньки. Чёрт, снова остановка. На этот раз сопровождается острой болью в груди и спине. Я умираю. Простая безоговорочная истинность этой мысли вызвала панику. Но как же, сука, не хочется. Уколы в сердце превратились в адскую боль, но кричать, как и дышать, уже не получалось. Вот это поворот, конечно, вдруг отстраненно думал я. Мышцы, которые отвечают за самые базовые функции, – сердце и диафрагма – стали выходить из строя. Боль была настолько жуткая, что пришла трусливая мысль, что скоро это кончится. Но мне совсем не нравилось, чем именно это кончится. Совсем-совсем не тем, чем хотелось бы. Вместе с болью кончится и Маугли. А Маугли ещё, сука, ничего в жизни, кроме строительных лесов и не видел, даже в настоящих джунглях не был.

Сердце не бьётся, диафрагма не сокращается. Мысли ещё кое-как думались, но процессы в теле шли очень нехорошие.

Я хочу жить, но это кажется какой-то недостижимой целью. Идти к этой цели у меня почему-то не получалось. Лежать в направлении цели получалось, но помогало это мало. Но вот не хотелось мне, чтобы всё кончилось именно так. Поэтому практически теряя сознание я решил, что буду хотя бы думать в направлении цели. Я хочу жить! Я просил сердце начать биться, я умолял своё тело начать дышать. Бесполезно. Боль не утихала, а вот сознание куда-то проваливалось. Ну и что. Пока думаю, не сдамся. Не сдамся хотя бы в мыслях. Сердце, бейся! Грудь, дыши! Я начал приказывать телу. Я хочу жить!

Внезапно, боль, казавшаяся предельной, стала запредельной. Но при этом диафрагма сократилась и в лёгкие пошёл воздух. Но что нам тот воздух. Кровь-то стоит, ничто её не качает. Сердце сократилось! Ура! Никогда не был так рад этим тихим мягким толчкам в груди. Правда билось оно как-то редко. Раз в две секунды примерно. Дыхание тоже не радовало частотой. Воздух поступал, но я не мог ни ускорить дыхание, ни замедлить. Я не знаю, как себя чувствует человек на искусственной вентиляции лёгких, но я не контролировал дыхание никак. Поэтому стонать получалось так себе. А хотелось стонать очень сильно. Все поводы у меня были. Боль понемногу начала стихать. Слабость не проходила, но контроль над руками и ногами постепенно возвращался. Встать на ноги я ещё не мог, но на четвереньки получилось. Если Елисей вызовет полицию, то будет очень непросто объяснить, зачем я устроил этот пранк. Поэтому надо валить отсюда. И я как мог быстро на четвереньках двинулся в ту же щель между зданиями, из которой атаковал Елисея. Обогнать меня мог бы и пьяный дождевой червь, но я не сдавался. Странный режим дыхания и очень медленное сердцебиение продолжали дико меня пугать, но раз всё работает, то будем надеяться, что самое страшное позади.

Прошло сколько-то времени. Не знаю, сколько. Я уже заполз в щель достаточно глубоко и продолжал целенаправленно на четвереньках убегать от возможной погони. Ну, убегать – это я преувеличил раз в триста. Я тихо и аккуратно переставлял руки и ноги, уползая дальше в щель между домами. Вставать на ноги я не рисковал. То, что я озаботился бегством не зря, стало понятно, когда сзади послышались голоса.

– Это было здесь! Вот этим прутом он бил меня по голове! – какой, сука, он бодрый, этот Елисей.

– Крепкая у тебя голова, приятель! Сколько раз он тебя этим прутом ударил? – ответил ему незнакомый мужской голос со скептическими нотками.

– Ну, не бил, но почти. Ни разу не попал… Потом он меня повалил, но мне удалось его отпихнуть и убежать, – продолжал жаловаться Елисей. И чего жалуется? Жив остался! Радуйся, каналья!

Я продолжал отползать, сил не прибавлялось, состояние было стабильно хреновое, ускориться никак не получалось. Я только успел заползти за какие-то ящики, как в щель между домами, по которой я «удирал», посветили фонариком.

– Никого, – ещё один мужской голос.

– Тут никого нет. Заявление писать будете? – поинтересовался голос со скептическими интонациями.

– Да, нет, обойдёмся, – отказался Елисей. – Отцу не рассказывайте, пожалуйста. Может, это пранк был…

– Что было?

– Ну, розыгрыш. Он махнул два раза прутом, не попал ни разу, потом повалил и пытался душить, но у меня даже следов на горле не осталось. Он резко ослаб или сделал вид, что ослаб, мне удалось вырваться, и я убежал. Скорее всего, кто-то так подшутить решил.

– Чьи-то шутки нашим ногам покоя не дают. Ладно, пойдём отсюда. Ещё у охранников спросим, может они кого видели.

Полиция с Елисеем ушли. Я сидел, прислонившись к стене, кое-как дыша и кое-как оставаясь в живых. Ползти на четвереньках до дома или гостиницы – так себе идея. Место, где я прятался, показалось мне достаточно заброшенным, чтобы кто-то случайно мог сюда забрести, поэтому я решил провести ночь здесь. Лёг на спину и постарался прислушаться к состоянию тела. Состояние так себе. Сердце работало странно, дыхание тоже работало странно. В каком-то искусственном режиме. При этом я ощущал в теле странную эмоцию недовольства. Типа «какого чёрта ты со мной это творишь?» Как-то вменяемо объяснить происходящее я не мог. Даже думать толком я не мог. Да и не хотел. Странные дела. Очень странные. Надо как-то переждать ночь. Что-то мне подсказывало, что сейчас минимум движения – это максимум пользы. Незаметно для самого себя я отрубился.