Между дьяволом и глубоким синим морем

Глава 22

— Джанни сказал, что ты меня искала.

Мы с Джеком сидели на полу перед камином в зелёной гостевой комнате. По возвращению домой я набрала дров в гараже и разожгла огонь, полагая, что, если нам что-то и может помочь, так это тепло от пламени.

Пока я это делала, Джек стоял рядом, словно не хотел выпускать меня из поля зрения. Мальчик весь дрожал. Его лицо, всё ещё испачканное в грязи, было мёртвенно-бледным. Но со временем ему стало лучше, и дрожь прекратилась. Я дала ему старый чёрный свитер Люка. Щёки Джека раскраснелись от огня — наконец-то он согрелся.

— Я оставил Саншайн и Люка и вернулся сюда. Джанни обнаружил меня одного в комнате и сказал, что ты ждёшь меня на чердаке Гленшипов, — продолжал он. — Это было странно, да и сам он вёл себя необычно, но, не знаю… я купился на это. Глупо с моей стороны. В следующий раз такого не произойдёт. Я буду умнее. — Джек сжимал и разжимал ладони. — Он заставил меня снять футболку и обувь. Затем связал мне руки и сказал, что сожжёт меня живьём.

Я обняла мальчика и прижала его к себе.

— А ещё я слышал смех, — сказал он, поднимая ко мне голову. — Это был Ривер?

Я не ответила, и мы просто молча сидели с какое-то время.

— Я кое-что нашла сегодня, — начала я, решив, что более подходящего времени это обсудить не будет. — Письма. Помнишь картину на своей тумбочке? Так вот…

— Это насчёт моего дедушки?

Я вздохнула.

— Так ты уже знаешь.

Джек заёрзал, встал и взял картинку.

— Это она, не так ли? Твоя бабушка? Папа кое-что мне рассказывал, когда бывал трезвым. То, что когда-то говорил ему дедушка.

— Да, это она. А это Джон Лип, твой дедушка. Он похож на твоего отца. — Я замолчала и глубоко вдохнула. — И на моего.

Мы смотрели друг на друга с секунду. Две.

— Я нашёл портреты твоей бабушки в бальном зале, — сказал Джек, возвращая рисунок на тумбочку. — Тогда-то я и понял.

— Покажи мне.

Я последовала за ним по коридору, а затем поднялась по мраморным ступенькам на третий этаж. По дороге мне захотелось заглянуть в комнату Люка, но изнутри донёсся смех Саншайн.

Джек пошёл к левой стене зала, к окнам, и указал на два небольших портрета Фредди в стиле ню. Оба терялись в море больших, плотных полотен, покрывающих стены.

Впервые присмотревшись к ним, я увидела, что картины Джона Липа были сделаны в гостевом доме. Тот же диван, те же обои… на подоконниках даже стояли банки с краской. Фредди была изображена бледной, голой и сияющей.

Мы с Джеком долго рассматривали портреты, а затем решили вернуться в зелёную гостевую комнату. Я достала письма Фредди, которые весь день пролежали у меня в кармане, и отдала их Джеку. Он читал их у камина.

Когда мальчик закончил, то встретился со мной взглядом своих голубых глаз и улыбнулся.

— Значит… наши отцы были братьями.

Я кивнула.

— Сводными.

— Так я могу теперь жить здесь? Мы ведь родственники?

— Если у нас с Люком есть право голоса, то… да.

Джек снова улыбнулся. Даже после столь ужасающей ночи, мальчишка не мог не радоваться.

Я оставалась с ним, пока он не уснул. Сидела у его кровати и читала вслух «Лев, Колдунья и Платяной шкаф», пока Джек не закрыл глаза. Но перед уходом я его разбудила и заставила закрыть за мной дверь на замок, а также взяла с него обещание, что он никому не будет открывать её, кроме нас с Люком. Ни под каким предлогом.

Затем я направилась в спальню, заперла дверь и села на кровать. Оказавшись вновь в одиночестве, я почувствовала себя совершенно опустошенной. Так же, как Монтана, которая, насколько я слышала, была пустотой из пустот, рядом с Вайомингом. Я подошла к одному из окон. За ним чернела ночь, соответствующая моему мрачному настроению.

На стопке книг на полу обнаружилась фигурка-оригами пингвина.

Я спустилась на кухню.

Нили был на том же месте, где я его оставила по возвращению из Гленшипа. Он зажёг две свечки на столе, из-за чего в помещении воцарилась атмосфера средневековья. Парень сидел на диване и насвистывал Рахманинова.

— Нили, ты преследовал нас с Джанни до самого Гленшипа?

— Да.

— Почему?

Он не ответил.

— Ривер не появлялся? — спросила я.

Он покачал головой.

— Почему ты ударил Джанни?

— Мне пришлось. У нас кончалось время, а мне было нужно, чтобы он к нам прислушался.

— Вот, как ты решаешь проблемы? Бьёшь людей?

Нили ухмыльнулся.

— Нет, я… волокита.

Я рассмеялась. Это вышло как-то само собой. Затем указала на холодильник.

— Хочешь имбирного лимонада?

— Ещё как!

Под его внимательным взглядом я налила два стакана антидепрессивного сока Фредди. Парень сделал глоток и вздохнул.

— Мне стыдно, что я ударил Джанни. Он не виноват в произошедшем. Не пойми меня превратно, я люблю драться. Но это было… ненужное зло. — Нили взъерошил себе волосы, и в эту секунду так напомнил мне Ривера, что у меня перехватило дыхание.

Затем опустил руку, так и не приведя причёску в порядок.

— Просто… стоило мне подумать о том, что он навредит ребёнку, тебе или кому-то ещё… как я потерял самообладание… — тихо закончил он.

Я прислонилась к столу.

— Ривер не особо раскаивается за свои поступки.

— Мой брат не так плох, как кажется. — Нили поднял на меня взгляд. В сиянии свечи его синяк стал более фиолетовым, будто за день ему стало только хуже, а не лучше.

— Знаю.

— Он живёт с очень могущественным даром. И он одинок. Ему не с кем поговорить о нём, никто не может помочь ему отличить правильное от неправильного.

Я молча попивала лимонад. Внезапно мне захотелось почесать затылок. То же покалывание я чувствовала ночью на кухне, когда мне показалось, что за мной кто-то наблюдает. Обернулась — никого. Посмотрела на тёмное кухонное окно. Ничего, кроме нашего с Нили отражения.

Мне вспомнился смех, прозвучавший на чердаке Гленшипа, и я вздрогнула.

Нили встал и расстегнул ветровку. Под ней была чёрная футболка, но не это привлекло моё внимание. Я смотрела на длинный розовый шрам, начинающийся на шее парня и идущий вдоль всей правой руки.

— Чёрт! — выпалила я и тут же пожалела об этом. Мне хотелось протянуть руку и коснуться шрама. Хотелось впиться в него ногтями и содрать, чтобы увидеть чистую, гладкую кожу Нили. Я поборола это желание.

— Всё нормально, — улыбнулся он. — Иногда даже я ужасаюсь, когда смотрю на себя в зеркало. Можешь коснуться его, если хочешь.

Хотела. Я провела пальцами по его шее и вдоль руки. Шрам заканчивался на запястье, и кожа на нём была мягкой и без волос. Мягче, чем должно быть.

— Прятать эту штуку — настоящее испытание. Особенно если ты яхтсмен, который любит снимать футболку в жару, как все нормальные люди.

— Как это произошло?

Нили тихо рассмеялся.

— Риверу было четырнадцать, — уголки его губ подёрнулись, — а мне только исполнилось тринадцать. Брат ещё не знал о сиянии, но начинал что-то подозревать. Например… что он не такой, как все. Как-то раз мы пошли на пляж, чтобы развести костёр. Ривер любит смотреть на огонь, когда он чем-то расстроен. Не прошло и часа, как мы поссорились. Когда я не дрался с другими детьми, то моей жертвой становился Ривер. — Нили сделал паузу и слабо улыбнулся. — Ох уж эти мои драки. В обычной ситуации Ривер знал, как меня успокоить и заболтать, при этом уворачиваясь от ударов. Но в тот раз он потерял контроль над собой.

История была мне знакома. Я знала, что будет дальше, и потому закрыла глаза. Значит, Ривер не соврал. Бывает же! По крайней мере, не полностью.

Нили погладил меня по руке.

— В тот раз он действительно был не виноват. Он разозлился и подумал что-то плохое обо мне. Все мы так делаем. Но мысли Ривера материальны. Они — оружие. Мы дрались, и я вжал его в песок. А затем… он заставил меня кое-что увидеть. Окровавленный труп девушки, плывущий в океане у моих ног. Очень жутко, в его стиле. Он не хотел этого, просто стоило подумать и… всё произошло. Но я испугался и начал убегать. Потом споткнулся и упал… прямо в костёр.

Я открыла глаза.

Нили прикоснулся рукой к шраму и покачал головой.

— Я упал прямо в огонь, Вайолет. Он перешёл на меня. Ривер толкнул меня на землю и засыпал песком, чтобы я перестал гореть. Он кричал моё имя и плакал. Затем я отключился, и на этом мои воспоминания обрываются. Следующий месяц я провёл в больнице. Меня лечили самые лучшие доктора. И вот, что осталось.

Нили опустил взгляд на свою руку. Он всё ещё улыбался, но его глаза помрачнели. Я прикоснулась пальцами к выступающей коже на его предплечье.

— Мне жаль.

Ничего получше я не придумала.

— Послушай, я знаю, что Ривер делал… плохие вещи. Знаю о старом виноделе. Об испанских близняшках. О той шотландской девочке. Знаю об этом, о многом другом. И ненавижу его за это. Но Ривер мой брат. Он был рядом со мной каждый раз, когда я слишком много себе позволял в детстве, каждый раз, когда эмоции брали надо мной верх, и я ввязывался в драку с тремя старшими детьми одновременно. Он никогда не сдавался, никогда не убегал, никогда не рассказывал нашему отцу, никогда не просил меня остановиться или измениться. Он ломал себе правую руку шесть раз. Но всегда приходил мне на выручку. Всегда.

Мне хотелось спросить о виноделе, о близнецах, о шотландской девочке. Хотелось больше узнать о маленьком Ривере, о периоде его жизни, когда он не знал о сиянии.

Но когда я открыла рот, то сказала:

— Я слышала смех на чердаке. До того, как ты пришёл. И это был не Джанни. Там был кто-то ещё, прятался в тени, наблюдал за нами и смеялся. И смех был безумным, истеричным. Ужасающим…

— Просто забудь об этом. — Нили взял меня за руку на секунду, а затем отпустил. — Я заберу брата домой, и всё прекратится, ладно? Ривер… сам не свой.

Он снова сел на диван и прижался лбом к стене.

— Мне кажется, он стал зависимым от сияния, как от своего рода наркотика. Он постоянно сбегает. Может, действительно потому, что хочет перестать его использовать. Я не знаю. Но моему брату либо становится скучно, либо он встречает кого-то, кто ему не нравится, или начинает злиться из-за какой-то несправедливости и… — Нили посмотрел на меня и грустно улыбнулся. Грустная кривоватая улыбка и кривоватый нос — идеальное сочетание. — И тогда гибнут люди. Всегда.

Я села рядом с ним на диване, и с какое-то время мы ничего не говорили, только периодически слегка прикасались руками. Как обычно, я учуяла запах океана и солнца, и почувствовала себя… лучше.

Но тут у меня вновь закололо в шее.

Мне нужна возможность видеть. Кухонные углы полнились тенями, а я не включила свет. Мог ли Ривер прятаться там, в ночи? Или я просто никак не могла прийти в себя? Может, мне послышался тот смех на чердаке…

Может, я так сильно испугалась, что потеряла рассудок.

Это возможно?

Полагаю, что да.

Но нет… Джек тоже его слышал.

— Я больше ничего не могу сделать, кроме как вернуть его домой, — сказал наконец Нили. — Даже несмотря на то, что он снова сбежит.

Я не встречалась с ним взглядом. Не рассказывала о дурацкой чёртовой боли при мысли об отъезде Ривера.

Нили снова встал, надел ветровку и застегнул её до самого подбородка.

— Вайолет, я могу попросить тебя об одолжении?

— Ладно…

— Я очень рад тому, что происходит между вами с Ривером, — он внимательно посмотрел на меня, и по блеску в его глазах я догадалась, что речь была о нашей первой встрече, когда он обнаружил меня в кровати с его братом. — Но я считаю, что ты не должна позволять ему прикасаться к тебе. Только выслушай меня полностью. У меня есть предчувствие, интуиция, которая подсказывает, что Риверу станет лучше, только если он перестанет использовать сияние. Не считая те случаи, когда это ему жизненно необходимо. Поэтому не позволяй ему прикасаться к тебе. Сможешь?

Я покачала головой.

— Ничего не понимаю. Как прикасания Ривера связаны с сиянием?

Тот просто уставился на меня.

— Хочешь сказать, ты не знаешь? Он тебе не сказал?

Парень резко ударил кулаком по столу. Одна из свечек упала и потухла. Половина кухни окунулась в тень. Я сидела на диване, а Нили нависал надо мной. Даже когда я встала, он всё ещё нависал надо мной. До чего же он высокий! Даже его голос доносился свысока.

— Ривер должен прикасаться к человеку, чтобы использовать сияние. Без физического контакта у него ничего не получится. Ему не обязательно касаться тебя прямо в этот момент, это могло случиться час или два назад. По крайней мере, так было раньше. Теперь эффект может продлиться несколько дней. Его сияние… меняется. Становится сильнее. Или слабее. Кто знает.

Он вновь стукнул по столу, и потухла вторая свеча. В кухне стало темно, но я всё ещё видела силуэт Нили.

— Не могу поверить, что он тебе не сказал! Он затаскивал тебя к себе в кровать, прикасался к тебе, заставлял видеть разные вещи, чувствовать… бог знает что, и при этом ни разу не упомянул, как работает его сияние? — Нили запрокинул голову, и я подумала, что сейчас он рассмеется. Вместо этого парень издал мучительный, расстроенный вопль. Я подскочила от удивления. От его крика мои мысли завертелись быстрее и быстрее…

Ривер берёт Саншайн за локоть. Ривер показывает Джеку, как играть в йо-йо, положив руку ему на плечо. Ривер обхватывает меня рукой на кладбище и целует. Ривер пожимает руку Джанни в пиццерии. Ривер берёт стакан с виски, Ривер касается пальцев Люка, контролируя указатель на спиритической доске, Ривер целует меня, касается, касается, касается…

— Это неправильно и не принесёт тебе ничего хорошего, Вайолет. Он может заставить тебя видеть вещи, которых нет на самом деле. Я люблю его, но не отрицаю, что он нестабилен. И опасен. Более опасен, чем любой, кого ты знаешь и узнаешь в будущем. Ты должна запретить ему прикасаться к тебе.

Но я едва его слушала, потому что мой мозг кипел, а все мысли разбились, сломались и упали окровавленные на пол. Нили это чувствовал, чувствовал грустные, нездоровые эмоции, исходящие от меня. Но мне было плевать. Плевать, если он заметил.

Я ненавидела Ривера.

Ненавидела!