5




Марк вернулся на крошечную поляну и обнаружил, что Луго закутался в плащ и улегся в тени небольшого деревца. Верус выглядел более бодрым и встретил возвращение центуриона кривой улыбкой.


- Если бы я только знал, что здесь находится эта роща, то когда спустился по склону, в ту первую ночь я бы отдохнул подольше.


Тарион резко покачал головой.


- Я сомневаюсь в этом. Ты был бы слишком близко к крепости, и тебя было бы слишком легко найти. Что ты сделал, когда затрубили рожки и ты спустился в долину?


Солдат на мгновение посмотрел на Тариона, прежде чем ответить.


- Я, не чувствуя ног, бежал от звуков приближающихся ко мне охотников, придавшим мне крылья страха. А потом подо мной провалилась земля я упал в болото, и я увяз в вонючей грязи, скрытый во тьме травой, Если бы на мне были доспехи, я бы сразу утонул, но обнаженным я все же был достаточно легким, чтобы держать хотя бы голову над поверхностью.


Воришка мрачно улыбнулся.


- Тогда тебе повезло. Грязь перекрыла твой запах, да?


- Да. Тот Монстр, которого охотники привели, чтобы выследить мой запах, не смог найти меня, спрятавшегося в густом камыше.


Один из близнецов прервал его с недоверчивым видом.


- Монстр? Ты испугался собаки?


Верус вздрогнул, его лицо потемнело от воспоминаний.


- Собака. Да, это была собака. Но она отличалась от любых собак, которых вы когда-либо видели. Размером больше волка, с челюстями, достаточно сильными, чтобы вырвать куски мяса из человеческого тела, и воем, словно возвратившиеся духи мертвецов, чтобы отомстить живым. - Он на мгновение приумолк, усмехнувшись сарматам. - Вы сидите и ухмыляетесь мне, счастливые в своем невежестве, поэтому позвольте мне рассказать вам, что произошло, когда меня взяли в плен. Я был не единственным, захваченным плен живым, со мной были взяты несколько моих товарищей, а солдат, находившийся рядом со мной, был в плачевном состоянии. Меня ударили по голове, и я пришел в себя с ножом у горла, а он пытался убежать от варваров, и на бегу его сбила собака, по крайней мере, так он мне сказал, когда мы лежали, дрожа под копьями вениконов. У него был укус на руке, который выглядел так, будто он вынул ее из капкана, а это чудовище сидело рядом и наблюдало за нами взглядом, обещавшим сожрать нас , если мы пошевелимся.


Легионер покачал головой с явным отвращением к самому себе.


- Я был в ужасе от этого кровожадного монстра, но мне, по крайней мере, удалось держать рот на замке, в отличие от моего товарища. Я не знал его имени, он был из другой центурии, но довольно скоро я понял, что он трус. В какой-то момент он обмочился, и собака почувствовала это и запах страха, который волнами исходил от него. Она продолжала приближаться, пристально глядя на него, и чем ближе она подходила, тем больше он паниковал, а люди, поставленные охранять нас, стояли вокруг и не смеялись над его состоянием, науськивая зверя еще раз атаковать его. И как раз в тот момент, когда я подумал, что все уже настолько плохо, что хуже быть невозможно, вернулась хозяйка собаки с окровавленным ножом в руке, после того, что она сделала с нашими мертвецами. Если собака была ужасно страшным зверем, то она оказалась намного хуже. - Он сделал паузу и сглотнул слюну, явно расстроенный своими воспоминаниями. - Эта сучка была худая, как кнут, вся в сухожилиях и татуировках, и обросшая черными волосами. - Он на мгновение умолк и вздрогнул, будто снова увидел эту женщину мысленным взором. - На ее лице было столько татуировок, что оно походило на посмертную маску, и единственными живыми в нем были ее глаза, если их можно было назвать живыми, ужасные холодные зеленые штуковины, и когда она смотрела на тебя, ну, ты просто чувствовал, что она мысленно смотрит на труп. У нее были скулы, похожие на лезвия топора, и она была обвешана оружием: длинный меч за спиной, пара охотничьих ножей на бедрах, более короткий топор с широким лезвием, притороченный к поясу, и одно ужасное маленькое лезвие для снятия шкур, в ножнах у нее на боку. Позже я узнал, что они зовут ее Морригой, но к тому времени я уже привык мысленно называть ее Сучкой. Она взглянула на этого бедного безымянного ублюдка, и я думаю, она должно быть поняла, что от него нельзя уже было добиться ни никакого развлечения, ни никакого сопротивления, которое можно было бы сломить. Она подняла его на ноги за горло, развернула так, чтобы он оказался лицом к лесу, а затем ударила его ногой под зад, толкнув вперед. Этому парню не нужно было повторять дважды, он бросил один недоверчивый взгляд на всех нас, а затем побежал, как сумасшедший, в то время как эта женщина просто стояла и смотрела на него пустым взором, как будто она чего-то ждала. Охранники смеялись и улюлюкали от волнения, потому что точно знали, что будет дальше. Всего лишь одно мгновение я возненавидел его и позавидовал ему больше, чем кому-либо из тех, кого я когда-то встречал, когда он бежал на свою свободу, но затем она повернулась и посмотрела на всех нас мертвыми, окаменевшими, глазами, и я понял, какова цена этой его свободе.


- Как только он скрылся из виду, она щелкнула пальцами и послала зверя за ним, и клянусь, я никогда не видел, чтобы что-нибудь двигалось так быстро. Это чудовище бежало, как скаковая лошадь, и всего мгновение спустя мы услышали крик человека, когда оно настигло его в темноте под деревьями и сбило с ног. Я подумал, что все кончено, но потом он издал ужасный, жалобный крик, а потом еще и еще, каждый более неистовей, чем предыдущий. Один из охранников с явным удовольствием объяснил нам это на своей ломаной латыни, что эта собака убивает свои жертвы неторопливо, сперва сбивая их с ног, а затем на мгновение отступает от них, каждый раз все время вонзая свои зубы в бедра, пах или кишки своей добычи. Он назвал нам имя этого собачьего ублюдка, что-то непроизносимое, но затем был достаточно любезен, чтобы перевести это на одно из немногих латинских слов, которые он знал, слово, которое, я почти уверен, он слышал от других заключенных. Он назвал его «Монстром», и с тех пор я думал о нем только как о монстре.


Он сделал паузу.


- Мы присели, дрожа от ужаса и благодаря наших богов, что это не мы были там, в темноте, пока этот гребаный пес рвал его на кусочки, и каждый крик он издавал более душераздирающий, чем предыдущий. А когда он, наконец, замолчал, я пробормотал молитву Митре за его душу, но больше всего, я молился о том, чтобы мой собственный конец пришел бы от рук варваров, а не от такой кошмарной смерти. После этого мы ожидали возвращения Монстра, но его хозяйка отвернулась и ушла, даже не взглянув на нас, а охранники продолжали смеяться и строить нам жевательные рожи.


Марк нахмурился, осознавая смысл слов солдата.


- Она... его съела?


Верус пожал плечами, его лицо было столь же лишено эмоций, как и у женщины-воина, которую он описал ранее.


- Да, центурион. Как я уже понял по взгляду женщины, ожидающей своего зверя, смерть нашего товарища была простым и устрашающим способом полностью подчинить нашу волю. Когда собака покончила с его телом, останки оставили там, где они лежали, чтобы звери-падальщики завершили работу, начатую этим чудовищем.


Он пристально посмотрел на двух сарматов.


- И все же вы не верите моим словам, я вижу это по вашим глазам. Если у кого-то из вас осталась хотя бы половина того разума, с которым вы пришли в этот мир, вы сейчас же вознесли бы молитву о том, что если вы умрете сегодня вечером на том холме, то лучше пусть это произойдет от стрелы в грудь или от лезвия меча в горло. а не от собаки размером с осла которая вырвет вам кишки, прежде, чем вы позовете на помощь, зная что никто никогда не придет.


Марк медленно кивнул.


- И они все время использовали эту собаку, для охоты на тебя, когда ты сбежал из Клыка?


- Они охотились за мной восемь дней, и все это время зверь был где-то рядом, желая отведать моей крови. Каждый раз, когда я слышал его вой, мне хотелось только одного: чтобы охота быстрее закончилась…


- Так ты, наверное, подумывал о том, чтобы сдаться, для того, чтобы положить конец пыткам постоянного преследования, да?


Солдат посмотрел на Тариона с расчетливым выражением лица.


- Не собака помешала мне сдаться. К тому времени, как я пробыл в их руках двадцать дней, я бы в мгновение ока согласился на смерть от ее зубов, помня, что вениконы собирались убивать меня, отрезая по кусочку за раз, острыми лезвиями и раскаленным железом, с намерениями опустошить меня до тех пор, пока от меня не останется ничего, кроме неуклюжей оболочки человека. - Он посмотрел на Марка, словно оценивая способность римлянина выжить в тех же мучениях. - Нас было семеро в плену, так что с человеком, на которого Сучка натравила свою собаку, осталось шестеро. Наши парни были здоровыми ребятами во всех отношениях, настоящими тяжеловесами, которых можно было свалить только огромной численностью, и при первой же возможности они боролись с нашими захватчиками, даже связанные веревками и плевать им в лицо, если у них была такая возможность. - Он рассмеялся без всякого намека на какую-либо шутку, глядя на ветки, свисавшие над ними. - Вениконы, ломали их волю жестоко унижая на глазах у всех нас, чтобы показать нам, что должно произойти, пока те не оказались сломлены и стали умолять об освобождении от пыток. и унижения. Это преподало мне самый важный урок в моем выживании: борьба с такой бесчеловечностью только подтолкнет наших похитителей к еще большей жестокости. Я научился не проявлять никаких признаков недовольства или ненависти, и крепко сдерживать свою ярость вот здесь…


Он постучал себя по груди.


- Через двадцать дней в живых осталось только трое из нас, и еще десять восходов солнца мы наблюдал за смертью двух других точно так же, как до этого наблюдали, как умирали остальные. И как только их дух был сломлен настолько, что они пошли на смерть, как добровольная жертва их богам, вениконский жрец привязал их к своему главному алтарю, а затем зарезал своим длинным ритуальным ножом, который он носил все время с собой. Он разрезал их груди и вытащил их бьющиеся сердца, в то время как оставшиеся в живых были вынуждены смотреть на все это, нам ни в коем случае не разрешалось даже прищурить глаза и пресекалась любая попытка отвести взгляд.


Римлянин нахмурился в недоумении.


- Ты молился о быстрой смерти, а тебе сохранили жизнь еще на месяц?


Верус кивнул.


- Я могу только предположить, что они знали, что им не удалось сломить мою волю, и что мое полное подчинение было ценой того, что они считали милосердной смертью. Я думаю, они видели это в моих глазах, мою ярость и ужас перед зверскими пытками, которым они меня подвергали, и мои постоянные обещания самому себе, что никогда не наступит день, когда меня станут пытать эти ублюдки, а я буду молчать. Я сказал себе, что лучше умру, попытавшись сбежать, чем буду зарезан на этой плите окончательно сломленный духом.


Тарион, выслушавший рассказ солдата с задумчивым видом, медленно кивнул.


- И вот ты оказался в болоте, разрываясь между желанием наброситься на преследователей и просто ускользнуть во тьму и навсегда скрыться от них. - Он встретил вопросительный взгляд Веруса понимающей улыбкой. - Откуда я это знаю? Это достаточно просто. Я был в точно таком же положении, и не раз. Когда человек ворует, чтобы заработать себе на жизнь, ему иногда приходится идти на риск, который ни один здравомыслящий человек не счел бы разумным, даже если он голоден. Я прятался в крохотном пространстве, и мои внутренности урчали целыми днями, ожидая, пока охота утихнет, чтобы я мог ускользнуть в ночь.


Солдат поморщился.


- Я бы и не подумал испытывать что-либо, кроме презрения к выбранному тобой пути, по крайней мере, до того, как эти ублюдки там научили меня, что мужчина не всегда может сам выбирать свой путь. Так как же ты оказался вором?


Тарион пожал плечами.


- Не все могут выбрать образу жизни, какой они хотят, будь у них какой-либо выбор? Плохая случайность, не те люди… - Он на мгновение замолчал, криво улыбаясь собеседникам вокруг него. - Верус прав, такого человека, как я, легко презирать, не так ли? Человека, который решил жить, обкрадывая других людей, считают самым низшим и презренным в цивилизованном обществе. Вот только, друзья мои, мы не живем в цивилизованном обществе, что бы мы ни говорили себе о благородстве Империи. Мой отец умер от чумы, занесенной в наш город солдатами, которые вернулись с востока, а моя мать осталась без средств к существованию, так как она отказалась обнажать свое тело. Так я оказался вором, неподготовленным и сперва неквалифицированным, но поверьте мне, я быстро учился. Первое яблоко, которое я поднял с рыночного прилавка, чуть не привело к тому, что меня поймали и, несомненно, продали бы в рабство, и меня спасло только то, что у меня быстрые ноги, но у воров, как правило, имеются свои сообщества, и вскоре я стал частью банды, которая зарабатывала на жизнь тем, что грабила всех подряд, когда представлялась возможность. Как выяснилось, моей специальностью было воровство личных вещей зевак на улице, особенно содержимого их кошельков .


Он поднял руки.


- Понимаете, мои руки мягкие и ловкие. Объедините это с хорошим острым лезвием, и я смогу вырезать дно кошелька и его содержимое окажется в моей ладони на одном дыхании. Было еще проще, когда одна из знакомых нам хорошеньких девушек с дерзкой улыбкой на лице проходила мимо цели в обмен на небольшую монету, чтобы его больше интересовало содержимое ее столы, чем мужчина, который натолкнется на него, а затем исчез в следующее мгновение. Но настал день, как всегда бывает с каждым вором, когда моя удача иссякла или мое умение покинуло меня, в зависимости от того, жалею я себя или нет. Меня поймали, положив руку на кошелек другого человека, избили до потери сознания, а затем поставили перед судьей, который вынес мне приговор распятия на кресте, прежде чем Дрест предложил вместо этого выкупить меня в рабство .


- Что насчет твоей матери? – спросил центуриаон.


Тарион посмотрел на Марка.


- Моя мать? Она умерла во сне в ночь перед тем, как меня поймали, центурион, измученная тяжелым трудом, до которого она была доведена своим пониженным статусом, когда умер мой отец. Вы можете задаться вопросом, была ли моя поимка отчасти вызвана тем, что я отвлекся на ее смерть. - Он скривился, глядя на римлянина, покачав головой. - Или вы можете задаться вопросом, были ли ее смерть и освобождение от скотской жизни, которой она подчинялась во всем, предрешено богами, чтобы избавить ее от позора моей поимки и вероятной казни.


Марк рефлекторно прикоснулся к барельефной резьбе на рукоятке своей спаты.


- А вы сами, центурион? Как вам удается сидеть под покровом дерева и спокойно ждать наступления ночи, перед тем, как забраться в самое опасное место во всей Германии? Для меня ваш голос звучит как голос культурного человека, чьи кошельки я облегчал, не беспокоясь о том, на что он обирался потратить их содержимое.


На вопрос вора римлянин неопределенно пожал плечами, давно привыкший сопоставлять факты и вымыслы в своих ответах на любой подобный вопрос.


- Деньги могут избавить человека от бремени повседневной жизни, но не каждому человеку, рожденному в богатстве, сопутствует удача. Моей семье не повезло, и поэтому я оказался здесь, в Британии, поселившись среди тунгров. Возможно, тебе покажется ироничным, если я скажу, что с того дня мне начало везти, и самое главное в том, что мои братья по оружию пошли на большой риск, предоставив мне убежище. И поэтому, когда появляется возможность сделать что-то столь же безумное, как то, что мы планируем сегодня вечером, я считаю своим долгом хоть чем-то, отплатить им за шанс, который они мне предоставили, приняв меня в свои ряды.


- Я бы сказал, что это нечто большее.


Марк повернул голову и посмотрел на Дреста, который перевернулся и сидел, протирая глаза, а затем пошевелив плечами.


- У вас вид человека, несущего огромное бремя, центурион, какое-то тяжкое бремя вины или стыда. Или, возможно, сильное желание мести? Что бы это ни было, вы должны осознавать, что все это я разъедает эмоциями и они будут отщипывать ваш дух по щепотке, пока однажды вы не обнаружите, что стали пустым сосудом, опустошенным крошечными порциями, но тем не менее пустым.


Римлянин спокойно посмотрел на него.


- Я верю, что моя вера защитит меня, так как господин мой Митра наблюдает за мной.


Фракиец покачал головой.


- Светоносный Митра? Еще один в пантеоне несуществующих божеств, единственная функция которого - дать своим последователям опору для их объяснений всего происходящего «волей богов». - Он обратился к вору. - И хватит болтать, Тарион, лучше ложись и поспи немного. Сегодня вечером ты первым перелезешь через стену, и ради всех нас нам нужно, чтобы ты был свежим, когда придет этот момент.






- Что ж, мы дожили до заката, не увидев даже признаков врага, так что, учитывая все обстоятельства, я бы назвал этот день успешным, не так ли?


Юлий какое-то время обдумывал, что ответить своему трибуну, прикрыв глаза и глядя из походного лагеря на запад, щурясь на закат.


- Будем надеяться, что вы не слишком поспешили с этим заявлением, трибун. Если мои усталые глаза не обманывают меня, приближаются всадники...


Внезапный хор голосов часовых, наблюдавших за западным горизонтом, прервал его слова, и лагерь погрузился в хаос противостояния, люди, хватаясь за копья и щиты, забегали вдоль земляных стен лагеря, что было обычным ответом на появление неизвестной конницы.


- Так поздно вечером? Это могут быть только Сил и его разведчики. - Скавр прикрыл глаза и проследил за взглядом Юлия. - Да, это Сил, я вижу их кавалерийский штандарт, сверкающий на закате. И у него, кажется, пара лошадей с пустыми седлами.


Трибун и примипил быстро направились к западным воротам лагеря, приветствуя приближающихся всадников, когда солнце опустилось и коснулось горизонта. Сил спрыгнул со своего мокрого от пота скакуна и передал поводья другому всаднику, указывая на лошадей. На одном из скакунов не было всадника, а на спину другого было накинуто тело мертвеца.


- Убедитесь, что они как следует обтерты, мы не хотим, чтобы они вымокли с наступлением ночи, и дайте им всем дополнительную половину корма, они это заслужили. - Он отпустил своих людей взмахом руки и повернулся, чтобы поприветствовать начальство с унылым выражением, подобного которому Юлий никогда не желал бы увидеть на своем лице. - Добрый вечер, господин… примипил. Простите, если я немного не в себе, у нас все-таки был не легкий день.


Скавр, махнул рукой, приглашая обоих мужчин следовать за ним.


- В таком случае, декурион, я думаю, тебе понадобится чашка вина.


В относительной безопасности командной палатки декурион машинально отхлебывал из своей чашки, не проявляя никаких эмоций в отношении вкуса напитка, на мгновение, закрыв глаза и потирая рукой обветренное лицо.


- Мы протащили наши метелки за собой миль пятнадцать или около того, как вы приказали трибун, пока не прошли как можно дальше за западный край Сковороды, затем бросили их и поскакали вдоль хребта, по западной стороне. Я думал, что мы добились идеального результата, пока их лучники не ударили по нам.


Пока он говорил, Юлий бросил взгляд на Скавра.


- Лучники?


- Да. Их было не более полдюжины, и стреляли они со склона холма, откуда открывается вид на тропу вокруг северного края хребта, но либо они были лучшими стрелками в племени, либо им повезло больше, чем они того заслуживали. Я потерял двух человек: того, которого вы видели, и другого, который упал с лошади со стрелой в спине. О, Коцидис, прости меня, я оставил его лежать там, а жив он или мертв, понятия не имею. Я знал, что если я вернусь, чтобы забрать его, лучники, вероятнее всего, подстрелят еще кого-нибудь из нас, и в итоге я могу потерять людей… Я решил не рисковать…


Он снова отхлебнул вина, и Юлий быстро заговорил, бросив предупреждающий взгляд на Скавра.


- Ты прав, Сил! Такова реальность.., суровая правда, когда ты командуешь людьми здесь, где не на кого опереться. Ты считаешь, что поступил не правильно и испытываешь вину за потерянного человека, но если бы ты начал его искать, то потерял бы еще больше своих солдат. Как бы ты себя чувствовал, если бы приехал назад, потеряв половину своего эскадрона, перестрелянным из-за тебя? - Сил кивнул, а его глаза начали увлажняться. - А если тебе хочется похныкать, то сделай это лучше здесь и сейчас, а потом выйди, посмотри своим людям в глаза и скажи им, что ты поступил правильно, как бы скорбно это ни звучало. В конце концов, у тебя репутация человека с твердой задницей и умным языком, которому наплевать на эмоции, или ты забыл?


Декурион секунду смотрел на него, затем выпятил челюсть и, осушив вино одним глотком, с тихим стуком поставив чашку на стол с картами. Он отдал честь и повернулся к дверному проему палатки, остановившись, чтобы расправить плечи, прежде чем пройти внутрь и снова оказаться под пристальным вниманием людей когорты.


- Такова суровая правда, Юлий, что иногда мы оставляем наших раненных на милость врагам..


Примипил повернулся, чтобы взглянуть на Скавра сузившимися глазами.


- Я согласен, трибун. По правде говоря, это мы с вами должны были мучиться совестью из-за человека, брошенного умирать, и, вполне возможно, он корчится под ножами этих раскрашенных обезьян, даже в тот момент, когда мы об этом говорим. Но ведь мы с вами давно уже привыкли к подобного рода дилеммам, не так ли? А теперь, если вы меня простите, я уйду, чтобы высказать часовым на западной стене, что я думаю о том факте, что я заметил Сила и его людей, раньше, чем они. В конце концов, у меня ведь репутация неутомимо мстительного ублюдка, когда я нахожу в своей когорте какие-либо признаки послабления, не так ли?


Он вышел из палатки, оставив трибуну смотреть ему вслед. Скавр долил себе вина и осушил его, уронив пустую чашку на стол, наблюдая, как она перекатилась к краю и упала на травяной пол. Снаружи до его ушей донесся яростный крик его примипила, и римлянин покачал головой, поджав губы.


- Сталкивались ли мы с подобными дилеммами? Мне кажется, что мы оба нашли собственные способы справиться с болью. А теперь надо бы подумать о завтрашней дилемме ...


Он развернул не слишком подробную карту местности к северу от стены и подвинул лампу, чтобы осветить ее, опираясь сжатыми кулаками на стол и внимательно глядя на линии на толстом пергаменте.







- У нас есть сообщение от разведывательного отряда, который вы отправили на север, мой король!

Брем поднялся от костра, возле которого он грелся со своими телохранителями, и повернулся лицом к говорящему. Рядом с говорившим членом его семьи стоял вожак полудюжины лазутчиков, которых он нехотя отправил за край северных холмов по настойчивому предложению Кальга. Густо растатуированное лицо мужчины выглядело угрожающе в свете костра, и Брем понял, что это был один из охотников, которые обычно сопровождали охотничьего вожака Шрама, человек, способный призраком пройти через лес, не оставив никаких следов на своем пути, и умевший лучше многих обращаться с луком. Под завитками чернильной краски его лицо было жестким, и покрытым глубокими морщинами от воздействия стихий на протяжении всей жизни, а глаза на этой татуированной маске были похожи на камень, плоскими окнами отражающие безмятежный дух.


- У тебя есть новости о римлянах?


К облегчению короля, лазутчик поклонился, прежде чем заговорить, избавив его от проблемы, наказывать ли человека, который, как он предполагал, знал, но мало заботился о таких вещах, как проявление должного уважения. Когда он заговорил, его слова прозвучали тихим рычанием, почти неслышным из-за ревущего треска огня.


- Вражеские всадники, король Брем, ехали по северному склону холмов в сторону востока. Мы сняли двоих из них с лошадей.


- Кто-нибудь из них выжил?


Кальг стоял за плечом Брема, и дергался от нетерпения.


- Нет. Одно тело враг забрал, другое было мертвым, когда солдат упал. У нас есть трофей…


Он указал на кожаную сумку, висевшую на его боку, но король поднял руку, чтобы предотвратить любую ужасную демонстрацию.


- Хорошая работа. Убедись, что ваши трофеи будут переданы жрецам, когда вы вернетесь в Клык, и им будет отведено почетное место в святилище Орла. А теперь иди и поешь со своими охотниками досыта оленя, которого принесли для нас наши братья.


Лазутчик кивнул и отступил от костра, его лицо исчезло в тени, оставив Брема и Кальга смотреть друг на друга. Сельгов сохранял нейтральное выражение лица, зная, что сейчас не время демонстрировать удовольствие от того, что его догадка о расположении тунгрийской когорты оказалась верной.


- Похоже, ты был прав, Кальг. Враг находится между нами и Клыком, а мы находимся на много миль к западу из-за того, что сегодня следовали по тому, что, казалось, было их следом.


Кальг глубоко поклонился.


- Вы, довольно догадливый, мой король, и я рад, что вы прислушались к моему совету и послали своих лучших людей проверить мою безумную идею. Я благодарен за то, что оказался вам, хоть чем-то полезен.


Король некоторое время пристально смотрел на него, пока его не убедила очевидная демонстрация скромности своего советника.


- Да, похоже на то!. Вопрос сейчас в том, как нам теперь реагировать на эту новость? Я собираюсь направить наших людей к тому месту, где разведчики перехватили этих всадников, и проследить по их следам, где римляне расположились лагерем на ночь. Держу пари, что к тому времени, когда мы туда доберемся, они далеко не уйдут.


Кальг на мгновение задумался, маскируя свой ужас по поводу высокой вероятности провала его плана спокойным выражением лица.


- По правде говоря, мой король, хотя вы и правильно отреагировали на эту новость, меня интересует, не слишком ли будут утомлены наши воины, когда мы догоним римлян. И давайте не будем забывать, что у римлян все еще достаточно всадников, чтобы хорошо разведать местность вокруг себя, и они, несомненно, увидят наше приближение раньше, чем мы увидим их. Я бы не исключал того, что эти тунгры к этому времени подготовят сильную позицию к нашему прибытию, и я сомневаюсь, что у нас хватит сил атаковать их в лоб при таких обстоятельствах. Может быть, лучше использовать более сильные стороны вашего военного умения?


Он затаил дыхание, ожидая, пока король развеет свои сомнения, но успеха разведывательной миссии, которую он вдохновил, было достаточно, чтобы остановить недовольство Брема..


- И что бы ты предложил мне сделать?


Сельгов болезненно опустил свое тело на корточки на сухую землю, водя пальцами по земле.


- Я вам покажу, если вы одолжите мне нож, чтобы нарисовать здесь карту.


Брем вытащил из-за пояса кинжал и протянул ему Кальгу, махнув рукой, чтобы успокоить своих телохранителей, которые рефлекторно потянулись к рукояткам своих мечей.


- Продолжай.


Сельгов острием ножа начертили на земле круг, а затем нарисовали линию Грязной реки на северо-востоке.


- Это кольцо холмов, вот здесь - Клык, а здесь мы... - Он нацарапал на твердой поверхности пару крестов, один у реки, другой почти прямо напротив нее, за кругом на западе. - Наш противник, скорее всего здесь... Он нарисовал еще один крест на севере круга. - На первый взгляд, он ставит нас в невыгодное положение, поскольку он стоит между нами и крепостью. Но я не думаю, что он планирует напасть на нас там, поскольку он знает, что окажется в ловушке на другом берегу реки и, следовательно, ему грозит неминуемая гибель. Нет, я думаю, он сделает еще один шаг в сторону, ожидая, что мы пойдем за ним теперь, когда мы знаем, где он находится, и есть только один способ двинуться к нему без всякого риска.


- С юга?


- Да, мой король, с юга. Думаю, он перейдет через холмы и нырнет обратно в лес, которым так густо заросли эти места. Единственный вопрос заключается в том, повернет ли он затем на восток или на запад, когда достигнет развилки в центре лесной чаши.


Брем посмотрел на него сверху вниз, его лицо покраснело в свете костра.


- А что бы ты сделал, если бы ты был этим римлянином?


Кальг не колебался.


- То, что я думаю, вы можете ожидать меньше всего, мой король. Думаю, я бы повернул… на запад и пошел как можно быстрее, пока вы, надеюсь, будете искать меня на востоке. И у этой стратегии есть еще одно преимущество. Он подождал, пока молчание короля не побудило его продолжить. - Скорее всего, они считают, что когда мы, наконец, обнаружим их след, ведущий в сторону от Клыка, мы будем в ярости, от того, что нас снова обошли стороной, и начнем преследовать их обратно на запад, в то время как тот, кого он послал за Орлом, попытается его украсть.


Он замолчал, напряженно ожидая неизбежного взрыва при упоминании об Орле, но, к его удивлению, Брем медленно кивнул головой.

.


- По правде говоря, поведение этого римлянина начинает меньше походить на поведение полководца, ищущего выгодную позицию для боя, а больше на поведение маленькой собачки, которая с тявканьем бегает вокруг быка и гоняет зверя по двору фермы, чтобы сбить его с толку. Мы должны прижать его и разбить, прежде чем у него появится шанс сбежать. Итак, что бы ты предложил, Кальг?


Сельгов направил взятый у короля нож на рисунок, который он нацарапал на земле.


- У меня есть идея, мой король, как мы могли бы заманить тунгров в ловушку в лесу, если моя догадка верна, и разбить их до полного уничтожения, даже если они пойдут в другом направлении. А что насчет Клыка?


Брем покачал головой.


- Тебе следует больше беспокоиться о том, чтобы добыть мне головы этих римлян, а не о том, в какие игры они могут попытаться поиграть на болотах, охраняющих мою крепость. Шрам и его Лисицы быстро расправятся с любым ублюдком, которого они отправят через реку, можешь быть в этом уверен!




Группа рейдеров подождала, пока солнце скроется за горизонтом, прежде чем подготовиться к восхождению на стены Клыка, пережевывая сушеное мясо, розданное Арминием, пока Марк их инструктировал.


- Верус поведет нас вверх по склону. Он бывал здесь раньше и знает, что следует искать, лучше, нас всех. Следующим пойду я, за мной Арабус, затем Дрест и его люди, затем Луго и Арминий. Вопросы есть? - Мужчины молча, смотрели на него в уходящем свете дня. - Очень хорошо. Мы уходим, как только стемнеет. Будьте готовы.


Они покинули укрытие рощи, как только над головой показались звезды, и в тишине скользнули по мелкому склону в высокую траву. Вдали от реки земля, плавно спускавшаяся к крутому склону холма, была сухой, и тишину равнины нарушал только шелест травы, когда легкий ветерок шевелил длинные стебли.


- Ты что-нибудь слышишь?


Арабус покачал головой в ответ на вопрос Марка, произнесенный шепотом.


- Вообще ничего. Если там кто-то и есть, то они лежат неподвижно и ждут, пока у низ в руках окажется добыча.


Оба мужчины посмотрели на крепость, расположенную высоко на вершине холма в сотнях футов над ними, и увидели точечные отблески факелов, окаймлявшие ее стены.


- Это опасное место. центурион, вам наверняка понадобится, чтобы этой ночью с вами был ваш бог, а мне - мой.


Лазутчик залез в тунику и вытащил свою подвеску с изображением богини Ардуенны, которая ехала охотиться на кабана, растирая фигуру между пальцами, прежде чем бросить ее в карман своей одежды и повернуть обратно к холму. Они последовали за Верусом в траву, медленно и осторожно пересекая небольшое расстояние между рощей и местом, где плоское пространство равнины внезапно вздыбилось, образуя головокружительно крутой склон холма, на котором стояла крепость вениконов. Легионер уже начал подниматься по склону, со взглядом, устремленным на черный контур холма высоко над ними, и Марк последовал за ним, а мягкие шаги Арабуса были едва слышны позади него. Поднявшись примерно на сто шагов, Верус остановился, его грудь тяжело вздымалась, и Марк встал рядом с ним, почувствовав жжение в груди, когда его легкие втянули холодный ночной воздух, и повернулся, чтобы оглянуться на равнину и на мерцающие точки свет на римской стене вдалеке. Солдат указал пальцем вперед, его лицо исказилось от усилий, нагнетавших воздух в легкие, и он тихо прошептал между прерывистыми вдохами.


- Представляешь... центурион... чувства... которые я испытал... пока бежал... вниз по этому... ужасающему склону... в темноте? Каково было выглянуть наружу… и увидеть огни на нашей стене… такие далекие… в то время как надо мной трубил рог… моих преследователей… кричащий в ночи?


Марк кивнул, понимая, что гримаса лица собеседника была результатом не только нехватки воздуха.


- Ты, должно быть, был в ужасе.


Солдат повернулся к нему, и в тусклом свете звезд римлянин понял, что его зубы оскалились в рычании.


- В ужасе? О да… - он вдохнул воздух снова, теперь медленнее, когда его тело начало расслабляться после напряжений, а мышцы рук сжались в кулаки, от этого вопроса. – Даже более того, я был в ярости... в ярости, центурион, в ярости из-за того, что меня так легко бросили... и из-за того, что вениконы так жестоко со мной обращались. Именно эта ярость дала мне силы выжить, и ускользнуть от преследователей, переползая от одного вонючего болота к другому.


Он отвернулся и возобновил подъем, оставив Марка смотреть ему в спину лишь мгновение, прежде чем он тоже снова пошел вверх по холму. Линия людей неуклонно поднималась, пока не достигла точки, где почти вертикальный склон внезапно начал выравниваться, и Верус распластался на земле, поманив римлянина за собой. Помахав рукой людям, следовавшим за ним, чтобы они оставались на своих позициях, Марк подполз к легионеру и посмотрел на вершину холма. Примерно в пятидесяти шагах от вершины холма возвышалась внешняя стена Клыка, десятифутовый вал из грубых каменных блоков, который простирался вдаль и, по-видимому, окружал большую часть вершины холма. Внутри стены по периметру возвышалось еще одно строение, составлявшее всего лишь одну треть размера внешней стены, но возвышавшееся над ними на высоту, которую Марк оценил в сорок футов. Вдоль парапета время от времени загорались факелы, отбрасывая пятна тусклого желтого света на землю под стенами, и на глазах Марка одинокий часовой расхаживал по брустверу высотой по грудь, а свет факела отражался на лезвии его копья.


- Здесь. Именно здесь меня заключили в тюрьму и откуда я сбежал. - Верус указал на часть стены слева от них, на западной стороне крепости. - Единственные ворота крепости находятся на той стороне холма, как и то, что мы бы назвали бы караульным помещением. Нам нужно обойти стену справа и подняться на нее с восточной стороны. Орел легиона хранится в святилище на верхнем этаже башни. Они несколько раз затаскивали меня сюда, угрожая убить в присутствии «моего бога» для попытки сломить мою волю перед ритуальным убийством.


Он некоторое время пристально смотрел на башню, прежде чем заговорить снова, очевидно, совладав со своим гневом.


- Ночью на стенах обычно стоят трое часовых. Я видел их, когда меня вытаскивали из камеры на каждую встречу с их жрецом, который был моим главным мучителем: один часовой наблюдал за восточной стеной, другой за северной и третий за южной.., вон тот человек, которого мы видим сейчас. Западная стена видна из ворот. Как я понял, часовые всегда стояли между факелами, пытаясь сохранить способность видеть в темноте, но, судя по тому времени, когда я сам стоял на страже у наших стен, я готов поспорить, что они не очень то хорошо видят в темноте. Когда они задвигаются, мы тоже должны двигаться.


Марк кивнул в знак согласия, оглядываясь на людей, ожидающих на склоне позади них, и поманил их вперед, пока они не образовали тесную кучку.


- В следующий раз, когда часовой на стене отвернется, чтобы пройти свой путь, мы рванемся вперед быстро, тихо и все вместе. Так, что будьте готовы.


Они ждали, молча, в напряжении, ожидая приказа броситься вперед. Часовой на южной стене крепости поднял руку и потер глаза, и римлянин улыбнулся про себя, вспоминая ночи, проведенные в борьбе со сном, стоя на страже, когда ничего не происходило и ничего не могло произойти. Поведя плечами, варвар повернулся направо и зашагал вдоль стены к главным воротам. Позвав своих людей безмолвной командой, Марк мягким шагом повел их к стене, прижимаясь к камням и внимательно прислушиваясь к любому звуку поднятой тревоги. Молчание длилось до тех пор, пока он не убедился, что их приближение осталось незамеченным, жестом снова приказав своим людям следовать за ним, и осторожно двинулся к восточной стороне стены, крепко прижимаясь к грубым камням, пока не решил, что они находятся более или менее под тем местом, где должен был стоять следующий часовой. Взяв пару толстых шерстяных полосок ткани, обернутых вокруг пояса, он обвязал ими свои ботинки, проверяя кончиками пальцев, все ли железные гвозди покрыты грубой тканью, и наблюдая, как его товарищи делают то же самое. Когда все ботинки были перевязаны, он указал на парапет стены и кивнул Дресту который, в свою очередь, подал знак сарматским близнецам двинуться вперед


Участники группы молча наблюдали, как оба сарматов прижались спиной к каменной кладке и сложили руки, образуя опору, на которую Тарион поставил сначала одну, а затем другую ногу. Близнецы бесшумно приподняли вора до тех пор, пока его голова не оказалась чуть ниже края стены, и Дрест шагнул вперед, чтобы упереться в его за икры, крепко удерживая того на месте, прислонившимся к кладке стены. Вытащив нож из-за пояса, Тарион прижался к стене и, молча, ждал, пока шаги часового не приблизились к ним по извилистой дорожке за парапетом. Когда веникон подошел к ним на расстояние нескольких футов, воришка протянул нож и осторожно постучал острием по стене, издав почти неслышный звук. Продолжая издавать настойчивый, почти подсознательный ритм железа о камень, он ждал, пристально глядя на край вала, прижавшись телом к каменной кладке и вытянув свободную руку с широко скрюченными пальцами.


Над стеной появилась голова, часовой был привлечен крошечным, настойчивым стуком металла о шероховатую поверхность стены, чтобы вглядеться в темноту в поисках источника звука. Нанеся удар с той же неуловимой скоростью, которая застала Марка врасплох в здании штаб-квартиры Ленивого Холма, Тарион взмахнул свободной рукой, схватил часового за волосы и потянул его за голову, одновременно вонзая длинное лезвие ножа в обнаженное горло несчастного варвара. Его кровь тут же брызнула на людей внизу, и часовой, у которого были перерезаны голосовые связки и яремная вена, некоторое время молча трепыхался, прежде чем рухнуть на парапет и замереть. Вот высвободил свой клинок и схватив мужчину за одежду на затылке, сильно потянул, чтобы отправить инертное тело жертвы на траву внизу, его глухой удар был единственным признаком скрытной атаки. Он прошипел команду, обрызганным кровью, сарматам, которые тут же вскинули руки, подтолкнув его вверх, чтобы он бесшумным движением перекатился через стену. Вырисовываясь на фоне звезд над ними, Тарион забрал копье убитого часового с того места, где оно было прислонено к стене, и принял позу человека, наблюдающего за землей за крепостным валом, чтобы не вызвать у остальных часовых , чьи взгляды должно быть блуждали в его направлении, никаких подозрений.


Удостоверившись, что другие часовые, расхаживающие по стене, не услышали ничего подозрительного, он отвязал веревку, которой было обмотано его плечо, и сбросил один конец ожидающим участникам рейда, а другой привязал к тяжелой деревянной опоре лестницы, которая поднималась со двора внизу. Марк первым перелез через стену, нырнул в тень парапета и уставился через открытые внутренние помещения крепости на нечеткие фигуры людей, стоящих на страже у южной и северной стен, менее чем в пятидесяти шагах от них. Тарион прошептал на ухо римлянину, когда Верус бесшумно перелез через стену.


- Они нас не заметят, если мы не дадим им повода. Они стоят здесь каждый день, не видя ничего, что могло бы возбудить их интерес, так что вряд ли решат, что сегодня вечером должно быть иначе.


Араб скользнул через парапет и скрылся в тени рядом с Марком и Верусом с луком в одной руке, а другой рефлекторно потягиваясь за стрелой, в то время пока исчезал в покрове глубокой тьмы. Марк коснулся его руки, указывая на внутреннюю часть крепости.


- Я собираюсь пойти за Орлом вместе с Верусом и Тарионом. Не пускай стрелы без надобности, но если вдруг нужно будет начать стрелять, пускай стрелу в любую гребаную движущуюся цель, которую ты увидишь.


Разведчик кивнул своему центуриону, спустившись по стене, чтобы освободить место Дресту, следовавшему за ним, оставив Луго и близнецов сарматов внизу наблюдать. Марк похлопал Веруса по плечу, указывая на темную внутреннюю часть крепости.


- Вроде бы полдела сделано, а теперь просто быстро и тихо отведи нас к святилищу Орла.


Легионер повел их вдоль изогнутого парапета стены, а затем вниз по каменным ступеням внутрь крепости а Дрест занял место вора, маскируясь под убитого часового. С каждым шагом, который он делал в затемненной крепости, и пока они осторожно продвигались на цыпочках во мрак форта, Марк чувствовал, как будто он все глубже погружается в темную, стоячую воду. Когда Верус остановился и осторожно стал оглядывать низ лестничного пролета, римлянин наклонил голову и тоже прислушался, нет ли признаков того, что гарнизон проснулся и заметил их вторжение. Тишина была почти осязаемой, как будто само время на мгновение остановилось, и через некоторое время он понял, что Верус застыл в нерешительности. Он протянул руку и коснулся плеча легионера, почувствовав дрожь, пробежавшую по телу солдата сквозь грубую шерстяную тунику.


Прежде чем смог что-то сказать, Верус рванул во тьму тени южной стены, Марк и Тарион последовали за ним, осторожно продвигаясь вперед, пока они не оказались недалеко от дверного проема башни, которая дала крепости ее имя, и до которой оставалось около тридцати шагов открытого пространства. Медленно отойдя от стены, Верус вытянул шею, и увидел часового, стоящего на страже у южной стены. Варвар прислонился к стене, подперев голову руками, а его копье упиралось в каменную кладку парапета. Легионер быстро махнул рукой, подзывая Марка и Тариона, затем повернулся и перебежал через открытое пространство, его топот был приглушены толстыми тряпками, перевязавшими его ботинки. Марк последовал за ним с замиранием сердца, украдкой оглянувшись через плечо на стену и увидев, что часовой все еще неподвижно стоит у парапета и, очевидно, все еще смотрит на долину Грязной реки. Тарион прошептал ему на ухо, пока двое мужчин следовали за Верусом к огромной деревянной двери башни.


- Он спит!


Когда они присоединились к Верусу у дверей башни, солдат ухмыльнулся почти маниакальной улыбкой, и резким от гнева голосом прошептал в дремлющей тишине крепости.


- Подождите, пока они не узнают, что Орел ушел от них, а он ничего не видел! Этот ублюдок сейчас же будет забит до смерти!


Несмотря на то, что его голос был почти не слышан, Марк задался вопросом, не уловил ли он в его легком дрожании голоса нотку истерии, но прежде чем он успел сделать что-нибудь, кроме как сузить глаза, Верус прошел через бесшумно открывшуюся дверь. в высокий центральный редут. Приказав вору следовать за ним, Марк еще раз огляделся вокруг, прежде чем проскользнуть в здание и вытащить свой гладиус легата из ножен мягким скрежетом полированного железа по креплениям ножен. Первый этаж башни был по большей части пуст: зал шириной в пятьдесят шагов освещался факелами, подвешенными в тяжелых железных подсвечниках, а в конце комнаты стоял массивный деревянный трон на приподнятой платформе. Деревянная лестница вилась вокруг стен комнаты и поднималась на второй этаж башни, к открытой центральной платформе под тяжелой балочной крышей башни. Верус уже поднимался по лестнице, и пока он держался сбоку от ступеней, чтобы избежать неизбежного скрипа, который возникнет, если наступить на центральную часть ступеней, у Марка возникло неприятное ощущение, что ситуация все больше выходит из-под его контроля при каждом шаге солдата.


Обменявшись взглядами с Тарионом и обнаружив, что выражение лица вора тоже отражает беспокойство, молодой центурион побежал по лестнице вслед за Верусом с такой скоростью, на которую, по его мнению, он мог рискнуть, учитывая тишину, которая тяжело царила в здании. Легионер над ними явно был чем-то озабочен, и когда он посмотрел вверх и через зал, Марк понял, что тот сильно вспотел, его губы шевелились в безмолвном бормотании слов, но даже когда он увеличил темп, пытаясь его догнать, он понял, что Верус бежит даже быстрее, чем раньше, его шаги больше не были бесшумными, а ступени скрипели под его ногами. Достигнув вершины лестницы, солдат с полной уверенностью двинулся к одному из четырех дверных проемов, которые манили его, подняв одной рукой меч, готовый нанести удар, а другой рукой в это время он поднял засов и отодвинул тяжелую деревянную дверь в сторону.


Достигнув дверного проема после солдата, с Тарионом, следовавшим за ним по пятам, Марк посмотрел через плечо легионера и понял, что именно заставило того подняться по лестнице с такой неудержимой силой. Интерьер комнаты, тускло освещенный еще одной парой факелов, торчащих из стен с обеих сторон, представлял собой гротескное сочетание святилища и камеры пыток. Стены были увешаны обезглавленными головами десятков мужчин, со странно сморщенной и деформированной кожей вокруг их черепов, а воздух здесь был пропитан ароматом горевшего дерева, под которым чувствовался тонкий, но безошибочный привкус разложения. Верус повернулся к нему спиной, его лицо было бледным от напряжения, и он прошептал, объясняя странное зрелище, представшее перед ними.


- Головы сушат так же, как консервируют рыбу: сжигают щепу и опилки, чтобы получить дым, необходимый для сохранения плоти мертвецов.


Марк кивнул в ответ на слова, произнесенные Верусом, втолкнул солдата с широко раскрытыми глазами в комнату и подал знак Тариону войти следом. Вор бесшумно закрыл за собой дверь, обернувшись с мрачным выражением лица, его внимание было сосредоточено на дальнем конце комнаты. с видом человека, увидевшего свою цель. Там, за каменным алтарем, , поверхность которого была прорезана желобами для стоков крови, лившейся на его гладкую поверхность, стоял высокий деревянный ящик с плотно закрытыми дверцами.. По обе стороны от алтаря виднелись стойки с железными прутьями, каждая из которых была разной длины и толщины, а в одном углу стояла тяжелая жаровня, рядом с которой была аккуратно сложена стопка деревянных поленьев. Марк шагнул вперед, чтобы взять факел из подставки, провел светом по стене и осмотрел ряды голов, выставленных на плоских деревянных платформах по обе стороны от алтаря.


- Эти люди были римлянами.


Головы безошибочно принадлежали солдатам, по крайней мере, по большей части их волосы были коротко подстрижены, у некоторых были зажившие шрамы на лице, а у других были свежие, а в некоторых случаях ужасные раны, которым так и не дали времени зажить. Молодой центурион осмотрел ряд мертвецов, расставленных перед ним, и его взгляд остановился на одной голове. Он протянул руку и снял ее с пьедестала, глядя в мертвые глаза человека, который, как он узнал только после смерти легата, был его истинным отцом, защищавшим Орла своего легиона.


Вор обошел алтарь и остановился перед деревянным ящиком, который явно был главной достопримечательностью центра комнаты. Протянув руку, он отодвинул железную защелку, запиравшим ящик, и распахнул дверцы, облегченно вздохнув от удовольствия, когда заглянул внутрь. Тускло сияя в свете факела, Орел Шестого легиона предстал перед ним на уровне глаз на деревянном шесте, на котором были вырезаны символы бога, которому племя вениконов поклонялось со многими местными племенами, обитавшими вокруг римской стены: бога охотников Коцидия. Позолоченная поверхность Орла была грубо окрашена чем-то темным, которое, казалось, было нанесено на нее случайным образом так, что из-под нее выглядывали пятна некогда блестящей поверхности металла. Поскоблив ногтем поверхность, он осторожно обнюхал штандарт, затем снова повернулся к Верусу с вопросительным взглядом.


- Да. Это засохшая кровь тех людей, чьи головы здесь выставлены. Жрецы вениконов выносят Орла на свои церемонии, и опрыскивают его горячей кровью людей, которых они приносят в жертву своему богу, чтобы подчинить себе его дух и укрепить свое господство над всем, что он представляет.


Марк мрачно кивнул словам солдата, поставил факел в подставку, подошел к Тариону, вынул из ящика Орла, и проверил, насколько надежно он прикреплен к богато украшенному деревянному шесту.


- Он слишком крепко закреплен, чтобы я мог его оторвать, и нам нельзя шуметь. Так что, нам придется принять все как есть. Он заглянул в футляр, из которого был извлечен Орел. – А, это что такое?


Тарион с улыбкой протянул руку и достал тяжелую металлическую чашу, с почтительной осторожностью поставив ее на алтарь. Размером с выпуклое навершие щита, она была сделана из чистого золота и богато украшена теми же витиеватыми узорами, которые тянулись вверх и вниз по всей длине шеста, на котором восседал Орел.


- Это церемониальное блюдо, которое они используют для сбора крови жертв, чтобы опозорить дух Орла. - Марк поднял бровь, глядя на солдата, который сказал это, пожав плечами без каких-либо признаков эмоций. - Меня заставили присутствовать на этих ритуалов. Я думаю, они считали, что того, как они издеваются над нашим Орлом, будет достаточно, чтобы сломить мою волю…


- И потери столь драгоценного предмета будет достаточно, чтобы выставить Кальга в очень уязвимом положении.


Он многозначительно посмотрел на Тариона, и вор понимающе кивнул, сунув чашу под плащ и опустив ее в глубокий карман, вшитый в одежду. Увидев, что такой расклад оставляет обе руки вора свободными, Марк протянул руку и взял шест с Орлом с места, где тот лежал на алтаре, поднял голову легата с полки и тоже передал ее вору.


- Этого достаточно, если мы хотим благополучно сбежать с нашей добычей. Мы уходим.


Когда они повернулись к двери, до них донесся голос с лестничной площадки снаружи, который, очевидно, находился по другую сторону толстой деревянной двери. Марк приложил палец к губам, пристально глядя на Веруса, когда солдат прижался к стене сбоку от входа, погружаясь в тень, так что были смутно видны только контуры его тела. Марк и Тарион нырнули за алтарь, скрывшись за дверью, и вор ловко закрыл дверцы деревянного ящика, сказав при этом, что открытая задвижка — достаточно маленькая деталь, чтобы избежать случайного внимания. Дверь открылась, и мягкие шаги пересекли порог и вошли в комнату. Римлянин подождал, пока до них донесется звук закрывающейся двери, а затем сделал Тариону знак, проведя большим пальцем по горлу.


Вновь прибывший, повернувшись к ним спиной, возился с дверной задвижкой, что-то тихо бормоча себе под нос ворчливым тоном. Пожилой мужчина с сутулой спиной, покрытой длинными седыми волосами, которые, судя по их волнистому виду, недавно были расплетены из положенной варварам косы. Вор поднял свою правую руку чтобы бросить нож, который он выдернул из туники, прежде чем его жертва обернулась, чтобы увидеть угрозу за своей спиной, но когда его свободная рука уже потянулась вперед, чтобы сбалансировать бросок, Верус нарушил тишину, душераздирающим ревом. Внезапный крик ярости вырвался из него, словно обезумевший от боли рев человека, подвергающегося самым жестоким пыткам. Выскочив из тени тремя быстрыми шагами, он бросился на стариком, широко раскинув руки и застыв в гримасе ярости, издав еще один оглушительный крик, когда испуганный жрец развернулся и посмотрел ему в лицо с выражением изумления, перешедшим в ужас, когда он понял, кем именно был этот забрызганный кровью безумец, стоявший перед ним. Подняв руки в тщетном жесте защититься, священник пробормотал что-то на своем языке, когда легионер повалил на землю, схватив обеими руками за горло.


Тарион отреагировал первым, убрав метательный нож в ножны и жестом показав Марку на выход.


- Пора уходить!


Встряхнувшись от изумления, от которого он на мгновение застыл на месте, римлянин последовал за ним через комнату, оба мужчины прошли мимо того места, где старик упал на пол под бешеным натиском Веруса. Легионер душил свою жертву одной рукой, а другой яростно колотил сжатым кулаком по лицу жертвы, одновременно все сильнее сжимая его горло. Священник издавал отчаянные булькающие звуки, останавливаясь только для того, чтобы крякнуть каждый раз, когда обезумевший солдат наносил удары по его избитому лицу. Тарион распахнул дверь, вышел на широкую деревянную площадку, а затем отшатнулся к Марку в шоке от того, что он увидел. Римлянин отодвинул его в сторону свободной рукой, ткнув в него шестом Орла, и, выйдя на деревянную платформу, вытащил длинную спату.


Его на площадке уже ждал массивный воин, а за ним по пятам следовал еще один, с длинным копьем в руке, которое он метнул в Марка, когда римлянин вышел из дверного проема. Отдернув голову назад, не слишком быстро, чтобы полностью уклониться от лезвия крайне острого наконечника копья, он почувствовал жгучее ощущение, которое пронзило его нос и щеку, когда копье врезалось в дверной косяк рядом с ним. А когда порез перешел от первоначального онемения к знакомой острой боли отрубленной плоти, он выплеснул всю свою раненую ярость, и бросился навстречу атакующему воину, когда веникон выдернул свой меч из ножен. Парируя первый яростный выпад нападающего варвара скошенным лезвием спаты, он поднял гладиус легата как можно выше, как жало скорпиона, и с силой вонзив его в грудь гиганта, чтобы остановить того, а , затем применив инерцию кругового удара, воткнул ему свой короткий меч глубоко в затылок, почувствовав хруст, когда толстое железное лезвие меча пронзило его и вышло через рот. Оставив меч в падающем трупе нападавшего воина, он взял спату двумя руками, завел длинный клинок за правое плечо и высоко поднял его в дымный воздух, прежде чем сделать шаг вперед, чтобы вонзить его в человека позади своей первой жертвы. Веникон съежился под нисходящей линией мерцающей стали, крякнув от усилия, когда узорчатое лезвие вонзилось в его тело и разрубило пополам от плеча до бедра. Через мгновение варвар пошатнулся, а затем развалился на части в потоке крови и внутренних органов, в то время как римлянин стоял, выдвинув одну ногу вперед и держа меч обеими руками так, что его острие почти касалось пола, и дико рычал….


- Пора бежать!


Крик Тариона вырвал Марка из его кратковременного оцепенения, его взгляд проследил за рукой вора, направленной через открытую дверь башни к дальней стороне площадки, где из комнаты напротив них бежали еще четверо мужчин. Вырвав гладиус из своей первой жертвы, наступив на голову мертвеца и повернув лезвие, чтобы освободить его из крепкой хватки разрубленных позвонков, он последовал за убегающим вором по лестнице перепрыгивая через ступени за раз. Оглянувшись назад, он увидел, как Верус поднял тело перепуганного священника над головой и вынес на площадку, выкрикивая ругань наступающим воинам, в то время как старик беспомощно трепыхался в его железной хватке. Шатаясь, легионер крякнув, швырнул священника в пустоту и выхватил меч, издав душераздирающий смех, который пронзил когтями безумия затылок римлянина . Священник полетел на землю под ними с замирающим криком боли, и его бешеный вой оборвался, как только он с хрустом ударился о каменный пол. Тарион бросил изумленный взгляд на Марка.


- Если они там, внизу, не проснутся, то не проснутся никогда. Бежим быстрее!


Спустившись по лестнице, двое мужчин пронеслись мимо валявшегося священника, Марк краем глаза заметил, что один из пальцев старика дернулся на холодных каменных плитах. Взглянув снова на платформу над ними, он увидел, как Верус отбивался от людей, напавших на него. Один из варваров проткнул копьем ему бок, в то время как другой вонзил меч ему в челюсть, в результате легионер пошатнулся и со страшной болью рухнул на пол. Повернувшись к двери зала, римлянин приготовил свое оружие, когда Тарион распахнул тяжелую деревянную дверь и низко присел, чтобы заглянуть за толстую дверную раму. По открытому двору было разбросано около полдюжины трупов, некоторые из них лежали неподвижно, а пара мужчин все еще корчилась, безуспешно хватаясь за стрелы, торчащие из их тел. Пока он смотрел на них, слева от него над головой просвистела стрела и отлетела от камней стены к главным воротам.


- Нам нельзя здесь оставаться!


Вор потянул его за плечо, указывая назад на вениконов, спешивших вниз по лестнице позади них, их клинки были черными от крови Веруса. Марк решительно кивнул и глубоко вздохнул.


- Беги за мной!


Нырнув за дверной косяк, он побежал к восточной стороне крепости, а вор следовал за ним, зная, что лучники на другом конце двора будут пускать стрелы из своих луков в любую движущуюся цель под ними. С коварным шипением, стремительно рассекающего воздух, стрела пролетела мимо его уха так близко, что он не только почувствовал, но и услышал ее пролет.


- Орел с вами?! Давайте быстрее!


В ответном крике из темноты под восточной стеной можно было узнать голос Арминия, с ноткой настойчивости в его ревущем голосе.


- Берегись!


Марк рухнул на землю, увлекая за собой вора, и вздрогнул, когда над их головами пронесся рой стрел. Оглянувшись через плечо, он увидел, как воин, который явно решил преследовать их, пошатнулся назад, хватаясь за грудь, в то время как другой повернулся спиной и проковылял обратно в укрытие открытого дверного проема башни, схватившись за раненое бедро.


- Быстрее! Бегите сюда!


Оба мужчины по команде вскочили на ноги и помчались через двор крепости, а стрелы, выпущенные со стороны западной стены, пролетали мимо них и с грохотом ударялись о каменные стены.


- Сюда! Сюда!


Марк узнал голос Арминия и почти вслепую побежал к нему, плохо видя после света факелов внутри башни, увлекая за собой Тариона. Германец взял его под руку, и затащил по каменной лестнице, ведущей на боевую платформу стены.


- Нам нужно быстрее смываться, пока они все не проснулись и не отправили отряд вокруг стены, чтобы отрезать нам путь к отступлению!


Он протащил их вдоль стены, мимо двух сарматов, которые из луков стреляли во тьму в дальней конец крепости. Когда германец миновал обоих мужчин, они выпустили по последней стреле каждый, а затем покинули свои позиции, бросившись вслед за Марком, который следовал за Арминием вокруг изгиба стены к тому месту, где их ждал Дрест, пригнувшись за своим тяжелым деревянным щитом, из которого торчала пара стрел, одна всего в дюйме от края. Арминий указал на стену, и, не говоря ни слова, фракиец перебросил свой щит через парапет, а затем сам полез за ним, через стену прижимаясь всем телом к камням. Готовясь к падению с высоты в десять футов на другой стороне стены, Марк бросился следом за ним, но получил сильный удар сзади, который прижал его лицом к холодному камню, а Орел выпал из его рук на дорожку. с резким металлическим стуком.


Загрузка...