Мертвая хватка

Глава 8

Данте Лориман первым вошел в кабинет Айлин Гольдфарб. Как-то слишком крепко пожал руку Майку. Вслед за ним появилась Сьюзен. Айлин Гольдфарб поднялась со своего места. Снова надела очки. Подошла к посетителям, обменялась с ними рукопожатием. Затем вернулась за стол и открыла лежащую перед ней папку.

Потом уселся Данте. За все это время ни разу не взглянул на жену. Сьюзен робко опустилась на стул рядом с ним. Майк остался стоять в стороне, в дальнем углу комнаты. Скрестил руки, прислонился к стене. Данте Лориман принялся аккуратно подворачивать рукава. Сначала на правой руке, затем на левой. Потом сложил руки на коленях и приготовился выслушать от Айлин Гольдфарб самое худшее.

— Итак? — подал голос Данте.

Майк смотрел на Сьюзен Лориман. Та сидела с высоко поднятой головой, затаив дыхание и застыв в неподвижности. А потом, словно почувствовав на себе взгляд, обернулась и посмотрела на Майка. Тот старался сохранять нейтральное выражение лица. Это было шоу Айлин. А он здесь лишь зритель, не более.

— Мы провели все необходимые анализы, — начала Айлин.

— Я хочу быть им, — перебил ее Данте.

— Простите?

— Я хочу отдать Лукасу свою почку.

— К сожалению, ваша не подходит, мистер Лориман.

— Вот так, — тихо выдохнул Майк.

Он не сводил глаз с красивого личика Сьюзен. Настал ее черед изображать полное спокойствие.

— О… — выдавил из себя Данте. — Но я думал, что отец…

— Все зависит… — Айлин тщательно подбирала слова. — Есть масса факторов, и я, кажется, объясняла все это миссис Лориман во время ее предыдущего визита. В идеале нам нужен заменитель, соответствующий по шести антигенным показателям. Основываясь на этих параметрах, мы заключили, что вы не можете быть подходящим кандидатом, мистер Лориман.

— А я? — спросила Сьюзен.

— Вы ближе. Хотя тоже далеки от идеала. Но ваша почка больше подходит сыну. Обычно наилучшие шансы у близнецов. Каждый ребенок наследует половину антигенов от каждого родителя, таким образом, возможны четыре комбинации наследственных антигенов. Проще говоря, среди близнецов двадцать пять процентов подходят идеально, по всем параметрам, пятьдесят процентов — наполовину, это там, где три антигена. И наконец, еще двадцать пять процентов совершенно не подходят.

— Ну а Том? Он ведь старший брат, пусть двоюродный, Лукаса.

— Вот тут, к сожалению, плохие новости. Пока что лучший кандидат — ваша жена. Мы также занесем Лукаса в банк данных для подбора донорской почки от покойников, посмотрим, может, найдется лучший кандидат, но лично я считаю, это маловероятно. Так что пока рассматривается одна кандидатура — миссис Лориман. Но и она — не идеальный донор.

— Почему?

— Ее антигенный показатель равен двум. Чем ближе к шести, тем больше шансов, что организм вашего сына не отторгнет донорскую почку. Чем больше соответствует донорский орган, тем меньше шансов, что Лукас проведет всю свою жизнь, постоянно принимая лекарства и проходя процедуры диализа.

Данте провел рукой по волосам.

— И что же нам теперь делать?

— Времени немного. Я уже говорила, мы внесем его имя в список. Будем искать, будем проводить диализ. Если не отыщется ничего лучше, придется взять почку у миссис Лориман.

— Но вы хотите найти лучше, — вздохнул Данте.

— Да.

— У нас есть и другие родственники, они готовы помочь Лукасу, если, конечно, подойдут, — сообщил Данте. — Может, их проверите?

Айлин кивнула.

— Составьте мне список — фамилии, адреса, как можно точнее укажите степень родства.

Все замолчали.

— А он очень плох, док? — Данте развернулся в кресле, посмотрел на Майка. — Не скрывайте, скажите прямо: как его состояние?

Майк переглянулся с Айлин. Она еле заметно кивнула.

— Он плох, — ответил Майк. И посмотрел на Сьюзен Лориман. Та отвернулась.

Они обсуждали разные возможности еще минут десять, затем Лориманы ушли. Оставшись наедине с Айлин, Майк уселся на место Данте, вскинул вверх руки. Айлин делала вид, что убирает папки со стола.

— И что теперь? — спросил Майк.

— Думаешь, я должна была им сказать? — Не дождавшись реакции Майка, она продолжила: — Моя работа — лечить их сына. Он мой пациент. А не отец.

— Получается, у отца нет никаких прав?

— Я этого не говорила.

— Но ты проводила медицинские анализы. И узнала из них нечто такое, что утаиваешь теперь от пациента.

— Еще раз повторяю, он не мой пациент, — возразила Айлин. — Мой пациент Лукас Лориман, сын.

— Так что, похороним все, что нам стало известно?

— Позволь задать тебе один вопрос. Допустим, я сделаю вывод по одному из анализов, что миссис Лориман обманывает мистера Лоримана. Обязана ли я сообщать ему об этом?

— Нет.

— Ну а если я узнаю, что она торгует наркотиками или ворует деньги?

— Ты передергиваешь, Айлин.

— Разве?

— Вопрос не в деньгах или наркотиках.

— Знаю. Но в обоих случаях это не имеет отношения к здоровью моего пациента.

Майк обдумал услышанное, кивнул.

— Допустим, анализы Данте Лоримана заставили тебя задуматься о некой медицинской проблеме. Допустим, узнала, что у него рак лимфатических узлов. Ты сообщишь ему об этом?

— Конечно.

— Но почему? Ведь он, как ты неоднократно отмечала, не твой пациент.

— Перестань, Майк. Это совсем другое. Моя задача — помочь своему пациенту, Лукасу Лориману, поправиться. Сюда относится и ментальное здоровье. Ведь перед тем как сделать трансплантацию, мы отправляем больных на консультацию к психиатру, верно? Почему? Да потому, что нас в таких ситуациях волнует и состояние его психики. Разоблачение супруги вызовет в семье Лориманов настоящую бурю, что может отрицательно сказаться на состоянии здоровья моего пациента. Все. Конец истории.

Они помолчали.

— Не так-то это просто, — заметил после паузы Майк.

— Знаю.

— Тайна ляжет на нас тяжким грузом.

— Поэтому-то я и решила разделить его с тобой. — Айлин развела руками, улыбнулась. — С какой стати я одна должна мучиться бессонницей?

— Ты замечательный партнер.

— Майк?..

— Слушаю тебя.

— Если бы это был ты… Если бы я проводила анализы и вдруг обнаружила, что Адам не является твоим биологическим сыном, ты бы захотел об этом знать?

— Адам не мой сын? Ты его огромные уши видела?

Она улыбнулась:

— Просто пытаюсь доказать свою правоту. Ты бы хотел знать об этом?

— Да.

— Неужели?

— Так уж я, чудак, устроен. Сама знаешь. Мне необходимо знать все на свете… — Майк осекся.

— В чем дело?

Он откинулся на спинку стула, скрестил ноги.

— Постараемся не допускать слона в посудную лавку?

— Да, именно. Таков мой план.

Майк вопросительно уставился на нее. Айлин Гольдфарб вздохнула.

— Валяй, выкладывай.

— Если первым и главным нашим кредо является «не навреди»…

— Да, да… — Она закрыла глаза.

— Получается, у нас нет подходящего донора для Лукаса Лоримана, — продолжил Майк. — Но мы все еще пытаемся его найти.

— Да. — Она снова закрыла глаза и добавила: — И самым подходящим кандидатом является биологический отец.

— Правильно. С ним больше всего шансов на благополучный исход.

— Надо бы его проверить.

— Выходит, похоронить тайну не получится, — кивнул Майк. — Даже если очень хочется.

Оба они понимали это.

— Так что будем делать? — спросила Айлин.

— Выбор невелик.

Бетси Хилл караулила Адама на парковке перед зданием школы.

Оглянулась, окинула взглядом «мамочкины ряды», обочину вдоль Мапл-авеню, где мамочки — иногда попадался и папочка, но то было скорее исключением, чем правилом, — сидели в машинах или собирались группами почесать языком в ожидании, когда окончатся занятия, и они смогут отвезти свое потомство на музыку или в спортзал заниматься карате.

Бетси Хилл была одной из таких мамаш.

Ожидания эти начались с детского сада, неподалеку от начальной школы в Хилл-Сайде, затем — у средней школы в Маунт-Плезант и, наконец, здесь, примерно в шестидесяти метрах от места, где она теперь стояла. Бетси вспомнила, как поджидала своего красавца сына Спенсера, слышала, как звенит звонок, всматривалась на улицу через ветровое стекло, видела, как ребятишки вылетают из двери и разбегаются в разные стороны, точно муравьи, после того как кто-то наступил ногой на муравейник. Она улыбалась, заметив в толпе сына. И вообще почти все время улыбалась в те дни, когда Спенсер отвечал ей радостной улыбкой.

Она тосковала по тем временам, когда была совсем еще молодой мамой, наивным существом, родившим первенца. Теперь, с близнецами, все по-другому, еще до смерти Спенсера все пошло не так. Она оборачивалась на этих мамаш, не замечала в их поведении волнения или страха и начинала почти ненавидеть их.

Прозвенел звонок. Двери распахнулись, выталкивая на улицу гигантские волны старшеклассников.

И Бетси уже начала искать глазами Спенсера. Так бывает в один из кратких моментов, когда твой мозг уже не справляется, неадекватен, и ты забываешь, как все теперь ужасно. На секунду кажется, что это кошмарный сон, не более. Спенсер сейчас выйдет: лямка рюкзака переброшена через плечо, сам слегка сутулится, что свойственно подросткам. И Бетси увидит его и подумает: «Что-то он бледен сегодня, и еще: не мешало бы ему подстричься».

Говорят, существует несколько стадий горя — отрицание, гнев, уныние, депрессия и, наконец, приятие неизбежного, — но все эти этапы имеют тенденцию смешиваться и превращаться в трагедию. Ты никогда не перестанешь отрицать. В глубине души всегда негодуешь. А сама идея «приятия» выглядит в твоих глазах едва ли не непристойной. Психоаналитики предпочитают термин «развязка». С чисто семантической точки зрения, может, и лучше, но ей до сих пор хотелось кричать от отчаяния.

«Что я вообще здесь делаю? Сын мертв. Встреча с одним из его друзей этого не исправит».

Но ей почему-то казалось, что встретиться стоит.

«Возможно, той роковой ночью Спенсер все же не был один. Что это меняет? Клише, да, но его все равно не вернуть. Что я надеюсь узнать — какой была развязка?»

И тут Бетси увидела Адама. Он шел один, сгорбившись под тяжестью рюкзака.

«Вес этот давит на всех нас», — подумала она.

Бетси не сводила глаз с Адама и передвинулась вправо, чтобы оказаться у него на пути. Как и большинство подростков, Адам шел, глядя под ноги. Она ждала, прикидывая, куда свернуть, вправо или влево, чтобы неминуемо оказаться перед ним.

Он подошел совсем близко.

— Привет, Адам, — произнесла Бетси.

Он остановился, поднял на нее глаза.

«Симпатичный мальчик, — подумала Бетси. — Все они симпатичные в этом возрасте. Но Адам изменился. Все они переступают некую линию, за которой начинается взросление. Он очень вытянулся, раздался в плечах и больше походил на мужчину, а не на мальчика. А лицо оставалось детским… Хотя в нем проглядывало нечто новое, какой-то вызов».

— О… — выдавил он. — Добрый день, миссис Хилл. — Обойдя ее слева, он двинулся прочь.

— Можно с тобой поговорить? — бросила вдогонку Бетси.

Адам нехотя остановился.

— Ну, да. Конечно.

Он развернулся и легкой спортивной походкой направился к ней. «Адам всегда был хорошим спортсменом. Не то что Спенсер. Может, отчасти дело в этом? Жизнь в городах, подобных нашему, складывается легче, если ты хороший спортсмен».

Он остановился неподалеку от нее. И никак не решался встретиться с ней взглядом. Все товарищи Спенсера, увидев ее, отводили глаза. Несколько секунд Бетси молчала. Просто смотрела на него.

— Так вы хотели поговорить? — нарушил молчание Адам.

— Да.

Снова пауза. Обмен взглядами. Он поежился.

— Мне очень, очень жаль, — выдавил Адам.

— Чего жаль?

Вопрос удивил его.

— Ну, я о том, что случилось со Спенсером.

— Почему?

Он не ответил, снова опустил глаза.

— Посмотри на меня, Адам.

Она взрослая, он до сих пор ребенок. Он подчинился.

— Что произошло той ночью?

Адам нервно сглотнул.

— А что произошло?

— Ты был со Спенсером?

Он покачал головой. И вдруг жутко побледнел.

— Что произошло, Адам?

— Меня там не было.

Она достала последний снимок сына, но Адам снова отвел глаза.

— Это ведь ты фотографировал, верно?

— Не помню. Может, и я.

— Снимок был сделан в день его смерти.

Он опять покачал головой.

— Адам?

— Не знаю, о чем вы, миссис Хилл. Я той ночью Спенсера не видел.

— Да ты посмотри хорошенько…

— Знаете, мне пора.

— Адам, пожалуйста…

— Вы уж извините, миссис Хилл.

И он пустился наутек. Добежал до угла кирпичного здания и скрылся за ним.