Медовый месяц

Глава I После венчания

Мистер Мервин Бантер, терпеливо ждавший в «даймлере» на тихой боковой улочке, физически чувствовал, как медленно идет время. В дальнем углу машины стоял ящик, заботливо укутанный в пуховое одеяло. В нем лежала маленькая коллекция лучших французских вин, тщательно отобранная им самим. Этот ящик очень беспокоил мистера Бантера. Если ехать быстро, вино нельзя будет пить, как минимум, недели две. Если ехать очень быстро — полгода. Бантер думал о том, все ли успели приготовить в Тэлбойз. Хорошо бы, если бы успели, иначе неизвестно, чем он накормит лорда и молодую леди. Нет, он, конечно, захватил с собой кое-какие продукты. Но вдруг там не окажется подходящих ножей или вилок? Жаль, что он не смог уехать раньше, как они сначала решили. Уж он-то за всем бы проследил. Дело не в том, что его сиятельство не сможет справиться с какими-то непредвиденными трудностями. Но будет ужасно, если его в день свадьбы будут дергать по каждому пустяку. Юная леди тоже пока еще terra incognita. Как с ней себя вести, хорошо знал пока только его сиятельство. За пять-шесть лет, он, наверное, успел это выяснить. Но мистер Бантер мог обо всем этом только догадываться. Надо признать, что леди сейчас производит очень благоприятное впечатление, но еще неизвестно, как все пойдет дальше. Профессия мистера Бантера заставляла его судить о людях по их поведению, причем, не по тому, как они вели себя во времена великих радостей или горестей, а по тому, каковы они были в обычной повседневной жизни с ее мелкими противными недоразумениями. Когда-то давно в доме была служанка, которую чуть не выгнали (со всеми вытекающими отсюда последствиями) за то, что она посмела нагрубить личной гувернантке графини. Но жены — не служанки, так просто их не уволишь. Мистер Бантер беспокоился и о старой графине. Он не верил, что без него у нее все будет сделано так, как нужно.

Наконец, Бантер увидел такси и облегченно вздохнул: ни один репортер не уцепился за багажник, и следом не ехала машина с дико орущими журналистами.

— Вот и мы, Бантер. Все спокойно? Замечательно. Я поведу машину. Ты уверена, что не замерзнешь, Харриет?

Бантер быстро постелил маленький коврик под ноги невесте.

— Ваше сиятельство помнит, что мы везем с собой вино?

— Я буду вести машину так осторожно, как будто у нас на заднем сиденье спит младенец. Что случилось с ковриком?

— Пшеница, ваше сиятельство. Я только что вымел из машины целый пуд зерна. Старый обычай.

— Это, наверное, лорд Сент-Джордж, — сказала Харриет.

— «Миледи» — странно было слышать это обращение из уст Бантера. От кого угодно, только не от Бантера. Но, очевидно, все не так уж и плохо. И раз так, тогда, наверное, эта невероятная вещь случилась — она действительно вышла замуж за Питера Вимси. Харриет, улыбаясь, смотрела на Питера. Машина резко поворачивала то влево, то вправо — Питер пробирался в сплошном потоке машин. Высокий лоб, нос с горбинкой, руки, крепко держащие руль. Она знала это лицо и эти руки, наверное, уже тысячу лет. Но сейчас Питер показался ей незнакомцем. (Руки Питера… Руки, которые держат ключи от рая и ада… Опять эта дурацкая писательская привычка — думать образами).

— Питер!

— Да, дорогая?

— Я просто хотела услышать твой голос. Чтобы убедиться, что это действительно ты.

Уголки его рта дрогнули.

— Я изменился?

— Немного.

— Не волнуйся, — невозмутимо ответил он. — Ночью все будет в порядке.

Слишком много жизненного опыта, чтобы изображать удивленную невинность. Слишком много искренности, чтобы делать вид, что ничего не понимаешь. Харриет вспомнила, как четыре дня назад они поздно вернулись из театра. Питер стоял у камина. Она сказала что-то смешное, что-то совсем необидное. Он резко обернулся и хрипло сказал: «Tu m'enivres!»

Его взгляд вспышкой молнии осветил все, что между ними было и будет. Слепящим светом, от которого режет в глазах, а потом наступает черная бархатная темнота… Харриет не сразу пришла в себя.

— Извини. Я не хотел будить всех диких зверей. Но, Боже мой, как я рад! Знать, что все в прошлом. И больше никаких диких кошек.

— Я была похожа на дикую кошку?

— Иногда ты меня пугала.

— Я не хотела. Во всяком случае, теперь это будет совсем другая кошка. Знаешь, у меня никогда не было кошки, хотя я очень их люблю.

Никто на свете, думала Харриет, не смог бы в ней этого заметить. Кроме старого Пола Делагардье, чей ироничный взгляд, как рентген, пронизывает тебя насквозь.

Под конец Питер заметил:

— Я сам себя не узнаю. Раньше мне нравилось французское вино и ласковые француженки. Впрочем, французское вино нравится и сейчас.

Яркие лондонские огни остались позади. Машина набирала скорость. Питер оглянулся.

— Мы не разбудили младенца, Бантер?

— Вибрация погубит вино, милорд.

Опять нахлынули воспоминания.

— Что ты думаешь о детях, Харриет? У нас будут дети?

— Не знаю. Я выхожу за тебя не ради этого. Я правильно поняла твой вопрос?

— Слава Богу! С ними столько хлопот, особенно в деревне. Так тебе совсем не хочется иметь детей?

— Во всяком случае, не целую кучу. Но, возможно, когда-нибудь мне захочется иметь ребенка…

— Своего собственного?

— Нет, твоего.

— Правда? — почему-то растерянно спросил он и, Помолчав, добавил: — А ты когда-нибудь думала о том, какой из меня получится отец?

— Я прекрасно знаю, какой: легкомысленный, слишком мягкий и… просто восхитительный! Но мне кажется, ты не очень этого хочешь.

— Я хочу, Харриет, просто я не очень уверен в себе. Наш род очень древний. Но посмотри сама: Сент-Джордж — бесхарактерный мальчишка, его сестра — чахлое создание. Да, в конце концов, посмотри на меня. Без царя в голове! Комок нервов и амбиций, как говорит дядя Пол…

— Вспомни, что Клер Клермон сказала Байрону: «Буду всегда помнить изысканность твоих манер, твою нежность и редкую красоту».

— Нет, Харриет, я не об этом.

— Твой брат женился на собственной двоюродной сестре. А твоя сестра вышла замуж за простого человека. И с ее детьми все в порядке. Не все зависит только от тебя. А я достаточно простая девушка. Или со мной что-то не так?

— С тобой все в порядке, Харриет. Ты права. Боже мой, как ты права! Может быть, я просто боюсь ответственности. Милая, если ты этого хочешь и готова рискнуть…

— Я не думаю, что будет вообще какой-нибудь риск.

— Прекрасно. Пусть будет так, как ты решишь. Если ты захочешь, и когда ты захочешь. Когда я тебя об этом спрашивал, думал, ты скажешь «Нет».

— Мне кажется, ты ужасно боялся, что я радостно закричу: «Да, конечно!»

— Не знаю, может быть. Но я не ожидал услышать то, что ты сказала.

— Но, Питер, если отбросить мои чувства и те страхи, которые ты нарисовал в своем воображении, скажи мне, милый, ты хочешь иметь детей?

Он пришел в полное замешательство.

— Эгоистичный идиот, вот кто я такой, — наконец, сказал он. — Да. Да, хочу. И, Бог знает, почему и зачем? Зачем люди рожают детей? Чтобы доказать себе, что они на это способны? Чтобы потом хвастаться: «Когда наш мальчик поступил в Итон…» Или, чтобы…

— Питер! Когда мистер Мербл после помолвки притащил тот длиннющий брачный договор…

— О, Харриет!

— Кому ты собирался оставить свое состояние? И свой титул?

— Ну, хорошо, — простонал он. — Да, я собирался оставить все своим детям. Признаю. Но Мербл считает — не смейся, я не умею с ним спорить — он считает, что все непредвиденные случайности должны быть учтены.

Показались яркие огни города. Они проехали по широкому каменному мосту. Огромный «даймлер» графини с роскошными сиденьями. Сама Харриет в чудесном золотом платье и изящном меховом боа. Питер в свадебном фраке с гарденией в петлице. На его коленях покачивался шелковый цилиндр.

— Итак, Харриет, мы перешли Рубикон. Ты о чем-нибудь жалеешь?

— Не больше, чем в ту ночь, когда мы отправились в Червилл, целовались на пустынном берегу, и ты задал мне тот же вопрос.

— Слава Богу! Держись, милая. Осталась только одна маленькая речушка.

— И эта река называется Иордан.

— Если я поцелую тебя прямо сейчас, то совсем потеряю голову и что-нибудь может случиться с этой проклятой шляпой. Будем вести себя, как благоразумные и благовоспитанные школьники. Как будто мы с тобой и вовсе не женаты.

Еще одна река.

— Еще далеко?

— Нет, осталось совсем немного. Смотри — вон Старый Пэгфорд. Мы там когда-то жили. А это наш старый дом с тремя ступеньками! Здесь опять живет какой-то доктор. Видишь, вывеска светится? Через две мили нужно повернуть налево. А потом еще один крутой поворот налево, около парка, дальше прямо — в сторону поля.

Когда Харриет была маленькой, у доктора Вэйна был маленький двухколесный экипаж, как у настоящего деревенского врача в старых книжках. Она, наверное, тысячу раз ездила по этой дороге, сидя рядом с ним, держась за поводья и представляя, что сама правит лошадьми. Потом экипаж сменила машина, маленькая и шумная, совсем не похожая на роскошную тихую громадину, в которой она сейчас ехала. Доктору приходилось выезжать к больным пораньше, потому что машина была старая и часто ломалась на полпути. Вторая была получше — предвоенный «Форд». Она быстро научилась ее водить. Если бы отец был жив, ему было бы уже около семидесяти. И этот необычный зять обращался бы к нему «сэр». Странное ощущение: она чувствовала, что как будто бы приехала домой, и в то же время все было не так, как она себе представляла. Вот Пэгглхэм, здесь жила женщина, которая ужасно страдала от ревматизма… миссис… миссис… Ворнер, вот как ее звали. Она, наверное, уже давно умерла.

— Вот парк, Питер.

— Да, действительно. А там дом?

В этом доме жили Бейтсоны. Милые старики, Дарби и Джоан. Маленькую мисс Вэйн всегда ждали здесь клубника и сладкий пирог. Да, дом, покрытый черной черепицей с высокими трубами. Когда откроешь дверь и войдешь внутрь по широким, отшлифованным временем ступеням, попадаешь в кухню со старинными деревянными креслами вдоль стен, дубовыми столами, запахами свежевыпеченного хлеба, домашнего сыра и ветчины. Жаль, Дарби и Джоан давно умерли, и их должен был встретить Ноукс (она с трудом его вспомнила — широколицый крепкий человек, он тогда, кажется, продавал велосипеды). Но в окнах не было света.

— Мы немного опоздали, они нас, наверное, уже не ждут, — Харриет заметно нервничала.

— Ничего, мы громко постучим, — весело сказал Питер. — От таких людей, как мы с тобой, не так-то просто отделаться. Я его предупреждал, что мы приедем после восьми. Похоже, ворота там.

Не говоря ни слова, Бантер выбрался из машины и пошел к воротам. Он так и знал, он чувствовал, что все будет безнадежно испорчено. Любой ценой, даже если бы пришлось удавить этого проклятого репортера голыми руками, он должен был приехать раньше, чтобы все приготовить заранее. В свете фар он разглядел маленькую белую записку на воротах. Осторожно, двумя пальцами он снял ее с гвоздя, поднес к глазам и подозрительно повертел в руках. Затем так же безмолвно понес хозяину. Там было написано:

«Молока и хлеба не нужно. Когда будет нужно, сообщу».

Питер удивленно хмыкнул.

— Похоже, что жильцы уже выехали. Кажется, эта записка провисела здесь несколько дней.

— Но он должен был остаться, чтобы впустить нас в дом.

— Может, он попросил кого-то другого открыть нам дверь? Ноукс в состоянии правильно написать слово «сообщу». Судя по его письмам, он вполне грамотный человек. Но этот кто-то почему-то не подумал, что нам могут понадобиться хлеб и молоко. Ничего, мы сейчас все исправим.

Он перевернул записку и написал: «Нужны хлеб и молоко». Потом вручил ее Бантеру, который прикрепил бумагу на прежнее место и с горькой улыбкой открыл ворота. Машина тихо въехала в маленький грязный дворик. По обеим сторонам дорожки они увидели ухоженные клумбы с чудесными большими хризантемами. Немного поодаль возвышались темные ряды розовых кустов.

— Можно было бы посыпать двор песком, — пробурчал Бантер, пробираясь через грязь. Наконец он добрался до двери, массивной и неприветливой. В это время его сиятельство исполнил легкомысленное попурри на клаксоне. Безрезультатно. Ответа не было. В доме стояла мертвая тишина: ни шороха, ни звука, ни хриплого со сна шепота, спрашивающего, что им всем здесь нужно. Ни одна штора не шевельнулась, не скрипнуло ни одно окно. Где-то недалеко яростно залаяла собака.

Расстроенный мистер Бантер зло дернул дверной колокольчик. Он оглушительно зазвенел. Опять залаяла собака. Бантер толкнул дверь, но она не поддалась.

— О, Боже, — простонала Харриет.

Она почувствовала, что одна во всем виновата. Это была ее идея. Ее дом. Ее медовый месяц. Ее — и этот фактор она еще не научилась принимать в расчет — собственный муж. (Впечатляющее слово, потому что в нем слышится звон меча и чувствуется дым пожара). Данный Богом супруг. Человек, который имеет на нее множество прав, включая и право не быть преданным теми, кто ему принадлежит. Фары были выключены, и она не видела его лица. Харриет почувствовала, он повернулся и положил руку на спинку ее сиденья.

— Поищи другой вход! — уверенный голос Питера напомнил ей, что он вырос в деревне, и знал, что такое загородный дом. — Если в доме никого нет, попробуй найти кого-нибудь там, где лает собака.

Он нажал на клаксон, и собака ответила неистовым лаем. Темная фигура Бантера двинулась вдоль дома.

— Это, — удовлетворенно продолжал Питер, перебрасывая цилиндр на заднее сиденье, — по крайней мере, займет его на несколько минут. А мы с тобой, наконец-то, хоть на минуту останемся одни. Последние тридцать шесть часов мы занимались всякой чушью, вместо того, чтобы быть вдвоем… Ты понимаешь, что я наконец-то это сделал?.. Что я наконец получил тебя?.. И теперь ты никогда не сможешь от меня избавиться, до самой смерти? Забудь про Бантера. Он сейчас занят: или он ищет собаку, или собака ищет его.

— Бедный Бантер!

— Да, ему не повезло. Венчальные колокола звучали не для него… Это нечестно, правда? Все пинки — ему, все поцелуи — мне… Не спеши, старик. Стучи во все двери. Но дай нам еще хоть несколько минут.

Опять послышался шквал ударов. Пес впал в истерику.

— Может быть, хоть кто-то подойдет, — сказала Харриет, все еще чувствуя себя виноватой, — потому что если никого нет…

— Если нет… Прошлой ночью ты спала на пуховой перине. Но пуховая перина и жених-принц одновременно — все это бывает только в сказках. В жизни бывает по-другому. Что ты выберешь: пуховую перину или мужа-принца? Не согласитесь ли вы, миледи, в таком случае провести с мужем ночь в прохладном чистом поле?

— Мужу-принцу не нужно было бы ночевать в чистом поле, если бы я не была такой идиоткой. Я говорю о соборе Святого Георгия на Гановер-сквер.

— И если бы я не отверг все десять вилл на Ривьере, которые предлагала Хелен!.. Ура! Кто-то придушил эту чертову собаку. Давно пора было это сделать… Выше нос! Ночь только начинается, и у нас еще есть шанс найти пуховую перину где-нибудь в деревенской гостинице. На худой конец, отыщем стог сена в поле. Подозреваю, если бы я не мог предложить тебе ничего, кроме стога сена в поле, ты уже давно была бы моей женой.

— Думаю, ты прав.

— Черт возьми! Подумать только, как много времени я потерял зря!

— И я. В этот самый момент я могла бы брести за тобой по пыльной дороге с пятью детьми на руках, с синяком под глазом и ныть чувствительному полицейскому: «Отпустите его, пожалуйста. Он мой муж. Раз бьет, значит любит».

— Кажется, — укоризненно заметил Питер, — синяк беспокоит тебя больше, чем пятеро голодных детей.

— Естественно. Никогда не буду ходить с синяком под глазом.

— Конечно, ведь они быстро проходят… Харриет, я с ужасом думаю, вдруг я тебя когда-нибудь обижу?

— Дорогой Питер…

— Послушай. Но я никому не навязывался так надолго. Кроме Бантера, конечно. Кстати, ты посоветовалась с Бантером? Как ты думаешь, он дал бы мне хорошую характеристику?

— У меня сложилось такое впечатление, — засмеялась Харриет, — что Бантер — твоя лучшая подружка.

Послышались шаги. Из-за дома вышли два человека.

Кто-то визгливым голосом возмущенно говорил Бантеру: «Не поверю, пока сама не посмотрю. Я вам в сотый раз повторяю, мистер Ноукс с прошлой среды в Броксфорде. Как обычно. И он ничего не говорил мне ни о продаже дома, ни о каких-то лордах и тем более леди!»

Она подошла ближе. В свете фар Харриет увидела приземистую широколицую женщину неопределенного возраста в плаще и вязаной шали. Изысканный наряд довершала лихо нахлобученная мужская шляпа с засаленными полями. На нее не произвели никакого впечатления ни размеры машины, ни сияющий никелированный бампер, ни ослепительный свет огромных фар, потому что, подойдя к окну, где сидела Харриет, она воинственно сказала:

— А теперь выкладывайте, кто вы и почему устроили такой шум. Дайте-ка я на вас посмотрю!

— Пожалуйста, пожалуйста, — Питер включил свет в салоне. Похоже, его очки и рыжие волосы произвели неблагоприятное впечатление.

— Фу! — сказала женщина. — Гляжу я на вас, вы, наверное, киноактеры. И (она быстро окинула взглядом меха Харриет), клянусь, птички известного полета.

— Нам очень жаль, что мы вас побеспокоили, — церемонно начал Питер, — миссис…

— Руддл меня зовут, — отрезала женщина в шляпе — Миссис Руддл. Я порядочная замужняя женщина и у меня уже взрослый сын. Он сейчас натянет штаны, возьмет ружье и придет сюда. Он уже разделся потому что собирался ложиться спать. Мы, как порядочные люди, рано ложимся и рано встаем. Ну, ладно! Мистер Ноукс в Броксфорде, я уже сказала об этом тому вашему парню. А от меня вы ничего не добьетесь, потому что это не мое дело. Я здесь только прибираю.

— Руддл? — переспросила Харриет. — Ваш муж не работал одно время у мистера Викки в Элмсе?

— Работал, — быстро ответила миссис Руддл, — но это было пятнадцать лет назад. Он умер пять лет назад. И каким же хорошим мужем он был, пока не начал пить. А откуда вы знаете Руддла?

— Я дочь мистера Вэйна. Мы жили в Пэгфорде. Вы его не помните? Мне знакомо ваше имя, и я припоминаю ваше лицо. Но вы тогда здесь не жили. У Вэйтсонов была ферма, и у них работала женщина по фамилии Свитинг. У нее еще жила племянница, у нее не все было в порядке с головой.

— Господи! — закричала миссис Руддл. — Вы только подумайте! Дочка мистера Вэйна! Неужели это вы, мисс? Дайте-ка я на вас посмотрю. Вот теперь я вас узнаю, вы похожи на мисс Вэйн. Но с тех пор прошло уже больше семнадцати лет. Я слышала, он умер. Мне так его жаль! Ваш отец был такой добрый и умный доктор, мисс. Он принимал у меня роды. Мне тогда просто повезло. У ребенка было «неправильное положение», так это, кажется, называется. Для женщины это верная смерть. А как вы, мисс Вэйн? Что с вами было все это время? Мы здесь слышали, у вас были какие-то неприятности с полицией. Но я тогда сказала Берту: «Не верь всему, что пишут в газетах».

— Вы совершенно правы, миссис Руддл. Они тогда перепутали и написали совсем о другом человеке.

— Вот так всегда! — воскликнула миссис Руддл. — Вот и наш полицейский Джо Селлон туда же. Он все допытывался, не мой ли Берт украл курицу у Агги Твиттертон. Я говорю: «Сегодня куры, а завтра ты скажешь, что он кошелек украл у мистера Ноукса. Поищи-ка лучше кур в кухне у Джорджа Витерса. Уж я-то знала, что говорю! Ты сам себе вызови полицию», — говорю я. — «Я найду полицейского в тысячу раз лучше, чем ты, Джо Селлон!» Вот что я ему сказала. Я никогда не верю тому, что говорит полиция. Даже если мне заплатят. Поэтому ни о чем не думайте, мисс. Я так рада видеть вас, мисс. Вы такая красивая. Но раз вы и этот джентльмен ищете мистера Ноукса…

— Да, мы искали его, но, может быть, вы нам поможете. Это мой муж. Мы купили Тэлбойз и договорились с мистером Ноуксом, что проведем здесь медовый месяц.

— Неужели! — закричала миссис Руддл. — Я вас поздравляю, мисс… мэм! И вас, сэр. — Она выпростала худую руку из-под плаща и по очереди протянула ее жениху и невесте. — Медовый месяц! Приехали сюда!.. Через минуту будет готова чистая постель. Она у меня чистая и свежая, как майская роса. Минуточку! Давайте ключи…

— Но, — сказал Питер, — в том-то вся проблема. У нас нет ключей. Мистер Ноукс обещал все приготовить и встретить нас здесь сегодня.

— Да ну! — опешила миссис Ноукс. — Но он об этом и словом не обмолвился. Уехал в Броксфорд в среду ночью. Никому ничего не сказал. Мне ни гроша не заплатил за последнюю неделю.

— Но, — сказала Харриет, — раз вы убираете в доме, у вас должны быть ключи.

— Нет, у меня нет ключей, — ответила миссис Руддл. — Он никогда не давал мне ключи. Боялся, Что я что-нибудь стащу. В этом он весь. Как будто у Него есть что-то стоящее, что можно украсть! На всех окнах задвижки, на дверях замки. Я сто раз говорила Берту, что дом так когда-нибудь сгорит, когда он уедет. А ключи — аж в Пэгфорде!

— В Пэгфорде? — спросил Питер. — Мне показать, вы сказали, мистер Ноукс в Броксфорде.

— Он в Броксфорде. Укатил по срочному делу, и ему нельзя позвонить. То есть, я хочу сказать, позвонить можно, но он глуховат, не услышит звонка. Но раз у вас такое дело, поезжайте в Пэгфорд и спросите Агги Твиттертон. Она вам поможет.

— Это та самая леди, у которой куры?

— Она самая. Помните маленький домик у реки, мисс… я хотела сказать, мэм… где жил старый Блант? Так вот, это рядом. У нее ключ. Она присматривает за домом, когда он уезжает. Хотя, не знаю, что у вас получится. Я ее целую неделю не видела. Может, она заболела. Потому что обязательно пришла бы. Если он собирался оставить для вас ключ, то он может быть только у нее.

— Наверное, так все и случилось, — сказала Харриет. — Она собиралась вам обо всем рассказать, а потом заболела, и ей было не до этого. Мы поедем к ней. Большое вам спасибо. Как вы думаете, мы у нее сможем раздобыть немного хлеба и масла?

— Боже благослови вас, мисс… мэм. Я сейчас все принесу. У меня отличный хлеб, почти совсем свежий, и полфунта масла. Минуточку. И, — задумавшись на секунду, неожиданно сказала она, — чистые простыни, как я и обещала. Я побегу и все приготовлю. Я мигом. Не успеете вы и ваш джентльмен вернуться с ключами, как все будет готово. Простите, мэм, а как вас теперь зовут?

— Леди Питер Вимси, — медленно произнесла Харриет, еще и сама не очень верившая, что это ее новое имя.

— Дурья моя голова! — закричала миссис Руддл, — Ведь он так и говорил, — она кивнула в сторону Бантера, — а я ему не поверила. Простите меня, мэм, но здесь постоянно вертятся эти проклятые коммивояжеры. Они могут тебе с три короба наврать. Правда, сэр?

— Что вы! Нашему Бантеру можно доверять, — ответил Питер. — Он среди нас самый надежный человек. А сейчас, миссис Руддл, мы отправимся к реке и возьмем ключи у мисс Твиттертон. Думаю, вернемся минут через двадцать. Бантер, тебе лучше остаться и помочь миссис Руддл. Я здесь смогу развернуться?

— Отлично, милорд. Нет, милорд. Я хотел сказать, что вы здесь не развернетесь. Я открою ворота его сиятельству. Шляпа Вашего сиятельства.

— Дай ее мне, Бантер, — сказала Харриет, потому что Питер уже заводил мотор.

— Да, миледи. Спасибо, миледи.

— Ну уж теперь-то, — сказал Питер, когда они благополучно выбрались на дорогу и направились обратно в Пэгфорд, — Бантер сумеет объяснить миссис Руддл, кто такие лорд и леди Питер Вимси. Если, конечно, она и сама еще не поняла. Бедный Бантер! Как она задела его самолюбие. Актеры! Вы только посмотрите на них! Эти коммивояжеры наврут с три короба!

— О, Питер! Жаль, что я не могу выйти замуж за Бантера. Я его так люблю!

— Признание невесты в первую брачную ночь! Слуга крадет молодую жену у господина! Но я рад, что Бантер тебе понравился. Я ему многим обязан… Ты что-нибудь знаешь об этой Твиттертон?

— Нет. Но я помню старика-поденщика с такой фамилией. Он постоянно бил жену. Они не были папиными пациентами. Но, даже если она и заболела, странно, что не прислала миссис Руддл хотя бы записку.

— Действительно, странно. Но я думаю о мистере Ноуксе. Симкокс…

— Симкокс? Ах, это агент по продаже недвижимости, да?

— Он удивился, почему дом продается так дешево. Конечно, там только дом и пара полей… Он подумал, что Ноукс продает только часть собственности. Я заплатил Ноуксу в прошлый понедельник. Проверка моего чека была закончена к четвергу. Интересно, провели ли параллельную проверку?

— Какую?

— Я имею в виду дружище Ноукса. Это не нарушит нашего права владения домом. Купчая в порядке. Но, не знаю, проверили ли все до конца. Может, дом был заложен в каком-то банке. Если у него были трудности, он мог его заложить, если большие трудности — заложить в нескольких банках. Когда ты была маленькой, у него был магазинчик? Он, кажется, продавал велосипеды? Как у него тогда шли дела?

— Не знаю. По-моему, он продал магазин. Теперь я вспоминаю, человек, который его купил, говорил, что Ноукс — мошенник. Он ловко умел вести дела.

— Да. По словам моего агента, Ноукс очень дешево купил дом. Надул стариков и подкупил брокеров. Мне кажется, что он занимался спекуляциями.

— Говорили, что он очень деловой человек. Вечно был чем-то занят.

— Разные мелкие делишки? Там ухватить по дешевке, здесь продать подороже и сорвать приличный куш. Так?

— Что-то в этом роде.

— Понятно. Раз на раз не приходится. То прибыль, то убыток. У меня в Лондоне один из арендаторов — интереснейший человек. Начинал с маленького магазинчика в бедной мансарде. Продавал подержанные вещи. А недавно я построил ему шикарный дом с огромными балконами. Он сдает его внаем и зарабатывает кучу денег. Но он еврей и прекрасно умеет вести дела. Я получил свои деньги, и он не остался внакладе. Он получает прекрасный процент на обороте. Мы его как-нибудь пригласим на ужин, и он расскажет тебе, как ему удалось сотворить такое чудо. Он начинал во время войны. На него работали только два инвалида. К тому же, у него немецкая фамилия. Но еще немного, и он будет богаче меня самого.

Харриет задала еще пару вопросов. Питер ответил, но с таким рассеянным видом, что она поняла, он думает вовсе не об удачливом еврее из Лондона и даже не о ней самой. Скорее всего, он думал о загадочном поведении мистера Ноукса. Она уже начала привыкать к таким внезапным приступам максимальной концентрации, когда жизнь вокруг переставала для Питера существовать. Даже когда он делал ей предложение, вдруг на минуту запнулся, потому что неожиданный звук или образ помог ему выстроить разрозненные детали какого-то преступления в звенья стройной логической цепи. Обычно это не продолжалось долго, через пять минут он уже оживленно разговаривал с Харриет. Показались огни Пэгфорда.