Генрих Канн поднялся со стула. Он вдохновенно обнажился до пояса.
Свет десяти горящих свечей создавал в комнате мрачную атмосферу.
В глазах Канна, пылавших сумасшествием и восторгом, отражались многочисленные руны и начертанная на полу белая пентаграмма.
Он подошел к кругу, поднял длинный металлический предмет и неразборчиво пробормотал какие-то слова. Вскоре это бормотание перешло в напев на забытом языке древних германских племен.
Снаружи месяц спрятался за облака.
Где-то вдалеке раздался долгий душераздирающий вопль.