Мертвые собаки

8

Только двенадцатого мая в адрес Камушева пришла телеграмма: «Добрались благополучно. Приступили к работе. Безродный».

Он перечитал скупые фразы несколько раз, но они не сообщили ему ничего большего. Центральная пресса тоже скупилась на информацию, не только благодаря жесточайшей цензуре, а ещё и потому, что к тому времени вокруг Чернобыля установили прочные кордоны, и за их пределы не пропускали никого, кто имел какое–либо отношение к газетам или телевидению.

С нетерпением Камушев ждал возвращения вахты. Предстояло формирование новой бригады для замены первой смены водителей.

Объёмы работ на строительстве первого блока Хмельницкой АЭС в последнее время значительно возросли. Несмотря на крупную аварию в атомной энергетике, а может благодаря возросшему дефициту электроэнергии, строительство форсировалось. Парк автобетоносмесителей уменьшился наполовину, водителей не хватало тоже. Во многом нехватку рабочей силы создали военкоматы, — по городам прошла мобилизация в воинские части, дислоцированные вокруг Чернобыля. Может быть, благодаря этой мобилизации, формирование второй смены прошло почти благополучно. Многие стали перед выбором, либо идти по повестке и служить там бесплатно целых шесть месяцев, либо пойти добровольцем и со славой почестями и деньгами через месяц вернуться назад. Но, тем не менее, в чисто воспитательных целях и для поднятия духа колеблющихся, Камушеву пришлось уволить с работы трёх человек.

Взбодрив себя изрядною дозой водки, первая вахта возвращалась домой. Дьяченко набычив шею, старательно выводил громче всех:

— Ты про цветы не забыл? — напомнил ему Богатырь.

— Да! А как там у тебя обстоят дела насчёт цветов? — подхватил Черняк со старательно серьёзным выражением на лице.

Предчувствуя, что за всю долгую дорогу ему никак не отделаться от беззлобных замечаний своих друзей, Дьяченко сдался.

— Куплю! Потом куплю, когда гроши будут!

По–видимому он напрасно попытался закрыть эту щекотливую тему.

— По рублю, мужики, на коллективный букет! — осенило Богатыря.

Шапка пошла по кругу.

Автобус остановился в каком–то селе у палисадника с цветущими клумбами. Хозяйка, уяснив себе суть дела, щедрою рукой нарезала добрую охапку махровых маков, но от денег категорически отказалась. Потом, уступив настоятельным просьбам принять горсть мятых рублей, хитро подмигнула:

— Почекайте трошки, хлопцы!

Через несколько минут она вернулась, бережно прижимая к груди трёхлитровую банку, обернутую старой газетой.

— Со знаком качества! — продегустировал покупку Мельник.

— Диетический! — подтвердил Дьяченко, переводя дух.

В Нетешин въехали поздней ночью.

— Завтра в десять утра у проходной встречаемся! Все поняли? — напомнил Шрейтер.

— А что тут непонятного? — ответил ему Дьяченко и вступил в приветливую темноту спящего города.

Осторожно прикрыв за собою входную дверь, мягко ступая, Дьяченко прокрался на кухню своей, не отличающейся уютом квартиры. Щёлкнув выключателем и тем прервав запоздалый ужин многочисленного семейства тараканов, он положил на стол букет, заглянул в стоящую на плите кастрюлю и включил конфорку. Затем он наполнил трёхлитровую банку водою и, разместив в ней букет, заглянул в холодильник. Не спеша, он порезал тонкими ломтиками кусок сала, припорошенный красным перцем, и уселся на стуле перед душистым букетом. Сегодня, пожалуй, впервые в жизни он переживал удовольствие, которое может испытывать только дарящий. Это чувство было для него совершенно новым, и он по капле растягивал короткие минуты свидания с блаженством. Вдруг какой–то подозрительный звук из соседней комнаты заставил его насторожиться. С полуоткрытым ртом, набитым не до конца прожёванной пищей, он прокрался к дверям спальни. Поражённый страшной догадкой, он медленно приоткрыл дверь. В свете тусклого ночника голый торс мужчины обнимали пухлые женские руки. Тихо, как в предутреннем сне, он вернулся на кухню. Машинально он выключил конфорку под закипевшей кастрюлей. Его отсутствующий взгляд, проскользив по стенам, споткнулся на букете. Через минуту его глаза приобрели осмысленное выражение. Оскорблённый в своих наилучших чувствах, Дьяченко сдёрнул с кастрюли крышку, аккуратно извлёк букет из банки и засунул его в кипящую кастрюлю. Твёрдыми шагами он подошёл к двери, пинком распахнул её и выплеснул содержимое кастрюли в своё супружеское ложе. Его лицо вновь приобрело довольное выражение, и на нём заиграла лукавая улыбка. Подвывая, из спальни выскочил голый мужчина и скрылся в ванной комнате. К его спине прилипли сварившиеся лепестки маков. На возникший шум из детской выплыла могучая фигура верной супруги Дьяченко и, щуря свои полусонные глаза, прогудела:

— Вы, я гляжу, уже успели познакомиться! Это моя сестра Оксана, со своим мужем, к нам в гости приехала!

Из рук несчастного ревнивца выпала кастрюля, и загремев, покатилась по коридору.

Будем же милосердными, мой дорогой читатель, и тем покажем хороший пример разбушевавшимся родственникам моего добродушного героя. Поэтому опустим плотную штору занавеса на этом самом месте.

Поздним утром, украшенный свежим синяком, Дьяченко бочком прокрался в кабинет Камушева и устроился в уголке на краешке стула. Все уже давно были в сборе.

— С оплатой вам пока нет никакой ясности! — продолжал Камушев давно начатый разговор. — Положение по оплате есть, но оно под грифом «секретно» пришло! Заплатить по нему нельзя, иначе придётся его рассекретить! А за это сами знаете, что бывает! Не заплатить тоже нельзя, иначе приказ не выполним! Я тут ничем не могу вам помочь, а совесть не позволяет мне участвовать в обмане! Идите–ка вы в управление строительства и добивайтесь своих денег сами! Всем туда идти не надо! Выберете человека три и на зама по экономике наседайте! Ничего лучшего я вам посоветовать не могу!

— Наши семьи и так уже по два месяца без зарплаты сидят! Когда это всё кончится? — сдерживая клокотавшее в нем возмущение, спросил Шрейтер.

— Без денег мы вас не оставим! — успокоил его Камушев. — Выпишем вам пока тарифные ставки, за это нас никто за глотки не схватит! А потом, когда положение прояснится, пересчитаем и остальное доплатим!

Тут же откомандировали в управление строительства трёх парламентёров. Озадаченные высокой миссией, Шрейтер, Богатырь и Дьяченко пошли добиваться своих прав.

— Как там наш Безродный? — спросил Камушев Логинова.

— Видели его в Копачах! Исхудал, говорят, сильно!

— Что он там делает?

— Бегает, матерится!

— Ну, раз матерится, да ещё и бегает, значит, всё с ним пока в порядке! — успокоил себя Камушев.

В кабинете зама по экономике говорил только Шрейтер. Богатырь и Дьяченко жались на стульях, не зная, куда спрятать свои руки. При поддержке толпы каждый в полной мере использовал бы возможности своего красноречия, но в отделанном красным сукном кабинете это красноречие куда–то исчезло. Зам был предельно вежлив, приветливо улыбался, подбадривал Шрейтера к месту сказанными репликами и сочувственно покачивал головой. Взять же на себя какую–либо ответственность по оплате он не собирался и недвусмысленно давал это понять представителям трудящихся.

— Вот когда к нам поступят дальнейшие указания сверху, мы вам заплатим всё сполна! — с приятной улыбкой заверил он Шрейтера, замявшегося в дверях.

— Я к Баженову пойду! — решительно заявил Шрейтер, оказавшись в коридоре. — А вы загляните в профком и поинтересуйтесь насчёт наших путёвок! — дал он указания Богатырю и Дьяченко. Чётко печатая шаг, Шрейтер направился к приёмной начальника стройки.

В просторном кабинете объединённого профкома, посетителей, мнущихся у двери, никто не удосужил даже взглядом. К просителям здесь привыкли, а малознакомыми, и тем подозрительными, личностями здесь решительно пренебрегали.

— Мы к вам насчёт путёвок! — наконец подал голос Богатырь.

Ответом ему была автоматная очередь, выпущенная из пишущей машинки. Богатырь обвёл взглядом зал, и осторожно ступая, прокрался к столу, который своим месторасположением и размерами предполагал подозревать, что занимает его старший среди этой кучки чиновников.

— Каких путёвок? — приподняла крохотное личико женщина средних лет. Губки её при этом кривились, и она нисколько не пыталась скрывать своего пренебрежения.

— Нам путёвки в санаторий выделили! — пояснил Дьяченко, — Бесплатные!

— Вы что–то путаете! — сухо процедила Мымра (так её мысленно окрестил Богатырь). — Никаких путёвок нет!

— А это что у тебя на столе лежит? Ты их кому делишь?

— Это совсем не те путёвки!

Мымра прихлопнула лежащую перед ней горку синих листков пухлой бухгалтерской книгой.

— Ты что нам тюльку гонишь? Путёвок в санатории и курорты по всей стране нет! Их все в Чернобыль отправили! А сюда их прислали специально для нас! Потому, что мы самые первые на аварию приехали!

— Я повторяю вам ещё раз, что это не те путёвки!

— Ты что? Дураков из нас хочешь сделать? Вы нас обокрали! Это наши путёвки, а вы их для своих толстозадых бездельников прикарманили!

На возникший шум из смежной комнаты выглянул председатель и, послушав перепалку, зычным голосом объявил:

— Что это за безобразие здесь творится? Вы что, не можете двух пьяных дебоширов успокоить? Сообщите немедленно в органы, пусть приедут сюда и разберутся с этими скандалистами!

При такой моральной поддержке сотрудники кабинета загалдели разом:

— Ходят тут разные! Самогоном воняют!

— Мешают нам работать!

— Никакой на них управы нет!

При сложившемся неравенстве сил дальнейшая перепалка не принесла бы никаких успехов, а скорее наоборот, она смогла бы обеспечить наступавшим полное и позорное поражение. С этими мыслями друзья отступили, и, прикрывая свой тыл, Богатырь бросил в дверях:

— Подождите немного, я до вас доберусь! Я до Центрального комитета Верховного совета дойду!

— В цэка профсоюзов! — поправил его Дьяченко.

— Вот–вот и туда тоже зайду! — добавил Богатырь и хлопнул дверью.

Очутившись в коридоре, друзья покурили в уголке лестничной площадки, посовещались между собой и решили, что для следующей атаки необходимо создать численный перевес. Для этой цели предполагалось привлечь шоферов, без дела болтающихся по гаражу в ожидании своих уполномоченных. Но, прежде всего, нужно было дождаться Шрейтера, который потел в приёмной, ожидая, когда же терпение секретарши иссякнет, и она подпустит его к двери, обитой чёрной кожей.

— Вот они миленькие где! Забирайте их! — приказала Мымра двум сопровождавшим её милиционерам.

Дьяченко отступил назад и спрятался за надёжную спину своего друга, так как милицию он тоже потрухивал. Богатырь упёр руки в бока и с улыбкой разглядывал двух щупленьких сержантов, смущённых его телосложением.

— Пройдёмте с нами, граждане! — наконец приступил к делу один из них.

— Не-а! — покачал головой Богатырь.

Мымра осталась внизу. К ней подоспели ещё несколько зевак. Милиционеры нерешительной поступью, подталкивая локтями друг друга, поднялись на площадку.

— Пройдёмте! — повторил приглашение один из них. Так как оно осталось без ответа, то группа захвата приступила к выполнению своего служебного долга. Вцепившись в руки Богатыря, они попытались их заломить за его спиной. Тот криво усмехнулся, расправил плечи, вытянул руки, вместе с болтающимися на них блюстителями правопорядка, и поводил ими взад и вперёд. Одна из слабонервных, наблюдающая за этой сценой, запищала. Это и спасло незавидное положение милиционеров. Богатырь был бы не прочь слегка поразмяться, но ни время, ни место, никак не соответствовало для реализации этого желания.

— Пройдёмте! — неожиданно согласился он.

В кутузке фельдшер установил остаточную дозу алкогольного опьянения у Дьяченко. Богатырь от диагностики отказался.

— Этого и не надо! — успокоил Богатыря дежурный. — Заявление на вас уже есть! В нём написано, что вы в пьяном виде выражались нецензурными словами в общественном месте, оскорбляли сотрудников и мешали им выполнять их служебные обязанности! В заявлении пять подписей! Этого больше, чем достаточно! Опять же, вы оказали злостное сопротивление властям! За всё это, граждане мазурики, вы пятнадцатью сутками не отделаетесь! Здесь, если это всё хорошо раскрутить годика на три, а то и на все пять потянет!

«Дёрнул же меня чёрт сегодня в гараж идти! — подумал Дьяченко. — Сидели бы мы сейчас с шурином за столом. Оксанка пять литров первака с собой привезла. И почти ничего не выпили, меня ждали». Он представил себе, как его шурин лежит на животе перед телевизором, потягивает холодненькое пивко, а над его покрасневшей спиной хлопочут две заботливые сестрицы. На этом месте ему стало жалко себя до слёз.

Богатырь к такому повороту судьбы остался совершенно равнодушен и даже слегка вздремнул, сидя на полу в углу камеры.

Часа через два появился начальник отделения милиции. Выслушав длинный и красочный рассказ Дьяченко о Чернобыльских буднях, дополненный различными домыслами и слухами, он отпустил задержанных. На прощание майор отдал честь и даже пожал каждому из них руки.

После, к счастью, окончившегося благополучно ареста, правдоискатели не рискнули повторить свою атаку. Больше помог звонок начальника милиции, который, вероятно, не пользовался благами, распределяемыми профсоюзным комитетом.

Боясь огласки, работники профсоюза выкинули белый флаг капитуляции. На следующий день в АТП прибежала девушка со смазливой мордочкой. В профкоме она занимала самый низкий стул и потому ей и поручили столь щекотливое дело. Побегав по почти пустой территории автопарка, она сообщила встретившимся на её пути, что имеются путёвки для «ликвидаторов аварии», что эти путёвки нужно забрать сегодня же. Так как сами «ликвидаторы» находились в это время по домам, а весь водительский состав был в рейсах, то это сообщение прозвучало как писк комара в безбрежной пустыне. Однако сей факт был отмечен несколькими очевидцами и внесён в протокол заседания профкома. Сами же путёвки ушли по намеченному ранее руслу, то есть для нужд начальства, а также лиц, пользующихся их расположением.