Между жизнью и смертью

Глава 3

В апреле 1920 года постановлением ВЦИК Советской республики впервые создавалась обширная Донецкая губерния. В её состав вошли Бахмутский, Мариупольский и Славяногорский уезды Катеринославской губернии. Старобельский, часть Изюмского и Купянского уездов Харьковской губернии. Таганрогский, часть Донецкого и Донского округов области Войска Донского. Появившееся в разгар гражданской войны территориальное образование изначально казалось крайне недолговечным и искусственным. Действительно, что могло объединить столь разнородные местности и различные людские интересы?

Соль богатейших Бахмутских солеварен и купеческую хитрость юга Слабожанщины. Мариупольских прирождённых рыбаков, приросших к берегам Азовского моря и свободолюбивых сынов Донских степей. Ответ на непростой вопрос, оказался лежащим на поверхности, вернее под нею.

Уголь и металл! Именно они сумели соединить, сплести, спаять интересы тысяч людей. Причём настолько крепко, что в некогда Диком поле за короткое время вырос, возмужал и расцвёл индустриальный Донбасс.

Донецк, будущая столица шахтёрского края, через три года после создания одноимённой губернии, представлял собой несколько разрозненных и зачуханных рабочих посёлков. Они сладострастно прижимались к нескольким мелким, примитивным шахтам и одному крупному металлургическому заводу, основанному валлийцем Джоном Хьюзом…

До ближайшей железнодорожной станции Миллерово Григорий добирался пешком и на попутных подводах. Бог миловал и рыскавшие по степи патрули красноармейцев не заинтересовались одетым в старый зипун странником. Дорога оказалась долгой и трудной.

- Вот раньше бывало, мог за день до сотни вёрст отмахать на коне, - с горечью думал он. – А нынче тащусь как старый вол.

Когда вечерело, Григорий унижено просил осторожных, приученных за войну ко всякому, жителей верхнедонских станиц, пустить переночевать. Соглашались они, естественно, неохотно. Путник не обижался на отказы. Слишком часто проходили здесь войска, и сам он в прошлом неоднократно беззастенчиво пользовался имуществом жителей.

- Пустите Христа ради! – заучено пробормотал он на третий день пути, когда медленно открылась перекошенная дверь, крайней хаты придорожного хутора. - Я спокойный, не больной, рано утром уйду…

- Входи, раз пришёл. – Молодой женский голос выдал разочарование хозяйки. - Не того ждала…

Григорий быстро, пока казачка посторонилась и не передумала, прошёл в темноту сеней. Низкая горница освещалась коптящей, самодельной керосиновой лампой. Он быстро снял мокрую верхнюю одежду и бросил её на жаркую лежанку печи. Только после этого посмотрел на стоящую посреди комнаты ладную молодицу.

- О, Зовутка! – удивился он, узнав мимолётную знакомую. - Да уж, встреча…

- А, дяденька! – отозвалась весёлая солдатка. - Довелось же сызнова встретиться.

За прошедший со дня прошлой встречи год, она заметно пополнела, обабилась, но не утратила природной живости и привлекательности. Не прекращавшийся поиск женского счастья отразился на её лице дополнительными морщинками.

- Спаси Христос! – Григорий поздоровался со зло зыркнувшей пожилой женщиной, вероятно свекровью хозяйки. Та ничего не ответив ушла на другую половину.

- Ты не обижайся, - усмехнувшись, сообщила знакомая. – У неё сына зарубили красные.

- А я тута при чём?

- Так ты жив и в красноармейской форме…

Она оценивающим взглядом рассматривала фигуру покорно стоящего мужчины и сказала:

- А ты всё такой же бирюк!

- Какой есть…

- Ладно, проходи.

- Благодарствуйте.

- Голодный небось? – хозяйка двинулась к кособокой печи.

- Дюже голодный… - согласился Григорий, хозяйским взглядом оглядев бедную обстановку комнаты. - Мужика по-прежнему нет?

- Нет.

- Как живёшь?

- Так и живу… Где зараз доброго казака найдёшь? Моего возраста половину поубивали, половина давно женаты.

Гость коротко кивнул головой и понимающе замолчал. Григорий в охотку съел сноровисто поданную холодную кашу и блаженно прикрыл уставшие глаза.

- Хорошо у тебя, - с благодарностью сказал он. – Тепло и сытно.

Хозяйка погодя вышла в другую комнату и зашуршала бельём. Судя по доносившимся оттуда звукам, она стелила постель.

- Неудобно как-то, - Шелехов закурил самосада. – Даже не знаю, как её зовут.

Он вспомнил, как впервые встретил сегодняшнюю хозяйку. Она тогда так и не призналась, как её зовут, откликаясь на смешное прозвище. Тогда он спешил со службы в Первой конной армии к Аксинье и с трудом не поддался неприкрытому зову молодой плоти новой знакомой.

- Как тебя звать – то? – незнакомка успела переменить повседневную кофточку на выходную и, подойдя к нему вплотную, гордо стала, подбоченясь полными руками.

- Григорий.

- А меня Лизавета…Будем знакомы!

- Будем, коли не шутишь. – Гость пытливо посмотрел на неё тёмными и влажными глазами.

Хозяйка слегка стушевалась, но не подала вида. Григорий, молча курил, отдав инициативу в руки бойкой бабёнки. Та быстро выполнив нехитрые хозяйские заботы, вновь подошла к нему, вытирая о фартук мокрые руки предложила:

- Пойдём спать!

- А как же свекровь?

- Она мне не указ, – просто и спокойно сказала Лиза. - Поздно уже…

- Пойдём.

Спать им, однако, не пришлось довольно долго. Истосковавшись по отдельности в отсутствии физической близости, они неистово ласкали друг друга, утоляя накопившийся голод.

- Ох и хорош окаянный! – каждый раз охала Лизавета, на минуту отлипая от казака. – Всё душу вынимает за раз.

Привыкнув к сильному телу Григория, Лизавета раз за разом начинала целовать его, как только он слегка восстанавливал распылённые силы. В коротких паузах заслуженного отдыха она донимала его вопросами:

- Куда направляешься?

- Иду на Донбасс искать лучшей доли.

- Почему один?

- Жена умерла, а детишки пока с сестрой остались.

- Где же твоя зазноба, к которой так поспешал тогда?

- Погибла… - не вдаваясь в подробности, сказал Шелехов.

- Погибла? Вона как… Так ты свободен теперь?

- Как ветер! – хмыкнул невесёлый любовник. – Который никому не нужен

- Хочешь, оставайся со мной…Наладишь хозяйство, детишек тебе нарожаю!

В первородных словах молодой женщины выражалось столько потаённого желания простого человеческого счастья, что Григорий молча отвернулся к стене. Он не смог глядя ей в глаза сказать, что не останется с ней. Она, подперев голову правой рукой, долго смотрела на его повёрнутое в профиль лицо, потом сказала:

- Молчишь… Пожалеешь опосля! – обиделась Лиза, по его молчанию поняв ответ.

- Не пугай, я не из пужливых…

- Да это я сдуру ляпнула! – испугалась молодая женщина. – Не обижайся Гришенька!

- Ладно, давай спать…

- Как скажешь.

Вскоре она, шумно засопев, удовлетворённо и крепко заснула. Григорий сам немного подремал. Когда едва - едва расцвело, тихонько собрался и, не попрощавшись, ушёл.

- Зачем нам лишние слова? – рассуждал он, шагая через оттаивающие буераки. – Встретились на ночь и разошлись навсегда.

Через два дня он добрался до долгожданной станции и, подождав десяток часов, уехал на переполненном поезде в юго-западном направлении, на Украину. Григорию несказанно повезло, в переполненном вагоне его пригласил к себе на полку незнакомый статный мужчина.

- Извините, - спросил он, когда они вышли покурить в пустой тамбур. – Вы случайно не офицер.

- В нынешнее время такие вопросы опасны! – Внешне небрежно ответил Григорий.

- Вы не обижайтесь, я спрашиваю без всякого злого умысла.

Мужчина смотрел в глаза собеседнику честным и открытым взглядом.

- Я сам вышел в офицеры из унтеров в германскую, потом служил в Белой гвардии. Закончил гражданскую в Красной Армии.

- У меня примерно такая же история.

Попутчики сразу потянулись друг другу, как бывает с совершенно незнакомыми людьми, случайно оказавшимся в одно время и в одном месте.

- Вы бывали в Донбассе? – Григорий интересовался любыми сведениями о новом месте жительства.

- Приходилось воевать, - отвечал словоохотливый собеседник. – Если хотите, расскажу интересный случай, произошедший как раз в тех местах.

- Сделайте милость.

Люди в вагоне уже давно спали, поэтому они могли курить и разговаривать почти спокойно.

- Случай произошёл в 1919 году. Перед нашей частью располагался богатый город Славянск. Бои за него приняли затяжной характер, но Славянск был все же взят, и это благодаря нюху нашего пулемётчика, поручика Антохина. Он неожиданно исчез с позиций и вдруг появился на шикарной тройке белых лошадей. В пулемётном тарантасе было несколько ящиков с бутылками водки.

- Мой нюх меня не обманул. – радостно сообщил он нам. - Там громадные склады спирта, но красные рядом!

Мы вытаращили глаза. Новость распространилась молниеносно. Казаки атаковали город как львы и захватили его и в первую очередь винные склады. Мы выбросили все вещи, кроме патронов и снарядов, и погрузили ящики водки везде, где только возможно. Вечером я был вызван к полковнику Шапиловскому.

- Генералу Топоркову нужен офицер, который не пьян и прилично выглядит.

- Я готов отправиться к генералу.

- С Богом!

По моем прибытии в штаб дивизии Топорков встретил меня и велел:

- Штаб армии находится в Горловке. Красные как будто отошли и путь свободен. Я просил дать патронов и снарядов. Возьмите паровоз, несколько вагонов и отправляйтесь за ними.

Я сдал лошадь и карабин, взял с собой непьющего казака-старовера, два ящика водки и двинулся на вокзал.

- Хочу уехать через 20 минут!

- Все хотят.

Машинист, явный большевик, не удостоил меня даже взглядом.

- А это? - я показал ему бутылки водки.

Он побежал бегом готовить состав. От враждебности ничего не осталось. Мы отправились, по дороге я всё больше братался с машинистом и кочегаром. Выпить пришлось много. В Горловку мы прибыли в 2 часа ночи. Я отправился в штаб и доложил генералу, начальнику тыла:

- Мы взяли Славянск. Нужны патроны и снаряды.

- Я слышал, что…

- Так точно, Ваше превосходительство!

Я побежал в свой вагон и принес четыре бутылки, всё же генерал.

- Вы получите 100 тысяч патронов и 100 снарядов. Скажите генералу Топоркову, что мы будем высылать всё необходимое.

Под вечер следующего дня мы еле нашли свою дивизию. Я явился к генералу Топоркову, отрапортовал и сдал пакет.

- Вы быстро выполнили поручение!

- С водкой в России возможно даже невозможное, Ваше превосходительство!

Он налил мне стакан из трофейной бутылки.

- Что я могу сделать для вас?

- Дайте, Ваше превосходительство, мне огурец на закуску…

По возвращении я доложил полковнику Шапиловскому:

- Простите, господин полковник, что не рапортую, но меня напоил генерал Топорков и я встать не могу. Но зато я привёз патроны и снаряды.

- Вот молодец!

- Пошлите кого-нибудь потрезвее принять их и отпустить подводчикам…

До самой станции Юзово весёлый офицер рассказывал подобные истории, и Григорий буквально не заметил, как закончилась его дорога. Он сошёл на маленькой грузовой станции, а добродушный попутчик поехал дальше. Только стоя на загаженном перроне Шелехов вспомнил, что так и не спросил его имя.

- В коногоны пойдёшь? – солидный, седой мужик, бригадир ватаги горняков, испытующе посмотрев на Григория. - Лошадей любишь?

- А как их не любить?

- Точно! – засмеялся матёрый бригадир. - Они по любому получше людей…

- Верно.

Разговаривали они во дворе небольшой шахты, куда беглый казак пришёл наугад после того, как не встретился со знакомым Михаила Кошевого. Вокруг лежал ноздреватый, умирающий снег. В отличие от белого снега родных мест Григория, здешний был грязно – серого цвета.

- Неужто здесь всегда так серо и уныло, - размышлял он. – Как люди тутошние живут?

Не знал казак, что потемнел он от въедливой, неистребимой угольной пыли. Всё вокруг представлялось казаку чужим и нерадостным. Не представляя, что же ему делать дальше, Григорий обратился к первому попавшему навстречу шахтёру. Тот оказался бригадиром смены горняков, назвался Ефимом Точилиным. Был он мужик хозяйственный и сметливый. Коротко спросил новоприбывшего:

- Фамилия?

- Шелехов.

- Откуда?

- С Дона! – Григорию не хотелось распространяться на неприятную тему. - В войну все родные погибли… Подался сюда, терять всё одно нечего…

- Понятно… - Ефим был из догадливых. - Меня твоё прошлое не касается.

- Вестимо...

- Главное, чтобы пил в меру и за конём смотрел!

- Даже не сумневайся! – обрадовался Григорий и посмотрел прямо в глаза благодетеля. - Мне бы только устроиться…

- Дело это не простое, - продолжил нравоучение Точилин. - Я сам свидетель, что лошадь, прожившая безвылазно в шахте лет пять, отлично умела считать до пятнадцати и никогда не ошибалась.

- Быть такого не может!

- На заре моей горняцкой юности я сам работал коногоном, возил по рельсам вагонетки с углём и прочими грузами. Норма у нас была 15 вагонеток, иначе кони быстро надрывались, даже если жили на овсе. А ты знаешь, что сдвинуть с места железнодорожный состав, если все вагоны находятся врастяжку, не под силу даже тепловозу?

- Не знал…

- Ведь гигантский груз надо целиком стронуть с места. Поэтому машинист сперва сдаёт состав немного назад, чтобы большинство вагонов стояли впритык друг к другу, тогда у каждого вагона в сцепках есть зазор, позволяющий не весь состав сразу тянуть, а выдёргивать по одному вагону: стук-стук-стук буферами. И пошло – поехало.

- Ишь ты! – неподдельно удивился Григорий.

- Лошадь в шахте делает то же самое, поначалу естественно по воле коногона, но уже на пятый день своего шахтёрского труда лошадь так поступает даже в случае, если коногон пьян или заснул. Она быстро соображает, что так состав стронуть с места в 15 раз легче. Поэтому любая подземная лошадь, внимательно считает стук буферов, и больше 15 стуков не повезёт, хоть ты её запори кнутом. Встречаются, конечно, и глупые лошади или малообразованные, но в большинстве случаев происходит именно так.

- Я завсегда знал, что лошади поумней, иного человека будут!

Точилин ещё раз окинул взглядом ладную фигуру новичка. Ему нравился его твёрдый и открытый взгляд тёмных, как украинская ночь, цыганских глаз. Ранняя седина выдавала нелёгкий и бурный жизненный путь, пройденный им.

- Не подведёшь?

- Гутарить тут не об чём и так ясно! – Григорий разучился просить. - Так берёшь или как?

Бригадир махнул рукой в сторону двухэтажного здания и сказал:

- Отправляйся в контору. Скажи, Точилин прислал.

- Лады.

- Пусть пока оформят «провожатым» к Степаненко, а научишься управляться, примешь Орлика. – И уже в след уходящему работнику. - Могу сдать тебе угол для жилья. Если захочешь, то тогда найди первый дом на этой улице. Крытый железом, со стороны балки…

- Спаси Бог!

Шелехов на ходу обернулся и кивнул в знак согласия головой.

Так по случаю начиналась его новая, подземная служба. А заодно и непривычная, цивильная жизнь, в гостеприимном для беглецов Донбассе.