Мемуары рядового инквизитора. Экзамен для недоучки

Глава 7

– С-скажи…

В душе волной поднялся страх – липкий, холодный страх, от которого выпитое пиво запросилось наружу через один «выход», а съеденное мясо, наоборот, устремилось к прямо противоположному. Они столкнулись, как два барана, в желудке, сцепились, породив приступ тошноты. Я ничего не ответил нелюдю. И это было ошибкой.

– Да или нет? С-скажи, а иначе…

И куда девалось показное дружелюбие? Мой собеседник буквально пыхал злостью, которая словно сочилась из пор его кожи, на глазах ставшей приобретать землисто-болотный оттенок. Пальцы на руках скрючились, а ногти…

Нет, спокойно, Згаш. Не стоит выказывать страха. Тролли – как те же упыри и бесы – за версту чуют того, кто их пугается. И переходят в атаку, не задумываясь.

– Да или нет?

Я должен был сказать «нет». Должен был разрушить возникшую между нами связь, но слабеньким «не знаю» дал понять, что я слабее, чем кажусь на самом деле. И что я – легкая добыча.

Тролль усмехнулся, в который раз демонстрируя зубы, протянул руку, чтобы коснуться моего запястье…

…но замер, как парализованный, когда другая рука легла ему на плечо.

Пра Михарь посмотрел на меня сверху вниз, и, клянусь всеми богами, в этот момент я был ужасно рад его видеть.

– Так вот вы где обретаетесь, блудный сын Инквизиции! – с наигранным удивлением воскликнул он, второй рукой делая широкий жест. – А я уж думал – все, сбежали на вольные хлеба! Что? Только не говорите, что совесть замучила! У таких, как вы, совесть не просто в курсе – она в доле всех ваших проделок!

– С чего вы взяли, пра?

– Как же! У вас такая рожа довольная, что аж завидно! И о чем вы так задушевно беседуете с этим достойным представителем рода не-человеческого?

Тролля всего передернуло, но причиной этому наверняка было не отсутствие его тайны, сколько рука инквизитора, мягко переползшая куда-то на загривок моего собеседника. Что он там делал – видно не было, но тролля внезапно всего скукожило.

– Ыы-ы-ый, – простонал он, силясь шевельнуть плечами. – Да что ж ты делаешь-то?

– Пока – ничего, – со светлой улыбкой ответил пра Михарь. – Пока только присматриваюсь, примериваюсь…

– Ыы-ы-ы… Пустии-и-и… – заскулил тролль, начиная елозить на табурете и извиваться всем телом, запрокидывая голову.

– Зря. Не так уж это и больно, – спокойно промолвил инквизитор. – А вот сейчас – да!

Тролль глухо рыкнул. Выражение его лица изменилось так резко, что я бы не удивился, если бы кожа треснула по швам и явила миру его подлинный облик.

– Уу-у-уы…Пусс-с-сти, – простонал-прошипел он, запрокидывая голову и пытаясь откинуться назад. Глядя на то, как его корежило, и как легкая улыбка то ясно проступала на лице инквизитора, то почти совсем таяла, уступая место раздражительному вниманию.

– Могу и отпустить, а могу и с собой забрать. Я ведь не просто так. Я ищу кое-кого, – с благодушным равнодушием сообщил он. – И, кажется, нашел. Как считаешь, подходит?

Вопрос относился ко мне. Я медленно выпрямился, чувствуя, что пиво все-таки отыскало выход наружу.

– Ну…

– Прекратите мямлить, Груви и отвечайте по существу – вы сильно огорчитесь, если узнаете, что вы не первая жертва этого доброхота? И что до вас было несколько десятков людей, которые поддались на его уговоры и пали жертвой нечистой силы?

– Ну, я не… – вторая руку инквизитора легла уже на мое плечо.

– Что «не»? Не знали? Не хотели знать? Надеюсь, вы еще не заключили с ним договор?

Я молчал. Что тут сказать? С одной стороны, ответа я не дал, а с другой – монетку-то бросил. Заплатил, стало быть. И сейчас обсуждаю «заказ», который тролль принял к исполнению.

– «Да» или «нет»? Отвечайте!

Я помотал головой. Пусть понимают, как хотят.

– Видиш-шь, – тролль прекратил трепыхаться, когда понял мою пантомиму по-своему. – Он мой!

– Нет уж, милый, – инквизитор склонился к его макушке и выдохнул почти нежно: – Теперь ты сам мой.

– Что? Посуду? Или весь дом, чтобы быстрее?

– А что я прикажу, то и будешь мыть. Языком! – и быстро сделал у него перед носом какой-то пасс.

Тролль дернулся, но застыл, исподлобья взирая на своих мучителей.

– Пусти, – почти жалобно попросил он. – Ну, что я тебе сделал?

– Мне – ничего. Пока ничего, – инквизитор на каждое слово сжимал и разжимал пальцы, словно готовясь нанести удар, – и в какой-то момент мне даже стало немного жаль тролля.

– Что вы делаете, пра?

– Учу одного мелкого наглеца не повышать голос на инквизитора.

– И только-то? А то я смотрю…

– Не туда вы смотрите, брат Груви! Вы все больше по сторонам, а надо и под ноги. Вот пропадете ни за медянку, что я тогда буду делать?

Малодушное желание ответить – мол, в случае чего вздохнули бы с чистой совестью и отправились на покой – я отмел сразу. Как-никак, этот человек сейчас был на моей стороне. Хотя, надо признать, загривок троллю он сдавил весьма профессионально. Так, словно знал или специально у кого-то учился.

– Ты понял? – почти ласково прошипел инквизитор. – А то жертвам твоей ошибки придется несладко.

– Да понял я, понял, – огрызнулся тролль.

– Тогда пошел вон, – процедил мой спаситель, и тролль его послушался. Он шарахнулся в сторону, и цепкие пальцы инквизитора, наконец, разжались. Тролль, все еще пребывая в облике бродяги, рванулся к выходу, сломя голову. Да так быстро, что отвлекшийся на меня пра Михарь его упустил.

– Вот гадство, – выругался инквизитор, но кидаться по пятам счел ниже своего достоинства и вместо этого вытер ладони о штаны и присел на освободившийся табурет. – Вы в порядке?

Я кивнул:

– А вопросик можно?

– Почему бы и нет, – пожал плечами инквизитор. – Но какое отношение это имеет к нашему делу…

– Самое прямое. Вы ведь не были просто целителем? Однажды вам пришлось сыграть чужую роль, но она провалилась, и вам, фигурально выражаясь, пришлось сменить амплуа…

– Нахал, – со странной интонацией протянул инквизитор. – Какой нахал… И почему я не надавал тебе пока по шее?

– Потому, что вы за меня отвечаете. И еще потому, что я угадал?

Да, надо признать, что на сей раз я попал в точку. И, как у каждого, кто пришел в Инквизицию, есть тайная комната, запертый на замочек дневник – словно то, что надо беречь, холить и лелеять, так и пра Михарь немного не тот, за кого себя выдает.

Когда-то он был целителем. Наверняка, одним из лучших в том городе. Потом что-то случилось. Возможно, городок атаковал еще один горный тролль. Возможно, даже этот же самый – тролли по натуре бродяги и легко могут сменить место жительства. Как бы то ни было, но пра Михарь решил применить свои силы. И в отношении тролля проявил себя с такой высоты, что горожане тут же постановили, что у них есть свой собственный некромант – пусть и, так сказать, самоучка. Все дешевле, чем нанимать кого-то на стороне.

И бывший целитель стал подрабатывать некромантом. Правда, полностью проявить талант ему не дали. Кто-то из счастливо спасенных людей, в качестве благодарности, проболтался о том, что в такой-то деревне действует уникальная личность. Он и целитель – золотые руки, и некромант, каких мало, а даже с нечистью может справиться – и вовсе куда там некромантам с дипломами. Талант-самоучка, золотой самородок, одним словом…

Вот так все стало известно Инквизиции. Где и как выдал себя нарушитель дисциплины – осталось тайной, да и не суть важно. А важно другое – его «взяли» тепленьким в разгар очередного «дела».

Дальше все понятно. Доказательства были налицо, и пра Михарь очутился в подземельях инквизиторской тюрьмы. И сидел он там без суда и приговора до тех пор, пока ему не сообщили о том, что он свободен. Только эта свобода стоила малости – он должен был перестать быть целителем, забыть все свои навыки и прежнюю жизнь и стать инквизитором. Конечно, не сразу, а после покаяния, молитв, «отсидки» в отдаленном монастыре простым послушником и обучения инквизиторскому ремеслу. Иначе ему пришлось бы не просто распрощаться со свободой – в случае каких-либо осложнений бывшему теперь уже целителю грозила смертная казнь. Пусть не костер, как за чернокнижие, но виселица, отсечение головы или колесование – на выбор. Нетрудно догадаться, что он выбрал для себя первый вариант, и сменил камзол целителя на рясу инквизитора.

И нетрудно было догадаться, что именно воспоминаниями о собственной сломленной судьбе и можно объяснить тот факт, что он сейчас так близко к сердцу воспринимал судьбу одного молодого, но уже подающего надежды провинциального некроманта, один раз случайно сделавшего шаг не на ту тропинку.

Сначала я боялся, что пра по-простому врежет мне в челюсть – такое у него было лицо. Но потом, по мере того, как длился рассказ, он мрачнел все больше и больше, и под конец сердито кивнул:

– А ты умен.

– У меня было время подумать.

– Некромант, – он резко вскинул голову. – Сначала мне было интересно – ух, ты, получается! – потом захотелось узнать пределы своих возможностей. Потом решил, что могу совмещать две профессии… Правда, видел и обратную сторону медали – некроманты-то большею частью бродяги, как и ведьмаки. Они редко, где задерживаются дольше, чем на седмицу-другую. А лекарю нужна постоянная клиентура. Он должен сидеть сиднем и ждать, пока в нем возникнет нужда. Запасы лекарств опять же с собой надо таскать… Так что, сам понимаешь, в любом случае это длиться до бесконечности не могло…Так, – он сменил тон так резко, что я вздрогнул, – а чего это я перед тобой исповедуюсь? Кто у кого должен требовать отчета о проведенном мероприятии?

– Ну…

– Не «нукай», не запряг! – прикрикнул инквизитор. – Сам вижу, что, раз гуляешь, значит, есть на что! Заплатили?

– Два гроша.

– И один ты уже проел?

Последовал обреченный кивок.

– Давай тогда сюда и второй, – монета перекочевала из ладони в ладонь, после чего неведомо каким образом оказалась у трактирщика: – Пива! На все!

– А… – только и успел вякнуть я.

– Потом поговорим, – отрезал пра Михарь.

Где-то далеко примерно полгода назад…

Деревенька с простым названием Селища действительно когда-то была большой – из-под сугробов торчали остовы десятка домов, несколько лет назад погибших в огне. Еще несколько сугробов с протоптанными к ним тропинками и вившимся откуда-то дымком отмечали наличие землянок – временных жилищ уцелевших семей. Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное жилье и обитать там людям предстояло еще не год и не два. Окрестные леса, из которых можно было срубить новые избы, все погорели, везти бревна приходилось издалека, а они стоили так дорого, что на каждое собирали чуть ли не всем миром.

Лишь четыре дома удалось кое-как отстоять от пламени, да и то потому, что они изначально стояли немного в стороне, и владельцы успели немного приготовиться к обороне. Потом в этих домах первую, самую суровую, зиму, пересидели дети погорельцев. Да и на новые бревна для восстановления домов эти хозяева как-то раз ссудили несколько грошей, помогая восстанавливать порушенное хозяйство.

Нежданная гостья сидела у стола в одном из домов. В комнату набилась чуть ли не половина взрослого населения деревни – столько, что пришлось отволочь все оконца, дабы не задохнуться, да и надышали так, что печь можно было для обогрева не топить.

Женщина явно чувствовала себя неуютно под парой дюжин внимательных глаз. Она лишь спустила с головы темный платок и слегка распахнула шубейку, дабы не взопреть. Но ребенка раскутать отказалась и лишь крепче прижимала к себе уснувшее дитя, словно боялась, что его вот-вот отнимут. О себе она сказала мало – только то, что зовут ее Марой, что она – вдова, пришла издалека, и ее сын, родившийся уже после смерти отца, все, что она имеет в жизни. Откуда она взялась и из какого города родом, отвечать отказалась наотрез. Да расспросы как-то сами собой увяли после того, как гостья пояснила:

– Если по моим следам сюда придут другие, ваши незнание может вас спасти.

– А они придут? – хозяин избы опасливо оглянулся на окошко, за которым белело поле. Далеко на горизонте сизо-бурой щеточкой вставал лес. На глазок близко, а по цене, которую надо было заплатить за право нарубить там бревен – как на другом конце света.

– Непременно, – Мара тоже посмотрела на равнину. – Они уже знают, что я здесь.

Люди вздрогнули, словно в ворота уже колотили чьи-то кулаки.

– Поэтому мне надо как можно скорее уходить. И куда подальше.

– Это оно как же… Это, конечно, да, но… – в мужиках радость от того, что опасная гостья уйдет, мешалась с жалостью к одинокой вдове с ребенком, которая вынуждена брести, неведомо, куда. – Вот прямо сейчас, да?

– Нет, – Мара улыбнулась бледными губами. – Пусть малыш немного погреется… И поест.

Словно догадываясь, что речь идет о нем, ребенок зашевелился, пробуждаясь.

Заметив, что сын проснулся, мать позволила ему выпрямиться и усадила на коленях.

Он оказался довольно крупным – не совсем малыш, на вид ему было около полугода, а то и все восемь месяцев. Сидел он, во всяком случае, уверенно и, выпростав ручонки из укутывавшей его шали, потянулся к столу. Мара стянула с его головы колпачок, открыв русые взлохмаченные волосики. Из-под челки открыто и спокойно смотрели серые глаза.

Женщины тут же растаяли. Послышались взволнованные вздохи, охи и ахи, а хозяйка и ее сноха наперегонки кинулись – одна к печи за угощением, а другая за детскими вещичками, которыми можно было поделиться. Мара принимала то и другое с улыбкой, а ее сын, кажется, был вполне счастлив, зажав в кулачках тряпичную куклу.

– Спасибо, – поблагодарила гостья. – Мы задержимся тут ненадолго. Нам надо уходить…

Женщины наперебой стали упрашивать ее задержаться ради ребенка – мол, неплохо бы накормить малыша, переодеть, дать отдых.

– Нельзя, – мягко, но непреклонно твердила Мара. – Нельзя мне тут задерживаться. Это может навлечь на вас беду. Я должна уйти. Только… – она пытливо обвела взглядом селищан, – мне нужен защитник.

Мужики попятились все, как один. О том, кто именно преследует ее, гостья не сказала ни слова, но никто почему-то не хотел знать подробностей. И тем более никто не горел желанием рисковать жизнью, столкнувшись с тем неведомым врагом, который преследует ее. Молодая сноха хозяйки на всякий случай даже вцепилась в локоть своего мужа, взглядом умоляя не лезть на рожон.

– Не беспокойтесь, – улыбка Мары стала светлой и снисходительной, – защитника я отыщу себе сама. Вы мне только немного поможете.

Но утро принесло неожиданности.

Хозяйство – или то, что Дорис-Марджет Крама понимала под таковым – нам, двум мужчинам, пришлось вести самим. Поэтому мы проспали. А проснулись только от настойчивого стука в дверь.

Первой моей мыслью, еще сквозь сон, было – лошади. Кони оголодали, выбрались из сараюшки, куда их определили на постой, и сейчас колотят копытами в дверь, причем с разбега. Лишь приняв вертикальное положение и кое-как проморгавшись, сообразил, что это не копыта, а всего лишь кулаки. Но числом не менее десятка. Дверь ходила ходуном.

– Подъем, брат Груви! – раздался голос инквизитора. – У нас гости!

А то я не слышу! В железных перчатках они, что ли?

– Принимайте посетителей, брат.

– А почему я?

– Потому, что я старше и вообще начальство! А приказы начальства не обсуждаются.

Начальство он… Пили вчера наравне, а как до дела… Но спорить не стал. Выбравшись из постели, пошлепал открывать.

– Меч прихватите, – донесся в спину голос пра Михаря.

А то я не знаю!

Желание сорвать злость и досаду хоть на ком-то было так велико, что я не просто открыл дверь, а рывком распахнул ее и отскочил в сторону, спрятавшись за косяком. И вовремя – два мужика плечом к плечу ввалились в сени и тут же, не успев принять вертикальное положение, принялись шумно выяснять отношения.

– Я первый! Нет, я!.. Да врешь! Это я-то вру? Да у кого хошь спроси… Да у кого спросить-то? У ентих, что ли? Да нет тут никого!.. Это ты нарочно…Ах, так! Да вот тебе…

Мужики увлеченно принялись тузить друг дружку, даже не заметив, что уже давно находятся внутри дома. Я честно попытался их разнять, даже пару раз изловчился и ткнул одного из них кончиком меча пониже спины. Но скоро оставил это дело. Если вы когда-нибудь пытались участвовать в деревенской драке «стенка на стенку», вы меня поймете, почему я ограничился тем, что отступил в сторонку, сосредоточившись на спасении своего драгоценного организма. У мужиков, может быть, есть лишние зубы, а вот у меня – нет.

Скрип второй двери, в жилую часть дома, никто не услышал.

– Эт-та что еще такое? Оставить!

Командный бас заставил вздрогнуть и выронить меч даже привычного меня, а драчуны застыли в причудливых позах.

– Встать! Смир-рна!

Оба вскочили так быстро, словно юность у них прошла на плацу в гвардии какого-нибудь отставного вояки, помешанного на войне.

Пра Михарь, подтянутый, мрачный, решительный, в рясе инквизитора, замер на пороге, уперев руки в бока. Под его взглядом даже мне стало неуютно, что уж говорить о незваных гостях.

– Это что такое вы устроили с утра пораньше? – с места в карьер начал он. – Кто вас учил врываться в чужие дома и устраивать там дебош и погром?

– Да мы это… мы того… – мужики старательно заулыбались. – Нам бы некромансера…

– Некромансера?

– Дык того…ну…некромансерка, которая тут, это…того… ну… жила, – хором, подталкивая друг друга локтями, пустились в объяснение мужики, – она это…значицца, померла, вот мы и… ну, это… Обещалась она нам, вот!

– Что обещалась?

– Дык это…ну… посмотреть, что да как. Вот! Как померла, так мы того, ну…вроде как рукой махнули, а вчерась народ сказывал, на ее место вроде как другой приехал, вот мы и того…

– Посмотреть пришли? – нехорошо прищурился пра. – Это не ко мне. Это вон к нему!

Он кивнул мужикам за спины, и те сделали поворот «налево-кругом» так слаженно, словно действительно пару лет тренировались в шагистике. Когда они узрели скромно стоявшего в уголке меня, на их лицах расцвели одинаковые улыбки.

– Ага…

Мне ужасно захотелось научиться проходить сквозь стены. Просто так, на всякий случай. Потому как стерпеть две бородатые улыбки от уха до уха еще можно, но когда за их спинами маячит пра Михарь, ехидно потирающий руки, становится слегка не по себе. Так и вижу, как он строчит донос: «А в городе Хочеве, вопреки данному обету, взял на себя роль некроманта, чем нарушил присягу и статьи двенадцать, четырнадцать и восемнадцать-прим. „Уложения о наказаниях“». Нет, поймите меня правильно, я мечтал быть отчисленным, но – увы! – в данном случае мое отчисление будет означать тюремное заключение. Скорее всего, пожизненное. Так что, как ни странно, но на ближайшие несколько дней мне инквизитором было быть выгоднее, чем некромантом.

– А я что? Я ничего? Я тут того…этого…

– Он тут готовится, – мягко сообщил пра. – Вещи собирает, оружие готовит к работе. Вы же насчет работы договариваться пришли?

– Ага! – мужики развернулись в обратную сторону также четко и слаженно, и закивали с полной самоотдачей. – Насчет этого самого! Ведь лютует! Спасу нет! Ну, прямо на улицу не выйди!

Улыбка пра Михаря стала такой лучезарной, что захотелось повеситься.

– Повторяю, это не ко мне. Это вон к нему. А я в сем славном предприятии исполняю обязанности казначея.

– Чего? – вытаращились мужики.

– Чего-чего… Деньги давайте!

– А-а-а, – хором выдохнули просители и одинаковыми жестами полезли за пазуху. – Это можно… Это само собой.

Деньги инквизитор принял, не считая, и милостиво кивнул головой:

– Хорошо. А о делах поговорите вон с ним!

После чего развернулся и скрылся в комнате, не забыв плотно притворить за собой дверь и оставив меня наедине с мужиками – и своими сомнениями.

Но они рассеялись к тому моменту, когда я вернулся в комнату. Пра Михарь удивительно ловко для мужчины и священника шуровал возле печи, хотя и страдальчески морщился и бормотал что-то, не имеющее отношение к молитвам. Уж если просьбы к богам там и содержались, то просьбы наслать все мыслимые и немыслимые кары на тех придурков, которые придумали печь, ухват, горшки и прочую утварь. Так же высказывались пожелания горе-изобретателям хоть раз поменяться со своими бесовскими изобретениями местами, а уж он бы им показал, как можно использовать ухват и кочергу нетрадиционными методами.

– М-да, теперь понятно, что вы делаете в Инквизиции, – промолвил я спустя несколько минут. – Подкидываете дознавателям и палачам идеи.

– Будете острить, брат, и начну еще и испытывать их на людях… А, бес тебя в…на…и через!

Это теплое пожелание было высказано горшку, который никак не желал становиться компактнее в устье, дабы занимать как можно меньше места. Смирившись с тем, что горшок не желает принимать форму стенки устья, пра Михарь оставил ухват, прикрыл печь крышкой и присел на лавку у стола:

– Ну, и что там? Собаки нехорошо лают да руины разговаривают?

– Почти, – пожал плечами в ответ. – Странные звуки там слышатся иногда. И вроде, если верить показаниям свидетелей, Марджет уже там побывала – произвела, так сказать, разведку. Чем-то побрызгала, что-то нашептала и велела подождать. Мол, у нее сейчас много дел и отвлекаться нельзя. Но, дескать, как только освободится, сразу наведается по этому адресу.

– Что за адрес?

– Левый Нижний переулок, дом в самом конце, у оврага.

– Левый Нижний… А Правый Верхний есть?

– Наверное. Насколько понимаю, тут всего одна улица – Большая, она же Главная – а все остальные переулки.

– Ладно. И что там в переулке?

– Сарай. Старый сарай, который был выстроен чуть в стороне. Трудно сказать, что там собирались хранить, но только ничего не выходило. Держали скотину – она болела и околевала. Хранили припасы – гнили, подмокали, приходили в негодность. Даже в самую сухую пору там солома покрывалась плесенью или «сгорала».

– Сгорала* или поджигали?

(*В данном случае имелось в виду, что солома перепревала в труху и пыль, которая действительно немного похожа на дымок.)

– Скорее всего, сгорала – сарай-то оставался нетронутым! Все убеждены, что в нем завелась нечистая сила. Но откуда взялась – неизвестно.

– Будете проверять?

Снова пожал плечами и принюхался. Интересно, что там такое готовится? Надеюсь, продукты хотя бы свежие? Или десятидневной давности?

Ответ на вопрос умер, не родившись – в дверь постучали снова. И этот стук мне был хорошо знаком. Так мощно и размеренно мог стучать только тот, кто облечен силой и кто вынужден снисходить до слабых мира сего. Короче, явился представитель местной власти.

Инквизитор сурово сдвинул брови, но я не сдвинулся с места, и отворять он пошел сам, на прощание кинув в мою сторону такой взгляд, что захотелось самому устроить аутодафе в печке. Жаркое из некроманта. Только у нас, и только сегодня!

Несколько слов, сказанных низким сиплым голосом – и они вошли. В смысле, пра Михарь и дородный человек в ярко-зеленом камзоле. Его круглое отудловатое лицо было багровым от натуги, но кулаки сводили на нет любое желание прохаживаться по поводу его внешности.

– Это где здесь новый некромант? – с порога потребовал он.

Пра выразительно шевельнул бровями – мол, не сиди сиднем.

– Ну, я, – медленно встал из-за стола.

– Вот что, – мужчина рубанул ладонью воздух. Волна пошла такая, что качнулись занавески на окне. – Собирайтесь!

– Зачем?

– Есть дело. И срочное. Я вашей предшественнице говорил, но это же женщина! Сами понимаете – в голове ветер… Правду сказать, она без дела не сидела. То за одно хватается, то за другое. Как эта… как ее… в общем, вертелась за троих. Но – женский ум всем известен! – частенько забывала про самое элементарное. То заказы перепутает, то опоздает на встречу… В общем, уже третью седмицу заказ висит.

– Какой?

– По поводу сноса старой ратуши.

– А зачем…

– А как же? Там же закладная жертва! Ее нейтрализовать надо!

С этим я как раз не спорил – закладная жертва штука опасная. Если под фундамент какого-либо дома положить свежий человеческий труп – в идеале, человек должен быть убит непосредственно на месте захоронения, а еще лучше замурован в стену живым – такое здание простоит века. Ему все будет нипочем – ни пожары, ни наводнения, ни землетрясения, и даже под действием времени оно будет разрушаться медленнее. Закладная жертва будет оберегать здание, пока ее не извлекут и не перезахоронят на кладбище с соблюдением всех формальностей. Правда, долго и счастливо в таком доме будут жить только те, кто по нраву пришелся закладной. Но…

– Но зачем сносить старую ратушу, если закладная жертва еще существует?

– Так ведь ратуша-то старая! А нам нужна новая. Эту сломаем, новую сделаем. Лучше прежней. Но вот закладная мешает. Ее убрать – и хоть завтра можно ломать. Кому оно нужно, это старье?

– И моя коллега… она знала?

– Еще бы! Даже приезжала к ратуше, облазила ее всю, чем-то там гремела в подвалах и сказала, что занята, что дело долгое и трудное, что, как освободится, сразу вернется… Только она померла. А дело висит. А нам из казны воеводства надо денег просить на строительство. Без отчета о рухнувшей ратуше нам ни медянки не дадут!

Я полез чесать затылок. Не нравилось мне это дело. Марджет в свое время увлекалась историей – даже прочитала мне лекцию об истории Больших Звездунов, которую я – историю, разумеется! – не слышал, хотя и прожил в том городке некоторое время. Подозреваю, что дело было так – она приехала, поразилась зданию «раннероманского» или «позднеготического стиля с явным влиянием местного колорита», ужаснулась тому, что хочевцы хотят снести памятник архитектуры, вот и выдумала историю со своей занятностью и невесть какими сложностями. И просто-напросто тянула время в надежде, что ситуация как-то разрешиться.

Разрешилась. Только как-то странно. Марджет действительно не пришлось заниматься этим делом.

– Полчаса на сборы вам хватит?

– Что? – я захлопал глазами.

– Через полчаса у ратуши, – отрубил мужчина.

– Простите, что вклиниваюсь в столь содержательную беседу, – елейным голосом протянул инквизитор, – но хотелось бы прояснить ряд вопросов. Первое – с кем имеем честь?

– Градоправитель я здешний, – фыркнул гость. – Рос Сапарра меня зовут. Меня здесь каждая собака знает…

– Мы – не собаки. И тем более, не каждые, но все равно – очень приятно. Меня именуют пра Михарем…

– Монах, что ли?

– Священник. Слуга Великой Инквизиции.

– Ересь, что ли, у нас нашли? – скривился градоправитель. – Побойтесь богов. Народ у нас тихий, к нарушениям не склонен, ереси сами искореняем по мере сил. Кого для острастки в тюрьму сажаем, а кого кнутами порем и прочь выгоняем. Бунтовать народишко опасается – самого в тюрьму или под кнут, а жену с детишками – на улицу, в чем были. Потому все и сидят тихо – боятся.

– Нет, я прибыл в ваш город, дабы расследовать иное дело – касающееся смерти госпожи Крама, – любезно пояснил пра. – Некромантки Дорис Крама, именовавшей себя Марджет. И посему лично я вам полезен быть не смогу. Но мой собрат, пра Груви – он в прошлом был дипломированным специалистом как раз по некромантии. И мог бы, при определенных условиях, помочь вашей беде.

Мы с градоправителем оба напряглись. Я – от презрительного «в прошлом был», а градоправитель – от недопонимания.

– Какие такие условия? – засопел он мясистым носом.

– Денежные. Работа некроманта по обезвреживанию закладной жертвы – удовольствие не из дешевых. Верно, брат?

– Верно, – подтвердил я. – Надо сначала осмотреться, потом нарисовать пентаграмму, затем принести жертву, отыскать следы закладной… А вдруг могут понадобиться кое-какие дорогостоящие ингредиенты? Их придется выписывать из столицы или готовить самому из подручных средств. А такие кустарные реактивы, кроме дешевизны, обладают нехорошим качеством – они редко хранятся дольше трех суток. Все это требует расходов…

– Мы уговаривались с некроманткой, что грош ей сейчас, а остальное после завершения обряда.

– Остальное – это сколько?

– Ну… – градоправитель пожевал губами. – Золотник выходит. Минус грош.

Золотник. Для провинции не так уж и мало. В Больших Звездунах я два с половиной месяца мог спокойно жить на эти деньги, ничего не делая. Правда, шиковать не стал бы, но с голоду точно не умер.

– Ну, – градоправитель не собирался терять времени даром, – когда вас ждать-то?

– В полдень, – ответили за меня.

Я посмотрел на пра Михаря. Он что, не шутит?

– В полдень, так в полдень, – гость посмотрел на окошко, прикидывая высоту солнца.

– И с вас злотый задатка…

– Что? Почему? За что?

– За скорость. У нас, между прочим, и другие заказы есть. В городе десять дней не было некроманта вообще. Иногда этого достаточно, чтобы вся затаившаяся нечисть и нежить активировалась и устроила на улицах кровавый беспредел. Вы знаете, что до Войны Трех Королей некромантия в стране была под полным запретом? Некроманты, конечно, существовали и даже имели своих учеников, коим передавали знания и силу, но существовали они на самой грани. Любого можно было отправить на костер, ибо сложился образ некроманта – повелитель темных сил, поднимающий легионы мертвецов ради того, чтобы завоевать мир. Во время Войны Трех Королей некроманты особенно расплодились настолько, что в Колледже Некромагии возникла необходимость – сие явление нуждалось в изучении и контроле. В конце концов, некроманты как бы поделились на истинных и ложных. Истинные – те, кого сейчас и выпускает сие заведение с дипломами, гильдейскими знаками и так далее. Ложные – все остальные. Но все равно перелом наступил не сразу – после войны совет при новом короле даже принял особый указ, реабилитирующий некромантию, как науку. Мол, все преступления совершались отдельными отступниками, коие порочат своих собратьев по ремеслу. Это чуть было не стало причиной настоящей междоусобицы между «правильными» и «неправильными» некромантами. По счастью, все закончилось лет через двадцать миром – большая часть «неправильных» постарела и сошла со сцены истории сама собой, а некоторые и вовсе переметнулись на сторону «вероятного противника». А знаете, почему некромантию реабилитировали? Что послужило последней каплей? Именно то, что только они могли зачистить мир от расплодившихся тварей. У ведьмаков иная специализация – они все больше по тварям обычным, живым. Нежить только временно нейтрализуют, но не упокоивают окончательно. И, судя по количеству заказов, с которыми не могла справиться Дорис Крама, в вашем городе наблюдается просто-напросто разгул нежити. А мы, вместо того, чтобы защищать горожан от напасти, должны тратить свое время и силы для того, чтобы ликвидировать закладную жертву, которая столько веков не представляла собой опасности ни для кого! Это требует компенсации! Кроме того, – инквизитор полез за пазуху, – мы взяли задаток за еще одно дело. Ваш задаток должен хотя бы его перевесить.

Градоправитель уже на середине речи стал отступать перед страстной проповедью пра Михаря* и с последним словом покачал головой:

(*Приводимой мною в сокращении, поскольку половину не запомнил. – Прим. Згаша Груви)

– Да-да, понимаю.

– Итак, мы договорились. Злотый**…

(**Напоминаю – в одном золотнике десять злотых. – Прим. Згаша Груви)

– Каждому!

На меня обратились две пары глаз с одинаковым выражением: «Вы умеете разговаривать, молодой человек?» Вот только эмоции на лицах были разными, и пра Михарь кивнул:

– Каждому. Ибо мы работаем в паре.

Вот это номер! И когда у нас сложилась команда?

– А как же иначе? Порой одного оружия бывает мало, да и скорость реакции человека намного меньше скорости тварей из иного мира. И тогда самым действенным оружием становится молитва, – с этими словами инквизитор скорчил столь смиренную физиономию, что не только градоправитель принялся благочестиво осенять себя обережными знаками, но и ваш покорный слуга тоже машинально дернул рукой. – Короче говоря, я прикрываю своего молодого коллегу от колдовских чар, поскольку сам, в силу возраста, уже не способен на…м-м…активные действия.

Не способен он! Хотя, как сказать. Тролля-то отпугнул, даже не шевельнув лишний раз пальцем.

Окончательно добитый морально градоправитель, бормоча возражения пополам с молитвами, полез в кошелек.

– Итак, в полдень у старой ратуши, – завершил разговор пра Михарь, величественным жестом выпроваживая посетителя. – А вас я попрошу запереть двери. Изнутри.

Это относилось ко мне, и тон, каким эти слова были сказаны, заставлял насторожиться.

– Поговорить надо.

Ага, знаем мы такие «разговоры за жизнь». Юность у меня была, как у многих, бурная. В благословенные студенческие годы случалось побывать в разборках – как внутренних, между факультетами, так и внешних, когда студенческие банды случайно переходили дорогу бандам городского отребья. Город всегда становился на сторону студентов, даже если оные сами выступали провокаторами и зачинщиками. Так что к столу подошел на негнущихся ногах. Пра Михарь уже сидел, развалившись, по другую его сторону и рассеянно катал по столешнице монету.

– Довольны? – промолвил он. – Не притворяйтесь, Згаш. По вашей перекошенной роже я уже замечаю, что вы пытаетесь сдержать восторг. А как же! Не было бы счастья, да несчастье помогло.

– И вовсе я не…

– Сбылась, можно сказать, мечта идиота, – не слушая, продолжал инквизитор. – Вот и представился уникальный случай на законных основаниях побывать в шкуре провинциального некроманта. Да вот только законных оснований у вас нет, – ясные глаза наконец-то остановились на моем лице. – Приказа нет. И ждать его чересчур долго. Пока я напишу запрос, пока его курьер градоправителя доставит в столицу, пока он там будет прочитан, – пра Михарь на каждое «пока» загибал по пальцу, – пока будет создана комиссия, пока она примет решение, пока будет направлен запрос в гильдию некромантов о временном – запомните, временном! – восстановлении вас в прежней должности, пока оттуда придет ответ, пока отыщут в хранилище ваш гильдейский амулет, пока курьер доставил его обратно… Девять дней – самое меньшее! Даже если запрос я напишу сейчас, и еще до ночи курьер градоправителя пустится в путь, все равно много – ведь ради вас начальство не отложит все дела, и мой запрос какое-то время с пометкой «срочно» будет лежать на столе у секретаря. И все эти девять-десять дней градоправитель будет знать, что вы тут нелегально, у вас нет полномочий занимать чужое место, и вы нарушаете закон. Сказать, что с вами тогда сделают?

– Не надо.

Настроение испортилось еще больше. Что бы с ним такое сделать, чтобы стереть с его физиономии эту ухмылку? О, кажется, придумал. Теперь главное – не улыбаться до поры до времени. А то эффект пропадет.

– Что же мне делать?

– Работать, – улыбнулся тот и через стол катнул ко мне злотый. – А я прикрою. И не только молитвами, если вы понимаете, о чем я. Но только учтите – никакой самодеятельности. Шаг вправо, шаг влево – и все будет доложено по инстанции. Одну докладную я на вас уже сочинил. Еще две – и, согласно правилам, вам грозит полгода на гауптвахте, если не в карцере. Как раз выйдете вы оттуда, чтобы принять сан. Все будет зависеть от того, что и как я напишу в тех докладных. Вам понятно? Можете идти собираться. Время близится к полудню.

– Как скажете, – я сунул монету за пояс и выдержал паузу. Момент истины настал. – Только вопрос можно?

Кивок головы.

– А чем это так пахнет?

– Завтрак! – взвыл инквизитор, кидаясь к печи, где из-за заслонки уже клубился сизый вонючий дым.