Медовый месяц

Глава XV Сладкие напитки и горькие лекарства

Харриет порадовалась, что они все-таки переоделись. Она вспомнила, что когда-то давно встречала крупную краснолицую добрую женщину на рынке и на выставках цветов. По случаю их визита она надела черное кружевное платье и бархатный цветастый жакет. Жена викария встретила их с радостной улыбкой:

— Бедняжки! Как это все неприятно! Но как хорошо, что вы решили нас навестить. Надеюсь, Саймон извинился, что днем я не смогла вам позвонить. Столько дел в приходе и по дому. А еще и это женское собрание. Весь день кручусь, как белка в колесе. Проходите, пожалуйста, устраивайтесь у камина. Вы, моя дорогая, наша старинная приятельница, хотя, может быть, уже и не помните меня. Позвольте мужу помочь вам снять пальто. Какое миленькое платье! Какой замечательный цвет! Вы не сердитесь, что я так говорю? Люблю красивые платья и красивые лица. Проходите, устраивайтесь на диване, на фоне этой зеленой подушки ваше платье будет выглядеть просто замечательно… Нет, нет, лорд Питер, не садитесь сюда. Это очень ненадежное кресло, оно вечно преподносит всякие сюрпризы. Мои гости обычно предпочитают вон то, оно удобное и прочное. А теперь, Саймон, предложи гостям сигареты.

— Пожалуйста, пожалуйста. Надеюсь, вам этот сорт понравится. Сам-то я курю трубку, и, боюсь, не очень разбираюсь в сигаретах. О, спасибо, спасибо, никаких трубок до обеда. Я тоже попробую сигарету, просто для сравнения. А ты, дорогая, не хочешь присоединиться к нам?

— Обычно я не курю, — ответила миссис Гудекер. — Из-за прихода. Это, конечно, полный абсурд, но, понимаете, мы почему-то должны подавать пример.

— Эти двое прихожан, — сказал Питер, зажигая спичку, — парочка нераскаявшихся грешников.

— Замечательно, тогда я тоже закурю, — ответила жена викария.

— Браво! — воскликнул мистер Гудекер. — У нас получается очень веселая вечеринка. А теперь, позвольте предложить вам шерри. Я твердо убежден, что шерри — единственный напиток, с которым богиня Никотина находится в полном согласии.

— Вы совершенно правы, святой отец.

— Вы тоже так думаете? Очень рад, правда, рад это слышать. И, пожалуйста, угощайтесь, берите печенье. Боже мой, какие они разные.

— Это печенье-ассорти, — просто сказала миссис Гудекер. — Оно, кажется, называется печенье для коктейля. Их продают сразу в коробках. Мы купили одну для пробы.

— Интересно, какие из них с сыром?

— Думаю, эти, — сказала многоопытная Харриет. — И еще эти длинные.

— Точно. Откуда вы знаете? Будьте моим проводником в этом таинственном лабиринте. Должен сказать, эти маленькие вечеринки — замечательная вещь.

— Не хотите ли поужинать с нами? — волнуясь, сказала миссис Гудекер. — А, может, переночуете у нас? В комнате для гостей? Как вы себя чувствуете в Тэлбойз? Особенно после этого жуткого случая? Я просила мужа передать, что, если мы чем-то можем вам помочь…

— Он передал ваше любезное предложение, — ответила Харриет. — Вы так добры. Но нам очень хорошо в Тэлбойз.

— Тогда, — сказала жена викария, — думаю, лучше оставить вас в покое и не мешать. Мне вовсе не хотелось бы стать надоедливой старухой. Понимаете, в нашем положении часто приходится вмешиваться в чужие дела ради блага людей. Но мне это совершенно не нравится. Кстати, Саймон, бедная миссис Селлон очень расстроена. Ей утром было очень плохо, пришлось вызвать сиделку.

— О, Боже мой! — сказал викарий. — Бедная женщина! Марта Руддл сегодня сделала очень странное заявление. Думаю, в нем нет ни капли правды.

— Конечно, нет! Полнейшая чепуха. Марта любит быть в центре внимания. Вздорная старуха. Хотя… О мертвых не принято говорить плохо, но этот Вильям Ноукс был порядочный негодяй.

— Но не до такой же степени, как говорит Марта!

— Кто знает? Но я хотела сказать, что вполне могу понять, почему Марта так его не любит. Ты всегда все приукрашиваешь, Саймон. Даже людей и их недостатки. И, кроме того, ты разговаривал с ним только о садоводстве. Хотя, в сущности, садом у Ноукса занимался Фрэнк Кратчли.

— Фрэнк — замечательный садовник, — сказал викарий. — И вообще он очень способный молодой человек. Он мне моментально починил мотор. Думаю, он далеко пойдет.

— Боюсь, он уже зашел слишком далеко с бедняжкой Полли, — ответила жена. — Фрэнку давно пора сделать девушке предложение. Ее мать ко мне на днях приходила. Я ей посоветовала, что лучше поговорить не с тобой, а с Фрэнком. Нужно выяснить, какие у него намерения. Сегодня трудно воспитывать дочерей. Ну, ладно, хватит, не будем сегодня о делах прихода.

— Мне бы не хотелось, — сказал викарий, — плохо говорить о Фрэнке Кратчли. И о бедном Вильяме Ноуксе тоже. Думаю, там ничего, кроме разговоров. Боже мой! Подумать только, ведь я в четверг приходил к нему домой, а он в это время мертвый лежал в подвале. Помню, мне очень нужно было с ним встретиться. Хотел поговорить с ним о кактусах. Он их обожает. У меня было одно предложение. И когда сегодня я убирал в саду, мне было очень грустно.

— Мне кажется, вы любите цветы даже больше чем он, — сказала Харриет, окидывая взглядом бедно обставленную комнату. Стены и подоконники были увешаны и уставлены цветами.

— Боюсь, это мой маленький грешок, — улыбаясь, ответил мистер Гудекер. — Цветы для меня — настоящее спасение. Жена говорит, что это дорогое удовольствие, и, боюсь, она права.

— Ему уже давно пора купить новую сутану, — сказала миссис Гудекер. — Но раз он предпочитает кактусы, ничего не поделаешь.

— Интересно, — задумчиво сказал викарий, — что станется с цветами Вильяма Ноукса? Думаю, их заберет Агги Твиттертон.

— Не знаю, — ответил Питер. — Может, все придется продать, чтобы вернуть деньги кредиторам.

— Боже, Боже! — воскликнул викарий. — Надеюсь, цветы попадут в хорошие руки. Особенно кактусы. Это такие нежные создания. В такое время года они могут не перенести переезда. Помню, в прошлый четверг заглянул в окно и подумал, что они могут погибнуть в нетопленом помещении. В это время их лучше всего переносить в теплицу. Особенно тот большой, который висит на стене, и все, которые стоят на окнах. Но, конечно, после вашего приезда в доме будет наконец-то тепло.

— Конечно, — сказала Харриет. — Теперь с вашей помощью у нас все в порядке с трубами. Надеюсь, ваше плечо прошло?

— Побаливает немного. Но ничего страшного. Небольшой синяк, только и всего… Если будет распродажа, я бы купил эти кактусы. Если Агги Твиттертон сама не захочет их купить. И если вы, миледи, не возражаете.

— Откровенно говоря, Саймон, мне они кажутся безвкусными колючими чудищами. Но я открою им дверь своего дома, раз они так много для тебя значат. Ты их домогался долгие годы.

— Не то, чтобы я их домогался, — сказал викарий. — Но, должен признаться, кактусы — моя слабость.

— Это не слабость. Это какая-то всепожирающая страсть, — вздохнула жена.

— Ты права, моя дорогая. Но все-таки не стоит использовать такие сильные выражения. Пожалуйста, леди Вимси, еще бокал шерри. Прошу вас, не отказывайтесь.

— Мистер Бантер, варить бобы?

Бантер замер с тряпкой в руках посреди гостиной и неодобрительно посмотрел в сторону двери.

— Я сам займусь бобами, миссис Руддл. В свое время, — он посмотрел на часы. Было пять минут седьмого. — Его сиятельство очень привередлив в отношении бобов.

— Правда? — миссис Руддл истолковала эти слова, как приглашение к разговору, и немедленно возникла на пороге. — Прямо, как мой Берт. «Ма, — всегда говорит он мне. — Терпеть не могу недоваренные бобы». Ох уж эти бобы. Вечно недоваренные. Или развариваются в кашу. Не одно, так другое.

Бантер никак не прокомментировал ее слова. Миссис Руддл сделала еще одну попытку:

— Здесь нужно кое-что почистить. Хорошенькие вещички, правда?

Она протянула медную цепь, вилку для тостов и вертел, чудесным образом возникшие из камина во время устроенного викарием взрыва.

— Спасибо, — сказал Бантер. Он повертел цепь в руках и пристроил ее на гвоздик у камина, а рядом довесил вертел.

— Интересно, — продолжала миссис Руддл, — как эти аристократы относятся к старым вещам? Если бы меня спросили, я бы сказала, что это просто мусор.

— Это антикварная вещь, — веско заметил Бантер, отступил на шаг назад и полюбовался созданной композицией.

Миссис Руддл фыркнула.

— Интересно, что они делали в трубе! Лично я предпочитаю газовые плиты. У моей сестры в Бигглзвейде газовая плита. Отличная штука!

— Иногда из-за газовых плит умирают, — насмешливо заметил Бантер. Он взял блейзер его сиятельства, встряхнул его, чтобы определить, есть ли что-нибудь в карманах, и извлек на свет Божий трубку, пачку табака и три коробки спичек.

— Как вы можете такое говорить, мистер Бантер? У нас и так полно неприятностей. Труп в доме нашли! Не понимаю, как они после этого могут жить в этом доме!

— Если говорить обо мне и его сиятельстве, мы к трупам привыкли, — он достал еще несколько коробков спичек и на дне кармана обнаружил зажигалку и щеточку для трубки.

— Что вы говорите! — глубоко вздохнула миссис Руддл и смахнула сентиментальную слезу. — А где хорошо ему, там хорошо и ей. Сразу видно, она благословляет землю, по которой он ходит.

Бантер достал два носовых платка, мужской и женский, и задумчиво их разглядывал.

— Это вполне обычно для молодой замужней женщины.

— Золотое времечко! Но ведь это только начало, мистер Бантер. Человек — есть человек. Когда все уже сказано и сделано, он становится таким, какой он есть на самом деле. Руддл, бывало, выпьет лишку, да и поколотит меня, если я что-то не так скажу. А ведь он был хорошим мужем, деньги домой приносил регулярно.

— Миссис Руддл, я вас очень прошу, — сказал Бантер, убирая спички на место, — не делать таких сравнений. Я служу его сиятельству вот уже более двадцати лет. Трудно найти человека с таким замечательным характером, как у него.

— Но вы же не были за ним замужем, мистер Бантер. Вы каждый день можете от него уйти.

— Мне кажется, я сам смогу решить, уходить мне от него или оставаться, миссис Руддл. За двадцать лет службы я от него не слышал ни одного грубого слова. — Голос его дрогнул. Он рассеянно убрал пудреницу, потом любовно сложил блейзер и повесил на руку.

— Вам повезло, — сказала миссис Руддл. — Я не могу того же сказать о бедняге Ноуксе. Хоть он и недавно умер, но я считаю его злым, жадным, подозрительным занудой… бедный старый джентльмен!

— Джентльмен, миссис Руддл, понятие очень растяжимое, я бы сказал. Его сиятельство…

— Вон, посмотрите, — прервала его миссис Руддл. — Идет по тропинке настоящий джентльмен, любовь всей жизни.

Брови Бантера поползли вверх.

— О ком вы говорите, миссис Руддл? — Глаза его метали громы и молнии.

— О Фрэнке Кратчли! О ком же еще!

— Неужели? — молнии сменились недоумением — Кратчли? Он любовь всей вашей жизни?

— Типун вам на язык, мистер Бантер! Моей? Побоитесь Бога! Не моей — Агги Твиттертон. Бегает за им как старая кошка за котенком.

— Правда?

— В ее-то года! Старая овца в шкуре ягненка. Меня просто тошнит. Если бы она знала все, что знаю я… Но тише!

Интересное замечание прервалось на полуслове. В дверях появился Кратчли.

— Добрый вечер! — бросил он всей компании. — На сегодня будут какие-нибудь указания? Я забежал, думал, вдруг что-то понадобится. Мистер Хенкок отпустил меня на пару часов.

— Его сиятельство просил помыть машину, но сейчас ее в гараже нет. Они уехали.

— Жаль, — ответил Кратчли. — Странный день они выбрали для прогулок!

Он собрался было усесться в кресло, но под строгим взглядом Бантера осмелился только опереться на его спинку.

— Ты не слышал, когда будут похороны? — спросила миссис Руддл.

— Завтра в полдвенадцатого.

— И пора бы. Он ведь лежит уже больше недели. Рыдать особенно никто не собирается. Уж я-то знаю. Думаю, найдется немало людей, которым хотелось бы с ним рассчитаться. Не считая того, кто это уже сделал.

— Они замяли дознание, как мне показалось, — сказал Кратчли.

Бантер открыл буфет и попытался выбрать парочку подходящих бокалов для вина.

— Не дали никому и слова толком сказать, — согласилась миссис Руддл. — Хотели так дело представить, будто между ним и Джо Селлоном ничего не было. Этот Кирк, да он просто взбесился, когда Тед Пэддок задавал вопросы.

— Мне так показалось, они вообще свернули эту часть допроса.

— Не хотят, чтобы кто-то подумал, что полицейский может быть замешан в убийстве. Помнишь, как следователь закрыл мне рот, когда я начала рассказывать об их разговоре. Помнишь? А репортеры как раз наоборот, очень этим заинтересовались.

— Могу ли я вас спросить, вы высказали репортерам свое мнение?

— Могла бы высказать, а могла бы и не высказать. Только в тот момент ко мне подошел его сиятельство, и репортеры на него набросились, как пчелы на мед. Мы с миледи завтра будем во всех газетах. Меня тоже сфотографировали. Вместе с ее сиятельством. Здорово, когда о твоих друзьях пишут в газете, правда?

— Неужели вы думаете, что мне понравится, когда выставляют напоказ подробности жизни его сиятельства? — холодно спросил Бантер.

— Что вы, мистер Бантер! Если бы я рассказала им все, что знаю о Джо Селлоне, они вообще поместили бы мой портрет на первой странице. Но зря они позволяют этому молодчику разгуливать на свободе. В один прекрасный момент он нас всех перережет в собственных постелях. В тот момент, когда я увидела мертвое тело мистера Ноукса, я себе сказала: «В этом замешан Джо Селлон. Он последний видел беднягу живым».

— Значит, вы тогда уже знали, что убийство совершено в среду вечером?

— Ну… конечно… Нет, тогда не знала. Послушайте, мистер Бантер, что это вы перевираете слова почтенной женщины. Я…

— Я бы посоветовал вам следить за тем, что вы говорите, — ответил Бантер.

— Он прав, — согласился Кратчли. — Если вы не придержите язык, то в один прекрасный день можете сами оказаться в тюрьме.

— Ах, так! — рассердилась миссис Руддл, отступая назад в кухню. — Лично у меня не было никаких причин убивать мистера Ноукса. Не то, что у некоторых, не будем показывать пальцем… Из-за сорока фунтов!

Кратчли изумленно смотрел ей вслед.

— Черт возьми! Вот это язык! Как это она еще не отравилась собственным ядом. Я бы за ее показания ломаного гроша не дал. Старая тупоголовая курица!

Бантер никак не прореагировал на последнее замечание, молча собрал блейзер, несколько других разбросанных вещей и пошел наверх. В его отсутствие Кратчли почувствовал себя намного свободнее и медленно подошел к камину.

— Эй! — сказала миссис Руддл. Она принесла зажженную лампу, поставила ее на стол и повернулась к садовнику с ядовитой улыбкой. — Дожидаешься поцелуев под луной?

— О чем это вы? — угрюмо спросил Кратчли.

— Вон с горы на велосипеде спускается Агги Твиттертон.

— О, Бо-оже! — молодой человек выглянул в окно. — Это точно она. — Он почесал затылок и выругался.

— Что мне ответить, если девушка о вас спросит? — ядовито спросила миссис Руддл.

— Послушайте, Полли — моя девушка. Вы об этом знаете. Между мной и Агги Твиттертон никогда ничего не было.

— Может быть, между тобой и ней ничего и не было. Может, что-то было между ней и тобой, — многозначительно заявила миссис Руддл и удалилась прежде, чем он успел ответить. Когда Бантер спустился в гостиную, он увидел, что Кратчли стоит у камина и задумчиво вертит в руках кочергу.

— Могу ли я вас спросить, что вы здесь делаете, мистер Кратчли? Вы работаете во дворе и в саду. Если вы хотите увидеться с его сиятельством, можете подождать его в гараже.

— Пожалуйста, мистер Бантер, — взмолился Кратчли. — Можно, я немного посижу здесь? Там вертится эта Агги Твиттертон. И если она меня увидит… Вы меня понимаете? Она немного…

Он многозначительно повертел пальцем у виска.

— Хм-м! — ответил Бантер. Он подошел к окну и увидел подъехавшую мисс Твиттертон. Она слезла с велосипеда, поправила шляпку и сняла корзинку, висевшую на руле. Бантер быстро опустил штору. — Ладно, только недолго. Их сиятельства могут вернуться в любую минуту. Что еще, миссис Руддл?

— Я достала те тарелки, про которые вы говорили, мистер Бантер, — со скромной гордостью объявила миссис Руддл. Бантер нахмурился. Миссис Руддл завернула что-то в край передника. Бантер подумал, что придется долго обучать ее приличным манерам. — И я нашла еще одно блюдо для овощей. Но оно разбито.

— Очень хорошо. А теперь возьмите эти бокалы и вымойте. В доме есть хоть один графин?

— Да не беспокойтесь, мистер Бантер. Вымою я эти бутылки.

— Бутылки? — спросил Бантер. — Какие бутылки? — в его сознании родилось чудовищное подозрение. — Что у вас там?

— Как что? — ответила миссис Руддл. — Одна из тех старых грязных бутылок, которые вы с собой привезли, — она достала из-под передника бутылку. — Вот полюбуйтесь, сверкает, как новенькая.

Земля начала уплывать у Бантера из-под ног. Он схватился за спинку кресла.

— Боже мой!

— Нельзя же ее такую грязную ставить на стол, правда?

— Женщина! — заорал Бантер и вырвал бутылку из рук. — Это Кокберн девяносто шесть!

— Правда? — заинтересованно спросила миссис Руддл. — А я думала, это выпивка!

Бантер с трудом взял себя в руки. Он специально оставил бутылки в дорожном погребке. Полиция в доме все вверх дном перевернула, но, согласно всем законам королевства, винный погребок джентльмена всегда оставался его личной собственностью. Дрожащим голосом он спросил:

— Надеюсь, вы не трогали остальные бутылки?

— Я только их распаковала и перевернула вверх горлышком. Их так удобнее брать, — весело объяснила миссис Руддл.

— Силы небесные! — завопил Бантер. Маска благовоспитанного джентльмена слетела с его лица и разбилась на мелкие кусочки. Из-под нее показалась пасть разъяренного тигра. — Силы небесные! Это невероятно! Все вино его сиятельства! — Он воздел дрожащие руки к небу. — Безумная, ленивая старуха! Глупая любопытная тетеря! Кто позволил вам совать свой длинный нос в вина его сиятельства!

— Правда, мистер Бантер… — начала миссис Руддл.

— Так ее! — с удовольствием поддакнул Кратчли. — Кто-то стучится в дверь.

— Уберите ее отсюда, — не стесняясь, бушевал Бантер, — пока я не содрал с нее шкуру.

— Но откуда же я знала?

— Убирайтесь!

Миссис Руддл осторожно отступала к кухне, растеряв все свое достоинство.

— Ну и манеры!

— Пора сматываться, мэм, — с усмешкой посоветовал Кратчли. Миссис Руддл обернулась в дверях.

— В конце концов, можете сами мыть свою грязь, — оскорбленно заявила она и удалилась.

Бантер взял на руки обезображенную бутылку и стал печально укачивать ее, как ребенка.

— Весь портвейн! Весь портвейн! Две с половиной дюжины. Все взболтала! А его сиятельство всю дорогу вез его на заднем сиденье и вел машину так осторожно, будто там лежал спящий ребенок!

— Я поразился, — сказал Кратчли, — как он сегодня ехал в Пэгфорд. Думал, он врежется в меня на дороге. Чуть не спихнул мое старенькое такси на обочину.

— Ни единой капли целых две недели! А он всегда пьет бокал вина после ужина!

— Ну, ладно, — философски заметил Кратчли с тем стоическим спокойствием, с каким мы обычно переносим несчастья других. — Ему не повезло. Ну, что же тут поделаешь!

Бантер посмотрел на него безумным взглядом Кассандры и издал странный птичий крик:

— На этом доме какое-то проклятие!

В этот момент дверь осторожно открылась и на секунду возникшая фигура мисс Твиттертон с криком отпрянула назад, получив гневный окрик прямо в лицо.

— Пришла мисс Твиттертон, — зачем-то прокричала из кухни оскорбленная миссис Руддл.

— О, Боже! — испуганно всплеснула руками мисс Твиттертон. — Прошу прощения… А… леди Вимси дома?.. я принесла ей… Наверное, они уехали… Миссис Руддл такая глупая… Возможно… — Она переводила вопросительный взгляд с одного на другого.

Бантер скрепя сердце взял себя в руки и кое-как напялил прежнюю маску интеллигентного слуги. Эти поразительные метаморфозы еще больше напугали миссис Твиттертон.

— Если вас не затруднит, мистер Бантер, передайте леди Вимси, что я принесла немного свежих яиц.

— Конечно, мисс Твиттертон. — Что случилось, то случилось. И уже ничего нельзя было исправить. — Он взял корзину мисс Твиттертон с прежней признательной улыбкой главного дворецкого его сиятельства.

— Мои орпингтонские куры, — объяснила мисс Твиттертон, — несут замечательные яйца. Они такие крупные, правда? Вот я и подумала, может…

— Ее сиятельство будет вам очень признательна. Вы хотите ее подождать?

— О, спасибо… Не знаю…

— Я думаю, они уже скоро приедут. Они сейчас у викария.

— Неужели! — сказала мисс Твиттертон. — Тогда я подожду. — Она беспомощно опустилась в заботливо придвинутое Бантером кресло. — Я хотела просто вручить корзину миссис Руддл, но она чем-то расстроена.

Кратчли коротко хохотнул. Он уже сделал пару неудачных попыток улизнуть, но ему мешали Бантер и мисс Твиттертон. Теперь смех его выдал. Бантер, в свою очередь, обрадовался возможности высказаться.

— Это я очень расстроен, мисс Твиттертон. Миссис Руддл испортила все вино его сиятельства. А мыс таким трудом довезли его из Лондона.

— Боже, какой ужас! — воскликнула мисс Твиттертон, осознав, что, видимо, это небольшое происшествие имело огромное значение. — И все испорчено? Думаю, они смогут купить хорошее вино в «Гусе и поросенке». Только оно очень дорогое четыре шиллинга и шестьдесят центов за бутылку.

— Боюсь, — сказал Бантер, — нас это не устроит.

— А я с радостью могла бы предложить им свое вино из репы…

— Интересно! — сказал Кратчли, постучав пальцем по бутылке, которую держал в руках Бантер. — А сколько стоит эта жидкость?

Бантер больше не мог этого всего выносить. Он повернул к выходу.

— Двести четыре шиллинга за дюжину!

— Черт! — ахнул Кратчли. Мисс Твиттертон не поверила своим ушам.

— Дюжину чего?

— Бутылок! — ответил Бантер. Он вышел, пошатываясь, с опущенными плечами, но твердой рукой закрыл за собой дверь. Мисс Твиттертон, быстро подсчитав что-то на пальцах, ошеломленно посмотрела на Кратчли. Садовник смотрел на нее с насмешливой улыбкой, больше не пытаясь спастись от приятной беседы.

— Двести четыре. Семнадцать шиллингов за бутылку. Это невозможно! Это же… с ума сойти!

— Да. Нам это и во сне не снилось. Да! Этот парень может достать из кошелька сорок фунтов и даже не заметит. Но думаете, он достанет? Нечего и надеяться!

Он подошел к камину и помешал угли.

— О, Фрэнк! Не нужно быть таким резким. Ты же не думаешь, что лорд Питер…

— «Лорд Питер»! Кто вы такая, чтобы называть его по имени? Что вы о себе думаете?

— Его именно так и нужно называть, — ответила слегка опешившая мисс Твиттертон. — Я прекрасно знаю, как нужно обращаться к людям такого ранга.

— Ну, конечно! — издевательски воскликнул садовник. — Конечно. И говорить «мистер» его чертову слуге. Брось ломаться, девочка! Он для тебя такой же «милорд», как и для всех остальных… Я знаю, моя мать быта учительницей. А твой отец — Тед Бейкер, простой пастух. Если она вышла замуж за человека такого низкого сословия, то нечего теперь из себя строить.

— Я твердо уверена, — голос мисс Твиттертон дрожал, — что ты — последний человек, который может мне это говорить.

Кратчли насмешливо посмотрел на нее.

— Да неужели! Думаешь, можешь смотреть на меня свысока? Ну, пожалуйста, иди пятки облизывай своим аристократам. Лорд Питер!

Он глубоко засунул руки в карманы и небрежной походкой направился к окну. Было очевидно, что он специально начал ссору. Даже мисс Твиттертон безошибочно это поняла. Могло быть только одно объяснение. Она лукаво на него посмотрела.

— Какой ты глупышка, Фрэнк! Мне кажется, ты ревнуешь!

— Ревную?! — он посмотрел на нее и расхохотался. Он хохотал все громче и громче, зло глядя ей прямо в глаза. — Вот это здорово! Это просто замечательно! Прекрасная идея! Теперь положила глаз на его сиятельство?

— Фрэнк! Он женатый человек. Как ты можешь так говорить?

— Ах, ну да! Он ведь женат. Повязан по рукам и ногам. «Да, дорогая!», «Нет, дорогая!», «Обними меня крепко, дорогой!». Замечательно, да?

Мисс Твиттертон и на самом деле думала, что это замечательно.

— Мне кажется, это прекрасно, когда люди так любят друг друга.

— Романтика в высшем свете. Хотела бы оказаться в ее шкуре, а?

— Я не хочу оказаться ни на чьем месте, — заплакала мисс Твиттертон. — Но, Фрэнк. Если бы мы тобой тоже когда-нибудь могли пожениться…

— Конечно! — мстительно ответил Кратчли. — Твой дядя Ноукс тоже приложил к этому руку, ведь так?

— О, я целый день старалась остаться с тобой наедине и поговорить, что нам делать дальше.

— Что нам делать дальше?

— Я не о себе думаю, Фрэнк. Я что угодно для тебя сделаю. Я все готова отдать!

— Да, от тебя можно много получить. Как насчет моего гаража? Если бы ты не распускала сопли, я бы уже давно вытряс свои сорок монет из старика.

Мисс Твиттертон задрожала под его угрюмым взглядом.

— О, пожалуйста, не сердись на меня. Кто же мог знать! И это еще… еще не все!

— Что еще?

— Я… у меня… у меня было кое-что отложено на черный день. Там монетка, здесь монетка. Я насобирала пятьдесят фунтов. Хотела положить их в банк.

— Пятьдесят фунтов, да? — Кратчли немного смягчился. — Ну, это, конечно, не Бог весть что…

— Я хотела дать их тебе на гараж. Хотела сделать тебе сюрприз…

— Хорошо. И что же с ними случилось? — глядя на ее заплаканные глаза и трясущиеся худые руки, он опять разозлился. — Банк сгорел?

— Я… я… я отдала их дяде. Он сказал, что у него не было денег. Люди не платят по счетам…

— Ну, — нетерпеливо перебил ее Кратчли, — Надеюсь, ты взяла расписку? — Он дрожал от волнения. — Это твои деньги. Они не посмеют наложить на них лапу. Ты их заберешь у них, ведь у тебя есть расписка. Ты отдашь мне расписку, и я все улажу с Макбрайдом. Это хоть покроет мои сорок монет.

— Но мне и в голову не пришло взять у дяди расписку. С родственниками так себя не ведут. Как я могла?

— Тебе и в голову не пришло?.. Нет расписки' Из всех самых больших дур…

— О, Фрэнк, дорогой, прости меня. Все пошло прахом. Но ты же говорил, что и мечтать не смел… то, что я для тебя сделала…

— Я не знал, иначе я бы вел себя по-другому, могу тебе поклясться.

Он сердито сжал челюсти и с такой силой бросил полено в огонь, что из камина полетели искры. В ее глазах зажглась новая надежда.

— Фрэнк, послушай! Может, лорд Питер сможет одолжить тебе деньги на гараж? Он так богат!

Кратчли задумался. Рожденный богатым и рожденный слабым значило для него одно и то же. Это было вполне возможно, если произвести хорошее впечатление. Хотя для этого, конечно, придется пресмыкаться и называть его этим чертовым титулом.

— Это факт, — согласился Кратчли. — Он мог бы.

Робкий проблеск надежды разгорелся для мисс Твиттертон в полную уверенность. Ее мечты понеслись далеко в алмазную даль.

— Я уверена, он согласится. И тогда мы сможем пожениться, и купить тот маленький домик у дороги, о котором ты рассказывал. А там всегда останавливается так много машин. И я тоже смогла бы зарабатывать деньги. У меня отличные орпингтонские куры.

— Опять ты со своими орпингтонскими курами!

— Я могла бы давать уроки. Учить детей играть на фортепиано. Я уверена, что смогу найти учеников. Маленькая Элси, дочь станционного смотрителя…

— К черту маленькую Элси! А теперь послушай меня, Агги! Пора нам выяснить все до конца. Нас с тобой связывала только одна вещь: мысль о том, что тебе когда-нибудь достанутся деньги твоего дорогого дядюшки. Только бизнес, понимаешь? А если у тебя нет денег, то извини! Все кончено! Ты это можешь понять?

Мисс Твиттертон тоненько вскрикнула. Он грубо продолжал:

— Мужчине, который только начинает жизнь, конечно, нужна жена. Хорошенькая малышка, к которой он спешил бы по вечерам. Кого он мог бы обнять. Но только не такая тощая старая курица с орпингтонским выводком.

— Как ты можешь мне все это говорить?

Он резко схватил ее за плечо и рывком повернул к зеркалу.

— Посмотри на себя, старая дура! Ты что, хочешь, чтобы я женился на своей бабушке?

Она отшатнулась, и он оттолкнул ее от себя.

— Чтобы ты ходила за мной, как учительница со своими «Не забывай о своих манерах, Фрэнк!» и «Помни о носовом платке, Фрэнк!», а как ты выставлялась перед своим лордом: «Фрэнк такой умный!» — ха! И я выглядел, как полный идиот!

— Я только хотела тебе помочь. Я хотела, чтобы ты ему понравился!

— Да уж! И для этого выставляла меня, как будто я был твоей собственностью. Ты бы брала меня с собой в постель, как свой серебряный кофейник. Да от меня и пользы было бы, как от твоего кофейника!

Мисс Твиттертон закрыла уши.

— Я не хочу тебя слушать… ты сумасшедший… ты…

— Думала, что купишь меня на дядюшкины деньги, да? Ну, так где они теперь?

— Как ты можешь быть таким жестоким? После всего, что я для тебя сделала?

— Ты для меня много сделала, как же! Выставила посмешищем, вываляла в грязи. Ты, наверное, по всей деревне растрезвонила, что мы собирались обвенчаться!

— Я никому ни слова не сказала. Правда, верь мне ни слова!

— Ни слова? Ты, наверное, слышала, что говорила старая Руддл?

— А если я и сказала, — горько заплакала мисс Твиттертон. — Почему я должна была молчать? Ты мне сто раз говорил, что я тебе нравлюсь. Ты говорил, что… ты говорил…

— И ты верила всей этой чепухе?

— Но ты же мне говорил! О, Боже, ты не можешь ты не можешь быть таким жестоким! Ты не знаешь… Фрэнк, пожалуйста! Дорогой Фрэнк! Я понимаю, ты очень расстроен. Но ты же на самом деле так не думаешь? Ты же не можешь… О, пожалуйста, Фрэнк, не мучай меня! Я ведь так люблю тебя!

В полном отчаянии она бросилась к нему, прижавшись дряблыми, трясущимися щеками и худым жилистым телом. Его передернуло от отвращения.

— Черт, отвяжись! Убери свои когти от моей шеи. Заткнись. Меня тошнит от тебя!

Он с трудом разжал ее руки, бросил обратно на кресло и издевательски нахлобучил шляпу. Мисс Твиттертон закрыла лицо руками, она была на грани обморока. Кратчли стоял и смотрел на нее, наслаждаясь ее беспомощностью и полным унижением. У ворот послышался глухой шум мотора. Стукнул засов, и на тропинке послышались шаги. Мисс Твиттертон всхлипнула, судорожно глотнула и начала лихорадочно искать носовой платок.

— Небесные колокола! — сказал Кратчли. — Они идут сюда!

Со двора доносилось тихое слаженное пение двух голосов:

Et ma joli' colombe

Qui chante jour et nuit…

— Заткнись, дура, — прошипел Кратчли, стараясь в спешке отыскать свою шляпу.

Qui chante pour les filles

Qui n'ont pas de mari…

Он нашел шляпу на подоконнике, быстро ее надел и бросился к выходу, на ходу пробормотав:

— Тебе лучше сматываться отсюда. Я ухожу.

Теперь пел только женский голос, чистый и волнующий:

Pour moine chant guere

Car j'en ai un joli…

Мелодия и слова будто хлыстом ударили мисс Твиттертон. Чужое счастье, такое полное и откровенное, заставило ее глубже вжаться в кресло. Теперь пели уже дуэтом:

Aupres dema blonde

Qu'il fait bon, fait bon, fait bon…

Она поднята распухшее, заплаканное лицо. Но Кратчли уже ушел. Она прислушалась к песне. У ее матери была маленькая книжечка, в которой были песни на французском языке. Но этому, конечно, детей в школе не учили. Голоса доносились уже из коридора.

— О, привет, Кратчли, — уверенный властный голос — Поставь машину в гараж.

И голос Кратчли, тихий и покорный, как будто он в жизни не произносил ни одного грубого слова: «Хорошо, милорд».

Куда бежать? Мисс Твиттертон ладонью вытерла слезы. Только не в коридор. Там они все. И Фрэнк тоже. И Бантер, наверное, вышел из кухни. А что подумает лорд Питер?

— Что-нибудь еще на сегодня, милорд?

Стукнула дверная ручка. Послышался мягкий дружелюбный голос ее сиятельства: «Спокойной ночи, Кратчли».

«Спокойной ночи, милорд. Спокойной ночи, миледи».

В панике мисс Твиттертон выскочила на лестницу в спальню, в тот самый момент, когда из коридора открывалась дверь.