Между дьяволом и глубоким синим морем

Глава 30

Ривер уехал. Нили остался.

Джек тоже окончательно переехал к нам. Он пережил дьяволов, самоубийства, чердаки, ведьм, пожары, ножи… но каким-то образом ему удалось остаться нормальным.

Нили развёл костёр во дворике гостевого дома, и мы впятером — Люк, Саншайн, Нили, я и Джек — жарили сладкие итальянские колбаски и кукурузу после наступления темноты. Так мы провели лето.

Иногда я спала в кровати Ривера в гостевом доме. Нили не возражал. Кроме того, мне нравился его смех. Нравилось, что он был похож на брата. Мы не говорили о Ривере и перестали читать газеты. Нам не хотелось знать. Ни о нём, ни о Броди — что они делали, кому причиняли боль. Пока нет.

В последнюю ночь августа, за неделю до того, как должен был начаться мой последний год в школе, я снова спала в кровати Ривера. Перекатилась на бок, и мне в лицо ударило яркое солнце.

Но меня разбудило не оно. А голоса снаружи. Я быстро оделась, моё сердце бешено колотилось в груди.

Не может быть!

Но может.

Я вышла наружу и увидела родителей, достающих чемоданы из такси. Мама заметила меня и уронила сумку. Я побежала к ней в объятия, и мы крепко вцепились друг в друга, словно это было так же необходимо, как воздух, а мы очень долго задерживали дыхание. Я закопалась носом в её длинные волосы и учуяла запах крепкого европейского кофе, элегантных французских духов и свежего парижского дождя. Но под всем этим был аромат скипидара, как всегда.

Я злилась, что она уехала, а затем вернулась, словно ничего не произошло. Словно ей ничего не нужно было объяснять, и у неё не было никаких обязательств. Но мои родители делали, что хотели, независимо от моего мнения. Мне ничего не оставалось, кроме как принимать их такими, какие они есть, и надеяться, что они так же отнесутся ко мне.

Мама говорила очень быстро. С той же скоростью, с какой в моей голове пролетали мысли, быстро, быстро, быстро. Она без устали рассказывала о Европе, музеях, выставках в Париже, но я слушала лишь отчасти, потому что обнимала отца и пыталась прийти в себя.

— Вайолет, ты меня слушаешь? — мама положила руку мне на плечо. — Твой отец распродал все картины с выставки в Париже, и, как ты думаешь, что это значит? Это значит, что у нас наконец-то есть деньги, вот, что это значит. О, а вот и Люк!

Люк бежал по ступенькам. Он даже слегка расплакался, и мне было странно на это смотреть, потому что я никогда не видела брата плачущим. В глазах папы был какой-то далёкий взгляд, когда он обнял сына, и я поняла, что безумно по нему скучала. Затем из дома вышли Нили с Джеком, и мы представили их родителям. Это привело к обсуждению искусства, что привело нас в сарай, а затем в гостевой дом, и мы обсудили всё, что произошло с момента их отъезда. То есть, практически ничего, потому что мы не рассказывали о Ривере, Броди, письмах Фредди и густой крови Джека, и о Саншайн с битой, и о мальчике у рельс, и о моих дрожащих руках, несущих смерть, и о том, как я заколола Дьявола в грудь, и что я прятала под длинными рукавами в августе.

Позже я сидела в одиночестве на ступеньках, снова гадая, в каком забытом уголке сейчас забился Ривер. Ночь догоняла последний день лета, и на меня снова навалилась тоска, как всегда на закате. Я слышала смех Люка с Нили, пока они собирали ветки. Мы планировали заночевать на заднем дворе. Папа ставил пыльную зелёную палатку, которую нашёл в подвале Ситизена, а мама рисовала в сарае с открытой дверью, чтобы наблюдать за всеми. Джек взбивал мороженое в старой ручной машинке, а Саншайн сидела рядом с ним, щурясь в последних лучах солнца и пытаясь прочесть какое-то старое пособие для бойскаутов о том, как разводить огонь, которое она взяла в библиотеке.

Я гадала, удалось ли Риверу взять сияние под контроль. И не чувствовал ли он себя одиноким. Скучал ли по мне, как я по нему. Но затем ко мне подошёл Нили, протягивая палку с зефирками, и потребовал, чтобы я присоединилась к веселью. Я так и сделала. Жарила еду, ела домашнее мороженое, рисовала при лунном свете и спала в спальном мешке на земле. И ночь слилась в одну большую вспышку ничего и всего. Я была в безопасности. И спокойна, даже несмотря на тоску по Риверу.

Я оглянулась на Нили, лежащего на боку у костра. Мне казалось, что он спит, но тут парень открыл глаза и посмотрел прямо на меня, словно знал, о чём я думала. Он улыбнулся. И эта улыбка пронзила меня до самого сердца.

Фредди часто говорила, что нужно быть счастливым, когда выпадает такая возможность, потому что жизнь не стоит на месте. И она была права. К ней нелегко пришло это понимание. Фредди была обычным человеком и совершала ошибки. Но в процессе она научилась держаться за своё счастье. Она молилась Богу и держалась.

Я пробежалась пальцами по шрамам на запястьях. Жизнь была безопасней без Ривера. Менее захватывающей. Менее пугающей. Менее волнующей. Просто… менее.

«Чёрт. Я очень скучаю по тебе, Ривер».

Может, во мне говорили остатки сияния. Может, из-за него я так тосковала по Риверу… но чувства казались реальными. В любом случае, настоящие они или нет, они были единственным, за что я могла держаться. Ривер манипулировал людьми. И убивал. Он был злой. Не такой злой, как Броди… но всё же. Хорошо, что он уехал, убрался из моей жизни. Логически я это понимала. Но то, что я чувствовала, в глубине, в самых потаённых уголках своего сердца, было следующим: мне плевать, если Ривер злой. Он всё равно мне нравился. Может, я даже любила его.

И, возможно, это тоже делало меня злой.