Медовый месяц

Глава XXI Свадебная песнь Лондон: Искупление вины

Мисс Харриет Вэйн, чьи восхитительные детективные романы доставляли огромное наслаждение миллионам почитателей ее таланта (см. далее рекламные объявления в центральной прессе) всегда трепетно относилась к развязкам. Ее любимый герой, мистер Роберт Темплтон, широко известный, хотя и несколько эксцентричный сыщик, обычно под занавес наносил сокрушительный удар, срывал с преступника маску и удалялся со сцены под гром аплодисментов, предоставляя кому-то другому возиться со скучной процедурой судебных разбирательств.

Но, как выяснилось, в реальной жизни все обстояло несколько иначе. Широко известный сьпцик, наскоро перекусив хлебом с сыром, который ему почти насильно впихнул преданный слуга, несколько часов просидел в полицейском участке, разбирая скучнейшие детали с Кирком. Жена известного сыщика, а также его слуга тоже были вынуждены дать показания, после чего были бесцеремонно выдворены из кабинета. Показания давали также трубочист, священник и служанка. После этого полицейские приготовились, если дела пойдут хорошо, всю ночь слушать показания арестованного. Самым замечательным итогом блестяще проведенного расследования было предупреждение о том, что ни сыщик, ни кто-либо из его домашних не должен покидать страну без предварительного предупреждения, так как вскоре должен был состояться следующий акт драмы. Этот акт должен был пройти в магистрате, о чем и гласила пачка судебных извещений, врученных каждому из действующих лиц. Вернувшись домой, семья известного сыщика наткнулась на парочку констеблей и фотографа, которые самым бессовестным образом оккупировали гостиную. Они ползали по полу, измеряя расстояние от приемника до камина, взбирались на лестницу, определяя, сколько дюймов от потолка до цветка и от цветка до крышки, и непрерывно что-то фотографировали. Цепи, кактус, крючок, приемник и леска уже давно перестали быть самими собой, превратившись в улики от А до Г. Эти улики были единственным воспоминанием о бывшем владельце дома благодаря стараниям Билла и Джорджа, которые давно закончив работу, уехали в своем фургоне. Возникли определенные трудности с уликами А — Г, но мешалась рука закона и расставила все по своим местам. Наконец, все было закончено, полицейские ушли, та они остались одни.

Харриет стояла в пустой гостиной в полной растерянности. Сидеть можно было только на подоконнике, поэтому именно там она и устроилась. Бантер наверху закрывал последние ящики и чемоданы. Питер бесцельно бродил по комнате.

— Мне нужно съездить в Лондон, — неожиданно резко сказал он.

Она не знала, что ответить. По его тону нельзя было определить, хочет ли он, чтобы она поехала с ним, или осталась. Она спросила:

— Ты там и переночуешь?

— Нет, не думаю, но мне нужно увидеться с Аймпи Биггсом.

Так вот в чем дело! Сэр Аймпи Биггс был ее защитником, когда она сама стояла перед судом. Питер просто не хотел, чтобы она опять вспомнила этот кошмар.

— Он будет на процессе прокурором?

— Нет, я хочу попросить его защищать Кратчли.

Естественно, она задала глупый вопрос.

— Кратчли имеет право на адвоката, — продолжал Питер. — Сейчас он в таком состоянии, что с ним невозможно о чем-то говорить. Но ему нужно выбрать адвоката. Поэтому я хочу пригласить Бигги. Кратчли совсем необязательно об этом знать. Возможно, он даже ни о чем не спросит.

— Ты хочешь встретиться с сэром Аймпи сегодня?

— Я бы хотел. Позвонил ему из Броксфорда. Он сегодня в парламенте. У него там какая-то речь о новом законе. Но он сказал, что постарается найти для меня время. Хотя, боюсь, это будет довольно поздно.

— Хорошо, — сказала Харриет. Она решила вести себя разумно, что бы ни случилось. — Тогда я, наверное, поеду с тобой в Лондон. Мы могли бы остановиться в гостинице или, если хочешь, у твоей матери. Или можешь остаться в клубе, я позвоню друзьям. Еще я могу вызвать свою машину и отправиться в Лондон следом за тобой.

— Какая предприимчивая женщина! Решено, едем в Лондон вместе, а там будь, что будет.

Харриет показалось, что Питер немного повеселел. Насвистывая, он отправился к машине. Вошел озабоченный Бантер.

— Миледи, что бы вы хотели взять с собой?

— Не знаю, Бантер. Если мы остановимся у ее милости, слишком много брать с собой нельзя. А в наш новый дом мы вряд ли заедем, разве что на минутку. Но мне бы не хотелось оставлять все это здесь. В доме никого не будет, а мы, видимо, вернемся не скоро. Во всяком случае, пока его сиятельство… то есть мы не привезем мебель.

— Совершенно верно, миледи.

— Подозреваю, что ты тоже не знаешь, как бы поступил его сиятельство?

— Нет, миледи. К сожалению, не знаю. Двадцать лет они останавливались в квартире на Пиккадилли, поэтому сейчас Бантер был в растерянности.

— Вот что мы сделаем, — сказала Харриет. — Сходи, пожалуйста, к миссис Гудекер и от моего имени спроси, нельзя ли пока оставить вещи у нее. Пока мы не решим, что будем делать дальше. Если что, она потом нам их пришлет. И передай, что я прошу прошения, что не пришла сама. Нет, дай мне листок, я ей напишу. Мне лучше оставаться пока здесь, вдруг я понадоблюсь его сиятельству.

— Я все понял, миледи. Позволю себе заметить, что это лучшее решение.

Конечно, неловко, что она не попрощается с Гудекерами. Но, что бы там ни сказал Питер, сейчас Харриет была просто не в состоянии выслушивать охи и вздохи миссис Гудекер и отвечать на ее вопросы. Когда Бантер вернулся, она пробежала глазами сердечное письмо, в котором миссис Гудекер сообщала, что с радостью поможет им всем, чем только сможет. Бантер также сообщил, что у викария была мисс Твиттертон, и Харриет возблагодарила небеса, что не отправилась туда сама.

Миссис Руддл куда-то исчезла. Они с Бертом, скорее всего, пили шестичасовой чай в окружении миссис Ходж и соседей. Естественно, она была там гвоздем программы. Единственным, кто сказал им последнее «прости», оказался Пуффетт. Он не стал им мешать, но, когда машина проезжала мимо одного из соседних домов, встал с маленькой скамеечки у ворот и помахал им рукой. Питер остановил машину.

— Вот, — сказал Пуффетт, — хотел пожелать вам удачи, милорд и миледи. Надеюсь, что скоро мы с вами опять увидимся. Все получилось, конечно, не так, как вы рассчитывали. Но было бы очень жаль, если бы из-за этого у вас остались плохие воспоминания о Пэгглхэме. А если вы еще раз захотите почистить трубы, или будут еще какие-нибудь работы по печной или строительной части, я всегда к вашим услугам. Вы только скажите.

Харриет от всей души его поблагодарила.

— У меня одна просьба, — сказал Питер. — В Лопсли в старой церкви мы видели солнечные часы. И обнаружили, что там одна из наших печных труб. Я собираюсь послать письмо сквайру и предложить выгодный обмен. Он возвращает нам нашу трубу, а мы дарим ему новые часы. Могу ли я написать, что этим делом здесь займетесь вы?

— С радостью, милорд.

— А если вам удастся узнать, где остальные трубы, сообщите мне, пожалуйста.

Пуффетт пообещал. Они пожали друг другу руки, и Питер включил зажигание. Пуффетт смотрел им вслед и энергично махал шляпой, пока машина не скрылась за поворотом.

Некоторое время они ехали в полном молчании. Потом Питер сказал:

— Я знаю неплохого архитектора, который мог бы привести ванную в порядок. Его зовут Фиппс. Он порядочный жулик, но у него есть чувство стиля. Фиппс строил церковь в нашем поместье лет тринадцать назад. Мы с ним подружились, когда он нашел труп в собственной ванной. Нужно с ним связаться.

— Неплохая рекомендация… Похоже, Пуффетт был неправ, когда говорил, что ты разлюбил Тэлбойз? Я боялась, что ты постараешься от него избавиться.

— Пока я жив, — сказал он, — туда не ступит ничья нога, кроме твоей и моей.

Она была счастлива. К обеду они уже были в Лондоне.

Сэр Аймпи Биггс смог освободиться только к полуночи. Поэтому сам собой решился вопрос, куда девать Харриет: не нужно было беспокоить подругу или мчаться в Дэнвер одной. После обеда Питер просто сказал:

— К матери ехать, наверное, уже поздно.

Они сходили в кино, посмотрели новости, Микки Мауса и чрезвычайно познавательный фильм о металлургической промышленности.

Сэр Аймпи весело поздоровался с Харриет, обнял Питера, как давнего близкого друга, и от всей души поздравил их обоих с законным браком.

— Итак, — сказал сэр Биггс, — вы хотите, чтобы я на вас немного поработал. Это касается дела в Хартфордшире, насколько я понимаю?

— Да, и я заранее предупреждаю, что дело не очень хорошее.

— Ничего страшного. Мне уже приходилось защищать абсолютно безнадежных обвиняемых. Если на моей стороне ты, мы разгромим их в пух и прах.

— Я не на твоей стороне, Бигги. Я свидетель обвинения.

Бигги присвистнул.

— Черт тебя подери! А почему же ты тогда ищешь адвоката? Дело в деньгах?

— Более или менее. Это грязная история. Но мы хотели бы сделать все, от нас зависящее, для этого бедняги. Понимаешь, мы приехали туда сразу после свадьбы, бесконечно счастливые… И вдруг случается такое. Местные полицейские руками развели. И вот являемся мы, сытые и довольные, и навешиваем убийство на безродного беднягу, у которого нет ни гроша в кармане и который, в сущности, не сделал нам ничего плохого. Он просто тихо копался в нашем саду… Мы хотели бы найти ему лучшего адвоката.

— Начни-ка с самого начала.

Питер начал с самого начала и рассказал до самого конца. Биггс изредка задавал вопросы, поэтому все это продлилось довольно долго.

— Да, Питер, хорошенькую свинью ты мне подсовываешь. Включая собственноручное признание обвиняемого.

— Он же еще не давал показания под присягой. Шок, нервы, страх. Да еще мой подлый трюк с цветком.

— Но он наверняка повторил все в полицейском участке.

— Он просто отвечал на вопросы. Право, Бигги, нечего беспокоиться о таких мелочах!

— Есть цветок, крючок и леска в цепи.

— А кто сказал, что это сделал Кратчли? Может, это старина Ноукс так развлекался?

— И потом он не вовремя полил цветок и протер горшок.

— Брось! Есть только точка зрения викария по поводу метаболизма кактусов.

— А что ты скажешь о мотиве?

— На одном мотиве дела не построишь.

— Построишь. Девять из десяти присяжных построят.

— Замечательно. Там у целой дюжины людей есть мотив.

— Например, твоя малышка Твиттертон. Могу я хотя бы намекнуть, что у нее тоже был отличный мотив?

— Если только сможешь ей объяснить, что между леской и падением цветка есть какая-то связь.

— Хм! Кстати, если бы вы не приехали, каков был бы следующий шаг убийцы? Что, по его мнению, должно было произойти дальше?

— Если убийцей был бы Кратчли?

— Да, он ведь должен был понимать, что первый, кто войдет в комнату, обнаружит на полу гостиной мертвого старика.

— Я об этом думал. Первой, кто вошел бы в комнату, оказалась бы мисс Твиттертон. Ключ был только у нее. Но она была полностью в его власти. Не забывай, они по вечерам целовались на церковном дворике. Он сразу узнал бы, когда она собирается сходить навестить любимого дядюшку. Если бы она об этом сказала, Кратчли тотчас же отпросился бы в гараже, скажем, по срочному личному делу, и постарался бы перехватить ее по дороге. Если бы миссис Руддл сообщила ей, что старик куда-то пропал, все вообще было бы намного проще. Первый, к кому бы она побежала советоваться, был бы «дорогой Фрэнк» ведь он такая умница, он знает абсолютно все обо всем. Но лучше всего, если бы миссис Руддл приняла все, как должное, и не стала бы бить тревогу. Тогда Кратчли, как обычно, явился бы в среду в Тэлбойз, обнаружил (к своему величайшему изумлению), что дом закрыт, сбегал бы за ключом к мисс Твиттертон и лично нашел бы тело. В любом случае, он первым оказался бы на месте убийства, с мисс Твиттертон или без нее. Если без нее, просто замечательно. Если с ней, то ее можно было бы быстренько отправить на велосипеде за полицией. А пока она вернется, он преспокойненько вытащил бы из цепи леску, протер горшок, сменил цепь и вернул комнате первозданную невинность и чистоту. Не знаю, почему он решил запихнуть цепь в камин, но, возможно, в комнату неожиданно вошел Ноукс, и от нее нужно было быстро избавиться. А, может, он подумал, что это самое безопасное место. И она всегда была бы под рукой.

— А если бы Ноукс вошел в гостиную раньше? С шести двадцати до девяти часов?

— Это был, конечно, риск. Но старик был точен, как часы. Он ужинал в семь тридцать. Солнце село в шесть тридцать восемь. Окна в гостиной узкие, поэтому там в это время уже темно. После семи Ноукс уже вряд ли что-то смог бы заметить. Но, в Конце концов, кто не рискует, тот не пьет шампанское.

— У него, наверное, было ужасное утро, когда вдруг явились вы, — сказал сэр Аймпи. — Для него это было полнейшей неожиданностью. Он, наверное, даже не попытался замести следы.

— Попытался, — сказала Харриет. — Когда вывозили мебель, он постоянно вертелся вокруг гостиной. И один раз совершенно определенно постарался выманить меня из комнаты: сказал, что нужно было проверить банки и бутылки. А один раз я все-таки выходила и потом встретила его перед дверью гостиной.

— Понятно, — сказал сэр Аймпи. — И вы готовы подтвердить все это под присягой? Вы не оставляете мне никаких шансов. Если бы ты меня хоть капельку любил, Питер, ты никогда не женился бы на такой умной женщине.

— Боюсь, что в этом я законченный эгоист. Но ты возьмешься за это дело, Бигги?

— Только ради тебя. И с удовольствием устрою тебе перекрестный допрос. Если придумаешь какой-нибудь особенно мерзкий вопрос, дай мне знать. А теперь я должен идти. Я старею, мои дорогие, и мне давно пора спать.

— Дело сделано, — сказал Питер. Они стояли на тротуаре, дрожа от холода. Было около трех часов утра, и на улице было прохладно.

— И что теперь? Пойдем искать гостиницу?

Что она могла ответить? Он выглядел одновременно усталым и бодрым. Он был в таком состоянии, что любой ответ был бы неправильным. Харриет рискнула и выстрелила наугад:

— А до Дэнвера сколько миль?

— Примерно девяносто. Даже девяносто пять. Ты хочешь поехать туда? Мы могли бы взять машину и через полчаса уже выехали бы из Лондона. Я обещал тебе не ездить быстро, да и тебе нужно хоть немного поспать.

О чудо! Харриет попала в цель. Она сказала:

— Так и сделаем.

Они поймали такси. Питер дал адрес гаража, где стояла их машина, и они помчались по спящим улицам.

— А где Бантер?

— Я отправил его поездом с письмом, что мы, возможно, немного задержимся.

— Твоя мать рассердится?

— Ну что ты! Она знает меня сорок пять лет.