Месяц туманов (антология современной китайской прозы)

Чи Цзыцзянь МЕСЯЦ ТУМАНОВ

В сумерках Бао Чжуэй прислушивался к урчанию, раздававшемуся из коровьих животов. Звук пищеварения, по обыкновению, погружал его в раздумья. Желая поразмыслить над каким-нибудь важным делом, он укутывался в этот звук, и никто не мог его потревожить.

Отчим, видимо, чувствуя приближающуюся смерть, в последнее время часто приходил в коровник поговорить с Бао Чжуэем. Иногда отчим, ни слова не говоря, ласково гладил мальчика по голове, и из его глаз медленно выкатывались мутные слёзы. Бао Чжуэй тогда говорил:

— Дядь, ты есть хочешь? — когда мальчик был очень голоден, ему хотелось плакать.

Отчим качал головой, по серым щекам пробегала дрожь, и он притягивал к себе Бао Чжуэя, приговаривая:

— Погоди, вот умрёт дядька, и ты вернёшься жить в дом.

— Мне с коровами больше нравится, — хихикая, отвечал Бао Чжуэй. — Хуаэр скоро родит маленького телёночка.

Хуаэр звали коричнево-белую бурёнку, у которой на щеке было белое пятно, по форме напоминавшее орхидею. Кроме неё в сарае обитали Диэр — чёрный трёхгодовалый бычок, основная рабочая сила при обработке поля, и Бяньлянь — низенький тёмно-коричневый бык, с чересчур толстым хвостом, вечно вымазанным навозом. Бао Чжуэй то и дело упрекал Бяньляня, хлопая по животу и приговаривая:

— Не жадничай! Хватит тебе! В еде нужно знать время и меру!

Эти слова часто повторяла ему мама, а теперь он адресовал их Бяньляню.

Бяньляня, однако, это совсем не волновало, и он поражал всех своей прожорливостью, ну а что касается гигиены… ситуация ухудшалась с каждым днём. Бао Чжуэй как-то решил привязать хвост верёвкой повыше к ограждению загона, но когда только начал это делать, Бяньлянь выдавил из себя лепёшку, крутанул хвостом, и всё полетело Бао Чжуэю в лицо. От злости мальчик чуть не отрезал быку хвост.

Отчим вот уже несколько дней не заходил в коровник. Каждый раз, когда Сюэ Эр приносила Бао Чжуэю еду, он спрашивал:

— Дядька не помер ещё?

А она, скрипя белоснежными зубами, с ненавистью цедила:

— Да чтоб ты сам сдох!

Сюэ Эр приходилась Бао Чжуэю сводной сестрой по матери. Она была очень худой, поскольку не любила мясо и рыбу. На её лице светились необычайно большие чёрные глаза, а нрав отличался недюжинным упрямством. Мать часто говаривала, что Сюэ Эр такая вредная, потому что у неё глисты.

Урчание в коровьих животах утихло, Бао Чжуэй, причмокивая, сомкнул веки, но проспал недолго. Яркий луч света ударил ему в глаза, в помещение проник крепкий кисловатый запах пота. Мать хриплым голосом окликнула сына:

— Бао Чжуэй, просыпайся! Поднимайся, проведай отчима. Он вот-вот умрёт, хочет на тебя взглянуть.

— Не свети им в глаза, — проворчал Бао Чжуэй, указывая на фонарик. Мать отвела луч фонарика в другую сторону, осветив стойло. Три узла, которыми коровы были привязаны к стойлу, напоминали цветы абрикоса и выглядели очень мило.

— Быстрее, отчим долго ждать не станет, — всхлипнула женщина. — Хоть он и не родной отец, а относился к тебе так хорошо! Ты живёшь в коровнике, здесь уж куда теплее, чем в доме. Поесть тебе каждый день приносят. Бао Чжуэй…

— Я не вернусь жить в дом, — он снова лёг. — Я хочу жить вместе с коровами.

— Ты только сходи разок, — мать наклонилась и погладила сына по голове. — Завтра мама приготовит тебе лепёшки с луком.

— С картошкой? — желудок мальчика от радости заурчал.

Мать кивнула.

Бао Чжуэй снова сел, ему вдруг показалось, что лицо матери похоже на лист мороженой капусты, а волосы — совсем как хвост у Бяньляня. Он обулся и вышел из коровника. На улице было прохладно, звёзды перемигивались, словно сверчки в саду. Бао Чжуэй увидел свет в доме, открыл дверь и испуганно отступил. От тяжёлого запаха, висевшего в воздухе, он чуть не заплакал. Мальчик пробормотал:

— Мне надо в коровник идти.

— Бао Чжуэй! — сказала мать. — Хочешь, чтобы мама поставила тебя в угол на колени?

— Бао… Чжуэй… — проплыл голос отчима, словно корабль среди морских волн.

Мать тут же втолкнула Бао Чжуэя в комнату отчима и закрыла дверь за его спиной. Мальчик, дрожа, смотрел на Сюэ Эр, пытавшуюся напоить отца из жёлтой чашки. Старик полулежал, опираясь спиной на изголовье. Глаза его были широко открыты, рука, свисавшая с кровати, напоминала сухую палку. Мать толкнула Бао Чжуэя к кровати. Сюэ Эр уставилась на него, потом вылила остатки чая на пол и подошла к окну.

Губы отчима шевелились точь-в-точь как ползущие дождевые черви, он едва мог говорить:

— Дядька скоро умрёт, пообещай ему, что ты вернёшься жить в дом. Ты будешь в одной комнате, а Сюэ Эр с матерью — в другой.

— Мать живёт с дядькой, — заметил Бао Чжуэй.

— Так дядька умрёт, она не сможет жить вместе с ним, — объяснил отчим.

— Ну тогда придёт другой живой дядька и будет с ней жить, — сказал мальчик.

Мать со всей силы стукнула сына:

— Поганец…

Бао Чжуэй пошатнулся, вновь обрёл равновесие и растерянно уставился на отчима.

— Я буду жить с коровами, — повторил он. — Хуаэр вот-вот отелится.

Отчим с любовью взглянул на мальчика, крупные слёзы покатились по его впалым щекам.

— Дядь, — вдруг спросил Бао Чжуэй, — а ты если умрёшь, то уже не вернёшься, да?

Отчим выдохнул, не переставая плакать:

— Да.

— Тогда я у тебя кое-что спрошу, — сказал Бао Чжуэй. — Отчего у коров урчит в животе?

Отчим раньше был ветеринаром, поэтому знал о животных всё.

— У коровы четыре желудка, — начал умирающий. — Трава, которую проглатывает корова, сначала попадает в рубец, потом оттуда в рукав. После этого трава отрыгивается в рот, где корова её снова пережёвывает.

— А после того как пережевала, снова её глотает? — спросил Бао Чжуэй, не сводя глаз с отчима.

Тот, устало кивая головой, продолжил:

— Проглоченная трава попадает в листовик, а после него — в сычуг.

Бао Чжуэю слово «сычуг» показалось очень забавным, он, не в силах сдержаться, засмеялся:

— Ну и глупые же эти коровы! То туда то сюда! Такую сочную траву отправляют в сычуг, а там она уже превращается в навоз?

Слёзы из глаз отчима полились ещё сильнее, он попытался подтянуть к себе Бао Чжуэя, но не смог ухватиться за руку мальчика.

Бао Чжуэй подумал, что надо добавить коровам корма, развернулся и направился к выходу. Мать, всхлипывая, преградила ему дорогу:

— Разве ты не поблагодаришь дядьку за его заботу о тебе все эти годы?

— Он же умрёт скоро, — ответил сын. — Какой смысл его благодарить, он всё равно ничего не запомнит.

— Какой же ты дурак! — горько зарыдала мать.

Бао Чжуэй обошёл мать и приблизился к двери. Сюэ Эр сидела на корточках у порога и ревела. Мальчик перешагнул через неё и спросил:

— Не ты же умираешь, чего ревёшь-то?

— Я тебе даже помёта завтра поесть не принесу, — скаля зубы, сказала Сюэ Эр ему в спину.

— Луковые лепёшки с картошкой, — самодовольно произнёс Бао Чжуэй.

— Мечтай! — плюнула сестрёнка в его сторону.

Как только Бао Чжуэй вернулся в коровник, Хуаэр тут же тихо замычала. Маленький хозяин никогда не выходил среди ночи, видимо, она о нём беспокоилась. Диэр вслед за ней нежно промычал: «Му-у-у». Даже Бяньлянь, не сдержавшись, коротко ответил мычанием, присоединившись к команде приветствующих. Бао Чжуэй был очень тронут и поспешил добавить подопечным корма. По пути за травой споткнулся о ручную соломорезку, стоящую на земле, поднявшись, начал ей выговаривать:

— Днём работать не хочешь, вечером не спишь. Зачем мне мешаешь?

Насыпав корма, Бао Чжуэй обратился к своим трём товарищам:

— Вы что, спешите куда-то? Дядька умрёт скоро, хотел меня видеть, — он потрогал большой круглый живот Хуаэр: — Я теперь знаю, у вас четыре желудка, самый последний из них — сычуг.

Хуаэр, Диэр и Бяньлянь, съев траву, заурчали животами, Бао Чжуэй, не в силах бороться со сном, улёгся на лежанку и уснул.

Когда стоял туман, утро в коровнике было совсем не похоже на утро. В такие дни Бао Чжуэю очень хотелось плакать. Сидя на кровати, он осматривался, наблюдая за тем, как коровник медленно окутывает сумрак, и не понимал, почему это происходит.

Над корытом в коровнике располагались две горизонтальные перекладины, намертво зафиксированные двумя столбами. Загон был сделан из берёзы, чёрные пятна на её стволе казались мальчику глазами. Три «цветка абрикоса», которыми коровы были привязаны к стойлу, покачивались в тумане, словно распустившиеся живые цветы. Бао Чжуэй каждый день дважды взбирался на корыто — утром, развязывая три «цветка абрикоса» и выводя коров на пастбище, и вечером — снова их завязывая. Каждый раз, когда он прикасался к верёвкам, у него учащённо билось сердце, словно однажды в это время с ним произошло что-то необычайно важное. Но он, конечно же, не мог вспомнить, что именно и когда. Слушая урчание в животах коров, мальчик старательно пытался вызвать в памяти эти образы, но тщетно.

Бао Чжуэй разглядывал стойло. В это время дверь открылась и в коровник полился неяркий свет, рассеивая туман. Послышался звонкий голос Сюэ Эр:

— Бао Чжуэй! На, поешь!

С тех пор как отчим тяжело заболел, сестрёнка стала каждый день носить мальчику еду.

Бао Чжуэй не ответил.

Сюэ Эр стремительно подошла к столу у южной стены, поставила тарелку и пиалу на стол. Она была одета в светло-зелёный костюм. Три коровы, обратив внимание на свежий зелёный цвет, замычали.

— Луковые лепёшки с картошкой, — сказала девочка. — Только всё сразу не ешь, оставь пару лепёшек на обед.

Бао Чжуэй опять промолчал.

— Мать сказала, сегодня туман, дороги скользкие, ты не выводи Хуаэр. Если она поскользнётся, то телёнка в её животе будет уже не спасти, — быстро протараторила Сюэ Эр.

Бао Чжуэй пообещал и потом спросил:

— Дядька-то умер?

— Уж лучше б ты умер, — девочка сделала несколько шажков и оказалась прямо перед ним. — Если он умрёт, откуда ты возьмёшь луковые лепёшки с картошкой, болван?

— Ничего себе, как у тебя в животе глисты разрослись! — ответил Бао Чжуэй.

— Это у собак глисты! — встрепенулась Сюэ Эр, словно зелёная канарейка.

— Чего же дядька-то всё не помирает, — с большим сожалением сказал Бао Чжуэй.

Сердитая Сюэ Эр пошла прочь, дойдя до дверей, ещё раз повторила:

— Не выводи Хуаэр, туман стоит, дороги слишком скользкие!

Бао Чжуэй спрыгнул с кровати и пошёл есть. Он развернул одну лепёшку на столе и положил на неё картошку. Странно, но лепёшки с картошкой — цена встречи с дядькой — его совершенно не радовали. Мальчику казалось, что живот его набит ватой. Он съел всего одну лепёшку и отошёл от стола.

Из низкого окна в восточной стене было видно, как сгущается туман на улице.

Бао Чжуэй запрыгнул на корыто, наклонился над стойлом. Три «цветка абрикоса» красиво качались, словно живые цветы на ветру. Он сначала развязал два узелка, Диэр и Бяньлянь сразу же направились к выходу. Пришла очередь Хуаэр. Мальчик подумал, развязал третий узел.

Потом спрыгнул с корыта и, трогая нос Хуаэр, сказал:

— Сегодня иди помедленнее, на улице туман. Если упадёшь, твоему телёночку будет очень больно.

Хуаэр нежно ответила:

— Му-у-у.

Мальчик положил две луковые лепёшки в мешок для еды, повесил за спину термос с водой и, подгоняя животных, вышел из коровника.

По земле стелилась дымка. Солнце напоминало ёжика, который в густом тумане то сворачивался в клубок, то снова разворачивался.

Бао Чжуэй почти ничего не видел, только чувствовал, что дорога под ногами словно свиным салом намазана. Он шёл очень осторожно, пытаясь удержать равновесие. Бяньлянь гордо шёл впереди, Диэр следовал за ним, и только Хуаэр послушно держалась рядом с Бао Чжуэем. В тумане они вчетвером прошли несколько домов. Где-то послышался лай собаки, потом закукарекал петух. Бао Чжуэй и Хуаэр одновременно остановились, дожидаясь, пока петух закончит свою песню. Им обоим нравился этот звук.

Неподалёку от Бао Чжуэя появились несколько человек. Он не смог разглядеть их, но узнал по голосам.

— Пасти-и-и… коро-о-в… иде-е-ешь? — Человека, растягивающего слова, звали старик Чжантоу. Он был любителем выпить, и язык плохо его слушался.

— Хуаэр не отелилась ещё? — это продавщица соевого творога тётушка Син, она говорит очень быстро, и у неё изо рта всегда пахнет луком.

— Дядька твой ещё держится? — это наверняка Хромой Ли, с трёхлетним сыном Хун Му. С тех пор как умерла жена, он ходил очень печальный, каждый день гулял с сыном по дорогам деревни, и если кто звал его обедать, то сразу же соглашался. Его жена умерла год назад, за это время он успел со своим сыном поесть во всех домах. И теперь, каждый раз, когда встречал Бао Чжуэя, осведомлялся о здоровье его отчима.

Бао Чжуэй кратко ответил на все три вопроса:

— Ага. Не отелилась. Помрёт скоро.

Мальчик с тремя коровами покинул деревню и направился к полю, расположенному в двух верстах от неё. Здесь туман был ещё гуще, а трава влажнее. Вскоре он по звукам понял, что коровы начали есть. Бао Чжуэй стоял в траве и вытягивал руки, пытаясь ухватить туман, но руки оставались пустыми, он снова хватал, и снова — пусто. И он не мог взять в толк, почему нельзя ухватить то, что под самым носом.

Отчим думал, что этой ночью обязательно умрёт, однако под утро ему стало легче дышать. Чтобы убедиться, что он ещё жив, он крикнул, после чего жена повернулась к нему и сонно спросила:

— Ты в порядке?

Он ответил:

— Ага.

Потом встал и попытался пройти несколько шагов, к своему удивлению, смог дойти до окна в восточной стене. Небо было серым, на улице стелился туман, словно дыхание рая. Это зрелище вновь всколыхнуло незажившую рану в его душе, беззвучно покатились слёзы. Жена, увидев, что мужу стало лучше, поднялась и, одевшись, пошла на кухню подогреть еды. Разжигая хворост, она сказала:

— Вчера пообещала Бао Чжуэю сделать сегодня луковые лепёшки. Ему ещё нужна картошка, чтобы завернуть в лепёшки. Ты говоришь, что он болван. Но в еде толк понимает!

Сюэ Эр вскоре тоже встала, вышла из своей комнаты и крикнула матери:

— Туман сегодня густой, ничего не видать!

— Пришёл месяц туманов, — ответила мать и горько вздохнула.

— Откуда этот туман берётся? — поинтересовалась Сюэ Эр.

Мать не ответила и велела дочери:

— Отнеси брату еду и скажи, чтобы Хуаэр не выводил. Туман очень густой, дорога скользкая, как бы с её телёнком беда не приключилась.

Увидев, что мать действительно месит тесто, девочка раздражённо спросила:

— Ты что, и впрямь Бао Чжуэю луковые лепёшки делать будешь?!

— Сюэ Эр, — обратился к ней отец — не надо постоянно называть его Бао Чжуэем, говори про него просто — брат.

— Болван тоже братом считается? — сказала Сюэ Эр безразлично. — Он целыми днями с коровами. Люди говорят, что у нас четыре коровы.

— Три, — уточнила мать, — четвёртая ещё не родилась.

— Так это они про Бао Чжуэя говорят! — крикнула Сюэ Эр и побежала во двор накормить кур.

Туман к полудню немного рассеялся, солнце светило неярко, как лампа сквозь бумажное окно. Отчим поел супа, пошёл через двор к коровнику. Его жена осторожно следовала за ним. Он открыл дверь в коровник, посмотрел на сделанную своими руками печь, кровать, окинул взором висевшие на стене знакомые предметы: шкурку косули, лошадиную гриву, верёвку из пальмового дерева, мышеловку, рыболовную сеть — и вспомнил, что, когда он первый раз увидел Бао Чжуэя, тот был очень умным и сообразительным мальчиком. И слёзы снова полились из глаз отчима.

— Почему здесь нет Хуаэр?.. — заволновалась жена за его спиной. — Вот же дурень! Сказали ему, чтобы в туман не выводил её! Она ведь скоро отелится! Обидно будет, если она поскользнётся и телёнок не выживет!

Женщина поспешила в дом искать Сюэ Эр:

— Почему ты не передала Бао Чжуэю мои слова? Хуаэр нет в коровнике!

— Я передала! — возмутилась Сюэ Эр. — Вечером он вернётся, и спросишь.

— Он-то вечером вернётся, а вот Хуаэр — не знаю.

Разозлившись, мать стала ругать пришедший месяц туманов. Устав ругаться, она собралась идти на поиски Бао Чжуэя. Только обула галоши, как вдруг призадумалась. Муж уже месяц лежал, страдая от тяжкого недуга, и вдруг болезнь чудом отступила. А вдруг это облегчение перед последним ударом? На душе женщины стало неспокойно, она испугалась, что всё произойдёт именно тогда, когда её не будет дома. И хотя если думать о будущем — корова была важнее мужа, но она всё же выбрала мужа.

Взгляд отчима упал на стойло из берёзы. И перед его глазами предстал Бао Чжуэй восемь лет назад. При первой встрече мальчик пришёлся отчиму по душе. Бао Чжуэй был любознательным и проворным, очень любил смеяться. Мать в те времена не была ещё такой неопрятной, постельное бельё у неё пахло свежестью, посуда сияла от чистоты. И хотя он был на два года младше, с радостью женился. Тогда у них была только одна комната, Бао Чжуэй спал с ними на одной кровати. И когда мальчик во сне поворачивался или что-то говорил, отчим вздрагивал от испуга. Ему казалось, что дух прежнего хозяина сидит в углу и подсматривает за ним. Поэтому он поклялся сделать ещё одну комнату, чтобы семилетний Бао Чжуэй спал отдельно. Однако, не дождавшись, пока построится вторая комната, пришёл месяц туманов.

Деревня, в которой они жили, с трёх сторон закрыта горами, а с четвёртой — водой. Поэтому каждый год весь июнь сутки напролёт стоит туман и только в полдень он слегка рассеивается. И так как солнце в этот месяц почти не светит, посевы растут очень медленно. Люди говорят, что обычно туман держится не больше двух-трёх дней, а здесь он стоит целый месяц! Некоторые учёные приезжали в эти края проводить исследования, но в конце концов так и не смогли дать этому явлению чёткого объяснения.

Жители верили в народную легенду. Эта легенда гласит, что триста лет назад некий бессмертный путешествовал по миру и увидел место, где посевы росли быстро, радуя людей, домашний скот размножался, в домах были большие запасы еды и жизнь била ключом. Однако мужчины в этом краю очень сильно ругали своих жён, обзывая их неряхами. Бессмертный удивился и спросил у женщин, в чём дело. И ему ответили, что, как только наступает июнь и работы становится мало, мужчины начинают ворчать на жён без остановки, по поводу и без. Бессмертный улыбнулся и сделал так, что с тех пор весь июнь стоит туман, скрывая солнце. В тумане женщины делались похожими на богинь, а у мужчин спеси поубавилось, казалось, что люди стараются приблизиться к небожителям, и угасшая любовь вспыхивала с новой силой.

Отчим Бао Чжуэя в тот месяц воспылал особой нежностью к жене. Однажды ночью они резвились, окутанные туманом. Неожиданно мальчик проснулся, стал смотреть на их прыгающие тени, потом хихикнул. Отчим пристыжённо слез с жены.

На следующее утро Бао Чжуэй пошёл в коровник. Отчим последовал за ним и осторожно спросил:

— Что ты видел прошлой ночью?

— Я видел, как дядька и мама лежат друг на друге, — честно ответил ребёнок.

Бао Чжуэй запрыгнул на корыто, чтобы отвязать коров, и вдруг поинтересовался у отчима:

— Дядь, а почему звук, который вы вчера делали, так похож на коровью отрыжку?

Отчим с размаху ударил Бао Чжуэя. Голова мальчика сильно ударилась о перекладину стойла, он ахнул и, словно вода, стёк в корыто. В тот момент отчим подумал, что ребёнок просто упал в обморок, отнёс его в комнату и сказал жене, хлопотавшей в кухне:

— Бао Чжуэй головой о стойло ударился.

— Он же такой ловкий, как же он мог удариться о стойло? — спросила мать, проверяя дыхание ребёнка. Удостоверившись, что он дышит, успокоилась и сказала: — В обморок упал. Поспит, и всё будет в порядке.

Бао Чжуэй проспал целые сутки. А когда проснулся, никого не узнавал, глядя на окружающее остекленевшими глазами, и не откликался на собственное имя.

— У тебя голова болит? — спросил его отчим.

Мальчик, не отводя глаз от окна, ответил:

— Не болит.

В ту же ночь он решил жить в коровнике, сказал, что не может жить вместе с людьми. Отчим подумал, что ребёнок балуется, хочет посидеть там день-два, и не стал волноваться на этот счёт, а просто постелил для него в коровнике матрац. С тех пор и началась жизнь Бао Чжуэя с коровами, в дом он так и не вернулся. Потом мать с отчимом начали замечать, что Бао Чжуэй без остановки говорит какую-то ерунду, ничего не делает — только ест и спит, а когда приходит месяц туманов — много плачет. Им стало ясно, что у мальчика непорядок с головой. Мать так горевала, что несколько раз падала в обморок от рыданий. В то время она уже ждала второго ребёнка, страдания матери повлияли на ход беременности, и Сюэ Эр родилась недоношенной.

Отчим раскаивался. Как он мог предугадать, что одним ударом разрушит будущее приёмного сына? Он не смел рассказать всю правду жене, только потихоньку обустроил коровник, сделал для Бао Чжуэя кровать и печку. Каждый день носил ему еду, разговаривал с ним, надеясь открыть захлопнувшиеся двери его сознания. В конце января, когда выл холодный ветер, он каждую ночь вставал с постели и шёл в коровник подбросить дров в печку Бао Чжуэя и заодно покормить скотину. Мальчик не мог учиться с другими детьми, поэтому целыми днями пас коров. Он очень любил своих коров, сам выбрал им имена. Отчим каждый год в канун празднования Нового года утром приходил в коровник, помогал Бао Чжуэю надеть новую одежду, клеил на окна иероглиф «счастье» и дарил ему сделанный своими руками бумажный фонарь. Бао Чжуэю нравились жёлтые фонари из тыквы, поэтому отчим дарил их ему каждый год. Когда в полночь ели пельмени и взрывали хлопушки, он брал с собой Бао Чжуэя посмотреть на «огненные цветы» и послушать весёлый грохот. Мальчик от радости обо всём забывал и съедал две тарелки пельменей.

Рождение Сюэ Эр не принесло отчиму радости, потому что он считал, что между рождением дочери и болезнью Бао Чжуэя имеется тонкая связь. Когда девочке исполнилось два года, отец утратил мужскую силу. Теперь он не смел и подумать о том, чем раньше так сильно увлекался. Угрызения совести сделали его молчаливым и подорвали его здоровье. Жена перепробовала многочисленные народные рецепты, чтобы вылечить мужа, но безуспешно. Характер её день ото дня портился, и она совсем перестала следить за собой. Когда же муж от болезни совсем ослаб, она решила занять денег, чтобы везти его в город к врачу. Но он отказался. Сказал, что деньги нужно копить, для того чтобы лечить Бао Чжуэя. Жена, заливаясь слезами, говорила, что у него очень добрая душа, что он так хорошо относится к приёмному ребёнку, это наверняка счастливая судьба, которую Бао Чжуэй заработал в прошлых перерождениях.

В тумане стойло из берёзы казалось больше, чем было на самом деле. От ненависти мужчине хотелось разгрызть дерево зубами, как мягкую губчатую кость, и проглотить, отправить в самое пекло ада. Четыре года назад он поднапрягся и переустроил дом — из одной комнаты сделал две, у Сюэ Эр появилась собственная кровать. Он чувствовал, что жить ему в этом мире осталось недолго, и надеялся, что Бао Чжуэй вернётся жить в дом, может быть, тогда ему станет лучше. Однако слова Бао Чжуэя прошлой ночью помешали ему спокойно покинуть мир живых. Ребёнок сказал, что после смерти отчима придёт живой дядька и в доме всё равно не будет места для Бао Чжуэя. Как же отчим не додумался до этой простой истины? Но сил снова перестраивать дом у него уже не было.

— Бао Чжуэй… — тихо позвал он в сторону коровника.

Стойло в коровнике занимало очень важное место, и было центром коровника. В некоторых местах белый ствол протёрся от узлов, которыми привязывали на ночь коров, но тёмные пятна на коре всё так же бросались в глаза. Горизонтальные брёвна стойла отличались от всех остальных вертикальных предметов — столбов, стен, дверей, — поэтому лежащие на уровне глаз берёзовые стволы бросались в глаза. Отчим когда-то слышал о страшных чудовищах, у которых были острые клыки, что же до него самого, то в его доме именно у стойла вырос клык.

— Я должен вытащить этот клык, — тихо говорил он себе.

Отчим осмотрел коровник, в ящике с инструментами в углу нашёл топорик, потом встал перед корытом, но взобраться на него не смог, не хватало сил. Держа в руках топор, он беспомощно смотрел вверх, на эти берёзовые стволы. Простоял минуты две, тем временем в коровник проник ещё более густой туман, скрыв белые стволы берёз. Перед глазами у мужчины помутнело, вокруг всё побелело, затем стало чёрным, а потом всё окрасилось в ярко-фиолетовый. Он пошатнулся, позвал: «Бао Чжуэй…» — и упал на землю. Когда он умер, его рука всё ещё крепко сжимала топор.

Когда Бао Чжуэй вернулся с коровами в деревню, уже наступило время ужина. Бяньлянь и Диэр шли впереди, а Бао Чжуэй с Хуаэр двигались за ними. Вечером туман сгущался ещё сильнее, Бао Чжуэй шёл очень медленно, опасаясь, как бы с Хуаэр не приключилась неприятность. Он хорошо подумал и решил, что если дядька не умер, то он спросит у него ещё кое-что.

Приближаясь к воротам, он услышал звук пилы и молотка, остановился, похлопал Хуаэр и удивился:

— Эй, слышь, чего это в доме столько шума?

Хуаэр немного помолчала, а потом махнула головой и промычала. Она всегда так делала, когда соглашалась со словами маленького хозяина.

Бао Чжуэю показалось, что по двору двигается множество людских теней. Звук рубанка вызывал в памяти жатву пшеницы. Мальчик нечаянно натолкнулся на человека, тот спросил:

— Бао Чжуэй, это ты вернулся?

— Угу, что вы здесь делаете?

— Гроб сколачиваем, твой дядька умер.

— Дядька умер, — тихо повторил мальчик, потом повернулся к Хуаэр и сказал: — А я же у него кое-что хотел спросить, — он обиделся и захныкал.

Звук плача бежал в тумане, люди, не сговариваясь, одновременно спросили:

— Кто это плачет?

— Бао Чжуэй.

— Бао Чжуэй дядьку оплакивает.

— Бао Чжуэй не может вынести, что дядьки нет.

— Плачет пуще родного сына.

Плач Бао Чжуэя заставил уже успокоившуюся мать снова зарыдать, к ней присоединился звонкий голос Сюэ Эр. Люди ходили по дому и по двору, унимали мать, успокаивали детей. В конце концов кто-то отвёл Бао Чжуэя в коровник, Хуаэр молча следовала за маленьким хозяином, Диэр и Бяньлянь уже давно там его ждали. Сосед зажёг лампу, желтоватые лучи осветили белое стойло, поднятую соломорезку и сделанные руками отчима печку и кровать. Бао Чжуэй вздрогнул, сердце сжалось. Человек, который его привёл, не плакал, он просто закрыл дверь в коровник и пошёл стругать гроб.

Бао Чжуэй запрыгнул на корыто, завязал три узелка на стойле и подумал о дяде. Ведь мальчик хотел спросить, кто научил его завязывать эти узелки? Бао Чжуэй думал об этом весь день в поле. А теперь не было никакой возможности получить ответ на этот вопрос.

Бао Чжуэй спрыгнул с корыта, дал коровам полакомиться пирожками из сои, потом сел на край кровати и стал любоваться «цветками абрикоса». Хуаэр отошла от корыта к куче сухой травы, верёвка на её шее натянулась.

На третий день после кончины дядьку должны были хоронить. Рано утром к воротам приехала телега, чтобы везти гроб. На Бао Чжуэя надели траурную шапочку и завязали длинный траурный пояс, и мальчик расстроился. Туман плотно укутал двор, и тени людей стали нечёткими, траурный флаг, словно огромный камыш, косо стоял на воротах. Мать пришла в коровник, чтобы дать указания сыну: когда начнётся траурная процессия, он должен плакать как можно громче, дойдя до перекрёстка — поклониться на четыре стороны, а потом громко произнести: «Дядя, пусть земля тебе будет пухом».

— Ты запомнил? — грустно спросила мать. Лицо и губы у неё опухли от слёз.

Он не ответил.

Мать объяснила:

— Твой дядька так хорошо к тебе относился, ты должен его как следует проводить. Тогда он даже в земле продолжит тебя оберегать.

Бао Чжуэй никак не мог понять, почему мать объясняет ему всё как дураку. Он-то себя считал вполне нормальным.

Мать вышла из коровника, а Бао Чжуэй снял шапочку и пояс и бросил на траву, они ему мешали. Он ловко запрыгнул на корыто, развязал три узелка и вывел Диэр, Бяньлянь и Хуаэр из коровника. Люди стали его спрашивать:

— Разве ты не проводишь дядьку?

Бао Чжуэй покачал головой и ответил:

— Я должен пасти коров.

— Ты не пойдёшь провожать дядьку? Мама не рассердится?

— Рассердится, так и пусть! Дядька умер, провожай его или нет, он всё равно не узнает.

Люди смотрели, как он уходит, ведя коров. Никто даже не пытался его остановить, и никто даже не пошёл сказать об этом матери, сидевшей в доме. Все думали: «Бао Чжуэй и так обделён судьбой, что ему на похоронах-то делать?»

Туман превращал белый день в полумрак, а к вечеру становилось ещё темнее. Когда Бао Чжуэй вёл коров обратно, он с трудом разглядел разбросанные по дороге бумажные деньги, большую часть которых втоптали в землю коровьи копыта.

Как только Бао Чжуэй вошёл во двор, к нему тут же подошла мать и, ничего не говоря, погладила голову Хуаэр, потом вздохнула.

— Дядька ушёл? — спросил мальчик.

— Ушёл. Ты сегодня опять пойдёшь спать в коровник?

— Ага. Мне нравится вместе с коровами.

— Разве дядя с тобой не говорил? — медленно проговорила женщина. — После его смерти ты должен вернуться жить в дом.

— Не-е, — решительно ответил Бао Чжуэй. — Хуаэр скоро отелится.

— А после того как она отелится, ты вернёшься в дом?

— Хуаэр отелится, коров станет ещё больше. Как они будут без меня? — Бао Чжуэй повёл животных в коровник. Он запрыгнул на корыто, аккуратно привязал коров к стойлу, а потом накормил и напоил их.

Свет в коровнике погас. Воцарилась тишина, отчего звуки, изредка нарушавшие её, были особенно чёткими. Дверь в коровник открылась, и вошла Сюэ Эр в синем костюме и с белой лентой в косе, двумя руками она несла пиалу. Девочка молча поставила пиалу на стол, потом повернулась и уставилась на Бао Чжуэя.

— Ты ходила провожать дядю? — спросил он.

Сюэ Эр кивнула.

— Людей много было? — полюбопытствовал мальчик.

Она снова кивнула.

Коровы, фыркая, пили воду.

— Брат, — вдруг Сюэ Эр со слезами в голосе обратилась к нему, — когда я называла тебя Бао Чжуэем, ты не сердился?

Тот, качая головой, отвечал:

— Меня зовут Бао Чжуэй, зачем ты называешь меня братом?

— Брат — это значит родственник, значит, что ты старше меня, — сказала Сюэ Эр.

— Бяньлянь тоже старше тебя. Ты его тоже братом назовёшь? — удивился мальчик.

— О коровах так не говорят, — терпеливо объясняла Сюэ Эр, — только людей делят на младших и старших, братьев и сестёр.

— А-а, — грустно протянул он, — значит, я — брат.

Коровы, попив воды, легли на сухую траву.

— А почему я раньше не был братом? — глупо спросил Бао Чжуэй.

Сюэ Эр с обидой сказала:

— Тогда я тебя ненавидела и поэтому не могла звать тебя братом. Пока папа был жив, он ни разу меня не обнял, только о тебе заботился, каждый день думал о твоём коровнике. Даже перед смертью звал тебя. А ведь я его родная дочка!

— И ты меня ненавидела? — спросил Бао Чжуэй.

Сюэ Эр закивала:

— Папа умер, и я перестала тебя ненавидеть.

— Перестала ненавидеть?

— Никто о тебе так, как он, не заботился, — объясняла она. — Из-за чего ещё тебя ненавидеть.

— А дядьку ты тоже ненавидишь? — выпытывал он.

У Сюэ Эр в глазах стояли слёзы.

— Я его жалела. Мать его каждую ночь ругала. Она его ругает, а он плачет, а когда плачет, повторяет — Бао Чжуэй, Бао Чжуэй…

— Откуда ты это знаешь? — спросил он.

— Так я слышала, — рассказывала девочка, — мама его громко ругала, даже в моей комнате слышно было. Я просыпалась среди ночи и слышала, как мама его ругает. А когда приходил месяц туманов, мама ругала его ещё пуще.

— А за что она его ругала?

— Говорила, что он никчёмный.

Бао Чжуэй казался сбитым с толку.

— Никчёмный — это значит, что он бесполезный, — объясняла Сюэ Эр.

— А зачем он мог ей понадобиться среди ночи? — удивился мальчик.

— Я не знаю.

— А когда она его ругала, зачем он повторял моё имя? — недоумевал Бао Чжуэй.

— Я тоже не понимаю. Может, это из-за тебя он стал никчёмным?

Бао Чжуэй серьёзно сказал:

— Я пасу коров, я не никчёмный, как же я мог сделать никчёмным дядю? Мать врёт, он всё делал и даже знал, что у коров четыре желудка. Он был самым лучшим. Хоть и не умел завязывать «цветы абрикоса». — И добавил: — Ты как-то мне сказала, ни мама, ни дядя не умели вязать «цветы абрикоса». Тогда откуда я этому научился?

— Твой отец тебя и научил, — сказала Сюэ Эр.

— А где он? — оживился Бао Чжуэй.

— В земле, говорят, он рано умер.

Бао Чжуэй выглядел разочарованным.

— Сегодня, как только отца похоронили, Хромой Ли пришёл к нам с Хун Му, — поделилась новостью Сюэ Эр.

— Мама их покормила? — поинтересовался он.

— Да, — ответила сестрёнка, — и ещё отдала Хун Му твою старую одежду, ту, что ты в детстве носил.

— Ты не рада, что они приходили?

Сюэ Эр грустно сказала:

— Отец только умер, мать их накормила, а я с ними вообще разговаривать не хочу.

— Ну тогда не разговаривай.

— Но ведь в доме нас всего двое: я да мама. Если я не буду разговаривать, она может рассердиться. Ей ведь ночью некого больше будет ругать, может, она меня бранить начнёт?

— Зачем ей тебя ругать? — удивился Бао Чжуэй. — Ты же своих глистов ей в живот не загоняешь.

Услышав это, Сюэ Эр не выдержала и засмеялась, затем уставилась на Бао Чжуэя, и из глаз её потекли слёзы.

Бао Чжуэй тогда сказал:

— Не бойся, если мать среди ночи станет тебя ругать, ты приходи в коровник и зови брата, — и повторил, запинаясь: — Брата.

— Хорошо! — обрадовалась девочка и, указывая на еду, добавила: — Ешь быстрей, а то всё остынет. Это еда, оставшаяся с похорон.

Бао Чжуэй перевёл взгляд на еду.

Хуаэр родила пятнистого чёрно-белого телёнка. Бао Чжуэй сам выбрал ему имя — Цюаньэр, что по китайски означает «свернувшееся ухо» потому что, когда малыш родился, одно его ухо напоминало бутон цветка. Цюаньэр принёс всем небывалую в месяц туманов радость. Сюэ Эр каждый день приходила поиграть с ним, белой ленточкой связывала ему ноги, прутиком от веника щекотала его чёрный нос. Мать тоже каждый день приходила и кормила его соевой похлёбкой. У Хуаэр к сыну внезапно проснулась безграничная любовь, она языком умывала его мордочку. Диэр тоже проявлял к телёнку нежную любовь. И только Бяньлянь с вечно грязным хвостом то и дело громко мычал рядом с Цюаньэром, намереваясь его напугать. Но Цюаньэр не обращал на это никакого внимания, и нападки Бяньляня вскоре прекратились. А ещё Цюаньэр свободно гулял на улице. Он был очень озорной, забавы ради подкапывал носом ростки или копытцем толкал дрова. И только одно могло заставить его успокоиться — это туман. В белом тумане знакомые люди и предметы казались размытыми, и он терялся.

Теперь Бао Чжуэй ходил на пастбище с четырьмя коровами. Он думал, что его команда будет постоянно расти и в конце концов у него будет целое стадо. Он проникнет в характер каждого животного, поймёт каждое их движение и поступки. «Цветов абрикоса» на берёзовом стойле будет становиться всё больше и больше. Как величественно мальчик будет тогда ходить по деревенской дороге!

Месяц туманов подходил к концу. Как-то раз вечером Бао Чжуэй привёл коров обратно в коровник, и к нему радостно подбежала Сюэ Эр. Она, задыхаясь, сказала:

— Брат, мама сегодня выгнала за дверь Хромого Ли, он больше не вернётся.

Бао Чжуэй равнодушно ответил:

— Не вернётся, так не вернётся.

— Ты знаешь, почему мама на него кричала? — шёпотом продолжила девочка. — Хромой Ли предложил маме пожениться и сказал, что отправит тебя на золотые прииски работать надсмотрщиком. Заявил, что ты такой дурак, не догадаешься даже золото украсть, и тебя с удовольствием наймут. Мол, если ты пойдёшь работать, то поможешь семье заработать немного денег, сэкономишь в доме еду.

Бао Чжуэй удивлённо смотрел на Сюэ Эр.

— Мать как это услышала, так давай ругать Хромого Ли, — Сюэ Эр расправила плечи и попыталась изобразить мамин голос: — А ну пошёл вон отсюда. Даже не думай помыкать нашим Бао Чжуэем! Его отчим относился к нему лучше, чем родной отец! Никто не смеет обижать моего сына!

— И Хромой Ли ушёл? — спросил мальчик.

— Ага!

— Хорошо, — довольно заключил Бао Чжуэй.

Сюэ Эр, немного смущаясь, добавила:

— Брат, не говори никому, что я боялась маминой ругани по ночам. Она ложится спать, обнимая меня, и помогает мне ловить вшей.

Бао Чжуэй с облегчением рассмеялся и забрался на корыто привязать коров. В этот момент Сюэ Эр призналась ему:

— Брат, вы с папой мне вчера приснились.

Бао Чжуэй спрыгнул с корыта и вопросительно посмотрел не неё.

— Мне приснилось, что наступил Новый год, — рассказывала она дрожащим голосом, — Уже темно, идёт снег. Отец вместе с тобой во дворе взрывает хлопушки. Хлопушки громко взрываются, и папа боится тебя напугать, поэтому закрывает ладонями твои уши.

Бао Чжуэю очень захотелось заплакать, потому что сны и туман — это были две вещи, которые ему не удавалось уловить. Он не знал, как это — видеть сны.

— А ещё мне приснилось, что папа пришёл в коровник посмотреть на Цюаньэра и гладил ему нос. А Цюаньэр его не узнал и слегка лягнул.

— Зачем же Цюаньэр так поступил? — грустно сказал Бао Чжуэй. — Это же дядя.

В ту ночь Бао Чжуэй, слушая урчание коровьих животов, вновь попытался вспомнить что-то важное, связанное с этим звуком. Но вокруг воспоминаний кто-то построил высокую стену, через которую не перебраться. Мальчик зажёг фонарь, чтобы разглядеть берёзовый столб. В голове был туман. Он некоторое время постоял так, потом посмотрел на сонного и очень милого Цюаньэра. И сказал сам себе:

— Жить с коровами очень хорошо. Зачем пытаться вспомнить то, что постоянно ускользает?

Бао Чжуэй погасил лампу и заснул. Он не видел снов и спал очень крепко. Утром проснулся от звука открывающейся двери, сел на кровати и увидел, как Цюаньэр толкает дверь коровника. Хуаэр, Диэр и Бяньлянь радостно смотрели в сторону улицы, на долгожданное солнце.

Месяц туманов прошёл.

Бао Чжуэй слез с кровати, подошёл к двери. Цюаньэр наклонил голову, удивлённо глядя на залитый солнцем двор. Мальчик подтолкнул его сзади со словами:

— Солнце вышло. Иди, порезвись на улице.

Цюаньэр на дрожащих ногах двинулся вперёд, потом оглянулся. Бао Чжуэй только теперь сообразил, что телёнок родился в месяц туманов и никогда раньше не видел солнца, поэтому боится. Бао Чжуэй быстро подошёл к порогу и спокойно прошёлся по двору и, помахивая рукой, показал Цюаньэру, что бояться нечего. Телёнок ответил радостным мычанием и робко вышел во двор, нерешительно переступая копытами, словно опасаясь, что солнце исчезнет, если наступить на его лучи.

Перевод А.В. Неклюдовой