Метод Макаренко

Глава 23

Самойлова говорит, а я сижу, слушаю и сатанею.

Сначала около часа она просто ревела, не в силах сказать ни словечка. А я сидел рядом и терпеливо ждал, когда девчонка выплеснет из себя всю боль, страх и отчаяние, которые она испытала.

Признаться, мне и самому было очково. Не потому, что самой ситуации испугался, по роду службы и не такое приходилось видеть. Но всегда рядом Миша был, который всегда мог найти правильные и нужные слова. А я в этом плане деревянный. Мне проще пойти и морду набить или что-то сломать, или и то и другое. А вот разговоры по душам — не моё. С подростками тем более.

А сейчас мне нужно было самому что-то сказать этой девочке, подобрать правильные слова и при этом не налажать ещё больше. Вот что меня и пугало. Поэтому пока Самойлова приходила в себя, я прокручивал в голове дальнейший диалог.

Когда Юля начала говорить, мне захотелось прямо сейчас встать, пойти туда и разнести там всё в хлам. Сделаю это, но позже. Сначала нужно узнать все детали. Ну и девчонке помочь.

— Мы с ним познакомились где-то полгода назад. Подружки мне все завидовали. Он так красиво ухаживал: цветы, кино, подарки, в школу привезёт, со школы заберёт. Ничего лишнего не позволял себе. А ещё он очень красивый.

Я поморщился. Ни одного действительно значимого качества Самойлова не назвала. Только лишь одна пыль в глаза, а не проявление себя, как мужика. И почему на это ведутся всегда?

— А вчера он предложил мне пойти с ним к его друзьям. Говорил, у одного из них день рождения, и он приготовил для него подарок. Мол, пойдём, будет весело и мне понравится.

При этих словах Самойлова снова заскулила, а я вздохнул и уже на автомате протянул ей салфетку. Она трубно высморкалась и продолжила.

— Ну а дальше… Всё началось сначала, как шутка. Но, когда я хотела уйти, то он сначала меня ударил, — Самойлова показа на разбитую губу, — ну а потом закрыли дверь.

— Понятно, — процедил я.

— А сам он кто? Ну, кроме того, что красивый.

— Кирилл Бикбулатов. Его отец — крупный бизнесмен в нашем городе, а сам Кирилл открыл тату-салон и занимается криптой. Серьёзный парень…

Оп-па! Фамилия знакомая. Сталкивался с ней, когда искал информацию о «Деньги и точка». Сынок или однофамилец? Тогда я не стал копать в этом направлении, потому что интересовало другое, а сейчас придётся.

— Поэтому я и говорю, что ничего не получится. Он рассказывал, как отец его перед ментами… простите, полицией отмазывал, и не раз. Хвастался, что в этом городе ему ничего не грозит, любой косяк спишут.

— И тебя это, естественно, не насторожило?

— Я думала, что это круто… К тому же он же такой заботливый и внимательный был.

Круто… Я вздохнул.

— Что мне теперь делать, Егор Викторович? — Самойлова снова принялась реветь.

— Что-что? Жить, Самойлова, — ответил я и протянул ещё одну салфетку. — А с этим твоим внимательным и заботливым мы разберёмся, слышишь? Но сначала нужно пойти домой, расскажем всё твоим родителям, после пойдём…

— Нет! — перебила Самойлова и подняла на меня заплаканные глаза. — Только не к родителям! Прошу вас. Им и дела до меня нет. Не надо, пожалуйста, — она схватила меня за руку и сжала так сильно, что её ногти оставили кровавые полукружия на моей коже.

Но это меня не волновало. А вот животный ужас в глазах девчонки — да.

— Успокойся. Почему ты не хочешь к родителям?

Самойлова сглотнула и с остервенением стала оттирать свои руки.

— Потому что я грязная…

— Чё? — не понял я. Не, мы с братом тоже в детстве боялись домой приходить, когда измажемся по уши в грязи. Но здесь-то ситуация другая. — Одежда — это фигня, Самойлова.

Но девушка посмотрела на меня так, что я почувствовал себя подростком, которого распекает взрослый. И тут до меня дошло второе значение этого слова. Твою мать, этого ещё не хватало.

— Подробности, — попросил я.

Самойлова вздохнула и отвернулась.

— Сколько себя помню, родители состояли в этой своей секте. Когда была маленькая, они и меня таскали с собой. Пели там все вместе, за ручки держались. На улицу меня не пускали играть. Интернет и телевизор тоже были под запретом. Говорили, что это порочное всё. Мне они постоянно про благочестие твердили и в подвале запирали, чтобы я подумала над своим поведением, если сделала что-то не так, — Самойлова выдала ядовитый смешок. — А сами бегали к своим любовникам и домой приводили, думали, я не пойму. Лицемеры хреновы, — выплюнула она.

— Не выражайся, — на автомате выдал я.

— Серьёзно? — Самойлова посмотрела на меня со скепсисом. Я пожал плечами. — Ладно, не буду. Будет закурить?

— Не курю и тебе не советую.

— Ладно, — снова вздохнула девушка и замолчала.

Некоторое время она дёргала нитки на своих рукавах и молчала. Кажется, снова плакала, но быстро прошло. Я не лез пока с вопросами, самому нужно было переварить услышанное.

Если то, что рассказала Самойлова о своих родителях, правда, то они не помощники, наоборот, добьют девочку своими нотациями. Нужно будет взять ситуацию в свои руки.

— Я ведь поэтому и из дома сбегала, — неожиданно нарушила тишину Самойлова. — Не могла больше находиться дома. Как раз тогда и познакомилась с Кириллом. А теперь они все правы. И Кирилл, и родители.

— В каком смысле?

— Я теперь не только внешне, но и на самом деле грязная шлюха и заслуживаю только одного, — с зарождающейся истерикой в голосе пояснила Самойлова. — А ведь я так одевалась только. Хотела позлить родителей. У меня и парней-то никогда не было… Сама виновата, вот Кирилл и…

Всхлипывания участились. Я вздохнул и приобнял девчонку. Она уткнулась лбом в моё плечо и снова дала волю эмоциям. Когда рыдания пошли на спад, я серьёзно проговорил:

— Послушай внимательно, Самойлова. Иногда мудак, просто мудак. Ясно? Не смей винить себя или гнобить. Ты могла одеваться иначе, вести себя иначе, а он мог поступить ровно так же. Понимаешь? Дело не в тебе и в твоей одежде. Дело в том, что просто он гниль по натуре своей. Не человек, а мразь, которая поверила в свою исключительность. Родители твои тоже мудаки, но по-своему. С ними я сам поговорю. И не бойся, — я остановил её, не дав снова возразить. — Вообще ничего не бойся. Я решу эту проблему и сделаю так, чтобы эти гниды понесли заслуженное наказание и больше не смели творить подобную херню.

— Не выражайтесь, — бледно улыбнулась Самойлова, шмыгнув носом.

Я посмотрел на неё и тоже улыбнулся.

— Ладно, не буду. А теперь вставай. Хватить реветь. Нужно пойти в больницу. И не спорь. Всё должно быть по закону. Ты пострадавшая сторона. Стыдиться тебе абсолютно нечего и замалчивать тоже ничего не нужно. После больницы пойдём в полицию, напишем заяву.

— В полицию нельзя. Кирилл сказал, если пойду, то он выложит в сеть видео.

— Какое видео?

— Он снимал всё на камеру, — потупилась Самойлова.

— Понятно. В любом случае в больницу нужно идти. У тебя родственники есть? Кроме родителей.

Самойлова покачала головой.

— Понятно.

Я задумался. Домой ей и правда пока лучше не стоит идти. По крайней мере, до тех пор, пока я сам не поговорю с её родителями, а там видно будет. Ко мне ей тоже нельзя. Если узнают, слухи всякие могут пойти. Мне-то пофиг, а вот ей и так хватает поводов для переживаний.

И тут меня посетила прекрасная мысль. Зоя Валентиновна, мать моя. Она сейчас тоже в тоске и печали после моего переезда. Вот пусть и пустит всю свою материнскую заботу в правильное русло. Девочке сейчас нужны поддержка и внимание, а Зоя Валентиновна, уверен, сможет их ей дать в избытке.

Приняв решение, я встал и протянул Самойловой руку.

— Пойдём.

— Куда?

— Сначала в больницу.

— А она точно не будет против?

— Точно, — в третий раз ответил я, пока мы шли из больницы домой. — Моя мать обожает гостей. Я сейчас тебя оставлю здесь, а потом поеду к твоим родителям. Поговорю с ними и захвачу тебе одежду.

— Хорошо, — глухо отозвалась Самойлова.

Я достал ключ и открыл дверь. В комнате работал телевизор, а на кухне слышалось копошение и мерный стук, как будто молотком стучат.

Махнув рукой Самойловой, чтобы она снимала обувь и куртку, прошёл на кухню.

— Привет, мам, — поздоровался я.

Зоя Валентиновна вздрогнула от неожиданности и резко обернулась.

— Егор, — улыбнулась она. — Хорошо, что пришёл. Я как раз солянку приготовила, и отбивные скоро будут готовы.

— Спасибо, — поблагодарил я и потянул носом. Пахло вкусно, а я после тренировки голоден был, как стая волков. — Но я не один.

Мать удивлённо посмотрела на дверь, ведущую в кухню и почему-то шёпотом спросила:

— С девушкой?

— С девушкой, — подтвердил я. — Но не с моей. Ученица пострадала. Идти ей пока некуда, домой нельзя. Я привёл её сюда, подумал, ты не будешь против компании.

Тут в дверях показалась Самойлова.

— Здравствуйте, Зоя Валентиновна.

Мать немного заторможенно посмотрела на девушку. Оценила её внешний вид и кивнула.

— Здравствуйте, — ответила она. — Есть хотите?

— Хотим, — ответил я за нас двоих. — Юля, пойдём, я покажу тебе, где здесь ванная комната, и дам тебе пока свою одежду. Она, конечно, будет тебе великовата, но переждать сгодится.

Пока Самойлова была в ванной, мать подошла ко мне с вопросами.

— Это то, о чём я думаю? — спросила она.

— Это то, о чём ты думаешь.

Мать поджала губы и с силой застучала молотком по мясу. Да так, что аж ошмётки в разные стороны полетели.

— Известно кто? — снова спросила она.

— Кирилл Бикбулатов с компанией, — ответил я.

Молоток особенно громко стукнулся о доску.

— Малолетний козёл, — процедила мать.

— Знаешь его?

— Знаю. И папашу его знаю. Старший ещё хоть с какими-то понятиями. А вот сынуля… Вырос с золотой ложкой в жопе и ведёт себя соответственно.

Я хмыкнул.

— Ну сейчас он перегнул палку и должен ответить за всё.

Мать усмехнулась.

— Егор, этот говнюк палку перегнул давным-давно. Девочка как?

— Хреново, я думаю. Но в целом держится. Ты там поговори с ней как-то на вашем женском языке. Я постарался поддержать её, но со словами у меня не очень как-то.

— И это говорит учитель русского языка и литературы, — поддела меня мать.

— Одно другое не исключает.

— Ладно уж, я помогу. Дело деликатное, и не всякий мужчина может подобрать нужные слова в этом вопросе.

— Спасибо, — поблагодарил я.

Когда Самойлова вернулась в кухню и мы поели, я ушёл. Домашний адрес ученицы у меня был записан в блокноте, поэтому я сразу направился туда.

Дверь мне открыла миловидная женщина за тридцать.

— Здравствуйте, — улыбнулась она, завидев меня. — А вы к кому?

— Здравствуйте, — поздоровался я без намёка на улыбку. — Я классный руководитель вашей дочери, и мне нужно поговорить с вами и вашим мужем. Разрешите войти?

Женщина наморщила лоб и посторонилась. Из зала послышался мужской голос:

— Варвара, кто там пришёл?

— Женя, это классный руководитель нашей дочери. Поговорить хочет.

Я вошёл в квартиру, а из зала вышел лысеющий, но ещё довольно крепкий мужик в рубашке и вязаном жилете.

— Что опять она натворила? — грозно нахмурив брови, спросил он вместо приветствия.

— Ваша дочь ничего не натворила, — ответил я. — С ней сотворили.

Чаю мне не предложили, как и не пригласили в гостиную. Мы стояли в прихожей и говорили там же.

Я в общих чертах поведал историю Юли и пока говорил, следил за лицами её родителей. Мать испугалась, еле сдерживала слёзы, но не смела и слова сказать — всё время оглядывалась на мужа.

Реакция отца Юли была неоднозначная. За дочь он тоже переживал. Это было видно, но почему-то изо всех сил пытался это скрыть. Строил из себя непонятно кого. Хотя реакция отца на новость должна быть вполне очевидна.

— Грязная девка, — выплюнул он, когда я закончил. — Допрыгалась. Вот кара и настигла её. Где она? Ей надо быть дома, принять наказание и переосмыслить своё поведение, может, хоть тогда…

Закончить у него не вышло, потому что я оказался возле него и от души прописал ему хук справа. Мужик осел на пол и схватился за челюсть. Я присел перед ним на корточки и сгрёб его за рубашку, подтянул к себе.

— Твою дочь могли сегодня убить, — тихо и неестественно спокойно проговорил я. — Отморозок поиздевался над ней, сломав ей психику на всю оставшуюся жизнь. Ей теперь с этим предстоит жить всегда. И что делает отец этой напуганной и сломленной девочки? Правильно, пытается её добить, чтобы она окончательно возненавидела и себя, и всех мужчин заодно. Ты, бл, совсем мозг поплавил в своей секте, олень?

— Ты что себе позволяешь, учитель? — прошипел в ответ отец Юли. — Да ты завтра же вылетишь из школы. Да тебя никуда больше в городе на работу не возьмут. Наказание за свои деяния должен понести каждый, а Юля сама виновата, что хвостом крутила…

— Наказание, говоришь. Хорошо, — кивнул я. Повернул голову и посмотрел на мать Юли. — Где у вас подвал?

Женщина испуганно вытянула руку и указала на неприметную дверь дальше по коридору.

Я встал и, не отпуская рубашку отца Юли, волоком потащил его к подвалу. По дороге он попытался возмутиться и сопротивляться. Пришлось несколько раз остановиться и прописать ему парочку боковых внушений, чтобы успокоился. Мужик внял и больше не сопротивлялся. У самой двери я остановился и отпер её. Вздёрнул отца девчонки на ноги, развернул лицом к дверному проёму и пнул ногой под зад. Вскрикнув, он кубарем полетел на пол. Приземлившись, затих. А потом послышались сдавленные стоны, копошение и кряхтение.

— Посиди пока здесь, — сухо проговорил я. — Очистись и подумай о своём поведении.

Закрыв дверь на ключ, который торчал в замке, я развернулся и подошёл к женщине.

— Выпустишь — урою, — всё с той же интонацией сказал я. — Усекла?

— Усекла, — закивала она.

— И прекращайте вы хернёй маяться. Лучше сходите в какой-нибудь шахматный клуб или книжный, если скучно. Вам мозги промыли, так вы ещё и дочке по ушам ездите. А теперь собери быстренько вещи ребёнка, ей переодеться не во что.

Женщина часто-часто закивала и почти бегом пошла в комнату дочери, но возле двери остановилась и робко спросила:

— Как она? С ней всё хорошо?

Я приподнял бровь. И это спрашивает человек, которому я только что рассказал всю историю от начала до конца.

— Сама-то, как думаешь? — ответил я вопросом на вопрос.

Всхлипнув, женщина отвернулась и побежала в комнату.

Я же встал спиной к стене и прикрыл глаза, пытаясь урезонить внутреннюю бурю. Что не так с человеческой природой? Почему всегда есть червоточина?

Вот взять, хотя бы Самойловых. Вижу же, что живут они неплохо. Красивый, большой дом. Значит, с работой всё хорошо. Внешне красивая, достойная пара. Дочь-красавица. Так какого хрена не хватает?

Я выдохнул и отлип от стены, заслышав приближающиеся лёгкие шаги.

— Вот, — протянула мне рюкзачок мать Юли. — Вы передайте ей, пожалуйста, чтобы она возвращалась домой.

Я посмотрел на женщину долгим, немигающим взглядом, под которым она поёжилась и отступила на шаг.

— Юля вернётся домой, но позже. Когда будет к этому готова и когда захочет этого сама.

Схватился за ручку и открыл дверь. Сделал шаг за порог, но остановился. Не оборачиваясь, бросил через плечо:

— То, что случилось с Юлей, не её вина. В этом виновата ты с мужем и тот урод. Подумай об этом. А ещё о том, как будешь вымаливать прощение у дочери, когда до тебя дойдёт всё.

Сказав это, я вышел и не оборачиваясь пошёл прочь от этого дома. Думаю, рано или поздно до них дойдёт, а пока они постигают истину, их дочь поживёт у матери. Ну а я… Я займусь всем остальным.

Домой я вернулся уже затемно. Самойлову мать определила пока в мою бывшую комнату. Там она и сидела, когда я вернулся. Подойдя к двери в комнату, я слегка постучал.

— Заходите, — послышался голос Юли.

Я вошёл и показал рюкзак в руках.

— Доставка вещей прибыла. Получите — распишитесь, — улыбнулся я.

Самойлова тоже улыбнулась в ответ. Она сидела на кровати, обхватив колени руками и положив на них подбородок.

— Спасибо вам, Егор Викторович. За всё, — не глядя на меня, проговорила Юля.

— Не за что, — отозвался я, прошёл в комнату и положил рюкзак на стул. — ну, ты это… Отдыхай. Если что-то нужно будет, ты не стесняйся и говори об этом Зое Валентиновне. Она не откажет.

— Я знаю, — проговорила Самойлова. — У вас очень хорошая мама.

— Ага. Добрых снов, Юля. Завтра зайду снова.

Я был уже у двери, когда меня догнала неожиданная просьба.

— Егор Викторович, посидите со мной, пожалуйста. Они все здесь, — она сжала свою голову ладонями, — и я не могу уснуть. А, когда вы рядом, они уходят.

Прикрыв дверь, я вернулся к Самойловой и придвинул кресло к кровати. Сел.

— Посижу. Спи давай. Тебе нужен отдых.

Юля улеглась под одеяло. Укуталась так, что только макушка и кончик носа торчали. Поёрзала немного, укладываясь и вроде затихла. Я откинулся в кресле и тоже прикрыл глаза, давая передышку мозгу и телу.

— Егор Викторович, — заговорила Юля.

— М?

— Я ведь буду в порядке?

Я открыл глаза и посмотрел в потолок. Сказать ей, что никогда она уже не будет в порядке и всё, что произошло, будет маячить где-то глубоко внутри, как оживший мертвец? Сказать ей, что теперь всегда будет «до» и «после»? Много чего можно было бы сказать. Но я выбрал то, что она хотела услышать.

— Конечно, будешь, Юля. Даже не сомневайся в этом.