Маулихакти или Вернись ко мне!

Глава 11 А был ли выбор? Глупый разговор! Теперь в глазах немой укор…

Сны мне, надо признать, не снились. Просто в какой-то момент я оказалась в саду. Здесь непостижимым образом прекрасно уживались и осенние клены с красно-желтыми листьями, и пальмы, и кипарисы, и вишни и совсем удивительные причудливые деревья, точнее то, что я приняла бы с большой натяжкой за деревья. Простые розы и совершенно диковинные цветы из сказок на пышных кустах с голубоватыми листьями. Красивая помесь астры и лилии. Все цвело и пахло. Легкий теплый ветер шуршал кронами деревьев.

Я шла по узкой заросшей тропинке пока не выбралась на маленькую полянку. Хотя и полянкой это место было сложно назвать, просто на пяточке не росли деревья, а только травы всех форм и расцветок, кусты и цветы. В центре расположилась старая, покосившиеся от времени беседка. На шести столбах из не струганного дерева миниатюрная двускатная крыша. К беседке и вела тропинка, через деревянный мостик над родничком, бьющим из-под листьев лопуха.

Стоило ступить на мостик, как я заметила, что в беседке кто-то есть. Темный силуэт обрезал ветки дикого винограда. Поколебавшись, двинулась к нему. Внутри имелась только одна лавочка на гнутых металлических ножках, а рядом с ней, спиной ко мне стояла до боли знакомая старушка. Эта была та самая бабушка, с которой я говорила до появления здесь!

— Я, наверное, сплю! — пробормотала я, остолбенев на месте.

Старушка бодро обернулась, шаркнув старыми кроссовками по деревянным доскам. То самое лицо озарила добрая, бабушкина улыбка.

— Ты уже здесь! Что-то быстро, я думала, успею подчистить старые побеги. Ну, уж пришла, то ничего, — она легко забросила садовые ножницы куда-то себе за спину. Железка улетела в кусты за беседкой, но звука падения не последовало. — Потом подровняю.

Похоже, у меня перекосило лицо, потому что из приветливого лицо бабушки стало обеспокоенным. Она бодренько подковыляла ко мне и заглянула в глаза. Нос щекотнул весьма характерный запах, которым пахнут многие старики, пахла и она в нашу первую встречу. Ее сухонькая ладошка сжала мое запястье и она утянула меня под крышу. Фактически насильно усадила на лавочку и только потом пристроилась рядом.

— Я сплю, точно сплю!

— Спишь, — кивнула бабушка, пряча под платок прядку седых волос, — а чего так нервничать-то? Можно подумать тебе первый раз вещие сны снятся!

— Первый! — кивнула я.

— Это только так кажется, — весело отмахнулась старая знакомая. — Вещие сны сняться всем, уж я-то точно знаю! Просто ты их раньше не запоминала.

— А сейчас, запомню?

— Конечно! — даже удивилась она. — Как можно не запомнить принятие собственных решений? Это только дураки говорят, что они этих решений не принимали, а на самом-то деле все мы хоть раз, да принимали сложные решения или простые, или простые, которые потом сложными становились.

— Кто вы? — спросила я.

Старушка только улыбнулась, а вместо ответа спросила:

— Ты знаешь, что такое выбор?

— Знаю, — протянула я, чувствуя в вопросе подвох, — это когда решаешь между чем-то и чем-нибудь другим.

— Чем-то и чем-нибудь, — повторила она. — Ну, пусть пока будет так. И как же делать этот выбор?

— Выбирать тот, что лучше или больше нравится, — брякнула я, не понимая к чему старушка клонит.

— И его всегда просто делать?

— Нет, — я замотала головой. — Есть и такой выбор, что сделать его, как руку себе отрезать. Но, все-таки бывает и так, что выбор делать легко, если знаешь что тебе нужно и чего хочешь. Тогда это уже не выбор, а… даже не знаю, как назвать… игра в выбор. Когда человек точно знает, какое решение примет, но сам с собой играет, что решение сложное и он колеблется.

— А ты занятная, — задумчиво протянула старушка. — Сумбур у тебя, конечно, в мыслях и словах, но это от незнания. Все на интуитивном уровне чувствуешь, только объяснить не можешь. Такое бывает. Опыт тебе нужен, много опыта, самого разного. Тогда сама над собой вырасти сможешь.

— Вы уже говорили, что я занятная, — сказала я, чувствуя, что краснею.

— И я еще раз убеждаюсь, что была права. И я, знаешь ли, ошибаться могу, это только глупые думают, что всегда правы, а я подобного рода нелепицами не страдаю уже очень давно.

— А какими страдаете? — привязалась я к ее словам.

Как я и ожидала старушка не обиделась, а лукаво прищурилась и подмигнула.

— Разными, поверь на слово, самыми разными.

Она встала и поковыляла, прихрамывая сразу на обе ноги, к мостику.

— Пойдем, милая моя, — ее голос плавно стал более скрипучим, словно с каждым шагом ей прибавляло лет по десять.

Как только обе мои ноги ступили на мостик, картина вокруг резко изменилась. Вокруг ночь. Теперь я стояла на песке моей дворовой площадки. Той самой детской площадки, на которой говорила с этой пенсионеркой. Я за озиралась по сторонам. От вида знакомых мест, родной панельной многоэтажки в горле встал ком. Я сглотнула и усиленно заморгала, стараясь удержать слезы. Господи, как же я соскучилась по дому! Что бы там не говорил Накириэль, что бы я не думала о том, как мне хорошо на Достэе, Земля — мой дом!

Только сейчас я резко осознала, как сильно любила свою обычную жизнь. Да, в ней не было бури эмоций, страсти, взлетов и падений. Все было просто, в чем-то скучно и муторно, но это была прекрасная жизнь. Да, у меня не было настоящих друзей, не было хобби или того, за что обычно так хватаются все неудачники, которых забросило не в то место и время. Но… из глаз покатились крупные слезы. Я плакала тихо, без всхлипываний и стенаний, слушая шум автомобилей за домами. И любуясь золотым светом фонарей.

Бабушка ждала рядом. Наконец, слез стало так много, что нужно было их утереть. Я стерла слезы рукой и… не почувствовала шипов-наростов на скуле. За время в теле маули я к ним привыкла, даже приучилась класть голову на подушку так, чтобы они не мешали. Я уставилась на свои ладони. Они были обычными, в смысле человеческими, мои, уже почти забытые женские руки. Без красного цвета, как-будто испачкалась в акварели, следов крови и ран.

Я подняла ошарашенный взгляд на свою спутницу.

— Это что, шутка?

— Почему? Сейчас я кое-что у тебя спрошу, будь добра и ответь честно.

Я молча кивнула, быстро ощупывая свои ноги в джинсах. Глазам не верю, мое родное тело!

— Чего ты хочешь? — вкрадчиво и как-то по-особенному тихо, спросила старушка.

Ее приветливый взгляд не изменился, но в глубине зрачков появилась незнакомая мне цепкость и сила. Я сразу ощутила, что эта старушка не так проста, какой хочет казаться.

Она ждала.

Я хотела, клянусь, хотела сказать, что мечтаю о доме! Я хотела вернуться к прошлой жизни и забыть все что было, как очередной страшный сон, досадный, но не мешающий. Я продолжала плакать, потому что тоска по дому душила меня все это время. Просто я этого не понимала, не осознавала. А сейчас эта тоска просто выливалась крупными слезами, вызывая нытье в висках и тяжесть в голове. Я хотела домой всем сердцем, но сказала:

— Я хочу, чтобы маме не было больно!

Седые густые брови взметнулись вверх.

— Что?

— Если я вернусь к маулихакти, то здесь я пропаду. Мне за маму страшно. Как бы там ни было, но я — это все, что у нее есть и она — все, что есть у меня. Я не хочу, чтобы она страдала, думая, что меня похитили или убили.

Спутница понимающе улыбнулась и взяла меня за влажную от слез ладонь.

Я успела только один раз моргнуть, как мы уже стояли в моей комнате. Стол, ковер, даже плакаты были те же на стенах. Это точно была моя комната, только на моем диване, укутавшись по горло спала незнакомая мне девушка. Светлые, длинные волосы растрепались по подушке. Чуть курносый носик, пухлые губы, небольшой подбородок. Много мелких морщинок на веках, что впрочем, девушке возраста не прибавляло. Я не назвала бы ее красивой, но на звание «миловидной» она тянула вполне. На первый взгляд девушка была моей ровесницей.

На книжной полке, под маленьким светильником стояла фоторамка с девушкой, которая обнимала мою маму. Обе счастливо улыбались. Я помнила этот снимок — за пару недель до свадьбы мы с мамой поехали в санаторий за городом, чтобы провести вместе время на природе. Там, где не нужно готовить и можно выспаться всласть. Мама за меня тогда очень радовалась. И я думала, что была счастлива. Только сейчас так же счастливо с фотографии смотрела блондинка с длинными волосами и темно-серыми глазами.

— Она…? — договорить вопрос вслух у меня просто не хватило сил.

— Да, ты правильно поняла.

— Кто она? — спросила я, уже чуть иначе рассматривая спящую.

— Она, — старушка резко умолкла.

Спутница смотрела на девушку с невероятной заботой, как может смотреть мать на болеющего ребенка.

— Она тоже была в тяжелых обстоятельствах. Ей нужно отдохнуть, отвлечься от произошедшего. Ей нужно пожить, решая проблемы лени, работы в маленьком офисе и накоплений на дорогую безделушку или отдых на море. Ей нужно что-то простое и незатейливое. Думаю, лет семьдесят ей хватит, чтобы перевести дух…

— Меня здесь никто не помнит? — прислушиваясь к себе и уже зная ответ, спросила я.

— Тебя здесь никогда и не было, — спокойно и уверенно отозвалась спутница. — Твое место заняла она.

Вспыхнувшая было ревность и обида быстро пропали. В душе наступил мир и твердая уверенность, что все так и должно быть. А еще появилось желание пожалеть эту незнакомую девушку, ставшую для самого любимого мною человека дочерью. Почему-то она в одну минуту стала мне родной, близкой, почти младшей сестрой. Странное чувство, но я не стремилась заниматься самоанализом.

Присела на корточки и достала из-под кровати старого зайца. Плюшевая игрушка была со мной всегда и мы обе знали, где мы его прятали. Пара слезинок упали на него и мгновенно впитались. Я заставила себя улыбнуться и положила зайца на подушку, рядом с головой незнакомой сестры.

— Береги себя и постарайся быть счастливой, хоть иногда, — прошептала я.

Я знала, что она не услышит, но сейчас хотелось именно прошептать.

Встала и повернулась к старушке.

— Пойдем, — кивнула спутница.

Она неловко повернулась и так же хромая дошла до шкафа.

Старушка отодвинула дверцу. Вместо одежды внутри была чернота. Только не обычная темнота, какая бывает при отсутствии света. Эта была живая и… по-своему, черная. Чувствовалось, что эта чернота не имеет никакого отношения к физическим законам Земли. Она была чуждой, тяжелой. А еще эта чернота была в чем-то знакомой.

Моя спутница, опиревшись на шкаф одной рукой, с трудом забралась внутрь, похоже у нее сильно болели суставы, и растворилась в черноте. Пронаблюдала, как фигура старушки исчезла в бездне. Я последовала за ней. Меня подмывало оглянуться в последний раз, но я удержала себя от этого. Хватит на сегодня слез и жалости к себе.

Чернота обступила со всех сторон, лишая ориентации, зрения и слуха. Жуткое ощущение полной беспомощности, когда ты не знаешь ничего об окружающем тебя пространстве, когда сознанию не за что зацепиться. Где-то читала, что мозг в таком состоянии, без внешних раздражителей, быстро сходит с ума.

Но, у меня не было страха. Почему? А потому что я почти сразу узнала эту черноту. В ней не было переливов цвета, она была другая, но совершенно точно, того же свойства, что и черное пламя. От нее исходило та же прохлада и тепло одновременно.

В следующее мгновенье, как меня обступило это нечто, я расслабилась. Я доверяла черноте, едва ли не больше, чем всем кого знала в этой жизни. Она меня не тронет, не причинит вреда.

Какое-то время я плавала в темноте. Счет времени сбился достаточно быстро. Я уже почти поверила, что и меня никогда не было. Не было и миров, не было и жизни. Что уж там, даже меня уже нет. Все воспоминания быстро стали блеклыми и казались не воспоминаниями, а простой фантазией от скуки.

Я была здесь вечность, с самого начала. До этого ничего не было. И после ничего не будет. А что может быть кроме этого неведомого пространства?

Что меня удержало от того, чтобы не поверить в это окончательно? Как не смешно, но это была вера. Я верила, что должна вернуться. Я забыла куда должна вернуться и где меня ждут, потому что была уверена, что мне нет места ни в одном из миров, даже выдуманных и даже если бы они существовали.

Перед внутренним взором, почти бессвязно и расплывчато всплывала одна и та же картинка, снова и снова.

Большой зал, но я вижу лишь небольшой кусок этого места. Я не вижу лиц, не слышу звуков и голосов. Только кто-то, чьего лица я никак не могу рассмотреть, как не стараюсь стоит на коленях. На нем горит одежда ярким, свергающим голубым пламенем. Он шарит руками по потрескавшемуся полу, его горящие пальцы скользят по граниту. Я чувствую, уверена, что он много говорит, много и надрывно кричит, но до меня доносится только одно:

— «Вернись ко мне! Вернись ко мне! Вернись ко мне!»

Я слышу только это. Но, чувствую еще и боль, огромную, невыносимую душевную боль. Эта боль не дает забыть окончательно о том, что я где-то была.

Я жила!

Я была в другом месте!

Есть и другие места, не только эта чернота и пустота.

— «Вернись ко мне!»

Эта боль, она держит, она не пускает. Почему кто-то так страдает там, где ничего нет? Как можно в таком месте испытывать хоть что-то? Много вопросов — и все без ответа. Почему? Зачем так страдать? Почему не забыть? Ведь все забывается, все проходит?

— «Вернись ко мне!»

Ушла целая вечность на то, чтобы понять, так могут страдать только по тому, кто нужен, по тому, кто важен. Я нужна. Я кому-то, где-то нужна! Я должна найти это место. Я его найду.

«Я вернусь!»

Как только эта мысль сформировалась внутри меня окончательно и непоколебимо — под ногами очутился пол. Это было так неожиданно и резко, что я не удержалась на ногах и плюхнулась на попу. Еще в полете вспомнилось и все остальное. Я, черт возьми, знаю кто я такая!

Зажмурилась, привычно выматерилась и потерла ушибленное место.

Я сидела в большом зале. Откуда именно исходил свет — было непонятно, потому что здесь не было светильников, факелов или другого источника света. Просто в зале было достаточно светло, чтобы осмотреться.

Первое: я снова маули. Бинты и рисунок на обнаженных ногах узнала сразу. Уже легче, по крайней мере — это точно лучше, чем думать, что тебя никогда и не было.

Второе: у зала вокруг не было стен, точнее я не смогла рассмотреть в полумраке и сгущающейся черноте стены. Выходило, что очень небольшой кусок зала, в семьдесят — восемьдесят метров диаметром освещался, а то, что скрывалось в темноте — оставалось только гадать и предполагать, что там должны быть стены.

Третье: потолка я тоже не заметила. На высоте пятиэтажки тоже дышала и двигалась темнота.

Был только пол. Да и то, я подозревала, что он здесь только потому что я, неразумная, по-другому просто не могла. Сознание привыкло к законам гравитации, вот и появился пол.

— Теперь понимаешь, почему я тебя нашла? — спросила старушка.

Моя спутница обошла меня. В этом непостижимом месте просто не место живым. Она смотрелась совершенно инородно здесь, в старых грязных кроссовках и платке. Меня лишь успокоила мысль, что и я сама выглядела в этом месте не лучше. Я встала на ноги, даже не удивившись тому, что никакой боли не было. Сейчас я чувствовала себя так же, как в первые часы на Достэе. Как я и думала, маулихакти были куда выше земных людей. В прошлом теле я была примерно одного роста со старушкой, а сейчас она утыкалась носом мне в солнечное сплетение. А это означало, что и в саду я была в своем старом теле. И как я не обратила на это внимание?

— Кто вы? — спросила я.

Вопреки законам физики наши голоса не разносились эхом, как бывает во всех реальных больших и пустых залах, а звучали достаточно тихо.

Спутница улыбнулась, подняв голову так, чтобы видеть мои глаза. Я отступила на несколько шагов назад, чтобы ей не приходилось так задирать подбородок.

— У меня столько имен, что это уже перестало иметь хоть какое-то значение. Мы с тобой познакомились давно и тогда тоже не представлялись друг другу, так стоит ли начинать сейчас, когда мы уже старые знакомые?

Я пожала плечами.

— А как ты думаешь, если не имя, то что имеет значение?

— Не знаю, — честно ответила я. — Любовь?

Спутница рассмеялась. С минуту я слушала ее звонкий красивый смех. Он не был издевательским, а искренним, каким я никогда, наверное, уже не смогу смеяться.

Успокоившись, она серьезно посмотрела на меня и взмахнула руками, как дирижер перед началом концерта.

В то же мгновенье все видимое пространство зала заполнили зеркала или картины. Всех форм и размеров, в беспорядочном порядке они материализовывались из воздуха и застывали. Внутри рам двигались самые разные изображения. Здесь были и знакомые мне миры с растениями и животными. Были и картины космоса, всех кубических форм и размеров. Были и цифры, и символы, и рисунки. И каждая такая картина в раме была живая. Она светилась и двигалась. Такое чувство, что я попала в самый сюрреалистический музей голограмм. Только в отличии от земных технологий от каждого зеркала исходило ощущение жизни. Это не были изображения. Я могла поклясться, что это были открытые двери. Стоит сделать шаг — и я окажусь там, в иной реальности.

— Выбор! — просто, но достаточно громко объявила моя спутница. — Выбор — единственно важная вещь во всех вселенных. У любой сущности, в любом виде и при любом мышлении возможность выбора — единственная ценность. И только ответственность за сделанный выбор — делает из разумного по-настоящему разумного. Только тот, кто готов нести ответственность за принятое решение — имеет право зваться разумным. Только тот, кто приобретает опыт, делая осознанный выбор, имеет возможность стать большим.

Я молчала. Она тоже замолчала и с любовью в старческих глазах оглядела зеркала.

— Что значат эти миры без выбора, милая? Сор, шелуха, ошибка бытия. Выбор между любовью и ненавистью, злом и добром, светом и тьмой, между десятками вариантов, между миллионами возможностей — и делают из реальностей реальность, из разумных их самих. Мы все без выбора — ничто, ибо именно выбор делает из всех нас самих. Мы все выбираем и множество выборов формирует уникальную душу, бесценный в своем опыте Атман.

Она развернулась ко мне.

— Ты понимаешь, что сделала свой выбор?

Я кивнула.

— Запомни: разумный не отказывается от принятого решения, если кажется, что решение было неверным. Он меняет обстоятельства, чтобы выбор стал верным. — она тонко улыбнулась — Правда, на такое способны не все…

Она подняла руку, собираясь щелкнуть пальцами.

— И не стоит забывать, Милоника, что ты мне приглянулась, — с этими словами и широкой улыбкой она щелкнула пальцами.

Невидимая сила ударила в грудь — и я рухнула в одно из зеркал. Последнее, что увидела был уголок рамы моего зеркала.

Конец первого тома цикла Маулихакти.

Продолжение следует…