Мертвые собаки

13

Тиллес оказался приятным собеседником, и своё мнение выражал в мягких, но решительных формах. Некоторая суетливость в его движениях нисколько не мешала чувствовать ему себя вполне уверенно. Его густая седина и очки в массивной роговой оправе, в противовес несуразной спецовке, в которую было облачено его тельце, придавали ему почтительное благородство. Некоторое смущение, при первом знакомстве, вызывала лишь привычка Роберта Семёновича, время от времени, и порою совершенно не к месту, хлопать в ладоши и энергично потирать кисти рук одну об другую.

— Главный механик? Это очень хорошо! — потёр руки Роберт Семёнович. — Мне механики очень нужны! Я, пожалуй, зачислю вас к себе в штат! Ну, допустим, на должность старшего научного сотрудника! Если вы оправдаете наше доверие, то мы, со временем, обеспечим вас и жильём и московской пропиской, всё это сегодня в нашей власти! А оклады в нашем институте, даже для Москвы, очень хорошие!

— Меня вполне устраивает моё сегодняшнее положение! — не согласился на заманчивое предложение Безродный.

Отказ Роберту Семёновичу не понравился. Он протёр очки, осмыслил его в рамках собственного мировоззрения и вздохнул.

— Вы очень многое теряете, но вам виднее! А командировку мы вам ещё продлим, за это не волнуйтесь!

— Да вы не обижайтесь! — успокоил Тиллеса Безродный. — У меня есть замечательные парни, которые умеют хорошо работать, а большего мне пока ничего не нужно! А продавать свою, пусть даже небольшую независимость, я ни за какие блага не пожелаю!

На этом экономическая часть переговоров окончилась, и союзники перешли к обсуждению технических вопросов. Первоначальный проект технологии бетонирования, предложенный Тиллесом, был Безродным категорически отвергнут. После продолжительных дебатов, затянувшихся далеко за полночь, был принят более простой, но, на первый взгляд, более опасный вариант.

— Сейчас у транспортного коридора, то есть там, где мы и установим бункер укладчика, радиации не больше, чем было на бетононасосах в то время, когда мы бетонировали «плиту»! А операторам мы поставим свинцовую будку, пусть они в ней и сидят! — разбил последние доводы своего оппонента Безродный. — Зато мы и людей в три раза меньше задействуем, и техники! На этом мы сэкономим время и деньги!

Вот это Роберту Семёновичу не совсем понравилось. Насобирать на эту работу побольше техники и людей, как раз и соответствовало его планам, иначе его громкая должность утратила бы смысл, но под нажимом железной логики Безродного, ему пришлось уступить. Вопрос с переносными радиостанциями для оперативной связи Роберт Семёнович поставил первым в своём дневнике.

— Для того, чтобы досыта накормить бетоноукладчик и обеспечить срок окончания работ, мне придётся держать на Копачах тридцать бетоносмесителей! — сделал несложный подсчёт Безродный. — А где мы столько бетона возьмем? Вышгород нас уже не обеспечит! Здесь совершенно другие масштабы! Насчёт бетона нам надо будет со Среднемашем договариваться! У них мощности только на двадцать процентов используются! Наши потребности они вполне вытянут!

Неделю назад у села Лелёво, раскинувшегося на берегу реки Припять, выдал свою первую продукцию передвижной бетонный завод. Его мощность удивляла даже опытных строителей. Хозяином этого завода было министерство среднего машиностроения — одно из звеньев военно–промышленного комплекса. Его специалисты обладали огромным опытом при строительстве крупнейших заводов по производству атомного оружия. Новейшая импортная техника, высокие заработки и железная дисциплина самым наилучшим образом отличали Среднемаш от других, нищенствующих министерств. По праву, Среднемаш должен был бы играть ведущую роль на ликвидации последствий аварии, но эту роль пока исполняло министерство энергетики, к которому и относились Безродный и Тиллес.

С некоторым опозданием включившись в работу, Среднемаш пока производил опробование своих производственных сил. Заманчивая перспектива на использование резервов мощности бетонного завода Среднемаша, Тиллесу очень понравилась. С расчётом на эту идею и были разработаны дальнейшие планы операции.

— Завтра прибудет «Свингер», нужно организовать его разгрузку! — поставил задачу Роберт Семёнович.

— Хорошо! Автокран я возьму, стропальщиками обеспечу! — согласился Безродный. — А кто будет руководить всей этой работой? Я этот укладчик ни разу не видел! Какой грузовик ему нужен, фургон, длинномер, тягач? Где на него документы, чтобы его с железной дороги забрать? Где его выгрузить? Здесь нужен опытный специалист, который все эти вопросы будет решать! У вас такого человека нет, а у меня тем более!

Они расстались в то время, когда за окном начинался рассвет нового дня.

Сборка бетоноукладчика заняла неоправданно долгое время. Причина задержки была до банальности проста, — не было слесарей, которые смогли бы осуществить сборку. Пылкие выступления товарища Тиллеса на оперативках заместителя министра не приносили никаких плодов. Любой опытный прораб, безусловно, взялся бы за это дело и обеспечил бы весь объем работ силами своих подчинённых, но в этой ситуации никого не устраивала сама роль Тиллеса. Он здесь оказывался пятым колесом в телеге, которое претендовало на роль рулевого колеса. И на своём горбу никто Тиллеса в рай везти не хотел. В конце концов, кто–то сердобольный, выделил Роберту Семёновичу троих рабочих, с которыми их начальство рассталось без особого сожаления. Если бы Роберт Семёнович развернул чертежи и начал руководство сборкой, дело смогло бы сдвинуться с мёртвой точки, но так как он и этого не умел делать, то всё своё время он посвятил на рекламу своей собственной персоны, то есть выступлениям на различных совещаниях и заседаниях. Поэтому надежды на начало работ опять отодвинулись на неопределённое время. Сборка началась лишь тогда, когда Роберт Семёнович счёл нужным вызвать из своего института трёх молодых инженеров. Те неплохо разбирались в различных бумагах, но в какую сторону нужно крутить гайку, эту науку им ещё предстояло освоить.

Безродный в это время был занят своими делами и ждал только часа, когда нужно будет формировать колонну. Увеличить численность машин, по его расчётам можно было лишь за счёт Хмельницкой автоколонны, работающей на участке Вышгород — Копачи. На это было несколько причин. Одна из них это та, что водители связаны с Безродным производственными отношениями по месту основной работы и потому ими будет легче управлять. Другой причиной являлось то, что Хмельницкая колонна полностью состояла из новеньких «Татр», а перед другими марками автомобилей их выгодно выделяли высокая скорость, маневренность и грузоподъёмность. Ко всему этому численность Хмельницкой колонны полностью перекрывала недостаток машин на Копачах.

Одним из недостатков вахтового метода, применяемого на работах по ликвидации последствий аварии, являлась постоянная текучка водительского состава. И пока новый человек сориентируется в обстановке и географии местности, срок командировки его оканчивался и на его место прибывал необстрелянный новичок. По этой причине, в Хмельницкой автоколонне самым важным её достоинством перед другими, было то, что вскоре водительский состав её должен был поменяться и следующая замена произойдёт через месяц и одновременно. Пренебрегать всеми этими качествами, по мнению Безродного, было совершенно неразумно.

Наконец, провалив все самые крайние сроки, сборка бетоноукладчика была окончена. У Роберта Семёновича для оправдания задержки, конечно же, нашлось множество объективнейших причин. Их он блестяще изложил на заседании Государственной комиссии, обвинив при этом начальников многих подразделений, которые отказали ему в помощи. Безродный поехал с оказией в Вышгород, а Тиллес занялся транспортировкой «Свингера» с места сборки на территорию станции. К этому торжественному мероприятию Роберт Семёнович пригласил корреспондентов радио и телевидения. До этого случая телевизионщики снимали свои репортажи лишь в кабинетах различных чиновников, ибо в зону их не пропускали службы соответствующих органов. Но весь мир прилип к телевизорам в ожидании хоть какой–то информации с места событий, поэтому короткий документальный фильм, снятый опытными профессионалами, впервые рассказавший о конкретной деятельности в зоне аварии, имел огромнейший успех.

В Вышгород Безродный приехал ночью. Новая смена только что прибыла, и ему нужно было подготовить документы для отъезжающих домой.

— Здорово, Володя! — подал руку Безродному Олэсько.

Такая бесцеремонность Безродного неприятно поразила. Более того, его обескуражил сам факт назначения Олэсько бригадиром.

— Отдыхайте пока, а утром всем новым составом колонны двинемся на Чернобыль! Командировки я переадресую! — не обращая внимания на протянутую ему руку, распорядился Безродный. — Идите все спать! Времени у нас осталось совсем мало!

— А ты кто собственно такой, чтобы команды нам раздавать? — усмехнулся Олэсько. — Тебя уже нет, и больше не будет! Девятов тебя уже уволил! Так, что возвращайся в Нетешин, да упроси главного инженера, чтобы он хотя бы в шиномонтажном цехе тебя бы оставил! И учти, что не светит тебе уже твоя звезда, Володя, не светит! Вот так вот, — Олэсько наклонился к Безродному, сложил губы трубочкой и дунул ему в лицо, — фу–у–у! И она потухла! — Олэсько дружески потрепал Безродного по плечу. — А если не можешь жить без своего Чернобыля, то возвращайся сюда! Так уж и быть тому, я тебя возьму к себе в бригаду! Будешь нам машины мыть, да колёса клеить!

Дружный смех поддержал уверенного в своей наглости Олэсько. Безродный вскипел, лицо его налилось кровью. С каким бы удовольствием он вложил бы всю скопившуюся за последнее время ярость, в эту, вдруг ставшую ему ненавистной, морду. Но в сложившейся обстановке, такой исход мог бы привести к совершенно противоположным результатам. Кулаки иногда помогали ему в подобных ситуациях, и ставили непокорных его воле, на соответствующее их положению место. Сегодняшний случай был совсем не из тех.

«Повтори за мной несколько раз: Я спокоен!» — напомнил Безродному о своём существовании его внутренний голос. Безродный подчинился этому испытанному совету, но клокотавший в его груди гнев помешал провести это мероприятие в полном соответствии с программой.

— Я спокоен! Я спокоен! — повторил Безродный фразу, но только почему–то вслух. Причём интонация, с которой он это произнес, развеселила противников ещё больше.

«В этой толпе нет самородков, одни отбросы! Эфеля, да пустую породу мне в эту вахту отгрузили!» — подумал Безродный. Почему–то эта мысль его неожиданно успокоила.

— Всем спать! — произнёс он ледяным тоном. — Подъём в девять! Загрузите бетон и на Чернобыль! После разгрузки помыть машины и выстроиться на Копачах! И учтите, что я втопчу в говно каждого негодяя, который посмеет меня ослушаться! Вон все отсюда! — этот краткий монолог, произнесённый Безродным с уверенностью голодного льва, прогуливающегося у клетки с молодыми барашками, произвёл на слушателей соответствующее впечатление. Толкаясь в дверях, они покинули коттедж, оставив Безродного наедине с бумагами. «Один–ноль» — записал себе выигрыш Безродный. От успеха первого раунда он не строил себе иллюзий на то, что поединок закончился его полной победой, но просчитать тактический ход своего противника он, к сожалению, не счел нужным, — сказывалась усталость, да и не хватало на то времени.

Утром он с ужасом осознал свою ошибку. Ещё ночью колонна загрузилась, и первая смена вышла на бетонирование пункта дезактивации в посёлке Черевач. Вторая смена ждала возвращение первой, чтобы подменить их на этом маршруте. Колесо закрутилось, но только совершенно не в ту сторону, в которую надо. Остановить это движение могли бы только самые решительные действия.

— Толик, ты там последи за тем, чтобы мои машины не загружали! — попросил Безродный Камыша. — Я пойду и попробую до Нетешина дозвониться! Надо сюда срочно Девятова вызвать! Боюсь того, что одному мне будет не по силам им рога пооткручивать! Пусть он сам здесь своего же дерьма похлебает!

— С почты ты не дозвонишься, — пояснил Камыш, — ты лучше в кэгэбэ сходи, у них связь отличная! У меня где–то был номер их атээс, да я его не найду что–то! Возьми мою машину, да смотайся туда!

— А выпустят они меня оттуда? Может такое случиться, что у них в застенках свободные места скучают! — засомневался Безродный.

— Ты то им зачем нужен? — не понял шутки Камыш.

В здании КГБ томился в одиночестве пожилого возраста гражданин с опухшими от бессонницы глазами, в футболке и шлёпанцах, одетых на босые ноги. Ненавязчиво выпытав суть дела, он тут же заказал нужный телефон и устроился в стороне, посасывая таблетку валидола.

— Приезжайте немедленно сюда! — прокричал в трубку Безродный. — Вы что, не понимаете того, что здесь идёт война? Война за право на жизнь! Здесь приказы только выполняются, а не обсуждаются!

— А я тебе приказываю сегодня же вернуться назад! — прокричал в ответ Девятов. — Нужно подготавливать базу к зиме! А я здесь один за вас всех отдуваюсь!

— Здесь тоже будет зима! И к ней тоже готовиться надо!

— Если тебя не будет через три дня, можешь не возвращаться сюда вообще! В колонне есть старший и ему там, на месте, видней, что и как нужно делать!

Здесь эта самая «футболка», уловив то, что переговоры зашли в тупик, забрал у Безродного трубку и мягко произнёс:

— С вами говорит начальник Вышгородского отделения кэгэбэ, полковник Колесников! Рекомендую вам немедленно приехать сюда и навести в колонне соответствующую дисциплину труда!

— Алло, алло! Кто это там ещё вмешивается? — не понял Девятое. — Положите трубку, вы нам мешаете!

— С вами, товарищ Девятое говорит полковник кэгэбэ! Чтобы завтра утром вы были здесь, иначе вам придётся отвечать за срыв работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС! Пойдёте под суд по статье саботаж важной государственной программы!

Здесь до Григория Константиновича наконец–то дошёл смысл сказанного. КГБ он боялся не меньше, чем любой нормальный человек страны, и он молча положил трубку.

— Собери всех своих людей к пятнадцати часам, а я к вам подъеду! — попрощался с Безродным полковник.

Это предложение пришлось Безродному не по душе. Предстоящий бой со своими разбойниками он надеялся выиграть без постороннего вмешательства, но более всего ему не хотелось пачкать свой авторитет сотрудничеством с фирмой, пользующейся сомнительной репутацией.

— Чёрт меня дёрнул сюда прийти! — с досадой пробормотал самому себе Безродный. Но прикуп был уже взят и игру следовало продолжать.

К назначенному часу все были в сборе. К вяло переругивающейся толпе, как–то незаметно примкнул полковник. Его присутствие Безродный заметил лишь только тогда, когда он неторопливыми глотками начал поглощать вторую бутылку минеральной воды. Спокойно, даже с каким–то равнодушием Безродный лениво излагал свои соображения.

— На бетонный завод я уже отдал приказ о том, чтобы Хмельницкую автоколонну не загружали! Именно поэтому вас и не грузят! Далее, — я помечаю вам командировочные удостоверения с отметкой о том, что вы не выполнили служебного задания, и вы поедете по домам! Тот, кто не вернётся, будет вынужден объяснить причину своих прогулов, а тот, кто вернётся в Нетешин — объяснит причину саботажа! Ваша прогулка сюда полностью ляжет на ваш скудный семейный бюджет! Далее, — в обком партии покатится телега! Девятова вызовут на ковер, и пока он будет передавать свои дела преемнику, каждому из вас он постарается наделать побольше пакостей! Но это ещё не всё, я побеспокоюсь о том, чтобы военный комиссар взял вас под своё покровительство! И вы все вскоре вернётесь сюда со строевой песней «Не плачь девчонка»! И здесь вы будете заниматься только тем, что смывать радиоактивную грязь со своих же машин! И мыть вы их будете до глубокой зимы!

— Во даёт, падла! — покрутил головой Олэсько.

— Молчать, мерзавец! — рявкнул Безродный. — Выхода у вас нет! — также спокойно, будто не было и возгласа, заставившего всех вздрогнуть, продолжал Безродный. — Я бы, конечно, с преогромным удовольствием с вами сегодня же попрощался, на ваши машины посадят партизан с автомобильных войск, но мне на формирование колонны отпущено только двое суток! А я очень боюсь того, что не успею уложиться в это время!

— Да! Вот иди туда! — выступил вперёд Олэсько. — А кто с нашими жёнами потом спать будет? Тебе то всё равно, ты у нас бесплодный, потому что нечем тебе детей плодить! А у нас для этого случая кое–что у каждого имеется! — Олэсько перемигнулся с водителями, ожидая поддержки.

Лицо Безродного заиграло желваками.

— Ну, это вы зря так своего начальника обижаете! Я сам был свидетелем того, как он полное ведро воды без помощи рук на второй этаж занёс! Этим своим подвигом он привёл мою секретаршу в полнейший восторг! — вышел в круг гражданин в футболке. — Она так и сказала мне по секрету, что не перевелись на Украине ещё настоящие мужчины!

— Знаешь что, дядя, — выкатил белки глаз Олэсько, — иди–ка ты к своей секретарше, пока мы тебя куда подальше не послали!

— Ну, это вы зря так непочтительно обращаетесь с полковником госбезопасности! — улыбнулся Колесников.

— Ха! — вытянул вперёд согнутый палец Олэсько. — Тоже мне полковник нашёлся!

Жиденькие смешки стали ему поддержкой. Но, ознакомившись с предложенными ему документами, Олэско тут же сменил презрительное выражение своего лица на угодливое.

— Я вот послушал вас, и поначалу подумал, что здесь какой–то провокатор работает!

Здесь по спине Олэсько пробежали мурашки.

— Но потом поглядел повнимательнее и понял то, что вы все самые обыкновенные трусишки! — Колесников, поблагодарив, сел на предложенный ему кем–то стул. — Я с первых часов после взрыва был в самом пекле и пришёл к выводу, что страх — это нормальное чувство каждого нормального человека! Я видел своими глазами то, как люди борются со своим страхом, и побеждают его! Каждый победивший свой страх — это герой! Тут многие считают, что пожарники, которые тушили пламя, пожирающее станцию, не знали того, что за стеною огня их ожидает смерть с ядерным оскалом? Это не верно! Все они прекрасно знали, на что идут, и знали это лучше, чем кто–либо из нас! Но они пошли! Их подвиг не в том, что они потушили пожар, не в том, что они поставили на карту свои имена, а в том, что каждый смог победить самого себя! Покорив свой страх, человек совершает те поступки, которыми восторгаются многие поколения потомков! Вы, наверное, читали у Пушкина такие строчки?

Колесников прокашлялся и продекламировал с чувством:

Пушкина, конечно, читали очень немногие из всей этой толпы. Скорее всего, его не читал никто. Из курса школьной программы некоторые смутно припоминали лишь только то, что этого поэта кто–то когда–то за что–то пристрелил. Поэтому стихи прозвучали как откровение и у многих вызвали возвышенные чувства.

— Это самое упоение боем владеет сегодня каждым работающим в зоне! А сознание власти над собственным страхом делают человека выше и чище!

В спокойной речи Колесникова не было и намёка на превосходство его перед слушателями. Может быть, ещё и поэтому каждый ловил его слова с примерным вниманием. В душе у Безродного шевельнулась ревность. «Что это они все к нему прилипли? Чем это он их всех взял? — подумал он. — Очень сомнительно, что с такой душой, которую он перед всеми нами наизнанку здесь вывернул, можно у них до полковника дослужиться! Управление умами людей скорее всего, наука, которую он когда–то неплохо усвоил!»

— Русь спасла мир от нашествия копыт мамаевой конницы! Русь остановила гитлеровскую орду! Сейчас перед всеми нами стоит не менее важная задача, — спасти Европу от ядерной чумы! — продолжал Колесников. — Ваш бетон ждут, дело только за ним! За бетоном!

— Чем мы хуже других? Конечно же, пойдём! Соберём свои манатки, и через два часа выедем! — убедил Колесникова Олэсько. На прощание он попросил номер его служебного телефона.

— Идти с вами на такое ответственное дело, — продолжал собрание Безродный, — мне, честно говоря, не совсем хочется! Вы там начнёте прятаться за чужие спины, а мне будет нужна честная, расписанная по минутам работа! Но меня держит за глотку время!

— Не сомневайся, Васильич! Всё будет нормалюк! Куда нам деваться? — попытался рассеять сомнения Безродного Олэсько.

Третий раунд был Безродным выигран, правда с талантливой помощью запасного игрока, но удовлетворения от своей победы он не получил. Нокаута не было, пока счёт шёл на очки.

— Здравствуйте! Это вы начальник Хмельницкой автоколонны? — перед Безродным предстал стройный, лет тридцати пяти тип с холодным взглядом коричневых глаз. Тонкие губы на его лице застыли в приятной улыбке.

— Чем обязан? — ответил на приветствие Безродный.

— Я корреспондент газеты! — тип с некоторой поспешностью подал своё удостоверение. — Я много слышал о вашей колонне! Не могли бы вы поподробнее и побольше рассказать мне о вашей работе?

Такой оборот дела вызвал в толпе водителей живой интерес. Покрасоваться на страницах газеты было затаённой мечтой каждого. Безродного и корреспондента обступил тесный круг. Безродный просчитал варианты, взглянул на корреспондента, но, не заметив в его руках ни блокнота, ни ручки, досадливо поморщился.

— Мы пришли сюда первыми! — бросил первый козырь в настороженную толпу Безродный. — Эта смена новая и пока ещё ничем не проявила себя! Вы не заметили седину у Пети Смаля? — обвёл он внимательным взглядом лица своих подчинённых.

— А вы знаете, как он её получил? Нет! Тогда я расскажу вам о том, как мы шли в ту самую первую нашу Чернобыльскую ночь!

Далее Безродный приступил к подробному изложению уже ранее описанных здесь событий, при этом всячески привирая действительность. Более всего он налегал на имена, пользующиеся в коллективе наибольшим уважением. Свою же собственную роль в прошедшей кампании он обрисовал такими яркими красками, что его скромность, попытавшаяся сначала слабо сопротивляться, бесславно уступила своё место хвастовству. Шоферы основное своё рабочее время проводят наедине с баранкой и рассказ Безродного о трудовом подвиге их коллег для многих был первым открытием. Все слушали, приоткрыв рты.

— Этим парням предстоит не менее важная работа, чем первой вахте! — продолжал Безродный, небрежно кивнув головой в сторону настороженной толпы. — Коллектив здесь собрался крепкий! Все они на строительстве первого энергоблока Хмельницкой АЭС получили богатый опыт! Бригадиром у них Олэсько Богдан, тоже очень опытный специалист! Так и напишите в своей газете, что мы никогда в грязь лицом не ударимся!

Последнее замечание, где Безродный признавал его как руководителя, Олэско очень польстило. До этого он упивался неожиданно подаренной ему властью, и уступать эту власть он никому и не в коей мере не собирался. В Безродном он видел только противника, покушавшегося на его могущество. Но эти тайные опасения вдруг сами по себе развеялись. Из врага Безродный превратился в союзника, способного своей сильной рукою удержать Олэськину власть. Гордость за то, что его имя будет упомянуто в центральной прессе, заставило в полной мере ощутить ему свою собственную значимость.

— Товарищ корреспондент! Вы там напишите, что мы все торжественно обещаем… — продекламировал слова из пионерской клятвы Олэсько, но здесь он сбился с мысли, и пораскинув мозгами, также уверенно произнёс, — окончить бетонирование «саркофага» на три дня раньше намеченного партией срока!

«Всё! — отметил Безродный. — Считать не надо! Это нокаут!»

Провожая корреспондента до проходной, Безродный заметил вскользь:

— Вы бы, товарищ корреспондент, прихватили бы с собою хотя бы пустую фотокамеру, да блокнот с авторучкой!

— У меня очень хорошая память! А что собственно вас смущает?

— Смущает меня то, что из тебя такой же корреспондент, как из меня оперный певец! Я себе плохо представляю, чем вы там у себя занимаетесь в наше мирное время! С вашей помощью наша родная коммунистическая партия давно уничтожила миллионы врагов, которых она себе придумала и потому их уже не осталось! Но полковнику Колесникову или как там его настоящая фамилия, передавай мою искреннюю благодарность! Первые кубометры бетона я уложу в «саркофаг» от вашего имени, они по праву принадлежат вам обоим!

— Ха–ха–ха! — рассмеялся «корреспондент», — как тебе удалось раскусить этот орешек?

— В последнее время я уже начал верить в чудеса! Но на то они и чудеса, чтобы быть очень редкими!

— Идея с корреспондентом у меня родилась в последние минуты! Начал я игру только в свои ворота, но ты перехватил инициативу и мне приходилось только тебе подыгрывать! А спектакль удался на славу! Как ты это находишь?

— Ну ладно, прощай, и дай мне Бог больше с вами никогда не встречаться! — подал открытую ладонь Безродный.

Последние слова нисколько не обидели «корреспондента», да и Безродный не вкладывал в них никакого оскорбительного смысла.

Люди собирали свои вещи в дорогу.

Где–то прокаркал ворон.

В заливе ударила крупная рыба.

— Я вам чуть не забыл посылку от вашей жены передать! Вы уж извините меня, запамятовал! — лицо Олэськи выражало саму почтительность.

Среди снеди, уложенной заботливыми руками, Безродный отыскал тетрадный листок. На одной его стороне тонкими линиями был обведён контур детской ладошки, и крупными печатными буквами выведен текст: «Папа, приезжай, мы по тебе соскучились».

У Безродного защемило сердце и пришло запоздалое раскаяние: «Я ведь ни разу не написал им», — подумал он.

На другой стороне письма бисерный почерк букв был до боли знаком:

«Здравствуй, Володя! Ты совсем позабыл про нас. Я волнуюсь и плачу по тебе. У меня большое несчастье, умер мой брат, которого я очень любила. Я не хотела огорчать тебя, поэтому ничего не сообщала об этом, да и куда было сообщать? Мне на похоронах казалось, что я не смогу пережить этого горя, но потом я подумала о том, что как тяжело тем людям, которые уехали из Чернобыля и не могут прийти на могилы своих близких. Я то всех своих могу проведать, а им как быть? Я поняла, что их беда ещё больше. Я пожалела их всех, поплакала о них, и мне стало легче. Я тебя очень прошу, береги себя. Целую тебя. Твоя Таня».

Лёгкий ветерок собрал в морщины зеркальную гладь залива, прошелестел камышом на берегу, обдал приятной прохладой. Пискнула синица в кустах, плавно взмахивая крыльями, полетел куда–то по своим делам белогрудый аист.