«Дом мертв. Иначе не скажешь, — подумала Бетси Хилл. — Мертв. И это не означает, что здесь стоит полная тишина. Нет, дом пуст, покинут, отошел в мир иной — сердце его перестало биться, кровь перестала бежать по венам, внутренности начали разлагаться. Мертв. Мертвее не бывает, что бы это ни значило. Мертв, как и мой сын Спенсер».
Бетси желала уехать из этого мертвого дома, бежать куда глаза глядят. Ей не хотелось оставаться в этом гниющем трупе. Но Рон, муж, считал, еще рано. Возможно, он прав. Однако Бетси возненавидела этот дом. Плыла по нему, точно не Спенсер, а она была привидением.
Близнецы были внизу, смотрели DVD. Она остановилась, выглянула в окно. У всех соседей в окнах горел свет. Их дома жили. Хотя и там у людей наверняка много неприятностей. Дочь сидит на наркотиках, жена ходит с отсутствующим взглядом и у нее все валится из рук, муж давным-давно потерял работу, сын страдает аутизмом. В каждом доме своя трагедия. У каждого дома и семьи есть свои тайны.
И все равно их дома еще живы. Они еще дышат. А их дом мертв.
Она смотрела на улицу, дома… Все они, эти соседи, пришли на похороны Спенсера. Всячески поддерживали, подставляли плечо, утешали, отводили глаза, в которых светился немой укор. Но Бетси замечала его. Всегда и везде. Они не хотели говорить об этом, но она знала: все эти люди винят ее и Рона. И уверены, что такое никогда не произойдет с ними.
Теперь они все исчезли, соседи и друзья. Жизнь никогда не меняется по-настоящему, если у тебя семья. Для друзей, даже самых близких, это было все равно что смотреть грустный кинофильм — он искренне трогает тебя, ты сопереживаешь, а потом наступает момент, когда тебе уже не хочется грустить. И ты выходишь из кинотеатра, так и не досмотрев фильм до конца. И идешь домой.
Только семья заставляет человека держаться.
Бетси вернулась на кухню. Приготовила близнецам ужин — хот-доги с макаронами и сыром. Близнецам недавно исполнилось семь. Рон любил поджаривать хот-доги во дворе на гриле, и не важно, идет дождь или светит солнце, зима сейчас или лето, но близнецы всегда жаловались, что хот-доги немного черные. Она готовила их в микроволновке. Дети обрадуются.
— Ужинать! — позвала Бетси.
Но близнецы проигнорировали призыв. Они всегда так делали. Спенсер тоже. Первый «звонок» так и оставался первым, никто не обращал внимания. Они привыкли игнорировать его.
«Может, в этом часть проблемы? Может, я слишком бесхарактерная для матери? Слишком мягкая? Рон не раз говорил, что я слишком много позволяю детям. Разве? Но если бы я была построже со Спенсером… Слишком уж много этих „если“».
Так называемые эксперты утверждают, что подростковое самоубийство не является виной родителей. Это болезнь, как онкология или что-то еще. Но даже эксперты смотрели на нее, как показалось, подозрительно. Почему мальчик не посещал психоаналитика? Почему она, его мать, не замечала изменений в поведении Спенсера, приписывала все его выходки типичной для подростков изменчивости настроения?
«Он просто перерастет все это, — думала Бетси. — Как это обычно бывает с тинейджерами».
Бетси прошла в гостиную. Свет выключен, лишь экран телевизора освещает лица детей. Они совсем не похожи, хотя и близнецы. Она зачала их in vitro, то есть «из пробирки». Девять лет Спенсер был ее единственным ребенком. Может, причина именно в этом? Тогда она подумала: это хорошо, что у него будут младшие братья. Но разве любой ребенок не стремится к тому, чтобы внимание и любовь родителей доставались исключительно ему?
Мерцание экрана освещало их лица. Дети полностью отключались, когда смотрели телевизор. Рты полуоткрыты, глаза расширены — вид пугающий.
— А ну, живо! — сказала она.
Никакой реакции.
И тут Бетси взорвалась:
— Живо!
Крик напугал близнецов. Она перегнулась через их головы, выключила телевизор.
— Я сказала, ужинать, быстро! Сколько раз можно повторять?
Близнецы молча затрусили на кухню. Бетси закрыла глаза, глубоко вздохнула. Последнее время она стала невыносима. Апатия сменялась вспышками раздражения. Резкие перепады в настроении. Возможно, сыграла роль наследственность и Спенсер был обречен еще в утробе матери.
Они сидели за столом. Вошла Бетси, изобразила улыбку. Да, теперь все хорошо. Она обслуживала их, старалась не только вкусно накормить, но и развлечь. Один из близнецов трещал без умолку, другой почти все время молчал. Своеобразная реакция на смерть Спенсера. Один справлялся с горем, делая вид, будто ничего не произошло. Второй постоянно пребывал в плохом настроении.
Рона дома не было. Опять. Иногда вечерами он приезжал, ставил машину в гараж, сидел в ней и плакал. Бетси страшно боялась, что он может включить мотор, плотно закрыть гаражную дверь, словом, поступить так же, как его сын. И боли наступит конец. Во всем этом была злая ирония. Мальчик покончил с собой, и самый простой способ унять боль от утраты сына — поступить так, как он.
Рон никогда не говорил о Спенсере. Через два дня после его смерти он взял стул, на котором сын сидел за столом, и убрал его в подвал. У каждого из детей были шкафчики с именами. Рон вытряхнул из шкафчика Спенсера все вещи и набил каким-то хламом.
«С глаз долой — из сердца вон», — подумала тогда Бетси.
Сама она пыталась справиться с горем по-другому — придумывала какое-нибудь хлопотное занятие. Но неизбывная печаль делала ее неповоротливой, она двигалась словно во сне, так ходишь по глубокому снегу, и каждое движение дается с трудом, точно плывешь в бассейне, наполненном густым сиропом. Бывали моменты, как, например, сейчас, когда ей хотелось с головой уйти в свое горе. Купаться в нем, упиваться страданием с почти мазохистским рвением, чтобы разрушить себя до конца, а потом возродиться заново.
Она перемыла посуду, отправила близнецов спать. Рона все еще не было. Что ж, ладно. Они с мужем ни разу не поссорились со дня смерти сына. И любовью тоже больше не занимались. Жили все в том же доме, вели одни и те же разговоры, все еще любили друг друга, но смерть сына разделила их, и любое проявление нежности казалось невыносимым.
Компьютер был включен, Интернет открыт на домашней страничке. Бетси села и набрала адрес. Подумала о друзьях и соседях, об их реакции на смерть Спенсера. С самоубийством все иначе. Сам этот факт делает смерть менее трагичной, позволяет дистанцироваться.
«Очевидно, — думала она, — Спенсер был неприкаянной душой, с самого начала сломлен внутренне. И уж лучше пусть уйдет человек сломленный, чем цельный».
Но что самое худшее, по крайней мере для Бетси, этот вывод имел смысл, был наделен некой чудовищной рациональностью. К примеру, ты слышишь о ребенке, который умирает от голода где-нибудь в африканских джунглях, и это событие не кажется тебе столь трагическим, как весть о том, что у хорошенькой маленькой девочки из дома напротив вдруг обнаружили рак.
Все относительно, а потому особенно ужасно.
Она набрала адрес: www.myspace.com/Spencerhillmemorial. Одноклассники Спенсера создали эту страничку для него через несколько дней после смерти. Там размещались снимки, коллажи и комментарии. А символом стало изображение свечи с мигающим язычком пламени.
Здесь же звучала одна из любимых песен Спенсера в исполнении Джесса Мейлина. Рядом со свечой размещалась цитата из этой песни: «Ангелы любят тебя больше, чем ты думаешь».
Какое-то время Бетси сидела и слушала песню.
В первые дни после смерти сына Бетси ночи напролет проводила на этом сайте. Читала комментарии совершенно незнакомых ей детей. Рассматривала размещенные здесь многочисленные снимки сына. Но постепенно появился привкус горечи. Хорошенькие девочки из старших классов, создавшие этот сайт, купались в славе покойного, но при жизни вряд ли уделяли Спенсеру особое внимание. Слишком мало и слишком поздно. Все дружно утверждали, что тоскуют по нему, но знакомы с ее мальчиком были немногие.
Эти комментарии, претендующие на эпитафии, более всего походили на записи в дневнике Спенсера: «Всегда буду помнить занятия физкультурой с мистером Майерсом…» Это в седьмом классе. Три года назад.
«Эти футбольные матчи, когда мистер В. претендовал на роль квотербека…» — эта запись из пятого класса.
«Все наши простудились на концерте в честь движения зеленых…» — а это уже в восьмом классе.
Совсем недавно. И это совсем не трогало. Истинной скорбью тут не пахло. Они устроили шоу, публичные выражения соболезнования для тех, кого на самом деле ничуть не опечалила смерть ее сына. Хотя в целом работу провели добросовестно, всячески подчеркивали, какая случилась трагедия, но больше всего это походило на резюме для вступления в «клуб своего ключа»[6] или при выборах на должность казначея в студенческом совете.
От настоящих друзей — Кларка, Адама и Оливии — высказываний было мало. Но, наверное, так бывает всегда. Те, кто по-настоящему скорбит, предпочитают делать это не на публике. Боль столь велика, что они стараются держать ее при себе.
Она не заглядывала на сайт недели три. И новых комментариев было немного. Так всегда, особенно с молодыми. Им есть чем заняться. Бетси рассматривала шоу из слайдов. Множество фотографий. Впечатление такое, словно их смешали в одну большую и беспорядочную кучу. Возникали образы, на миг замирали, затем сменялись все новыми и новыми.
Бетси смотрела, глаза ее увлажнились.
Тут было много старых снимков еще из начальной школы в Хилл-Сайде. Миссис Роберт, учительница первого класса. И миссис Рорбек — из третьего. Мистер Хант вел четвертый класс. Здесь же разместился групповой снимок его баскетбольной команды, сделанный в закрытом помещении, — Спенсер такой радостный и возбужденный, они одержали победу. Тогда во время предыдущей игры он повредил запястье — ничего серьезного, небольшое растяжение, — и Бетси плотно забинтовала ему руку. Она помнила, как покупала специальный эластичный бинт. На фотографии Спенсер победно вскинул руку.
Спенсер не был выдающимся спортсменом, но в баскетболе мог забросить победный мяч за шесть секунд до конца игры.
Седьмой класс. Наверное, самый счастливый для него год.
Местный полицейский нашел тело Спенсера на крыше школы.
На мониторе продолжали мелькать снимки. Слезы застилали глаза, зрение затуманилось.
Крыша школы… Ее красавец сын лежит среди мусора и разбитых бутылок…
Все они получили прощальное послание Спенсера. Текст. Текст, в котором сын писал, что собирается сделать. Первое сообщение он отправил Рону, который в то время находился в Филадельфии по торговым делам. На мобильный телефон Бетси поступило второе сообщение, но в тот момент она сидела в пиццерии «Чак и Чиз», где рождаются все родительские мигрени, и не слышала, как пришла эсэмэска. Лишь час спустя, когда Рон уже успел послать ей на мобильный целых шесть сообщений, одно истеричнее другого, она нашла в телефоне предсмертную записку от своего мальчика:
Прости, люблю вас всех, но мне слишком тяжело. Прощай.
У полиции ушло два дня на то, чтобы найти тело. На крыше школы.
Что же тяжело, Спенсер? Она так этого и не узнает.
Он послал то же сообщение еще нескольким людям. Ближайшим своим друзьям. Спенсер часто говорил, что идет к ним. Провести время, прошвырнуться с Кларком, Адамом и Оливией. Но ни один из них не видел в тот день Спенсера. Он у них не появился. Он пошел один. Взял с собой таблетки — украл из дома — и проглотил слишком много. Видимо, желание уйти из жизни было слишком сильным. И умер один, на крыше.
Сообщил ей об этом Дэниел Хафф, местный полицейский, с сыном которого, по прозвищу Ди-Джей, Спенсер дружил, впрочем, недолго.
Подошел, постучал в дверь. Она открыла, увидела лицо Хаффа и потеряла сознание.
Бетси смахнула слезы. Пыталась сфокусировать внимание на снимках, где сын был еще жив.
И тут вдруг увидела фото, которое перевернуло все.
Сердце у Бетси замерло.
Снимок промелькнул и исчез. На него поспешно наслаивались другие. Она прижала руку к груди, пыталась сосредоточиться. Снимок… Как же вернуть теперь этот снимок?
Она зажмурилась. Старалась сообразить.
«Так, прежде всего надо выключить. Это всего лишь часть шоу из слайдов. Оно повторится. Просто надо подождать. Но как долго придется ждать, прежде чем нужное фото появится снова? А потом что? Промелькнет на секунду и исчезнет? А его необходимо рассмотреть. Можно ли остановить изображение, когда снимок вернется? Должен быть способ».
Она следила, как мелькают фотографии, совсем не те, что нужно. Она хотела вернуть тот снимок. Тот, с перебинтованным запястьем.
Бетси пыталась вспомнить групповой снимок в седьмом классе, потому что потом заметила нечто странное. Вроде бы Спенсер носил эластичный бинт? Да, точно. Это и удивило.
Потому что в день самоубийства Спенсера случилось нечто похожее. Он упал и растянул запястье. Она предложила перебинтовать, как тогда, в седьмом классе. Но Спенсер попросил купить специальный нарукавник. Она купила. И он носил его в тот день, когда умер.
В первый и, как позже выяснилось, последний раз.
Бетси щелкнула кнопкой. Вернулась к страничке слайдов. Компьютер потребовал ввести пароль. Наверное, пароль придумал кто-то из детей. Значит, он не должен быть слишком сложным, верно? Это ведь просто для того, чтобы твои соученики могли использовать сайт для просмотра снимков. Так что это должно быть простое слово.
Она напечатала: «СПЕНСЕР». Потом нажала на кнопку «Ввод». Сработало!
На мониторе вновь стали возникать снимки. Согласно статистическим данным, здесь их было сто двадцать семь. И она довольно быстро нашла то, что искала. Рука так дрожала, что с трудом удалось навести курсор на изображение. Навела и щелкнула мышкой.
Фотография увеличилась. Бетси не сводила с нее глаз.
Спенсер улыбался, но как-то очень грустно. Такой улыбки у него она прежде не замечала. И еще он вспотел: лоб, лицо отливали нездоровым блеском. Точно пьяный или избитый. На нем была черная футболка, та самая, в которой его нашли. Глаза красные — от алкоголя или таблеток. Ну и еще, конечно, от вспышки камеры. У Спенсера были такие красивые голубые глаза. А при вспышке фотоаппарата в них появлялся отблеск, и он становился похож на дьявола.
Находился он на улице и, судя по освещению, снимок сделали вечером. Тем самым вечером.
В одной руке Спенсер держал банку с напитком, и на этой же руке был нарукавник.
Бетси застыла. Существовало одно-единственное объяснение. Снимок был сделан в тот день, когда Спенсер умер.
Она всматривалась в фотографию, видела на заднем плане прохожих, а потом вдруг поняла: в день своей смерти Спенсер был не один.