Между жизнью и смертью

Глава 6

Вторым коногоном в пару к Шелехову иногда ставили Николая Симагина. Тот работал на красном, пожилом мерине по кличке Орлик. На нём начинал Григорий учиться непростому мастерству коногона.

- Умный и справный конь!

Теперь же у него в подчинении состояла пегая, умная кобылка Гулька. В конюшне Гулькино место располагалось рядом со стойлом задумчивого мерина. Овес и воду употребляли из одного корыта. Не однажды подмечал удивлённый казак, что пока Орлик не насытится, подруга есть не станет.

- Жалеет она его, что ли? – дивился Григорий глядя на них. - Не иначе лошадиная дружба!

Неоднократно замечал он, как слезились глаза Гульки, когда та смотрела на мучения мерина. Потому что не похож был её хозяин с Николаем, по-разному относились к лошадям.

- Как можно так обращаться с конём? - вздыхал казак, глядя на мучения Орлика.

Войдёт обычно Шелехов в подземную конюшню и сразу даст кобылке корочку хлеба, а то и сахару. Работали они согласно, душа в душу. Умница редкая была Гулька, будто человек. Все команды разумела, все места помнила, где тише, а где быстрее поддать надо. С места трогалась плавно, без дерготни. Когда на обед перерыв приспеет, станет и стоит, не работает. Хоть время по ней проверяй…

- Ах, ты моя, умница! - скажет тогда коногон. - И правда, отдохнуть надо бы...

Николай, хоть молодой, здоровенный, но рыжий и злой, как все рудничные собаки вместе взятые. Другое дело у него с Орликом, маята одна. Работают они трудно и нервно. Сплошные крики и ругань. Кипятится всегда Симагин, злобствует попусту. Уж мерина того колотит, что лучше не видать такого.

- У, зараза! - бедная животина, никак не примерится к нраву бестолкового человека, и что ни ходка, то вновь крик, побои...

Потомственный всадник любил свою работницу, привязался к ней. Каждое утро она нетерпеливо его ждала, ногами переступает от нетерпения. Чует, что есть у него для любимицы припрятанный гостинец. Григорий в тот день как обычно утром опустился в шахту на очередную смену и в первую очередь к ней.

- Бедная твоя душа. – Он жалел лишённых солнца лошадей. - Работаешь, как каторжная… Света божьего не видишь!

Подземный табун содержался на небольшом удалении от шахтного ствола. Для этого там пристроилась небольшая конюшня со стойлом для каждой лошадки. Численность табуна была разная и зависела от наличия рабочих точек на угольном горизонте. Рядом с конюшней соседствовало хранилище для сена и фуража.

- Во всём порядок должон быть! - Ефим Точилин, как опытный бригадир неусыпно следил за всем.

Даже навоз, для избежание самовозгорания, из конюшен выдавался на поверхность по установленным правилам. Обслуживал, кормил, поил и чистил лошадей конюшенный. По заведенному порядку на такую должность нанимались цыгане или татарва. Один из конюшенных как раз возился с Гулькой. Григорий подошёл к ним и поздоровался:

- Привет Ахметка! - он уважал людей любящих лошадей. - Как жизнь и дела?

- Как сажа бела, товарищ...

Григорий засмеялся и прошёл налегке в «гурьбу», место сбора коногонов. Навстречу ему выскочил Ванька, работавший у него «провожатым».

- Здравствуйте дяденька!

Ваньку Григорий заприметил в церкви. Тот пел на клиросе – специальном возвышении для певчих, что перед церковным иконостасом. Трое певцов да регент, руководящий этим малым хором отточенными за многолетнюю практику движениями рук. Спиной к прихожанам, лицом к певчим, скупой короткий взмах кисти, и два девичьих и один мальчишеский голос взлетали под купол с молитвой к Богу.

- Как же красиво поют! – радовался тогда Григорий.

Ростом Ванька невысок, выглядит младше своих лет. Когда голос стал ломаться, взяли его на шахту помощником коногона.

- Из храма – под землю, в самый ад. – Шутили над ним горняки.

От церковной вязи песнопений, вплетаемой вместе с юными девушками в общий хор молитвы – к отборной ругани шахтёров, мужиков крепких как на слово, так и на руку.

- Не ругайтесь дяденьки! – просил их богобоязненный паренёк.

Бывало, загнут так, что мальчонка с красными от стыда ушами готов под землю провалиться. Только некуда. И так уже под землей.

- Здравствуй Ваня! – сказал улыбающийся от таких мыслей Григорий и шагнул в низкое и захламлённое помещение.

Тут хранилась всяческая упряжь и шорный «струмент». На загаженном полу в беспорядке валялись бичи, кнуты, колокольцы и мордобойцы. В углу неразборной кучей лежали подпруги, лямки, дуги, ремни, оглобли, тормозные шкворни и прочее барахло. Привычными словами он приветствовал присутствующих коногонов:

- Здорово бывали!

- Поздоровее видали! – как бы в шутку, но недобро ответил Симагин.

- Кто со мной сегодни работает? – Григорий предпочёл не заметить наглости. - Пора выезжать…

- Я! – лениво и неохотно отозвался Николай. - Успеется ишо…

Он неторопливо позубоскалил с мужиками, покурил. Григорий с помощью Ваньки за это время запряг свою Гульку и ждал напарника снаружи. Тот вышел, недовольно зыркнул в сторону передовика и начал выводить Орлика. Конь переступал ногами и встревожено фыркал.

- Но! Не балуй холера… - Симагин с потягом хлестанул мерина. - Убью скотина.

- Ах ты, гад!

На впавшем боку мерина вздулся красный рубец от обжигающего кнута.

- Что ты творишь! – Григорий вскипел от обиды за слабое животное.

- Зачем бьёшь?

- Не лезь Шелехов… - шепотом угрожающе предостерёг Симагин. - Ты давно нарываешься!

У входа в конюшню возвышался образ святого Власия Кесарийского, хранителя и покровителя скота. Рядом с ним гомонили несколько привлечённых шумом коногонов. Федька Кулаков, мужичок невзрачный и вредный, подначивал кореша:

- Николай, а ну двинь ему!

- А ты почём лезешь?

- Задаётся пришлый… Куды там!

- Не трожь коня, кому говорю…

- Не твоё дело! – Симагину хотелось покрасоваться перед зрителями. - Лучше за женой следи, смотри, как бы на сторону не вильнула.

- Ты на что намекаешь?

- Она до тебя со всем посёлком гуляла. - Злобствовал Николай, не забывший обиды за отказ Тоньки на предложение выйти за него замуж. - Ходили, знаем...

- То-то она тебе отказала, когда сватался!

- Пошёл ты…

Гнев ударил в голову Григория. Не помня себя, он подскочил к обидчику и выкрикнул:

- Да я тебя… - он схватил Николая за грудки и бешено ворохнул страшными глазами.

- Пусти! – задохнувшись, прохрипел Симагин. - Вдарю ведь…

Тут же, словно решившись, он коротко взмахнул правой рукой, и крепкий кулак по широкой дуге въехал Григорию в левую скулу.

- Сука. - Выдохнул тот и резко ответил с левой. - Получай!

- Убью...

Бойцы закружились по небольшой площадке, между вечных луж от всепроникающих подземных вод. Николай был больше и на вид сильнее. Остальные коногоны смены, обрадованные даровым развлечением, заулюлюкали, заспорили. Большинство склонялось в сторону Николая. Тот вначале действительно буром попёр на соперника и пару раз достал его за счёт длинных рук.

- Ищо хочешь? - радовался он лёгкой победе.

Однако вскоре Шелехов приноровился и выманив того ложным выпадом, врезал под дых. Николай стал задыхаться и Григорий парой ударов свалил его на землю. Потом сел на него и спросил поверженного соперника:

- Хватит с тебя?

- Слазь!

- Не будешь больше над конём издеваться…

- Ну, подожди Шелехов, - пообещал злопамятный Симагин. - Я тебя ещё достану!

- Руки коротки… - Григорий снова завёлся.

- Посмотрим, чья возьмёт! – Николай лёжа сплюнул кровью. - Пожалеешь ещё…

- Курва! – Григорий вскочил и несколько раз ударил того ногой в живот и в голову. - Это тебе за Орлика.

Симагин коротко вскрикнул от резкой боли и потерял сознание. Победителю в стычке пришлось в тот день работать с другим напарником...

Красота… Люди постоянно, часто подсознательно, тянутся к ней, стремясь окружить себя красивыми вещами и привлекательными лицами. Законы её природы непонятны и субъективны. Одно и то же иному человеку кажется красивым, другому уродливым. Лишь в одном сходятся все мужчины мира. Молодые и стройные девушки, с пухлыми, чётко очерченными губами, нравятся всем. А если у неё большие глаза, маленький, чуть вздёрнутый носик и аккуратные ушные раковины успех у сильно пола обеспечен стопроцентный…

- Какая красавица! - иной парень при встрече даже остановится, словно получив обухом по голове.

Наверное, несознательно человек просчитывает, как будет выглядеть его партнёр с годами. Губы со временем непременно станут тоньше. Нос и уши растут всё жизнь, и неизбежно будут выглядеть массивнее. Глаза заплывут, и если девушка не обладает вышеперечисленными достоинствами, лет через двадцать вам обеспечена некрасивая, сварливая супруга.

- Выбирать лучше надо!

Антонине Шелеховой такое будущее не грозило точно. В придачу к названным признакам красоты она обладала ровным характером и завидным трудолюбием.

- Всем дочка взяла! - хвастался на горняцких посиделках отец.

Одного взгляда на то, как она обстоятельно и неторопливо собиралась в вечерние гости, было бы достаточно для осознания очевидного факта. Знакомый её мужа Никита Хрущёв сегодня женился, и их позвали на скромную свадьбу. Никита занимал неплохой партийный пост, но он не чурался собственных корней.

- Никита далеко пойдёт! - мимолётно подумала молодая женщина. - Учится и работает день и ночь.

Руководитель парткома «Донтехникума» пару раз заскакивал в дом к Шелеховым, перекусить между вечными заседаниями. Покормив грудью тихого ребёнка, она отнесла его на родительскую половину под присмотр матери и начала прихорашиваться. Помывшись в летнем душе, приткнувшемся с края огорода, она не спеша расчёсывала длинные курчавые волосы в своей комнате.

- Гриша долго не возвращается с ночной смены. - Встревожилась Тоня. - Всё ли хорошо на работе?

Мысли о муже, даже самые нейтральные, вызывали в её теле сладостную дрожь. Тёплая волна желания мгновенно поднималась из глубин естества и приливала к голове. Молодая женщина мельком взглянула на себя в зеркальное трюмо и невольно залюбовалась глядевшей оттуда девушкой. Лёгкий румянец от прилива горячей крови очень шёл к огненным волосам и молочной коже покатых плеч.

- А мы стоим друг друга. – С гордостью прикинула она. - Это ничего, что Гриша тёмный, а я светленькая… Люди говорят, от таких пар рождаются красивые и счастливые дети!

Антонина скинула домашнюю рубашку и вольно прошлась по невысокой вытянутой комнате. Природная стеснительность заставила её торопливо натянуть нижнее бельё, но затем она остановилась и начала изучать в зеркале своё слегка изменившееся тело. Недавние роды отразились только на конусообразной груди. От природы стоячие грудки, после родов и прихода обильного молока непомерно увеличились. Они мощно торчали немного в растопырку и большие коричневые соски смотрелись, как маленькие, крепкие боровички.

- Недаром Гриша так смотрит на меня! – горделиво сказала вслух Тоня. - Есть на что посмотреть…

Она с детства привыкла к мысли, что самая красивая девчонка в округе. Войдя в возраст невесты, быстро поняла, как воздействовать на парней. Тоня крутила женихами, как хотела, и не один парубок проклял тот день, когда впервые проводил её с вечерней гулянки. Особенно настойчиво её домогался Николай Симагин. Он подкатывал к ней несколько лет, она резко отказала, ждала лучшего.

- Мужчины будут делать, что я захочу! - Тоня думала, что так будет всегда.

Только однажды в калитку их дома вошёл грязный, заросший человек, отец прислал нового квартиросъёмщика. Он стрельнул на неё молниями чёрных глаз, и Тоня поняла, что пропала. Даже по прошествии года она часто думала:

- Ох, и хорош, окаянный! – выдохнула признание Шелехова.

Антонина от такой мысли совсем потеряла голову. Заметалась по горнице, быстро доставая из сундуков праздничную одежду. По дому поплыл резкий запах нафталина и постепенно она остыла. Муж с отцом всегда шли на работу и возвращались с шахты вместе. Умом она понимала, что Григорий не мог, да и не хотел искать приключений на стороне, но сердце тоскливо сжималось даже от одной мысли:

- А вдруг, какая-то молодица сейчас ласкает его?

Будь Тоня чуть старше и опытнее, она бы знала, что женщины спокойно относятся к собственным увлечениям, но сравнения себя с другими женщинами не терпели категорически. У каждой девушки есть недостатки, которые часто видит она одна.

- Слишком бёдра узкие. – Решила Тоня, оглядывая себя со всех сторон. - Даже после родов не раздались…

Подобные мысли легко лишали её душевного спокойствия, и она торопливо надела пышную длинную юбку. Синяя, в мелкий белый горох юбка, скрашивала мнимый недостаток, и Тоня сразу успокоилась. Вся вытянутая, стройная фигура приобрела более женственные очертания, и она весело запела модную песенку.

- Крутится, вертится шарф голубой, - низкий, чуть хрипловатый голос тонул в саманных стенах. - Крутится, вертится над головой.

Счастливое настроение не покидало её с того самого дня, когда мать сказала о сватовстве квартиранта. Тоня в первый миг задохнулась, не зная, что сказать. Потом она схватила материнскую ладонь и, прижав к высокой груди, сказала:

- Отдай меня за него маманя!

- Так он же старый?

- Ничего не старый, всего на десять лет старше меня. – Возмутилась Тоня. - А что седой, так жизня видать такая выпала.

- Смотри девка!

- Я его отогрею, успокою… Расцветёт, как цветок маков! – размечталась рано выросшая дочка. - Мой ненаглядный…

- Тебе жить... - согласилась Зинаида Степановна. – Благословляю вас, с Богом!

Приятные воспоминания прервал хлопок уличной калитки. Тоня выглянула в маленькое окно, составленное из нескольких небольших фрамуг. По вымощенной природным камнем дорожке, ведущей к их половине дома, шёл Григорий.

- Мой дорогой!

Он устало ставил натруженные ноги и сонно жмурил глаза от яркого солнца. Тоня одним взглядом охватила его коренастую родную фигуру и заулыбалась.

- Он мой, он здесь! – жена смотрела, как он входил на открытое крылечко, и её душа наполнилась безбрежной радостью. - Спасибо Господи!

Григорий заполнил собой узкий прорез входной двери. Она нетерпеливо кинулась к нему и резко остановилась на половине дороги.

- Что с тобой? – тревожно спросила Тоня. - Откуда синяк, подрался?

- Ерунда. – Засмеялся Григорий. - Повздорили с одним чудаком…

- Просто повздорили?

- Не бери в голову, – отмахнулся весело муж. - Давай лучше новую одёжу, пора собираться в гости.

Жена бросилась собирать требуемое, а в это время с младенцем на руках вошла мать и сообщила:

- Собрались?

- Скоро пойдём.

- Проснулся Петенька. – Зинаида любила своего первого внука. - Пора кормить…

- Лапушка моя!

Антонина взяла к себе месячного рыженького сына и присела кормить его. Григорий склонился над ними, с нежностью глядя на красавицу-жену и сына. Растроганная тёща тайком, боясь сглазить, подумала:

- Как они рядом хорошо смотрятся! Такая красивая пара!