Мемуары рядового инквизитора. Экзамен для недоучки

Глава 15

Собственно, в этом не было ничего странного – ну, просто резкий звук, от которого испугается любой человек. Но ввалившаяся шумная студенческая компания – «Петух и скрипка» все-таки оставался излюбленным местом обитания студентов – практически сразу обратила на себя внимание. Если честно, мы обратили друг на друга внимание одновременно – ибо в этой компании присутствовал Брашко Любечанин.

– Ого, кто это у нас тут! – один из его приятелей сразу заметил нашу парочку. – Никак, незваные гости?

Рута вздрогнула и убрала руку.

– Вы что это тут делаете? – уже двое развернулись в нашу сторону. Брашко пока помалкивал.

– Сидели мы тут, – ответил я. – Просто сидели…

– Вы «просто сидели» на нашем месте, – с нажимом промолвил тот парень, который заговорил первым. – Мы всегда садимся за этот столик, и хозяин это знает.

Один взгляд на хозяина – и тот примерз к стойке. Ну еще бы, он оказался в сложном положении – с одной стороны студенческое братство, которое является неплохим источником дохода, а с другой – Инквизиция в моем лице. И еще неизвестно, с кем опаснее поссориться. Сам таким был. Правда, в мое время инквизиторы просто так по харчевням не расхаживали, но вот привязаться к паре безобидных посетителей просто потому, что нужен повод для драки – да, такое бывало. И мне даже пару раз доводилось выступать зачинщиком.

– Мы можем пересесть, – решил подыграть я. – Или вовсе уйти. Время позднее…

– А тебе надо быть вовремя в постельке?

– Намекаешь? – я метнул демонстративный взгляд на свою спутницу. – Должен огорчить – эту ночь я проведу там, где мое присутствие будет нужнее. А вот вы…

– А что мы? – начал было зачинщик. – Мы тоже там, где считаем нужным быть.

– А вы нам мешаете отдыхать.

– Может быть, – шепотом начала Рута, явно догадывающаяся о том, что сейчас будет, – нам…

– Уйти? – подсказал я. – Брось. Они нас так просто не отпустят. Этим ребятам хочется подраться, разве не видно? И парень в рясе кажется им вполне подходящей жертвой. Тем более, что парень – в рясе инквизитора, а эту братию по традиции не любят. Лишним поводом к этой нелюбви выступает наш общий знакомый из заднего ряда, который, однако, не лезет на глаза и правильно делает.

Я нашел взглядом Брашко и приветливо помахал ему ладошкой. Парень побагровел.

– Ты… – зачинщик выступил вперед, – ты знаешь, кто ты…

Вопрос был провокационным. Ни один ответ не устроил бы всех. Либо эти парни, либо моя совесть нашли бы, к чему придраться.

– Знаю, – кивнул я. – А вот знаете ли вы все, кто вы?

– Да!

– Сомневаюсь. На данный момент вы пока еще – никто и ничто, – переждал волну возмущенного гула голосов и продолжил, чуть повысив голос, – но если будете продолжать в том же духе, станете подозреваемыми и соучастниками преступления. И тогда разговаривать с вами буду уже не я и не здесь.

– Мы можем выйти, – предложил зачинщик.

Тоже предсказуемо. Прямой намек – мол, подождем снаружи, не ночевать же ты тут останешься! В мое время большинство мужчин воспринимали это как вызов, не принять который нельзя. Но в мое время студенты не задирали людей без оружия и не приставали к инквизиторам. Тут что-то иное. И причина не только в Брашко, который все это время скромно помалкивал и не делал попыток вмешаться. Неужели, дело во мне? Неужели меня опять хотят убить, довершить, так сказать, то, что началось в Хочеве? Тогда орудием убийства была влюбленная Томила, едва не наградившая меня заражением крови, а теперь – банальная студенческая драка. И концов не найти – кто в свалке поймет, чей именно нож вошел в живот?

Ох, как же мне это не нравится!

– Выйдем мы, – я строго кивнул Руте, мол, не упрямься. – Время позднее, девушке пора домой…

– Уверен? Может быть, она захочет остаться?

Банально. Предсказуемо. Даже скучно.

– Если она останется, тогда уйду я.

Девушка дернулась, словно хотела вмешаться.

– Сбежишь, как трус…

– Отправлюсь за ночной стражей, чтобы арестовать вас всех за попытку покушения на инквизитора, – огрызнулся в ответ. Ох, как же не хотелось прикрываться этой организацией! Я ведь не по доброй воле вступил в ее ряды и до сих пор мечтал вернуться к прежней жизни простого, ничем не примечательного некроманта. А тут получается, что без Инквизиции за спиной я сам ничего из себя не представляю. Маменькин сынок, да и только.

– Трус.

– Я просто не хочу вас убивать.

За это по головке не погладят уже меня. И – да, в этом случае со знаком инквизитора можно распрощаться, но лишь для того, чтобы предстать перед судом как убийце. Конечно, в деле будут найдены смягчающие обстоятельства – но лишь для того, чтобы заменить смертную казнь заключением в монастыре. Совсем без наказания не обойдется, даже если Инквизиции удастся меня отстоять. В любом случае я буду устранен с пути… Только кем и для чего?

– Мы тоже не хотим тебя убивать, – улыбнулся зачинщик. – Просто поучим уму-разуму.

– Ой, – я сделал вид, что пытаюсь изобразить испуг. – Все сразу или по очереди? А то, боюсь, столько ума за один раз моя бедная голова не вместит!

– Ничего, – улыбнулся кто-то из парней. – Мы осторожно… да чего тебе?

Это относилось к Брашко, который в это время осторожно подергал говорившего за локоть.

– Ребята, вы не на того нарвались, – шепнул студент. – Это – настоящий!

– Чего?

– Настоящий инквизитор, говорю! Я знаю, я там у них сидел.

– Правда? – еще у двоих вытянулись лица.

– Кривда, – улыбнулся я во весь рот. – Знак показать?

– Э-э…

Не дожидаясь, пока парни созреют до вразумительного ответа, потянул за шнурок. Обычно медальон ношу под одеждой – не люблю, когда он своим видом напоминает о моем нынешнем статусе, – но в этот раз подумалось, что, будь знак с самого начала на виду, к нам бы никто не прицепился. Они ведь наверняка решили, что я обычный послушник или даже молодой монах из одного из городских монастырей. Дескать, посвящен богам, а туда же – девчонок наших завлекать. Драки между студентами различных учебных заведений – дело обычное. Сколько раз студенты и с простыми прохожими схватывались! И наш брат, будущий некромант, играл в этом не последнюю роль. Но вот чтобы на тихого, скромного инквизитора…

– Ну, это…э-э…мы того, – зачинщик немного отступил, – поняли. Сидите, а мы пойдем…

– Стоять! – теперь уже вожжа под хвост попала уже мне. – Куда собрались?

– Да присядем за соседний столик. Тут разве места мало?

– Мало или нет, но разговор не закончен, – я встал. – Пойдем, выйдем?

Студенты побледнели. Все, разом.

– А может, не надо? – вперед протиснулся Брашко. – Ну, все же нормально будет, я отвечаю…

– С тобой, – нацелил на парня палец, – разговор будет продолжен в другом месте и в другое время. А сейчас я хочу конфиденциально побеседовать с ним, – кивнул на зачинщика, – и вот с ним, – указал на второго задиру, явного подпевалу у лидера. – Остальные едят, пьют, весело проводят время… Но если хоть кто-то пальцем тронет мою девушку или хотя бы скажет в ее присутствии что-то, могущее ее оскорбить – пойдет на разговор третьим. Это – понятно?

Скажете – делать тебе нечего? Но мне надо было узнать, по собственной ли инициативе эти ребята полезли задираться? Если все это – лишь часть традиционной вечерней «развлекательной программы», одно дело. А если их кто-то нанял – совсем другое.

– Ну? Пошли?

Студенты замялись. Парни привыкли, когда они сами вызывают кого-то на разговор, но тут другое – тут на разговор вызывают их. И дело тут было, как ни странно, в моем статусе. Простому горожанину, повторяю, не удалось бы так легко сбить с них спесь. Да и мне помогли знак и свидетельство Брашко. То есть, бить они меня собирались по лицу, а не по профессии.

– Да не бойтесь вы! Уму-разуму учить не буду – у вас своего столько, хоть ж… двумя руками черпай!

Я нарывался, намеренно хамя, и достиг своей цели.

– Ну, если… – зачинщик все-таки сделал шаг мне навстречу. За ним – его приятель. Надо же, не оставил друга! Брашко поплелся третьим – явно рассчитывая не допустить схватки. К моему удивлению, с места поднялась и Рута.

– Я просто не хочу оставаться одна, – несколько двусмысленно заявила она.

Остальные проводили наши компанию голодными взглядами.

Снаружи уже стемнело, задул ветер, обещая назавтра прохладную и пасмурную погоду. Еще бы дождь пошел! Мы обошли дом, протиснулись в переулок. Он не был слишком узким – легко могла проехать повозка – но довольно захламленным и мрачным. Темно – хоть глаз выколи. И темнота была бы еще гуще, если бы не свет со стороны харчевни.

– Это здесь?

– Здесь, здесь, – поддернул рукава рясы, осторожно меняя позу на боевую стойку, только с опущенными руками. Эх, спасибо наставнику, старому боевому магу! Впрочем, если нас с парнями натаскивал один и тот же учитель в Колледже, поневоле вспомнишь, как иногда пропускал тренировки в монастыре и не запасся парой хитрых приемов.

– Вы что же, ребята, – заговорил я после паузы, – совсем страх потеряли? Нападать на инквизитора! А вдруг я при исполнении? Вдруг ведьму «разрабатываю», и она может в любой момент сорваться с крючка? Вдруг веду наблюдение за кем-то и не имею права отвлекаться? Вдруг жду осведомителя, и тот так и не подойдет и не передаст вовремя нужные для следствия сведения…

– Да какие там сведения, – отмахнулся приятель зачинщика, – доносы…

– Мы сейчас обсуждаем не мою работу, а ваше поведение. Добавлю еще, что упомянутый инквизитор тихо-мирно сидел на своем месте, общался с девушкой, никого не трогал…

– Знаем мы, как вы «общаетесь», – проворчал зачинщик.

– Ничего вы не знаете, – отмахнулся. – А туда же…Вот что, ребята, мне с вами тут болтать некогда. Давайте, выкладывайте, кто вас подослал и разойдемся мирно!

– Кто подослал? – те переглянулись. – Да никто!

– Жаль, – покосился на Руту и Брашко, пока немых свидетелей разговора, – жаль, что не получается конструктивного диалога. Сказали бы правду – и пошли к друзьям пить пиво, а не строили тут из себя героев.

– Мы правду говорим! – обиделся зачинщик.

– И снова не верю. Кстати, если кто-то попытается сбежать, этим распишется в злонамерениях. И, поскольку нападение на инквизитора карается по закону, советую задуматься над этим вопросом.

– Да какое там нападение? – заговорили все разом, и даже Брашко стал поддакивать. – Никакого нападения не было! Ошиблись. С кем ни бывает!

– Да со всеми бывает. Только не у всех проходит… У меня есть доказательства, правда, косвенные, что кое-кому я поперек горла стою. Но кто этот человек – мне не известно. Есть только подозрения, но мало улик, чтобы точнее очертить круг подозреваемых. Итак?

– Да не было ничего, – внезапно обозлился зачинщик. – Просто мы решили пойти в «Петуха и скрипку», чтобы отметить освобождение Брашко.

– Кто первым высказал идею?

– Я, – зачинщик пожал плечами.

– А тебе ее кто подсказал?

– Никто. Просто мы часто сюда ходим, почему бы и сегодня не зайти? Благо, повод отменный. Не каждый день человек живым и невредимым вырывается из лап Инквизиции… А чего вы-то сами прицепились? Наступил на больную мозоль?

– Просто меня хотят убить. И не факт, что это кто-то не пытался сделать чужими руками. Всякий раз он – или она, если речь идет о какой-то силе! – использует других людей. То ли для нее люди – расходный материал, то ли все намного сложнее.

– Да не было ничего такого! – переглянувшись, забормотали студенты. – Ничего не было! Мы просто так… Мы случайно! Мы же не знали, что вы – это вы. Да и то, пока Брашко не сказал…

– С Брашко будет отдельный разговор, – отмахнулся уверенно. – А вот с вами…Пока возвращайтесь к своим приятелям, ешьте, пейте, веселитесь. Если все-таки не отказались от мысли поучить меня уму-разуму?

Парни попятились, ворча себе под нос. Я прислушивался, как мог, но, кроме неуклюжих извинений, не услышал ничего существенного. Жаль. Болтовня студентов могла бы неплохо помочь. Брашко уходил последним, поминутно оборачиваясь. Парень гадал о своей судьбе и все надеялся и боялся, что я прямо сейчас его арестую. Но – не сложилось.

Проводив взглядом Брашко, оглянулся на Руту:

– Нам помешали, извини…

– Ничего страшного, – она грустно улыбнулась. – Просто…то, что ты говорил – правда? Тебя хотели убить?

– Но не добили, так уж вышло. И я пытаюсь найти убийцу, как можно скорее – пока он не нашел меня.

– Понятно, – на лице и в голосе девушки послышалась печаль.

– Чем огорчена? Что этот некто меня не добил? Что, не будь меня, ты влюбилась в этого парня еще крепче, чем в меня!

– Нет, я… – выпалила Рута и запнулась. Я поощрил ее взглядом, и она начала, сначала неуверенно, но постепенно разговорившись. – Я просто думала, что…вы…ты…что драки не получилось! Я этого парня знаю… Ну, как знаю… бывает он тут, то с одной гуляет, то с другой. Задира, каких мало. И вдруг он отступает! Это странно!

– Мне тоже. Тут есть, над чем подумать.

– В смысле?

– Ну, если его кто-то науськал на меня напасть, почему парень отступил? Сам понял, что вляпался в крупные неприятности или просто подсказал кто-то? Но кто? Ведь не Брашко же и не хозяин «Петуха и скрипки»!

– Я не знаю, – голос Руты дрогнул. Девушка была расстроена – намечался романтический вечер, который вдруг загублен так бездарно. Я взял ее руку, пожал:

– Не огорчайся. Как думаешь, почему инквизиторы в большинстве своем монахи? Просто у многих с личной жизнью не складывается. Только расслабишься – и бац! – проблемы. Ты тут ни при чем. Ты хорошая, красивая…

Теперь уже запнулся я. Ну вот не представляю себе, что говорить девушкам! Смерть – она другая, ей подобное ни к чему, она просто чувствует то, что чувствуешь, но не можешь выразить словами. С нею все не так. Да, надо признать, что, несмотря на громкое звание «супруг Смерти» и кое-какой жизненный опыт, в отношениях с обычными девушками из плоти и крови я остался таким же неудачником.

Но теплая ладошка шевельнулась в моей руке. Рута улыбнулась, и мне вдруг захотелось ее поцеловать.

Что я и сделал. Порывисто, спонтанно, просто обхватил за плечи и, пока не передумал…

Тихий шорох заставил нас отпрянуть друг от друга, как подростков, застуканных за неприличным делом. Улица возле харчевни – не самое удобное место для романтики.

– Пошли куда-нибудь? – шепнул я, получил в ответ кивок, и мы молча зашагали по улице, просто держась за руки.

Не знаю, о чем думала девушка, а вот в моей голове царил сумбур. Я гнал от себя воспоминания о стычке со студентами, пытался сосредоточиться на настоящем моменте. Боги, как же давно я не бродил просто так по вечернему городу! И красивая девушка рядом… Очнись, Згаш, ты уже не мальчишка. Тебе через четыре месяца исполняется двадцать семь лет, у тебя внебрачная дочь, карьера и весьма ревнивая жена. Какая романтика?

Но мне всего двадцать семь лет. И разве я такой единственный? Сколько супругов Смерти до меня имели жен и детей? Вспомнить хотя бы лорда Вайвора Маса. У него были два сына от обычной женщины, один из которых стал прародителем Анджелина Маса. Почему я не могу быть просто человеком? Почему не имею права на обычную человеческую жизнь? Да, супружеская измена – это не то, чем можно гордиться, но ведь пока еще ничего не было. Девушка хотела свидания. Почему бы и не пойти ей навстречу?

Почти не разговаривая, мы некоторое время кружили по городу, пока ноги сами не принесли нас к воротам студенческого городка. Это были малые ворота, через которые можно было быстрее проникнуть на территорию общежития, к которому примыкало несколько небольших домиков, где обитали преподаватели. Образованная ими короткая улочка выводила к ученическим корпусам, а если свернуть с широкой аллеи вбок, выйдешь к хозяйственным постройкам. Это я помню еще со времен собственного студенчества. Тут ничего не изменилось.

Ворота пока еще не была заперты – их редко закрывают на всю ночь – но привратник уже занял боевой пост. Когда-то привратниками выступали сами студенты, дежуря по графику. Но с такими сторожами было проще простого договориться, и теперь привратников нанимали со стороны. Он уже шагнул нам наперерез, и его остановил только мой знак инквизитора. Человек шмыгнул в сторону быстрее мыши. Путь к общежитию был свободен.

Мы остановились на ступенях крыльца. Я машинально скользнул взглядом по ряду окон. В некоторых еще теплились огоньки, но большая часть была погружена во тьму. Студенты либо спали, либо бродили по городу.

Мы некоторое время стояли, держась за руки.

– Ты не пригласишь меня к себе?

Рута испугалась и растерялась.

– Не бойся, – я подумал, что понимаю ее растерянность. – Все будет хорошо.

– Нет, просто я… Так быстро и… сразу…

Бес! С другой стороны, так даже лучше. Избавляет от необходимости форсировать события. Ведь еще ничего не решено и глупо надеяться…

– Ничего, я понимаю.

Привлек девушку к себе, целуя. Она обвила руками мою шею, прижалась, отвечая. В какой-то миг мне даже захотелось продолжить романтический вечер в ее комнате – запереться изнутри и до утра забыть обо всем на свете… Бог весть, чего мне стоило сдержать этот порыв.

Я отстранился первым, продолжая удерживать Руту в объятиях:

– Пора?

Мне показалось, или теперь она выглядела слегка разочарованной? Да что же это такое! Пойди, пойми этих женщин! То «я не такая», то «почему ты не такой»!

– Мы, – она прикусила губу, – увидимся снова?

– Обычно это мужчины задают такой вопрос, – усмехнулся в ответ. – Девушкам положено только загадочно улыбаться и отвечать: «Может быть!»

– Ты… многим девушкам задавал этот вопрос?

– Ревнуешь? Брось. Посмотри на меня – разве у меня есть возможность менять подружек каждую седмицу?

– Ты такой красивый…

– … что мне любая повесится на шею? Не повесится. Не вешаются.

С другой стороны, а много было у меня шансов? По пальцам пересчитать можно.

– И не забивай свою головку подобными глупостями, – я поцеловал Руту еще раз. – Иди домой. Я найду тебя в Колледже.

– Найдешь?

– Из-под земли достану, – сделал страшные глаза. – Ты же будущая некромантка, а я будущий инквизитор. Только, – шальная мысль мелькнула в голове, – будь осторожна. Береги себя.

Сказать, что кто-то или что-то убирает всех молодых некромантов, не поворачивался язык. Да, неизвестно, по какому принципу отбираются жертвы. Да, неизвестны мотивы. И неясно, стоит ли за всем этим человек или иные силы. Но найден двадцатый труп, не считая тех, чья смерть не доказана! И три последних трупа – за этот месяц! Даже четыре, если считать помощника Богны Вжик. А если есть те, о ком мы пока не знаем? Может быть, пра Михарь как раз и умчался проверять очередной такой случай и не стал брать меня с собой просто потому, что это может быть опасным?

– Что с тобой? – Рута заметила, наверное, выражение моего лица.

– Ничего, – я постарался улыбнуться. – Просто… я за тебя беспокоюсь. И за этих парней, которые пристали к нам в харчевне.

– Беспокоишься? Но они же…

– Я пока не готов обсуждать с тобой этот вопрос. Просто поверь. И иди к себе.

Поцеловал еще раз и мягко оттолкнул к дверям. Сам остался стоять на крыльце, выжидая.

И дождался. Стукнуло окошко на третьем этаже, на подоконнике показалась свеча, и девичий силуэт махнул мне рукой.

Тем временем где-то, примерно полгода назад

Лич шагал сквозь встречный ветер. Он задувал все сильнее, нес в глаза ледяную крупу. Слегка подтаяло – не так, чтобы под ногами хлюпала сырая вода, но просто верхний слой снега смерзся в лед, образовав на полях наст, а на дорогах – ледяную корку, по которой скользили ноги. Но лич упрямо шел вперед. Одна рука чуть выставлена навстречу ветру, другая крепко прижимает к телу ребенка. Тот не спит. Ему холодно, он проголодался, боится, пытается выбраться из чужих объятий. Он еще не знает, что стало с его матерью. Не знает и лич. Но продолжает двигаться вперед.

Он шел весь день, ночь и вот сейчас в дороге встречал поздний рассвет. Неутомимые ноги, не знающие устали, передвигались все также уверенно. Грудная клетка не вздымалась в такт тяжелому дыханию, да и самого дыхания не было. Он просто шел, куда глаза глядят и лишь время от времени прислушивался к тому, что творилось позади.

Погоня. Она должна быть. Ее просто не может не быть. Этот младенец имеет слишком большую ценность. Лич чувствовал силу того, кто рвался за ним в погоню. И понимал, что ничего не может ему противопоставить, кроме своей выносливости.

Люди. Окраина человеческого поселения. Если хочешь спрятать дерево, прячь его в лесу. Неизвестно, откуда взялась эта поговорка, но сейчас она была кстати. Поселение довольно большое. Есть шанс.

Лич свернул, двигаясь на ощущение человеческого тепла. И прошагал какое-то расстояние прежде, чем сообразил, что одно из этих существ немного ближе. И движется наперерез.

Всадник. Не важно, откуда он ехал. Важно, что им внезапно оказалось по пути. Вернее, целью у них был город, и к повороту дороги, откуда были видны городские ворота, они должны были добраться одновременно.

Лич помедлил – негоже было попадаться людям на глаза раньше времени. Смеркалось. Еще час-полтора, и настанут сумерки. Тогда ему будет проще проникнуть в город – у стражей на воротах заканчивается смена, они промерзли на ветру под открытым небом и ждут – не дождутся возможности сдать пост ночной страже, закрыть ворота и отправиться по домам или в казарму. В конце рабочего дня у всех слабнет бдительность, и была надежда, что в сумерках они не будут внимательно осматривать каждого встреченого-поперечного. А это значит, что у лича больше шансов сойти за усталого путника с младенцем на руках. Главное, проникнуть в город. Там будет проще.

Дорога шла редколесьем. Из сугробов торчали ветки кустарника, затрудняя дорогу. Если бы не сила, скорость и выносливость лича, он бы застрял в снегу, несмотря на то, что ветер ослаб, и поземка больше не мела. Еще бы немного – и…

Но именно в это время ребенку на руках пришло в голову заплакать. Усталый, голодный малыш сперва захныкал, и лич остановился, неловко пытаясь утешить человеческое дитя. Он не умел обращаться с детьми – не умел и тогда, не умеет и теперь. Перехватив ребенка одной рукой, другой он стал гладить его по голове, слегка укачивая.

Но ребенок не собирался успокаиваться. Он устал, хотел есть и, наверняка, был мокрым. От покачиваний туда-сюда его замутило, и он заревел громче.

Лич слегка растерялся – если это понятие применимо к существам, сохранившим остатки лич-ности, но растерявшим все человеческие чувства. Дело в том, что он услышал топот копыт – всадник различил невдалеке крик ребенка и спешил туда, справедливо рассудив, что в зарослях так может плакать либо попавшее в беду дитя, либо нечисть.

Хруст кустарника и топот копыт слились воедино. Лич попятился – немного, чтобы не показать, что он боится. Страха не было – было лишь воспоминание о том, что иногда в такой ситуации можно его испытать. Но когда всадник приблизился, внутри что-то шевельнулось. Какое-то забытое чувство.

Всадник был ведьмаком.

Эти люди-нелюди были известны, как охотники на всякую тварь. В этом отношении они порой соперничали, порой враждовали, а порой и работали плечом к плечу с некромантами – в зависимости от того, кто был объектом «охоты». Упокаивать мертвяков ведьмаки не умели, а лич как раз и относился к таким вот мертвякам, тем более не был простым упырем или ожившим мертвецом. Но всадник уже чуял нелюдскую природу лича, а это значит, что попытка незаметно проникнуть в город провалилась.

Ведьмак осадил коня, не доехав десятка аршин. Усталый мерин нехотя вздыбился, вскидывая передние ноги, и тут же тяжело опустился на все четыре. Ведьмак был уже немолод – выбившиеся из-под шапки волосы были обильно припорошены сединой, седина была заметна в щетине, покрывавшей подбородок.

Сообразив – вернее, почувствовав – что перед ним не человек, ведьмак схватился за меч, и лич, одной рукой прижимая к себе ребенка, тоже схватился за оружие. Боевой кинжал длиной около локтя не шел ни в какое сравнение с длинным мечом его противника, но для такого сильного и крепкого бойца, как он, подобное было мелочью. Он бы успел поднырнуть под опускающееся лезвие и поразить лошадь, заодно слегка зацепив за ногу всадника. Потом, перекатом уйдя в сторону, спокойно дождаться, пока истекающая кровью лошадь перестанет биться. К тому времени ведьмак уже будет на ногах, но рана сделает его менее поворотливым. И лич справится с ним за несколько выпадов. Только вот…

Ребенок.

Малыш властно требовал к себе повышенного внимания. Он никак не желал успокаиваться, капризничал.

– Ты, – голос у ведьмака был злой, усталый, простуженный, но полный той уверенности в себе, которую не вытравить никакими средствами, – отдай ребенка, тварь!

Лич заворчал. Говорить внятно он не мог. Со второй или третьей попытки удалось выдавить:

– Иди… возьми…

– Вот как, – прищурился ведьмак. – Шутить умеешь? Ну, посмотрим, как я…

– Не шутить.

– Шутить я – не буду, – поигрывая мечом, ведьмак одной рукой правил конем, заставляя его переступать ногами по сугробу, выбирая место для атаки. – Для шуток нет времени.

– Дитя…челох…хвеч-шеское, – длинное слово потребовало больших усилий.

– Дитя, – кивнул ведьмак. – И для тебя же будет лучше, если ты, тварь, оставишь его в покое. В этом случае я убью тебя быстро.

– Нельзя. Защ-щита.

– Защита, – скривился ведьмак. По всему было видно, что ему не нравится идея беседовать с личем. С этими тварями не разговаривают – их уничтожают. А разговор протягивает между противниками невидимую нить понимания. Поэтому, кстати, настоящие злодеи никогда не убивают тех, перед кем долго и красиво вещают о планах по захвату мира.

– Защ-щита. Я. Ты.

– Я? Защита твоего выродка? Ты рехнулся!

– Нет. Не мое дитя. Дала она. Велела сберечь. Он живой. Он хочет жить.

Ребенок устал хныкать и ныл на одной ноте, но ворочался и елозил так, что оба противника подумали примерно об одном и том же – пусть бы и дальше ревел и верещал, только бы не это нужное тоскливое нытье. И как только женщины такое выносят целыми месяцами? Тут за две минуты рехнуться можно. Собственно, он уже того… готов… Вместо того, чтобы кидаться в бой, стоит и лясы точит с порождением Бездны.

– Он живой, а ты…

– Я – защита. И ты. Надо спасти. Дитя челох-ххвеческое…

– Ты, – до ведьмака стало что-то доходить, – отдаешь его мне?

– Его. Тебе, – лич неловко, одной рукой, попытался протянуть ребенка. – Надо. Опасно. Враги.

– У этого малыша есть враги? – изумился ведьмак.

– Есть…Она отдала, велела спасти. Я спасаю. Надо спасти.

Ведьмак колебался. Если верить личу, он оказался в скверной ситуации. Кто-то хочет убить этого ребенка, и его мать доверила дитя личу. Нет, что-то тут не складывается. Что же это за мать, если создает личей ради детей? Это опасный и противозаконный промысел. Даже если она – могущественная ведьма…

А может, дело как раз в этом? Ведьма создавала личей. Потом кто-то – Инквизиция, кто же еще? – вышел на ее след. Ведьме пришлось скрываться. Но жизнь ее ребенка подвергалась опасности. Чтобы спасти свое дитя, она создала последнего лича и приставила его к наследнице. Ведьмак был уверен, что это девочка. Большинство ведьм, если и производят на свет потомство, то это всегда дочери. Сын рождается редко-редко. Колдовской дар он не получает ни капельки, зато уже его сыновья родятся либо колдунами, либо ведьмаками, что, кстати, нормальное явление.

И вот перед ним дочь какой-то неизвестной ведьмы. И ее странный защитник.

– Спасай, – лич протянул ребенка ведьмаку. Тот шарахнулся, едва не вывалившись из седла. Обученный мерин лишь неловко переступил с ноги на ногу.

– Я?

– Бери. Спасай.

– Но… ты! – связываться с ведьминым отродьем было себе дороже.

– Я один. Ты один. Вместе два.

Логика безупречная, только не было никаких «два». Были один и один.

– Он устал. Хочет есть.

Младенец отозвался на эти слова пронзительным криком. Мол, нытьем пронять не удалось, попробую иначе. Оба несостоявшихся противника шарахнулись в стороны. Поскольку лич так и не выпустил ребенка из рук, ему пришлось хуже всего.

– Нужна еда. Крыша. Постель.

– И ты надеешься, что я предоставлю тебе все это по первому требованию? Держи карман шире! – скривился ведьмак.

Но плач голодного ребенка – настоящего ребенка, не морока, наведенного нежитью, чтобы заманить его в ловушку – все-таки тревожил.

– Ты – уйдешь, – с угрозой произнес он. – Иначе я… иначе пожалеешь.

– Уйду.

Не прибавив более ни слова, лич наклонился, кладя младенца на снег и отступая.

Ведьмак подъехал к лежащему на снегу ребенку вплотную. Мерин под седлом нервно дергал ушами, вздрагивал шкурой, но двинуться с места боялся. Даже с ноги на ногу не дерзал переступать. Смерив глазом расстояние между собой и личем, и прикидывая, сколько секунд продержится, если поведется на эту ловушку, ведьмак спешился одним прыжком, перекинув ногу через переднюю луку седла.

Лич стоял неподвижно, как обломок ствола. Наклонившись, ведьмак поднял ребенка. Малыш оказался довольно крупным и холодным.

«Замерзла, бедняжка!» – подумал он, и ощутил неожиданное чувство жалости к маленькому существу.

«Наина будет довольна, – это была вторая мысль. – Она давно хотела…»

– Стой на месте, – предупредил лича. – Иначе я успею размозжить отродью голову.

– Не посмеешь.

Сам ведьмак был об этом иного мнения, но спорить не стал. В конце концов, это действительно только ребенок. Но дети вырастают. И становятся теми…

Становятся теми, кого из них воспитали взрослые. Не всегда сын отпетого негодяя вырастает похожим на отца – если отец ушел из жизни отпрыска и не оказывает на него влияния. Как и дочь вполне благопристойных родителей может пойти по кривой дорожке, если ее отнимут у отца с матерью и отдадут на воспитание не к самым лучшим людям. И из этой дочери ведьмы вполне может получиться… хм…

– Я возьму ее…

– Его.

– Кого?

– Мальчик, – лич кивком головы указал на ребенка. – Сын.

Ведьмак был профессионалом и вздох облегчения сдержал. Еще лучше. Сын ведьмы колдуном не станет. Таковым окажется только его внук, а то и правнук – то есть, следующий мужчина в роду. Но и из колдуна можно воспитать превосходного ведьмака, как когда-то воспитали его самого…

Мимолетное воспоминание о детстве – его отрывают от родителей и отдают в чужие руки – решило дело. Мужчина попятился, одной рукой прижимая к себе дитя, и продолжая держать меч наготове. Но лич не шелохнулся. Опустив руки, весь какой-то поникший, словно выдернули из спины позвоночник, он стоял и смотрел, как уходит человек, унося человеческое дитя к людям.

Если хочешь спрятать дерево, прячь его в лесу.

Ночка выдалась – ух, давно ничего подобного не было. И конечно, я проспал. И, конечно, явился к шапочному разбору. Бочком, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания и молясь всем богам вообще и Ладу в частности, чтобы об отсутствии одного из послушников на заутрене осталось незамеченным, проскользнул в ворота монастыря. Завтрак я тоже пропустил, и старательно выдумывал аргументы, которые могли бы меня обелить. Ибо в моем случае сказать правду ну никак нельзя. За то, что произошло сегодня, по головке не погладят.

Впрочем, быстро выяснилось, что всем не до меня. В воздухе витали эманации тревоги, окрашенные в оттенки недоумения и благородного негодования – от: «Почему это случилось именно с нами, здесь и сейчас?» – до: «Так вообще такое могло произойти?»

Любой некромант просто обязан уметь улавливать мысли и чувства, ибо иногда приходится работать с живыми людьми, и их настроение во многом может повлиять на исход дела. Скажем, вызвали для упокоения мертвяка, а в чувствах заказчика, кроме страха, еще и радость – значит, не все так просто с этим упокоением. Или страх – он тоже бывает разным – от страха перед упырем до страха, что расследование вскроет его собственное преступление. Официально, я не имею права использовать некромантию – без знака гильдии, вычеркнутый из ее рядов, практически уволенный с работы, в этом случае я становился самозванцем, и любой бродячий некромант, колесящий по большим дорогам и подрабатывающий, где придется, будет предпочтительнее меня. Его, во всяком случае, не сдадут в Инквизицию, а вот мне светит карцер за нарушение трудовой дисциплины. Но лучше действительно загреметь в подземелья с перспективой вылететь из монастыря на все четыре стороны, чем и дальше притворяться тем, кем я не хочу быть. Я – некромант, а некроманты, как и ведьмаки, бывшими не бывают!

В общем, рискнул и применил свои способности. И сразу уловил эманации смерти. Не то, чтобы тут побывала моя ревнивая супруга, хотя и она, да, тоже – аромат ее «духов» не спутаешь ни с чем, и тот, кто хоть раз его учуял, это подтвердит! Просто… просто тут ночью кое-что произошло. Утром сие стало достоянием гласности, и общественность пребывала в страхе и недоумении.

На типа, вчера вечером ушедшего в самоволку, никто не обращал внимания. И тип мог спокойно пройтись по монастырю, держа глаза, уши и мозги распахнутыми настежь. Да, смерть. Тут побывала Смерть. Зачем? Разве узнаешь? Мало ли, куда и зачем заглядывает незваная гостья? Отследить ее перемещение невозможно. Остается только встретить и принять ее с честью. Но тут, кажется, все обстояло не лучшим образом. Следы ее ощущались… хм… в кельях послушников?

Тихо направился в ту сторону. Ну да, не ночевал в своей келье. За два года такое случалось несколько раз – когда ваш покорный слуга предпринимал безнадежные попытки побега. Однажды больше трех суток провел на свободе, удирая от погони. Сдали меня свои же – некромантам ни к чему были трения с Инквизицией ради какого-то послушника. С тех пор я почти не пытался бежать – то есть, готовился, но так и не предпринял новой попытки. И вот – опять.

Возле келий присутствие Смерти ощущалось намного сильнее. Она приходила сюда. Но за кем или за чем? Ответ напрашивался однозначный. Ой, мама, во что я влип?

– Что тут происходит?

На меня обернулись сразу несколько человек. В глазах – удивление, недоумение, негодование: «И где тебя столько времени носило? Ты что, ничего не знаешь?» Быстро пересчитал глазами столпившихся в коридорах и у крыльца людей – в основном мои соученики, несколько старших инквизиторов и даже парочка гражданских лиц из числа постояльцев гостиницы. У одного на форменной куртке герб Гневешей – граф Марек Гнезнинский прислал своего представителя.

– Что тут происходит? – повторил чуть громче, не слишком надеясь на ответ.

– Брат Груви, – поинтересовался один из наставников, – можно узнать, где вы были?

– Там, – неопределенно махнул рукой. – Интересы следствия в отсутствие моего непосредственного куратора требовали…

– В отсутствие вашего непосредственного куратора, – не моргнув глазом, проглотил шпильку инквизитор, – интересы следствия требовали вашего присутствия на территории монастыря.

– Почему?

– Вас искали вчера вечером, брат Груви. Очень долго искали, но никак не могли найти.

Бес! Бес! Легион бесов! Вот так всегда – стоит чуть отвернуться и…

– Интересы следствия, – повторил я, решив сопротивляться до последнего. – И о том, какие шаги я предпринимаю в расследовании дела, я обязан отчитываться только своему непосредственному наставнику. Во избежание утечки информации.

– Не сомневаюсь, – кивнул инквизитор, – что вы так и сделаете. Надеюсь, ваше дело там завершено?

– Да, вполне.

– В таком случае вам будет небезынтересно узнать, что вам есть, чем заняться в оставшееся до возвращения пра Михаря время.

Он явно намекал на то, что тут произошло в мое отсутствие. Нехороший знак.

– Вчера вечером, перед самым закрытием ворот, к нам приехал человек. Он искал вас. У него были какие-то важные новости. Мы, не зная, где вас искать, отправили его к вашей келье – приезжий уверял, что может, как говорится, «взять след».

– И?

– На другое утро он был найден мертвым. В вашей келье.