Мгновения жизни отца народа

- Тетя Маша, папа приехал, - и тут же выбегает встречать.

76

Входит Сталин с дочерью на руках, опускает ее на пол.

- Добрый вечер, Мария.

- Добрый вечер, Иосиф. Света, сбегай на кухню, скажи тете Моте, что

папа приехал, - Сталину. - Ты сегодня рано.

- Хотел на детей глянуть, пока не спят. Что нового?

- Ездила сегодня в школу. Директор сначала насторожился, но я

объяснила, что я жена брата твоей первой жены, помогаю тебе с детьми, и он

успокоился. Светланой и Артемом все довольны, а Вася, все же, на уроках

часто невнимателен, а на переменах сильно шалит, - Складывает вязание. -

Иосиф, я встретилась случайно с подругой, зашла на чай, подошла еще одна

женщина, поговорили, и остался очень плохой осадок.

- В чем дело?

- Оказывается, 7 декабря, когда вся страна оплакивала в трауре смерть

Сергея Мироновича, нарком внешней торговли Розенгольц устроил прием в

честь французского министра торговли, а после ужина были танцы и пляски

до утра. А 8-го во французском посольстве был дан ответный прием только с

ужином, танцев не было. И вся Москва сегодня говорит, что у французов

больше совести, чем у нашей кремлевской знати. Извини, это сплетни, но

осадок остался тяжелый, Пойду на кухню, помогу Моте приготовить.

Сталин задумчиво опустился на стул и забарабанил пальцами по столу.

- М-да! Больше совести…

Глава 2. ГРАЖДАНСКИЙ ВОЖДЬ

4 мая 1935 года,

прием в честь выпускников военных академий,

вечер

В президиуме сидели Молотов, Ворошилов и Буденный, Сталин стоял

на трибуне.

- В кругу военных надо говорить о делах военных. Я скажу о другом, но и это тоже дело военных, - после небольшой паузы, продолжил он свою

речь. - Слишком много говорят у нас о заслугах руководителей, о заслугах

вождей. Им приписывают все, почти все наши достижения. Это, конечно, неверно и неправильно. Дело не только в вождях.

Раньше мы говорили, что «техника решает все». Этот лозунг помог

нам в том отношении, что мы ликвидировали голод в области техники и

создали широчайшую техническую базу во всех отраслях деятельности для

вооружения наших людей первоклассной техникой. Это очень хорошо. Но

этого далеко не достаточно... Чтобы привести технику в движение и

использовать ее до дна, нужны люди, овладевшие техникой, нужны кадры, способные освоить и использовать эту технику по всем правилам искусства...

Вот почему старый лозунг «техника решает все»... должен быть теперь

заменен новым лозунгом, лозунгом о том, что «кадры решают все».

Можно ли сказать, что наши люди поняли и осознали полностью

великое значение этого нового лозунга? Я бы этого не сказал.

77

Равнодушное отношение некоторых наших руководителей, вельмож-бюрократов, к людям, к кадрам и неумение ценить людей является вредным

пережитком... Если мы хотим изжить с успехом голод в области людей и

добиться того, чтобы наша страна имела достаточное количество кадров, способных двигать вперед технику и пустить ее в действие, мы должны, прежде всего, научиться ценить людей, ценить кадры, ценить каждого

работника, способного принести пользу нашему делу.

Есть среди наших руководителей и такие умники, которые подбирают

себе в заместители замухрышек, чтобы те их не подсидели, но от этого у

таких руководителей ничего не получается. Поэтому вы не имеете права

бояться за свои должности, вы обязаны разыскивать, обучать и продвигать

вверх всех своих способных подчиненных!

Ведь это среди наших тогдашних вождей нашлись люди, которые

после первых же затруднении стали звать к отступлению... Они говорили:

«Что нам ваша индустриализация и коллективизация, машины, черная

металлургия, тракторы, комбайны, автомобили? Дали бы лучше побольше

мануфактуры, купили бы лучше побольше сырья для производства ширпо-треба и побольше бы давали населению всех тех мелочей, чем красен быт

людей. Создание индустрии при нашей отсталости, да еще первоклассной

индустрии, — опасная мечта». И нашей опорой были не эти вожди, нашей

опорой были обученные, как вы, целеустремленные кадры.

И теперь у нас есть не только мануфактура, но и авиация, и танки…

12 мая 1935 года,

МХАТ, спектакль «Дни Турбиных»,

вечер

По окончании спектакля, Сталин и Молотов поднялись со своих кресел

в правительственной ложе и стоя аплодировали вышедшим перед закрытым

занавесом артистам. По выходу в коридор, их вместе с охраной встретил

работник Наркомата иностранных дел.

- Товарищ Сталин, товарищ Молотов, товарищ Литвинов просил

сообщить вам, что по сведениям, поступившим от нашего посла из Варшавы, умер Пилсудский.

- Он уже давно болел, - покачал головой Молотов.

Пошли со Сталиным по коридорам театра к выходу.

- Не знаешь, как и отнестись, - задумчиво сказал Сталин. - С одной

стороны Пилсудский явный и ярый враг не просто СССР, а России. А с

другой стороны, как не смотри, а был выдающейся личностью. Помню, если

он приезжал на фронт, так и поляки начинали драться отчаянно.

- Да и после прихода Гитлера к власти, он все же начал склоняться в

нашу сторону. Не сильно, конечно, но кое-какие шаги предпринимал. Что

теперь будет, кто придет к власти в Варшаве и куда повернет Польшу?

- Кстати, нам полагается послать соболезнование.

- Пошлем от правительства? – вопросом предложил Молотов.

Сталин после некоторого раздумья.

78

- Пожалуй, нет. Не поймут нас. Не поймут и коммунисты, и

капиталисты. Литва все время к нам жмется, а она ненавидит и Польшу, и

Пилсудского за то, что те в 1920 захватили у Литвы ее столицу – Вильно.

Выразим сильно горячее сочувствие, литовцы обидятся. А нам лучше

литовская синица в кулаке, чем призрачный польский журавль в небе.

Давай обычный дипломатический этикет.

- Соболезнование от нашего наркомата иностранных дел их

министерству иностранных дел? – уточнил Молотов.

- Да, этого будет достаточно.

Вышли на улицу к машинам. Молотов открыл двери своей машины, Сталин остался, явно кого-то ожидая.

- Ты не едешь?

- Я подожду детей, они тоже смотрели спектакль. Впрочем, думаю, что

нашему послу в Польше надо поручить, чтобы он возложил венок к гробу от

правительства СССР. Великий был враг, но и великий государственный

деятель, - всё же решил Сталин.

Подошли Василий и Артем, поздоровались с Молотовым и сели в

машину, Сталин попрощался и тоже сел. В машине спросил ребят.

- Ну и как вам понравился спектакль?

- Я не понял: там война, но красных нет, одни белые, какие-то хорошие

люди, но почему-то они воюют, а с кем — не понятно, - ответил Артём.

- А знаешь почему? – задумчиво ответил Сталин. - Красные и белые —

это только самые крайности. Никогда не думай, что можно разделить людей

на чисто красных и чисто белых. Это только руководители, наиболее

грамотные, сознательные люди. А масса идет за теми или другими, часто

путается и идет не туда, куда нужно идти.

А Булгаков смело показал, что герои были не только на стороне

Красной Армии. Герои — это те, кто любит свою Родину больше жизни. А

такие, к сожалению, воевали не только на нашей стороне, - немного

задумался и уже бодрым голосом спросил. - Ладно, вы кем будете, когда

вырастите?

- Красными командирами! – не сговариваясь и не колеблясь, ответили

оба.

Ух ты! Молодцы! А какой школьный предмет для командира самый

важный?

- Математика и физика, - тут же заявил спортивный и поджарый

Василий, не сильно ладивший с точными науками.

- И физкультура, - дополнил более рыхлый и страдающий от этого

Артёмка.

- Нет. Русский язык и литература. Ты должен сказать так, чтобы тебя

поняли. Надо сказать коротко, часто в чрезвычайных условиях боя. И сам ты

должен понять сказанное тебе. Военному выражаться надо ясно и на письме, и устно. Во время войны будет много ситуаций, с которыми в жизни ты не

сталкивался. Тебе надо принять решение. А если ты много читал, у тебя в

79

памяти уже будет подсказка, как себя вести и что делать. Литература тебе

подскажет…

10 января 1936 года,

Берлин, военное министерство

вторая половина дня

За длинным столом, на котором не лежало ни единого документа, сидел десяток немецких генералов, некоторые исподлобья и весьма

скептически посматривали на Гитлера. Гитлер стоял в торце стола и хорошо

это видел. Ничего не поделаешь – они понимают, что Гитлер будет

предлагать им войну. Да, они оскорблены незаслуженным поражением в

Первой мировой войне, но их пугает и будущая война, тем более, что армия

Германии только-только начала возрождаться. Задача Гитлера – влить в

генералов оптимизм! И он не спеша начал.

- Кто говорит, что я собираюсь начать войну, как сделали эти дураки в

1914 году? Разве все наши усилия не направлены к тому, чтобы избежать

этого? Люди в большинстве своем совсем лишены воображения. Они слепы к

новому, к незнакомым вещам. Даже мысль генералов бесплодна. Они

барахтаются в паутине технических знаний. Созидающий гений всегда выше

круга специалистов.

Что такое война, как не использование хитрости, обмана, заблуждений, ударов и неожиданностей? Есть более глубокая стратегия — война

интеллектуальным оружием. Зачем мне деморализовать противника

военными средствами, когда я могу достичь того же самого лучше и дешевле

другими путями?

Место артиллерийской подготовки перед атакой пехоты в позиционной

войне в будущем займет революционная пропаганда, которая сломит врага

психологически, прежде чем вообще вступят в действие армии. Население

вражеской страны должно быть деморализовано, готово капитулировать, ввергнуто в состояние пассивности, прежде чем зайдет речь о военных

действиях.

Мы будем иметь друзей, которые помогут нам во всех вражеских

государствах. Мы сумеем заполучить таких друзей. Смятение в умах, противоречивость чувств, нерешительность, паника — вот наше оружие.

Через несколько минут Франция, Польша, Австрия, Чехословакия

лишатся своих руководителей. Армия останется без генерального штаба. Все

политические деятели будут устранены с пути. Возникнет паника, не

поддающаяся описанию. Но я к этому времени уже буду иметь прочную

связь с людьми в этих странах, которые сформируют новое правительство, устраивающее меня…

Мысль Гитлера – взорвать противника изнутри за счёт предательства –

была понятна генералам, но сумеет ли Гитлер организовать столько

предателей в странах-жертвах?

22 февраля 1936 года,

Москва

80

вторая половина дня

По заснеженному скверу идут Тухачевский и Ягода, за ними по дороге

медленно едут их автомобили. Они часто встречались на официальных

мероприятиях, им казалось, что они начали понимать друг друга, и последнее

время у обоих возникла потребность поговорить откровенно.

- Знаете, Михаил Николаевич, - неспеша начал Ягода, - что-то мне

подсказывает, что я могу быть с, вами, со знаменитым маршалом

Тухачевским, если не вполне, то достаточно откровенным.

- Это вам, случайно, не очередное агентурное дело на Тухачевского

подсказывает? – как бы в шутку спросил Тухачевский, но от Ягоды не

укрылись тревожные нотки, и он в душе удовлетворённо хмыкну – значит, разговор пойдёт с преимуществом Ягоды.

- Знаете, Михаил Николаевич, - Ягода расплылся в улыбке, искренность которой довёл до совершенства, - агентурные дела все в моей

власти – сегодня это дело есть, завтра его нет… И наоборот. А вы, наверное, имеете в виду тот случай 1930 года, когда два преподавателя академии имени

Фрунзе показали на очной ставке с вами, что вы вербовали их в заговор с

целью захвата власти? – Ягода решил додавить Тухачевского. - Ну, так ведь

это я, Генрих Ягода, тогда первый заместитель председателя ОГПУ, убедил

ЦК, что вы абсолютно чисты.

- Почему убедили? – Тухачевский, в отличие от Ягоды, не умел

скрывать свою заинтересованность.

- А я профессионал, только, в отличие от вас, Михаил Николаевич, я

достиг своего потолка и мне не нужны никакие иные должности. Та власть

будет в государстве, эта власть будет в государстве, а хороший министр

внутренних дел любой власти будет нужен. Не так ли?

Тухачевский с интересом посмотрел на Ягоду, не веря в то, что у

Ягоды нет карьеристских устремлений.

- Это, безусловно, - даже несколько нерешительно подтвердил он и

задал вопрос «в лоб». - А что вам в этой власти не нравится?

Ягода несколько поморщился от такой прямолинейности, но ответил

неожиданно для Тухачевского.

- Ее несправедливость. Ну, к примеру, вот вы выдающийся маршал (я

говорю это без лести) и профессионал. Можете вы подтвердить, что вы

имеете от власти то, что обязан иметь маршал и профессионал?

Ягода многое знал о делишках Тухачевского, поэтому бил наверняка.

Тухачевский презрительно усмехнулся.

- Сомневаюсь, чтобы в какой-нибудь еще стране маршал тратил

столько времени, чтобы получить из Парижа флакон приличного одеколона

или пару бутылок приличного коньяка.

- Да ведь и я о том, - охотно подхватил Ягода. - Хватит нам потрясений

и рывков. Мы, элита государства, мы должны обеспечиваться так, как наши

коллеги за рубежом, а с учетом размеров страны и ее специфики, еще и

лучше! Но разве у нас ценят профессионалов? Настоящих профессионалов!

81

Понимаете, когда мне говорят: «Маршал Тухачевский», - мне все

понятно. Да, это маршал. Но когда мне говорят: «Маршал Ворошилов, маршал Блюхер, маршал Буденный», - то я не знаю, смеяться мне или

плакать. Ну, какой Блюхер маршал? А Ворошилов? Нет, я очень уважаю

Семен Михалыча Буденного, это прекрасный командир кавалерийского

полка, но разве маршалы командуют полками?

Тухачевский усмехнулся, не замечая, что улыбка получилась очень

самодовольной.

- Генрих Григорьевич, этика не позволяет мне обсуждать достоинства

своих коллег.

- А все почему? – не обратил внимания на показную скромность Ягода.

- Каков поп, таков и приход! Я глубоко уважаю духовные семинарии, но их

выпускников готовят для руководства церковным приходом, а не

руководства страной.

- Если я правильно помню, то и семинарское образование было не

окончено…

- Вот, вот. Государством должны руководить профессионалы, а не

недоучившиеся попики, - Ягода махнул рукой водителю своей машины, чтобы подъезжал. - Да, кстати, не убивайте свое ценное время на этот

одеколон. Пришлите мне с адъютантом записочку: духи, шампанское или

модное платьице для жены…, - Ягода ухмыльнулся, - или родственницы …из

лучших магазинов Парижа через три дня будут у вас.

- Чем обязан?

- Да ни чем. Я просто убедился, что вы профессионал и понимаете, что

министр внутренних дел, он всегда министр внутренних дел.

Тухачевский, пожимая руку на прощание, с явным облегчением.

- Это, безусловно!

-. И я считаю, что мы положили начало более тесной дружбы, скажем

так, между моими друзьями и вашими друзьями, - сделал паузу и

подчеркнул. - Особенно, немецкими.

Тухачевский упёрся в Ягоду изучающим и встревоженным взглядом.

Он просто не ожидал, что Ягоде может быть что-то известно, о его

нелегальной связи с немецким Генштабом и обещании немцев поддержать

заговорщиков в России.

- И это тоже, безусловно! – подтвердил Тухачевский, ликуя внутри.

То, что в их ряды встал и нарком НКВД, делало успех заговора

практически безусловным. Требовалось только расширить заговор за счёт

рядовых членов, которых пока сильно не хватало.

1 марта 1936 года.

Кремль.

вечер

Сталин вошёл в небольшой зал, в котором его ожидали журналист, фотограф, стенографист, помощники. Сталину тут же представили: «Леон

82

Уилсон, политический обозреватель американского газетного объединения

«Крипс-Гудвин ньюспейперс»».

- Добрый день, господин Уилсон! – Сталин поздоровался с искренней

улыбкой.

- Добрый день, господин Сталин! – Уилсон не стал терять время и тут

же начал с просьбы. - Господин Сталин, не мог бы наш фотограф

сфотографировать нас для газет нашей корпорации?

- Пожалуйста.

Сталин позирует вместе с Уилсоном, после чего фотограф уходит, а

Сталин с Уилсоном и переводчиком садятся за низкий стол, невдалеке за

таким же столиком устраивается стенографист с блокнотом.

- Господин Сталин, ваш помощник сообщил мне, что вы ответите всего

на три моих вопроса, объясняется ли это вашей большой занятостью?

- Это первый вопрос? – улыбнулся Сталин.

Уилсон засмеялся.

- Нет, нет, господин Сталин, я снимаю этот вопрос.

Однако, в связи с этим лимитом, я вынужден задать вам только

трудные вопросы.

Итак, первый вопрос. Господин Сталин, вы считаетесь в мире самым

могущественным диктатором и, должен сказать, что в этом легко убедиться, приехав в Советский Союз. Везде, порою, даже в самых неподходящих

местах висят ваши портреты, стоят бюсты (я видел крайне уродливые), высятся памятники. Перед приездом в СССР я побывал в Германии и

Италии, и должен сказать, что там нет такого обилия портретов ни господина

Гитлера, ни господина Муссолини.

Как вы сами относитесь к такому тиражированию вашего образа?

- Крайне отрицательно! – жестко ответил Сталин. - Но хотя вы назвали

меня диктатором и даже сравнили с Гитлером и Муссолини, но я далеко не

все могу. В данном случае, ничего не могу поделать с этим безумием моего

возвеличивания по трем причинам.

Во-первых. У нас в стране удалось разрешить большую задачу, за

которую поколения людей бились целые века - освобождение от

эксплуатации, а это вызывает огромнейший восторг. Слишком люди рады, а

во мне они видят собирательное понятие и разводят вокруг меня костер

восторгов телячьих.

Говоришь им – нехорошо, не годится это! А люди думают, что это я

говорю из ложной скромности.

Народ у нас еще отстает по части общей культурности, поэтому

выражение восторга получается такое. Восторги растут бурно и некрасиво.

Что касается плохого качества бюстов, то это делается не только

намеренно (я знаю, это бывает), но и по неумению выбрать. Я видел, например, в первомайской демонстрации портреты мои и моих товарищей: похожие на всех чертей. Но несут люди с восторгом и не понимают, что

портреты не годятся.

83

Во-вторых. Основную массу моих портретов и бюстов заказывает

бюрократия. Это область карьеризма, своеобразная форма «самозащиты»

бюрократов: чтобы не трогали, надо бюст Сталина выставить.

Ко всякой партии, которая побеждает, примазываются чуждые

элементы, карьеристы. Они стараются защитить себя по принципу мимикрии

– бюсты выставляют, лозунги пишут, в которые сами не верят.

Ну, и наконец. Может вам, гражданину США это и не понятно, но

когда народу какой-либо страны нужно объединиться, ему требуется знамя, некто, по наличию кого простые люди отделяли бы своих от чужих. Отсталая

часть народов Германии и Италии под знаменем Гитлера и Муссолини

объединяется для эксплуатации других народов, а народ Советского Союза

объединяется, чтобы его не эксплуатировали. Это разные вещи. Народ

Советского Союза выбрал знаменем меня. Что мне остается делать?

Отказываться?

Мне остается вести себя так, чтобы на этом знамени не было грязных

пятен по моей вине.

Уилсон, как бы «пережевав» в уме ответ Сталина.

- Спасибо за исчерпывающий ответ, господин Сталин. Знаете, когда я

ехал в СССР, то даже не предполагал, что мне может прийти в голову вопрос, который я вам сейчас задам. Но я долго ждал встречи с вами и за это время

познакомился с государственным управлением СССР. И вдруг с ужасом

понял, что перестал что-либо понимать.

Вынужден пояснить вопрос. Видите ли, диктатор обязан иметь такую

должность, которая предоставляет в его распоряжение и подчинение

существенную силу, а уже эта сила обеспечивает подчинение остального

народа диктатору.

Нет нужды приводить в пример южноамериканские страны. Возьмем

Европу.

Ваш сосед, недавно умерший, диктатор маршал Пилсудский опирался

на такую силу – он возглавляя польскую армию, кроме этого он был и

премьер министром – официальным главой Польши. Господин Гитлер

опирался на силу штурмовых отрядов, кроме этого, он канцлер – глава

Германии. Господин Муссолини опирается на силу вооруженных отрядов

чернорубашечников, кроме того, он премьер-министр, то есть, официальный

глава Италии. Кроме этого, господа Гитлер и Муссолини занимают

официальные должности вождей своих партий, то есть, опираются на силу

партий.

И я думал, что и у вас есть должность, которая дает вам власть над

какой-либо силой. Но к удивлению выяснил, что вы не имеете права дать

приказ даже деревенской пожарной команде. Оказалось, что главой СССР

является господин Молотов, спикер вашего парламента господин Калинин, а

должности вождя в вашей партии вообще нет! Оказывается, вы не

законодатель партии, а всего лишь ее исполнитель, кроме этого, у вашей

партии, оказывается, есть еще четыре таких исполнителей, как вы!

84

Это уму непостижимо! Вся страна увешана портретами человека, который никому ничего не может приказать!

- Почему же это не могу? – усмехнулся Сталин. - Я могу любому

коммунисту приказать исполнить решение Центрального Комитета партии и

ее Политбюро…

- Это не то и вы меня поняли, - несколько раздражённо прервал

Сталина Уилсон. - Не ускользайте от ответа! Господин Сталин, я, как и вы, тоже не имею в своем подчинении даже пожарной команды, расскажите мне

скорее, как стать диктатором США, не имея никакой власти ни над кем?

Сталин коротко хохотнул шутке Уилсона.

- Как стать диктатором, расспросите у Гитлера и Муссолини, впрочем, вы только что прекрасно сами рассказали, что для этого надо.

- Тогда я поменяю вопрос. Как стать тем, кем являетесь вы в СССР?

- Полагаю, что совет, стать марксистом-ленинцем, вам не подойдет…, -

Сталин начал задумчиво.

- В США это точно не прокатит, - тут же подтвердил Уилсон.

- Я член двух коллегиальных органов: ЦК, состоящего из 140 человек, из которых половина имеет решающий голос, и Политбюро, состоящего из

10 человек. По каждому вопросу, эти коллегиальные органы принимают одно

решение. Но самому этому решению дает главную идею, как правило, один

человек. Так вот, тот член этого органа, за проект решения которого чаще

всего голосует большинство коллегиально органа, со временем приобретет

особый статус…

- Черт побери! – воскликнул Уилсон, озарённый догадкой. -

Неформальный лидер коллегиального органа станет вождем страны!

Решения коллегиального органа станут решениями этого человека, то есть, наоборот, решения этого человека станут решениями коллегиального органа.

Это же так просто!!

Сталин, вздохнув.

- Очень не просто, кроме того, коллегиальный орган не обязан

принимать только эти решения, и вполне может принять и решение, идею

которых предложит другой член этого органа. Я, может, и отличаюсь от

других только тем, что даже такое решение (против которого я голосовал) потом исполню добросовестно, настолько добросовестно, что никто не будет

знать, что это и не мое решение.

- Господин Сталин, а как давать проходную идею по рассматриваемым

коллегиальным органом вопросам – как стать его неформальным лидером?

- Это третий вопрос?

Уилсон нарочито вздохнул.

- Чувствую, господин Сталин, мне не скоро придется стать вождем

США, поскольку третий вопрос мне поручили задать владельцы корпорации.

И я не могу его не задать.

- Задавайте, - и Сталин облегчённо вздохнул от того, что не придётся

говорить о том, о чём он стеснялся говорить.

85

Дело в том, что с юных лет Сталин чувствовал себя глупцом, если не

понимал, о чём говорят или пишут люди. Он видел, что множество людей

слушает и даже произносит слова, не понимая их смысла, но при этом

спокойно чувствуют себя умными людьми. Сталин так не мог – так ему было

не интересно, и он всегда стремился понять суть того, о чём ему приходилось

слушать. Сталин читал, читал, читал, узнавая новое и новое. И очень скоро

ему стало уже интересно узнавать подробности всего, что делалось в стране

и мире. Он каждый день находил время прочесть 300-400 страниц какой-нибудь книги, но так как со временем во всех книгах ему уже многое стало

знакомым и понятным, то он часто просматривал гораздо больше страниц. В

1931 году он залечивал тяжелое воспаление лёгких в санатории на Кавказе, врачи советовали ему развлечь себя чтением чего-нибудь «лёгкого». Но у

Сталина болела голова о недостаточности развития производства стали в

СССР, и он попросил жену прислать ему учебники «Рабочий техникум по

черной металлургии», а заодно и «Рабочий техникум по электротехнике». А

прочитав, сам удивился тому, с каким интересом он читал эти учебники - как

иные люди читают любовные романы или детективы. Он понимал, что от

накопления массы практических знаний у него возникло превосходство

перед товарищами по Политбюро - именно поэтому они чаще всего

принимают его варианты решений и смотрят на него, как на вождя. Но разве

пояснишь американцу, что читать надо больше? Он же сочтёт, что ты над

ним издеваешься.

- Вы заинтриговали весь западный мир, - начал Уилсон. - В СССР

разрабатывается

новая

конституция,

предусматривающая

новую

избирательную систему. В какой мере эта новая система может изменить

положение в СССР, поскольку на выборах по-прежнему будет выступать

только одна партия?

- Мы примем нашу новую конституцию, должно быть, в конце этого

года. Как уже было объявлено, по новой конституции выборы будут

всеобщими, равными, прямыми и тайными. Избирательные списки на

выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, но и

всевозможные общественные беспартийные организации. А таких у нас

сотни.

Вам кажется, что не будет избирательной борьбы. Но она будет, и я

предвижу весьма оживленную избирательную борьбу. У нас немало

учреждений, которые работают плохо. Бывает, что тот или иной местный

орган власти не умеет удовлетворить те или иные из многосторонних и все

возрастающих потребностей трудящихся города и деревни. Построил ли ты

или не построил хорошую школу? Улучшил ли ты жилищные условия? Не

бюрократ ли ты? Помог ли ты сделать наш труд более эффективным, нашу

жизнь более культурной? Таковы будут критерии, с которыми миллионы

избирателей будут подходить к кандидатам, отбрасывая негодных, вычеркивая их из списков, выдвигая лучших и выставляя их кандидатуры.

86

Наша новая избирательная система подтянет все учреждения и организации, заставит их улучшить свою работу.

Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в

руках населения против плохо работающих органов власти. Наша новая

советская

конституция

будет,

по-моему,

самой

демократической

конституцией из всех существующих в мире.

16 июня 1936 года.

Хабаровск,

вторая половина дня

Для жены командующего Особой Дальневосточной армией

Галины Блюхер этот день начался тревожно и непонятно. Четыре года назад

всего в 17 лет она вышла замуж за тогда уже 42-х летнего военного

диктатора Дальнего Востока СССР – Василия Константиновича Блюхера, год назад получившего звание маршала, - и была в крае самой важной

дамой, что чрезвычайно ей льстило. Но мужа, который годился ей в отцы, она и так побаивалась, всегда помня, что у того и до неё было две жены и

четверо детей, а когда он был сердит, боялась до смерти, никогда не будучи

уверенной, что это не она его рассердила. Сегодня Василий Константинович

был особо встревожен и не в себе. С проверкой армии приезжал главный

комиссар всей Красной Армии и заместитель наркома обороны Ян

Борисович Гамарник, который пять лет до 1928 года был партийным

руководителем Дальнего Востока и хорошо знал состояние дел и местные

условия. Но что-то пошло не так – перед отъездом они закрылись в

Василием Константиновичем в его домашнем кабинете и так кричали друг

на друга, что у Галины замирало сердце. Потом Гамарник уехал на вокзал, и

случилось совсем странное – Блюхер нарушил этикет и не поехал его

провожать. А сейчас маршал Блюхер сидел в кресле своего кабинета в

глубоком трансе, а Галине, стоявшей в коридоре и кусавшей себе губы, было за него страшно. Вдруг Блюхер вскочил, снял трубку телефона, подождал ответ и резко скомандовал.

- Срочно прицепить мой вагон к скорому на Москву! – положил

трубку и окликнул жену, тут же вбежавшую в кабинет - Галя, мне нужно

срочно догнать Гамарника. Я выезжаю.

- Но ты же с ним поругался…, - Галина ничего не понимала.

- Надо! – не дал ей разговориться Блюхер. - А ты готовься к

срочному отъезду из Хабаровска. Я тебе пришлю телеграмму. Если в

телеграмме будет: «Лида приезжает», - значит, мы в Хабаровске остаемся.

- А что – Лида приезжает? – у Галины от удивления полезли глаза

на лоб.

Блюхера и так раздражала заторможенность жены, а сейчас у него

просто не было времени.

- Нет, не знаю, не о Лиде речь! Если будет моя телеграмма о

приезде Лиды, значит все в порядке, - пытался втолковать Галине Блюхер. -

87

Но если будет: «Лида заболела», - значит, мы из Хабаровска уедем, но ты, на всякий случай, уже начинай собирать вещи.

- Куда уедем? – Галина ничего не понимала.

- Об этом потом, - раздражённо прервал разговор Блюхер, на

минуту поколебался, но потом снял с вешалки летний форменный плащ, поцеловал жену и вышел к уже ожидавшей его машине.

20 июня 1936 года,

станция Бочкарево-Чита,

раннее утро

Догнать вагоны Гамарника, цепляемые к скорым поездам, удалось

только после неоднократных телеграфных просьб остановиться и уже возле

Читы. По перрону от парящего паровоза до конца состава, прохаживался

заспанный адъютант Блюхера, чуть поодаль ждал дежурный по станции, к

нему быстро подошёл пришедший на работу начальник станции.

- Товарищ начальник! – взмолился дежурный. - Меня же выгонят!

Армейский комиссар Гамарник уже полчаса скорый держит!

- А что случилось?

- Да он в своем вагоне с маршалом Блюхером разговаривают.

Маршал его на нашей станции нагнал на московском…

Но и начальник станции не знал, что ему делать.

- Жди!

А в вагон-салоне Гамарника Блюхер спрашивал хотя и упавшим, но всё еще несогласным голосом.

- …Так, что делать-то, Ян Борисович?

- Ну, к примеру,… - задумался Гамарник, давайте объявим вашу

жену шпионкой, а вас заблудшим Ромео. Этим обелим вас: молодая

жена…ну, и так далее.

- Никогда! – возмутился Блюхер. - Она не только моя жена, но и

мать моего ребенка, и пока я жив, ни один волос не упадет с ее головы.

- Тогда с твоей лысой головы упадет скальп! – зло рявкнул

Гамарник.

Блюхер надолго замолчал, а потом выдавил из себя подавлено.

- Что я должен делать?

- Слушаться моих указаний и делать то, что и делал - расширять

круг сторонников.

- Хорошо…, - окончательно сломался Блюхер.

Блюхер спустился с вагона на перрон, дежурный замахал

флажком, Блюхер устало приказал подбежавшему адъютанту.

- Сходи на станцию, дай моей жене телеграмму: «Лида

приезжает». Запомнил? Приезжает! – почеркнул он голосом.

4 июля 1936 года,

Москва, Пленум ЦК

поздний вечер.

88

Вёл заседание Пленума Молотов. На трибуне Сталин, заканчивает

доклад по новой Конституции СССР.

- …Вот для чего необходимо разделение единой власти на

законодательную и исполнительную.

Завершая рассмотрение отличий проекта новой конституции от

действующей, хочу сказать, что проект новой конституции представляет

нечто вроде кодекса основных завоеваний рабочих и крестьян нашей

страны. Он послужит величайшим рычагом для мобилизации народа на

борьбу за новые достижения, за новые завоевания. Но для рабочих тех стран, где у власти не стоят еще рабочие, и где господствующей силой является

капитализм, наша конституция может послужить программой борьбы, программой действий.

Сталин под быстрые аплодисменты сложил листочки бумаги и

сошёл с трибуны, Молотов взял в руки карандаш.

-Есть желающие высказаться? Прошу записываться.

- Вопрос ясен. Обсуждать нечего. Давайте лучше перерыв.

Текст Конституции был разослан членам ЦК уже давно, они

должны были быть с ним знакомы, но так, чтобы ни одного вопроса?

Молотов ещё немного выждал и закрыл заседание ЦК.

Сталин и Молотов последними вышли из зала и медленно пошли

по коридору.

- По-моему, все идет хорошо, - не совсем решительно начал

Сталин. - Никто не высказался против моего доклада.

- А меня это тревожит, - не согласился Молотов. - Ведь никто, даже

после окончания заседания не поддержал проект Конституции. Боюсь, как

бы на не крутили кукиши в кармане. Они так привыкли к своей личной

власти, что на законы перестали обращать внимание. Они у себя на местах

сами себе закон, что им наша Конституция…

23 сентября 1936 года,

дорога из Мацесты,

полдень

На песчаной дороге застрял «Роллс-Ройс» Сталина. Шофер газует, из-под колёс летит песок, Сталин и Власик пытались вытолкнуть машину, но колёса всё глубже зарывались в песок. Наконец шофер заглушил мотор, вышел из машины и вынес приговор.

- Бесполезно! Сели на брюхо. Нужна лопата подкопать, а ее нет –

не взял.

- А говорил: «Короткая дорога, короткая дорога»! – возмутился

Власик, начальник охраны Сталина.

- Да мы же в позапрошлом году по ней ездили и ничего, - напомнил

шофёр.

- Товарищ Власик, попреками делу не поможешь, - вмешался

Сталин. - Нужна помощь. Вон что-то строят, надо попросить рабочих.

Власик скомандовал водителю:

89

- Беги!

Через несколько минут шофер вернулся с пятью рабочими с

лопатами, возглавляемыми пожилым бородачом. Увидев, кому именно им

надо помочь, рабочие сначала онемели, а потом недружным хором

поздоровались

- Здравствуйте товарищи! – ответил Сталин. - Вот застряли, прошу

помочь.

- Да тут так дорогу разбили, что теперь только на телеге и можно

проехать, – пояснил бородач. - Мы мигом!

Рабочие дружно бросаются к машине, начинают выбрасывать

лопатами песок из-под днища. Потом выталкиваю машину на твердое место.

- Сколько вы в день зарабатываете, товарищи? – спросил Сталин.

- Так ведь не при царе, товарищ Сталин, рубликов до 15 имеем, -

решил показать себя с сознательной стороны бородач.

- Это примерно 2 рубля в час, - прикинул Сталин, - работали где-то

полчаса, значит по рублю, - Вытаскивает потёртое портмоне, а из него

серенькую пятерку. Подает её бородачу. - Вот вам за работу.

- Да вы что, товарищ Сталин, как можно? – возмутился бородач. -

Да мы бы вас вместе с машиной на руках куда угодно отнесли забесплатно.

По русским обычаям брать за такую помощь деньги даже с

простого человека было нельзя. А тут сам Сталин! Сталин это знал – знал, что рабочим не полагается брать денег за оказанную ему помощь. Но ведь

Сталин был не простой человек, и не мог сделать то, что сделал бы простой

человек – когда-нибудь этим рабочим отплатить и своей помощью за

данную оказанную ему помощь. И оценивая, что же ему делать, Сталин

начал настаивать на своём.

- Так нельзя!- сказал Сталин, немного подумав. - Я тут отдыхаю, а

вы работаете. Вы силы тратили, машину вытаскивая, а труд должен быть

оплачен.

Рабочие разом загалдели.

- Да что тут за силы? Да мы с удовольствием. Не возьмем!

Сталин оказался в дурацком положении с пятеркой в руке. Он

нахмурил брови и сурово спросил.

- Кто тут из нас старший?

- Вы, товарищ Сталин, - признал бородач.

- Старших надо слушаться – берите! – потребовал Сталин.

Бородач нерешительно взял деньги, машина увезла Сталина, и

рабочие разом посмотрели на пятерку в руках бородача.

- Поделим по жребию – постановил бородач, - у кого окажется

короткая спичка, того и пятерка.

- А остальные скидываются на бутылку, - быстро сориентировался

рыжеватый рабочий.

Бородач, отсчитывая из коробка спички и отламывая у одной

конец, соглашаясь, поправил рыжего.

90

- Бутылки, однако, мало будет…

24 августа 1936 года,

дача Сталина в Сочи,

вечер

Сталин на улице, за круглым легким столом в плетеном кресле

просматривал бумаги. Напротив, в таком же кресле сидел Берия и тоже

читал документ, а прочитав с сомнением высказался.

- А ведь про измену или участие в заговоре тут ничего нет, одна

уголовщина.

- Те суммы, которые он ворует при продажах СССР алмазов, не все

же на себя тратит, - пояснил природу своих подозрений Сталин. - Раскрыть

измену можно только силами НКВД, а Ягода – глава НКВД. Нужно сначала

его снять.

-Можно совет? – быстро предложил Берия.

- Слушаю.

- Просто снимать не стоит, нужно переместить Ягоду с поста

наркома внутренних дел на достаточно высокую должность, и преместить

под благовидным предлогом, чтобы не сильно спугнуть его и сообщников. И

основательно его деятельность расследовать, собрать улики. А уже потом

арестовать.

Сталин задумчиво посмотрел на Берию, взял лист чистой бумаги, быстро набросал карандашом и прочел вслух: «Нарком НКВД Ягода

оказался не на высоте: в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского

блока опоздал на 4 года. Предлагаю снять его с должности и назначить

наркомом связи».

- Так?

- Так, - согласился Берия. - А кто вместо него?

- Думаю, Ежов.

- Я его практически не знаю, - попытался вспомнить Берия.

Сталин затянулся из трубки.

- Если задуматься, то и я тоже. Но на постах в партийном контроле, да и сейчас, на посту секретаря ЦК, очень энергичен.

Подтянул к себе и начал изучать очередной документ, делая не нём

пометки карандашом.

26 ноября 1936 года,

Москва, Пленум ЦК

вторая половина дня.

Выступал Молотов.

- …Да, нам предстоит использовать новую избирательную систему.

Кандидатов

в

советы

наряду

с

организациями

нашей

большевистской партии будут выставлять также многочисленные у нас

беспартийные организации. Эта система облегчает выдвижение новых сил из

передовых рабочих, из крестьян и интеллигентов, которые должны прийти на

смену отсталым или обюрократившимся элементам, - предложение было

91

столь необычным для сидящих в зале, что вся сотня с лишним сидевших

членов ЦК невольно напряглась.

Не скрою, что при новом порядке выборов не исключается

возможность выборов кого-либо и из враждебных элементов, если там или

тут будет плоха наша агитация и пропаганда. Но и эта опасность, в конце

концов, должна послужить на пользу дела, поскольку она будет

подхлестывать нуждающиеся в этом организации и заснувших работников.

Такая система приведет к необходимому обновлению власти за счет

прилива новых сил, которые сменят отсталых, обюрократившихся

чиновников.

После пленума Сталин и Молотов опять последними вышли из зала

и пошли по коридору. Сталин начал, пытаясь скрыть тревогу.

- Очень хороший доклад.

- И опять без обсуждения - члены ЦК как будто его не слышали.

12 декабря 1936 года,

Москва, совещание идеологических работников ЦК,

полдень

Кабинет Сталина заполнен, люди сидят не только за столом

совещаний, но и на стульях вдоль стен, и на стульях, внесённых в кабинет.

Сталин последнее время донимал ревматизм, ему было легче переносить

боли, когда он двигался, а не стоял или сидел, вот и сейчас он петлял между

стульями, ругая себя за то, что не перенёс совещание в более просторный

зал, и одновременно слушал очередного выступающего.

- …и я думаю, что выражу общее мнение, собравшихся здесь

товарищей, что Сталинская конституции, принятая 5 декабря этого года, воодушевила партию и весь советский народ на новые свершения на нашем

пути к победе коммунизма.

Сталин внутренне поморщился – дежурные слова, дежурные фразы.

Идеологический аппарат ЦК на глазах разучивался говорить нормальным

человеческим языком. Он повернулся и вопросительно посмотрел на

сидящего за столом Мехлиса, тот увидел этот взгляд и, не вставая, возразил.

- Я не согласен с докладчиком. Народ и партия в своей массе не

поняли, что это такое - Конституция, кому и зачем она нужна, а руководящие

работники партии в своей массе восприняли Конституцию настороженно, если не сказать, враждебно.

Это мнение ошарашило, и сначала возникла пауза, а затем сразу

несколько голосов возмутилось: «Как такое может говорить главный

редактор газеты «Правда»!». Это чушь! Конституция воспринята с

невиданным энтузиазмом!»).

- Это мое мнение, - добавил Мехлис, тем не менее, добавил тоном, не оставляющим сомнений в его полной уверенности в этом своём мнении.

- Товарищ Мехлис, а на чем ваше мнение основано? – спросил

Сталин.

92

- На анализе корреспонденций и писем в редакцию. Мертвая

казенщина. Написали потому, что должны были написать. А писем, являющихся порывом души, практически нет.

Вдаваться в подробности никто не стал, выступил ещё с десяток

человек с конкретными примерами, выступление Мехлиса понемногу

отошло на третий план. Тем не менее, когда совещание закончилось, Сталин

задержал его и, дождавшись, когда они останутся одни, с улыбкой симпатии

начал.

- Товарищ Мехлис, на вас поступил донос, что вы за шесть лет

работы главным редактором газеты «Правда», ни разу не были не только в

отпуске, но и в воскресенье работаете. Из доноса следует, что вы за это

время несколько раз болели так тяжело, что вас увозили из кабинета в

больницу, но вы из больницы возвращались не домой, а в кабинет. Что мы

должны сделать, чтобы товарищ Мехлис поехал в санаторий подлечиться и

отдохнуть? Обратиться в Лигу Наций?

- Товарищ Сталин, мне не интересно отдыхать, - скривился Мехлис.

- А мне интересно? Но я каждый год… или почти каждый год езжу

принимать ванны в Мацесте. И мой ревматизм затихает… - после паузы и

сухим деловым голосом. - …Как вы думаете, товарищ Мехлис, что еще

нужно предпринять, чтобы народ понял, что в Конституции записаны его

права, чтобы народ знал свои права и свободы и пользовался ими в обычной

жизни?

- Я думал об этом. Считаю, что изучение Конституции нужно

ввести предметом в школьную программу, чтобы человек с юности понимал, кто он, и что обязано ему дать его государство. И чем он своему государству

обязан.

- Правильно! У нас каждое поколение советских людей должно

быть более культурным, более развитым, нежели предыдущее. Я вот думаю, что и логику надо вернуть в школьную программу, - и снова с улыбкой и

нарочито строгим голосом - Товарищ Мехлис, я, властью секретаря ЦК

приказываю вам через три дня убыть в санаторий не меньше, чем на месяц!

Вы меня хорошо поняли?

- Спасибо, товарищ Сталин, за заботу, - Мехлис был всё же тронут.

- Понял.

15 февраля 1937 года,

Москва, заседание Политбюро,

вторая половина дня.

В кабинете Сталина сидят Молотов, Калинин, Каганович и Микоян.

В составе Политбюро было до десятка действительных членов и несколько

кандидатов с совещательным голосом, но они редко собирались в полном

составе, поэтому вопросы решали те, кто присутствовал. А уж потом

технические работники собирали и мнение отсутствовавших.

Сталин докладывал очередной вопрос повестки.

93

- Комиссия партконтроля доложила, что в Лепельском районе

Белоруссии райисполком, чтобы выполнить план по денежным налогам и

натуральным поставкам, под видом взыскания недоимок, произвел

незаконную конфискацию имущества у крестьян, как у колхозников, так и

единоличников. Совсем обнаглела бюрократия на местах, забыла, что у нас

власть трудящихся! Комиссия предлагает отдать под суд шесть работников

райисполкома во главе с председателем. Я предлагаю к этому добавить

выговор наркому финансов СССР Гринько и предложить пленуму ЦК

Белоруссии переизбрать первого секретаря ЦК, - Сталин шлёпнул ладонью

по столу. - Круто? Нет, не круто! Или мы обуздаем эту бюрократическую

сволочь, или нам нечего называться коммунистами!

27 февраля 1937 года,

Москва, Пленум ЦК,

позднее утро.

Сталин на трибуне.

- Мне говорят: «Ну, зачем нам новый партийный устав, выборность

парторганов, отчетность партийных руководителей перед партийной массой?

Да есть ли во всем этом нужда? Мы же и так чистим партию».

Есть нужда!

Мы чистим партию, но не с того конца. Вот докладывает комиссия

партийного контроля результаты чистки партии по трем предприятиям

Москвы. Из 155 исключенных 62 исключили за пассивность. Из этих 155 две

трети работают на производстве больше десяти лет. 70 — слесари, токари, шлифовальщики, инженеры, техники. Из этих 155 122 — стахановцы. Мы

кого исключаем из партии?!

Между тем, огромные хозяйственные успехи СССР привели

партийный аппарат к одуряющей атмосфере зазнайства и самодовольства, атмосфере парадности и шумливых восхвалений. Современные вредители, обладающие партийным билетом, обманывают наших людей на

политическом доверии к ним, как к членам партии. В республиканских и

областных парторганизациях не хотят проверять партийных руководителей

не по их политическим декларациям, а по результатам их работы...

После окончания пленума Сталин и Молотов зашли в кабинет к

Сталину. Он достал из кармана блокнот.

- Я проанализировал прения по моему докладу. Я говорил только

путях совершенствования внутрипартийной демократии, а в ответ из 24

выступивших членов ЦК, 15 ни словом об этом не упомянули и убеждали

друг друга о необходимости борьбы с троцкизмом.

- Наши слова уходят в большинство членов ЦК, как в вату, -

согласился Молотов.

3 апреля 1937 года,

заседание Политбюро,

вечер

94

Из членов Политбюро присутствовали Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин, Косиор, Каганович и Андреев. Сталин только что

доложил очередной вопрос, Молотов принял у него проект решения и

поморщившись предложил.

- По Ягоде, по-моему, все ясно. Хватит ему гулять на свободе, пора

арестовывать и допрашивать. Предлагаю согласовать Ежову разрешение на

арест члена ЦК Ягоды, а секретарям ЦК получить разрешение членов ЦК на

вывод Ягоды из состава ЦК. Есть другие мнения?

- Других мнений нет, но Ягода потянет за собой такой хвост

сообщников, что ой-ой-ой…, - покачал головой Ворошилов.

- Не годится нам врагов жалеть! – рубанул фразу Каганович.

- Да я и не жалею…, - раздумчиво начал Ворошилов, - я боюсь, что

у меня в наркомате всплывут его сообщники.

11 мая 1937 год.

дача Сталина,

поздний вечер.

В начале прошлого века Иосиф Джугашвили, в те годы молодой

революционер, влюбился в сестру своего друга, Екатерину Семеновну, в

грузинском сокращении - Като. Была она из обнищавшего дворянского рода

Сванидзе и зарабатывала себе на жизнь трудом и прачки, и портнихи.

Екатерина ответила Иосифу взаимностью и в 1906 году молодые

обвенчались в Тифлисе (нынешний Тбилиси). В начале 1907 года Иосиф

выехал за границу для участия в V (Лондонском) съезде РСДРП, а там ему

поручили вести работу не в Тбилиси, а в Баку. И с июня 1907 года Сталин

живет и организовывает стачки в Баку, живет там до 25 марта 1908 года, когда его снова арестовывают и Особое Совещание при МВД империи

осуждает на ссылку в Сольвычегодск.

А 19 ноября 1907 года жена Сталина Като умерла от брюшного тифа, оставив Сталину младенца-сына Якова Джугашвили. После смерти матери, маленького Якова забирают к себе тесть с тещей в село Бадзи и до 1921 года

Яков жил в грузинском селе Баджи у своей бабушки по матери, ходил в

соседнее село Чребало в грузинскую школу, русского языка практически не

знал, и отца не видел. Вернувшись с фронтов Гражданской войны и получив, наконец, квартиру в Москве (в Кремле), Сталин забрал к себе и старшего

сына.

В квартире Сталина отдельной комнаты Яша не имел, поскольку

квартира была небольшой. Просто в большом коридоре стоял черный диван с

высокой спинкой, он был отгорожен простыней в качестве занавески. Это

был Яшин диван — его место. Здесь стоял стол, за которым он занимался.

Эта же комната в какой-то мере служила столовой всех, но только в случае

если был общий обед, на который собирались не часто.

Сталин к приезду Якова в Москву уже был женат, причем его

молодая жена Надежда была всего на 6 лет старше Якова, и у Сталина от нее

уже был ребенок. Сталин, разумеется, прилагал все усилия, чтобы сблизиться

95

со старшим сыном, нет сомнений, что и Надежда пыталась стать Якову

матерью. Но как они ни старались приблизить его к себе, Яков всё равно

чувствовал себя кем-то «вне» этой молодой счастливой семьи. Молодой

дикарь ревновал Надежду к своей родной матери, которой он совершенно не

помнил, ему было обидно, что отец пренебрег памятью о его матери и снова

женился. А вне дома положение усугубляло то, что Яков русский язык знал

очень плохо, его начальное образование было очень слабенькое. Ему

пришлось пойти в школу и учиться с детьми младше его, а они ещё и

усваивали лучше. Он стеснялся этого, чувствовал свою некоторую

ущербность, отец его жалел, но эта жалость гордому молодому грузину была

в тягость, и Яков, стремился обрести самостоятельность любым путём –

стремился стать кем-то, кто остальным людям важен сам по себе, а не как

сын одного из вождей государства.

Как ни странно, Яков, при наличии гордости, совершенно не имел

честолюбия – Яков не стремился стать в обществе кем-то заметным. Это

тоже крайне расстраивало отца, который не видел смысла жизни человека без

служения обществу. Успехи Якова в учебе (и в последующей работе) были

очень посредственные, правда, по общему мнению Яков оставался очень

добрым по натуре. Положение переростка, а он был на три года старше своих

одноклассников и лет на 5 старше основной массы студентов на своем

факультете, автоматически превращало его в некую наседку в окружении

цыплят, а это автоматически вырабатывало в нем чувство опекуна и

защитника своих школьных и институтских товарищей. Яков ни в меньшей

мере не был по природе туповат - если не требовалось знания русского языка

и предыдущих базовых знаний, то Яков демонстрировал незаурядный ум, к

примеру, был самым сильным шахматистом не только своей школы, но и в

последующем – своего института.

В школьные годы, то есть, в 20-е годы, то, что Яков был сыном

Сталина, не имело большого значения, поскольку роль Сталина была видна

узкому кругу людей, а на публике красовались совершенно другие вожди

революции, и Якову в этом смысле было легче, чем Василию. Но стремление

Якова стать самостоятельным и уйти из дома Сталина, не угасало, не угасало

стремление чувствовать себя взрослым, полноценным человеком, хотя ума

для того, чтобы им быть, еще не было. В это время Яков совершает очень

важный для понимания самого Якова поступок – один из тех, которые

прибавляют отцам седых волос.

В 1926 году, окончив среднюю школу (тогда 9 классов) и

электротехническую школу в Сокольниках, Яков объявил о своем желании

жениться на 16-летней девушке Зое Гуниной. По молодости не правильно

понимают цель брака - видят в нем только возможность жить с любимыми

половой жизнью на законных основаниях. Но взрослые-то цели брака

понимают правильно! Разумеется, Сталин был против этого глупого

поступка, глупого со стороны Якова, который еще не стал тем, кто может

96

обеспечить семью, и которому, по мысли Сталина, надо было еще получить

высшее образование.

Самолюбие Якова было уязвлено до крайности - что он скажет

девушке? Что отец ему, взрослому мужчине, запрещает на ней жениться??

Гордость Якова вошла в неразрешимый для него конфликт с сыновьим

долгом, ведь в те времена старшие поколения всех народов жили для детей, посему были детьми искренне уважаемы, но у грузин это уважение было

особо развито. Положение было безвыходное, и Яков находит единственный

для себя выход – Яков застрелился. Правда, большинство не связанных с

медициной людей уверено, что сердце находится в груди слева (оно там

стучит сильнее). На самом деле сердце практически посредине груди (если

точно, то одна треть справа от оси и две трети слева), посему, стреляя в

левую половину груди, можно промахнуться. И Яков промахнулся. Тем не

менее, жизнь его висела на волоске, и Яков находился в больнице очень

долго – три месяца.

После выхода из больницы Яков уже не мог жить ни в доме у

Сталина, ни вообще в Москве, – как ему жить в окружении сочувствующих

глаз, как жить, понимая, что люди смотрят на него, как на дурачка? И он

женится на Зое и уезжает в Ленинград, а там они живут у отца жены Сталина

Надежды.

Как должен был реагировать Сталин на такую выходку сына? Как

Сталин теперь мог свой отцовской властью исполнить по отношению к

Якову свой отцовский долг и настоять на правильном поведении сына?

Попробуй на него надавить, а он возьмет и повесится. Яков парализовал

Сталина как отца. Что было Сталину делать? Осталось одно – дать Якову

жить, как он хочет.

Но это же сын. Пиши – не пиши, ругай – не ругай, а куда Сталин от

него денется?

Вообще-то, сыну генерального секретаря ЦК ВКП(б) сам бог дал

делать карьеру по партийной линии, тем более, в городе, которым с 1926 года

руководит знающий его лично, лучший друг его отца С.М. Киров. Но пойти

работать в партию это значит остаться сыном Сталина. То есть, попасть в

положение, когда чего бы ты ни достиг, но люди вокруг будут говорить, что

твои должности и твои награды это не твоя заслуга, а следствие того, что ты

сын Сталина. А Якову хотелось быть самим собой. И он даже в партию не

вступал до самого того момента, когда неизбежность войны уже стала

реальностью. Яков начинает работать по полученной в Сокольниках

специальности электрослесаря, а его молодая жена поступает учиться в

Горный институт. Идет время, в семье Якова Джугашвили рождается дочь

Галя, которая, к несчастью, вскоре умирает от воспаления легких. А жена

Якова Зоя выезжает на практику в Мончегорск, там сходится с работником

НКВД и выходит за него замуж.

Да, Зоя была влюблена в Якова, но ведь у нее была и мечта, что этот

брак приведет ее в некий высший свет, а не к статусу жены электрослесаря.

97

Но это одна сторона вопроса. Невысокого роста, но спортивно сложённый

(прекрасный футболист), с обаятельной улыбкой искренней симпатии, Яков

нравился женщинам сам по себе, и ему нравилось им нравиться. Как

говорили в то время о таких мужчинах – «он ещё не перебесился» и был

ласковым бабником.

Поэтому в том, что первая семья Якова распалась, супруги были

виноваты оба. Но для Якова эта откровенная и очень обидная измена жены

сделала невозможной жизнь уже в Ленинграде. Яков возвращается в Москву, навещает отца и его семью, принимает от них помощь, но жить с ними не

хочет – не хочет лишаться свободы. Яков поступает на рабочий факультет, чтобы подготовиться к поступлению в институт, и жить начинает в

общежитии. При этом по-прежнему оставаясь душой любой компании, ничего не жалеющей для своих товарищей. Надежда Сталина, которая

считала себя обязанной опекать пасынка, снабдила Якова кое-каким

приданным, в том числе дала и одеяло, а он это одеяло отдал товарищу.

Надежда Сергеевна ворчала, но Сталин сына защитил: «Значит, тому

товарищу оно было нужнее. Наверное, мы Яше сможем дать другое одеяло».

И это была не безалаберность человека, который не знает, каким

трудом достаются вещи. Яков был добр потому, что по натуре был сильным

человеком, и его душевных сил хватало и на доброту. Как-то однажды на

охоте в Крымских горах Яков вернулся с загона последним потому, что нес

на руках свою охотничью собаку: «Она устала!».

В 1934 году Яков знакомится с девушкой из города Урюпинска

Ольгой Голышевой, молодые люди начали встречаться и полюбили друг

друга. Яков представил Ольгу семье Сталина, и будущая невестка всем

понравилась – девушка была красива, умна, скромна, образованна, любила

музыку и самоучкой хорошо музицировала (хотя денег на консерваторию у

ее отца-столяра не хватило). Сам ли Сталин этим занимался или

подсуетились «понимающие товарищи», но молодые получили маленькую

двухкомнатную квартиру, что для Москвы уже было очень много, если

учесть, что Яков был всего лишь студентом и, к тому же, весьма

нетребовательным к бытовым удобствам. Молодые жили, но регистрацию

брака откладывали, скорее всего, не придавая этому значения, поскольку по

тем временам, скажем, члены Правительства СССР и руководители партии

редко были официально зарегистрированы со своими женами.

Но Яша есть Яша, он остаётся бабником и в это же время знакомится и

становится любовником женщины, которая из-за обилия предшествовавших

мужей была больше известна под своей девичьей фамилией Мельцер.

Возможно, Яков смотрел на эту связь с Юлией Мельцер, как на

очередную, привычную победу в своих амурных делах, но Ольга на это

смотрела по-другому. Она резко прервала отношения с Яковом и уехала к

отцу в Урюпинск. Видимо в это время ее беременность была еще в начальной

стадии, допускающей аборт, поскольку в семье Голышевых возникли

сомнения, что делать? Сомнения, которые разрешил отец Ольги, настоявший

98

на том, чтобы она рожала. И 11 января 1936 года она родила сына Евгения.

Голышевы были единодушны, и Ольга записала сына в ЗАГСе на фамилию

Голышев. Но когда Яков узнал об рождении сына, то тут же выехал в

Урюпинск, пошёл в горком партии и добился, чтобы Евгению Голышеву в

ЗАГСе сменили фамилию на его – на Джугашвили. Так у Сталина появился

первый внук.

Но ни на что большее Яков не решился, поскольку в декабре 1935

года он уже зарегистрировал брак с Юлией Мельцер, и Юлия на тот момент

прочно держала Яшу у своей ноги, хотя в газах обывателя Яков по-прежнему

не блистал карьерой. И закончив институт, он работал всего лишь дежурным

инженером-турбинистом тепловой электростанции.

А вот сейчас, в багровой от заката комнате Ближней дачи Яша ждал

отца, который вдруг пригласил его для разговора. Его брат, Василий Сталин, которому уже исполнилось 16, и который искренне любил своего брата

Якова, сидел на подоконнике и увлечённо рассказывал.

- Яша, ты не поверишь, мы за час наловили ведро карасей! Только

забросишь удочку, десять секунд и перо легло, потом его так ведет, ведет, потом – раз и потонуло! Тут ты подсекаешь и без подсачка даже не пробуй, караси вот такие…

Сначала за окном послышался гул мотора автомобиля Сталина, а

затем в комнату к молодым людям зашёл и он сам.

- Здравствуй Яша, здравствуй Василий! Вася, оставь нас вдвоем. За

ужином договорите, - Василий удивлённо поднял брови, но вышел без

разговора.

После того, как Василий вышел, Сталин прошёлся по комнате, как

бы, не решаясь начать разговор, но начал довольно резко.

- Яша, я тебя вызвал, хотя думал, что после твоего сумасбродства с

самоубийством, да и после твоих последующих любовных похождений, никогда не захочу тебя видеть, тем более, о чём-то тебя просить. Поскольку в

своих личных делах, ты меня никогда не слушал, - Сталин остановил рукой

пытающегося возразить Якова, - я считал, что я тебе не нужен, и живи свою

жизнь, как хочешь.

- Папа, но ведь сердцу не прикажешь.

- Мужчина, - Сталин поморщился как от объяснений вещей, которые всем должны быть понятны и без объяснений, - обязан приказывать

и сердцу. Я бы никогда не бросил женщину, беременную моим ребенком.

- Я ее не бросал, - заторопился Яков, - Ольга сама меня бросила, я

потом чуть ли не заставил ее дать сыну мою фамилию.

- Яша, беременная женщина никогда не бросит отца своего ребенка, если он ее к этому не вынудит! Но я хотел с тобой поговорить не об этом, -

Сталин помолчал.

Ты инженер и это хорошо. Но надвигается война, а ты мой сын.

Старший сын. Тебе надо получить военное образование. Вася кончает школу

и станет военным летчиком. Я не хочу вмешиваться в твою жизнь ни в чем, 99

не хочу и помогать тебе, но в деле получения тобой военного образования, я

тебе помогу. Выбери военно-учебное заведение, которое тебе понравится, и я

помогу тебе в него поступить.

Это не приказ, Яша, это моя просьба к сыну.

Яков стал серьёзным и на вид даже как бы посерел. Он и сам

понимал необходимость того, что просил отец. Он был сыном Сталина, и

прожить жизнью обывателя ему было не дано.

- Папа, я стану командиром.

Сталин улыбнулся и взял его за рукав.

- Спасибо, а теперь пошли ужинать.

31 мая 1937 года,

Москва, квартира Гамарника,

Вторая половина дня.

В прихожей квартиры Гамарника собравшийся уходить маршал

Блюхер, уже взявшийся за ручку выходных дверей, снова медленно

обернулся к стоящему в дверном проёме Гамарнику, всклокоченному, с

какой-то на вид нечесаной бородой, в расстегнутом кителе. И

безапелляционно подытожил.

- Когда НКВД арестовало маршала Тухачевского, то еще можно

было надеяться на его благородство и на то, что его сочтут главарем и на нём

остановятся. Но раз уже и Якир арестован, то надеяться не на что – Якир

молчать не будет, - помолчал. - Вам, Ян Борисович, необходимо принять

соответствующее решение… жизнь слишком многих людей от вас зависит.

Поэтому я не говорю «до свидания» - прощайте, Ян Борисович!

Блюхер вернулся, пожал Гамарнику руку и теперь уже быстро

вышел.

Гамарник, как в трансе вернулся вглубь квартиры, в кабинет, там

тяжело плюхнулся в кресло. Блюхер был прав – Якир не тот человек, чтобы

брать вину на себя, он сдаст всех, кого знает, а знает он Гамарника. Значит за

ним скоро приедут… Ян Борисович Гамарник был не уверен, очень не

уверен, что сможет скрыть то, что ему надо скрыть во чтобы-то ни стало, чтобы уважать себя, - не сможет скрыть остальных заговорщиков. Гамарник

встал, начал ходить по кабинету от стены к стене, подошёл к окну и без

особой цели взглянул на улицу. К дому подъехали две легковые автомашины, из них дружно вышли 6 человек в штатском, пятеро решительно пошли к

подъезду, один остался снаружи. Для Гамарника это была точка.

И когда приехавшие подошли к дверям квартиры Гамарника, она

сама распахнулась и из нее выскочила женщина в переднике домработницы с

криком: «Помогите!». Приехавшие бросились вглубь квартиры, забежали в

кабинет Гамарника, но было уже поздно: хозяин кабинета лежал на полу, а из

маленькой дырочки в виске текла алая струйка крови. Кисло пахло

сгоревшим порохом.

9 июня 1937 года,

заседание Политбюро,

100

вторая половина дня

На это заседание Политбюро удалось собрать, кроме Молотова и

Сталина, Ворошилова, Калинина, Косиора, Кагановича, Андреева и Власа

Чубаря. Молотов слегка опоздал и даже не стал ожидать, когда Сталин

передаст ему проект решения по первому вопросу.

- Считаю, что суд над Тухачевским и его сообщниками нужно

проводить немедленно, - начал Молотов, пододвигая своё кресло к столу, -

Если они головка заговора, то остальные их сообщники могут оправиться, сорганизоваться и попробовать что-то предпринять.

- И нужны специальные меры по охране судебного присутствия, в

котором их будут судить, - добавил Каганович.

- Ежов это знает и охрану усиливает, - ответил Молотов.

- Кто будет судьями этого присутствия? – задумчиво спросил

Калинин.

- Нужны проверенные люди…, - спохватился Ворошилов.

- Нет, не годится, - возразил Сталин. - Это нам все ясно с

предательством военных, а штатскому судье дело может быть не понятно.

Нужно, чтобы их судили все наши маршалы и человек пять командармов.

Все повернулись к Ворошилову.

- Маршал Егоров сам уже по уши запутан в связях с поляками, - не

уверенно начал Ворошилов.

- Тогда оставшиеся.

- И я?- несколько удивился Клим Ефремович.

- Нет, тебе нельзя, тебя, после захвата власти, Тухачевский хотел

сменить на посту наркома, ты получаешься лицом заинтересованным и

судьей быть не можешь, - возразил Калинин.

- Тогда остаются маршалы Блюхер и Буденный.

- Ну, и еще человек пять-шесть командармов, - напомнил Сталин.

Командармы были по своему званию всего на ступень ниже

маршала, таким образом, для суда над маршалом Тухачевским под

председательством Председателя Военной Коллегии Верховного Суда

Ульриха (бывшего офицера царской армии) был создан трибунал, состоящий

исключительно из высших командиров Красной Армии. Гамарник был

опытным заговорщиком и остальным заговорщикам круг участников

раскрывал очень скупо, поэтому Тухачевский мог только догадываться о том, что, скажем, член трибунала Блюхер состоит в заговоре. Блюхер же, не зная о

том, знает ли Тухачевский о его участии в заговоре, в ходе рассмотрения

дела всеми силами стремился добиться для Тухачевского смертной казни, чтобы оборвать ведущие к себе нити.

12 июня 1936 года,

Москва, кабинет председателя Верховного Суда,

половина первого ночи

101

В кабинет Ульриха вошли он и Буденный. Ульрих снял трубку

одного из телефонов, говорит: «Соедините с товарищем Сталиным», - отдает

трубку Буденному.

- Товарищ Сталин, - начал рапортовать Будённый, - вы просили

позвонить сразу же… Какое может быть впечатление. Все мерзко! Дело даже

не в их предательстве, а как они вели себя в суде. Вину все признали сразу

же, но продолжали лгать, изворачиваться, уличать друг друга во лжи и

топить сообщников. Одна мерзость! Ни капли собственного достоинства, ни

налета благородства… Тухачевский еще пытался так сяк себя сдерживать, а у

остальных безудержные трусость и подлость. …Какой может быть еще

приговор! Им и расстрела мало! …Да, всем. Всем семерым. …Мнение судей

единодушное.

Бывшие маршал Тухачевский, командармы (генералы армии) Якир, Уборевич, комкоры (генерал-лейтенанты) Эйдеман, Путна, Фельдман и

Примаков были расстреляны по приговору армвоенюриста Ульриха, маршалов Будённого и Блюхера, командармов Алксниса, Шапошникова, Белова, Дыбенко, Каширина и комдива (генерал-майора) Горячева.

19 июня 1937 года,

заседание Политбюро,

вторая половина дня.

С одной стороны, руководство СССР пугали разоблачаемые

заговоры, которые по составу участников и размаху, вполне могли бы быть

успешными. Внешне, эти заговоры были направлены как бы против

политики конкретных лиц в управлении СССР, - против политики Сталина

ли тех же Молотова, Кагановича или Ворошилова. Об этих руководителях

заговорщики говорили, их действия критиковали, против них планировали

покушения, против планов этих руководителей устраивали теракты в

экономике и на транспорте. Но с другой стороны, проступало и нечто

невидимое обычным людям, народу – множество руководителей партии и

СССР были недовольны уже принятой Конституцией СССР. И даже не всей

Конституцией, смысл текста которой мало кто понимал, а установленными

Конституцией правилами выборов в законодательные органы СССР –

Советы. Партноменклатуру и государственных чиновников на местах не

устраивало, что им придётся конкурировать на выборах. Многие понимали, что своей тупостью, ленью и алчностью намозолили людям глаза, и люди

могут на свободных выборах за них не проголосовать.

С третьей стороны, и у самих её инициаторов во главе со Сталиным

от такого сопротивления возрастала неуверенность в своевременности такой

демократизации жизни – вовремя ли вводить такие выборы и разделять ими

общество?

И эта неуверенность подогревалась резким сгущением туч вокруг

СССР, вызванным приходом к власти в Германии нацистов, и резким

скачком Германской экономики, а вместе с ростом экономики и резким

ростом численности и силы немецкой армии. Победа фашистов в Испании

102

вселяла тревогу. В том, что в конечном итоге с этой силой фашистов и

нацистов придётся столкнуться СССР, никто не сомневался – логика теории

Гитлера, данной в «Майн кампф», не оставляла сомнений. Мало этого, руководство Германии не только не отказывалось от изложенных в «Майн

кампф» планов завоевать «Россию и подчинённые ей окраинные

государства», но и сама эта книга стала самой многотиражной книгой не

только в Германии, но и в мире. Этим немцы всему миру как бы объявляли, что только СССР является целью их будущей агрессии.

Руководство СССР искало выход из создавшегося положения, пыталось найти решение наваливающимся проблемам. Секретари ВКП(б) созывали и созывали пленумы ЦК, пытаясь отыскать нужное решение в

коллективном разуме руководителей партии и государства. Вот и сегодня

Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин, Косиор, Каганович, Андреев и

Чубарь собрались на заседании Политбюро для планирования своих

действий на предстоящем Пленуме Центрального Комитета ВКП(б).

- Мы предполагали завтра на пленуме обсудить только закон о

выборах в развитие новой конституции, - начал Молотов. Но события

стремительно нарастают. Освободившись от Ягоды, наркомат внутренних

дел нарыл столько фактов об антисоветских троцкистских организациях, и на

таких деятелей! – покачал он головой. - Тут и председатели совнаркомов

республик, первые секретари обкомов, наркомы… Только членов ЦК 19

человек – четверть всех членов ЦК!

- И ведь что непонятно – как можно быть сторонником того

убожества, что на сегодня представляют из себя идеи Троцкого? – Сталин

машинально встал и начал нервно прохаживаться, не прекращая

размышления вслух. - Ведь если сформулировать эти идеи сжато, то они

звучат так.

Социалистическая революция в России произошла не по Марксу –

не в промышленно развитой стране, а в аграрной. Пользуется, гад, тем, что у

нас до революции было 85 % крестьян даже с Финляндией и Польшей. И по

Троцкому, теперь и социализм у нас неправильный. И теперь нам опять надо

вернуться в капитализм, развить капитализм до марксовых кондиций, а

потом, со всем миром, совершать новую, уже мировую пролетарскую

революцию. А поскольку у нас уже нет своих капиталистов, чтобы завести у

себя капитализм, то надо отдать СССР в колонию капиталистам развитых

промышленных стран: Украину – Германии, Дальний Восток – Японии, Среднюю Азию – Англии. Как можно быть гражданином СССР и

сторонником этих идей одновременно?

- А они пользуются Марксом – тем его положением, что

пролетариат не имеет Родины, ну, значит, и троцкисты Родины не имеют, -

подсказал Калинин, в общем-то, всем известное положение Маркса.

- Да не в идеях тут дело! – возразил Молотов, которые редко

соглашался без раздумий и сопротивления. - Все эти заговорщики

предоставляли своим сторонникам путь наверх – тащили их в верхние

103

эшелоны власти, к деньгам. За границу посылали в командировки, как на

базар.

Но, так или иначе, надо первые два вопроса на Пленуме посвятить

выведению этих 19-ти членов ЦК из ЦК, и разрешению отдать их дела для

следствия в НКВД. Докладчиком будет нарком НКВД товарищ Ежов.

Есть возражения? …Нет.

- Тогда еще один очень непростой вопрос.

Секретарь Западно-Сибирского крайкома Эйхе просит (пока

просит) у нас разрешить ему создать репрессивную тройку и разрешить

репрессировать перед выборами не смирившихся противников советской

власти, причем, - Сталин сделал паузу, - дать Эйхе право и расстреливать.

- Вообще-то он прав, - нарушил тишину Ворошилов. - Угроза войны

нарастает, «пятую колонну» нужно репрессировать.

- Так если бы речь шла о пятой колонне, а то ведь речь идет о его

конкурентах, которые у него будут на выборах! – уточнил Сталин.

- Но ведь это одно и то же! «Пятая колонна» - это наши общие

враги, - держался за своё Ворошилов.

- А если не одно и то же? Ведь пострадают невинные!

Калинин сменил тему.

- Странная ситуация: мы репрессируем их, членов ЦК, а они

разрешают нам это, но просят взамен разрешить им репрессировать их

конкурентов на будущих выборах.

- Эйхе самый видный из местных секретарей, он даже кандидат в

члены Политбюро, - Каганович взглянул на проблему под другим углом. - А

если Эйхе не один, а представитель остальных членов ЦК? А если это их

коллективное требование к Политбюро?

Если примем это решение на Пленуме, то это немедленно приведет

к тому, что все организации на местах создадут эти тройки и начнут

бесконтрольные репрессии. Мы, Политбюро, обязаны будем подчиниться

решению Пленума. Нельзя этот вопрос ставить в повестку дня Пленума, нельзя давать Эйхе предлагать Пленуму создать чрезвычайные тройки во

всех республиках и областях.

- Давайте я пообещаю Эйхе решить вопрос по его записке на

следующем заседании Политбюро, - предложил Сталин. - Думаю, что Эйхе

согласиться – это настолько серьёзно, что он сам не может быть уверен в

решении остальных членов ЦК. А в кулуарах Пленума прощупаем, что

думают члены ЦК о возможности проведения выборов при нескольких

кандидатах на должность?

24 июня 1937 года,

Москва, кулуары Пленума ЦК

вторая половина дня.

В просторное фойе зала, в котором работал Пленум, на столиках

были разложены бутерброды, стояли фарфоровые чайники с заваркой и

большие никелированные чайники с кипятком. Вдоль столиков сновали

104

несколько официантов, обновляя подносы и чайники, а в самом фойе гудели

голоса сотни членов и кандидатов в члены ЦК – высших руководителей

партии, страны и её частей. Сталин, с дымящейся трубкой в руках, ходил от

одного члена ЦК к другому, шутил, смеялся и ненавязчиво интересовался

личным мнением. И это мнение всё больше и больше его тревожит.

- Товарищ Сталин, Товарищ Эйхе прав – нельзя терять контроль над

выборами, иначе выберут явных антисоветчиков. Мы попробовали провести

такие выборы в одном сельсовете. Председателя совета, хорошего партийца, оклеветали в том, что он пьяница, связан с одной колхозницей, и на этой

основе его провалили путем отвода. Провалили и секретаря парторганизации

и избрали явно не наш, враждебный сельсовет. Мы считаем, что это не что

иное, как попытка показать на практике, как можно организовать

мероприятия антисоветского порядка, направленные во время выборов

против нас. Сначала надо искоренить врагов народа, а уж потом такие

выборы…, - говорит один член ЦК и Сталину трудно ему что-то возразить.

Его ещё более решительно это мнение поддерживает следующий

член ЦК.

- Товарищ Сталин! Разве уголовники за советскую власть? Они

против советской власти, они не хотят жить по нашим законам.

Неисправимых уголовников надо к стенке…

И на этот вопрос было трудно возразить.

- Товарищ Сталин, вы видите, что троцкисты натворили в Испании?

Неужели мы должны ждать, что и они у нас такое натворят?

- Товарищ Сталин! Вы же не считаете, что Гестапо не работает и

Гитлер не имеет у нас свою агентуру? А мы что – сами собираемся помочь

«пятой колонне» Гитлера сформировать фашистское правительство, допустив их к выборам? – а что ответишь на это?

- Товарищ Сталин! В 1914 году с началом Первой мировой

французы во рвах Винсентского замка расстреляли всех своих уголовников.

А мы, коммунисты, должны допускать их выборам?! – пример не совсем к

месту, но и контр-пример сразу не найдешь.

- Товарищ Сталин, у нас еще нет своей интеллигенции, а та, что

есть, это гнилая прослойка. Скажи ей, что на Западе в магазинах 100 сортов

колбасы, и она мать родную продаст, а не то, что социализм. И именно эта

гнилая прослойка надует в уши рабочему классу, что угодно, - а что

возразишь этому члену ЦК, если и сам так думаешь?

-

Товарищ

Сталин,

секретариат

распространил

образцы

избирательных бюллетеней, в них вписано аж три кандидата в депутаты! Так

нельзя, люди проголосуют черт знает за кого, а не за коммунистов, - член ЦК

возмущённо демонстрирует образец бюллетеня…

28 июня 1937 года,

заседание Политбюро,

вторая половина дня

105

На Политбюро собрались, как и прошлый раз, Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин, Косиор, Каганович, Андреев, Чубарь. Нужно было

что-то решать по вопросу, поставленному Эйхе. Недолго обсуждали вопрос, ввиду отсутствия альтернативных вариантов.

- У нас нет выхода, - подвёл черту Молотов. - Или мы примем

решение разрешить Эйхе создать тройку и провести репрессии, либо он

поставит этот вопрос на Пленуме и тогда это решение завтра примет Пленум.

Тогда мы лишимся контроля над репрессиями. Лучше уж один Эйхе, чем все.

- Молотов прав, - поддержал Сталин. - Я – за разрешение Эйхе

создать тройку. Попробуем упредить. Возможно, Западно-Сибирским

крайкомом дело и ограничится.

2 июля 1937 года,

заседание Политбюро,

вторая половина дня.

Однако Западно-Сибирским крайкомом дело и ограничилось -

маховик репрессий начал раскручиваться, и члены Политбюро уже не могли

его остановить.

- После Пленума у меня побывало 9 первых секретарей обкомов и

крайкомов, - сообщил Сталин. - Все требуют разрешения создать тройки и

провести репрессии по примеру Эйхе.

- Товарищ Сталин, - в голосе Ворошилова появились официальны

нотки, - но ведь репрессии действительно надо проводить, иначе у нас все

кончится, как в Испании.

- Так если бы они просили репрессии для защиты СССР, - вздохнул

Сталин, - а они ведь просят для ликвидации конкурентов. «Пятую колонну»

можно было бы уничтожить с помощью судов, а не внесудебными

репрессиями.

- Ну, уж нет! – заявил Калинин. - Вот судам репрессии доверять

нельзя! Если в составе тройки будут высшие лица областей – первый

секретарь, прокурор области и начальник УНКВД, - то мы будем знать с кого

спросить за необоснованные репрессии, и члены троек это знают. Будут

бояться. А судьям те же секретари обкомов прикажут, и потом будут

говорить, что они, секретари обкомов, тут не при чем, - что это, дескать, судьи так присудили. Нет, пусть лучше эти тройки, чем полная

безответственность.

- Если мы не дадим им права на репрессии, то они на следующем

Пленуме объявят нас антипартийной группой и переизберут, - Каганович

видел положение безвыходным.

- Ну, что же, придется нам дать разрешение создать репрессивные

тройки всем краям областям и республикам. Так, по крайней мере, мы

сохраним контроль над количеством репрессированных, - Молотов

пододвинул к себе проект решения Политбюро, написал «За», расписался и

передал бумагу для росписи Ворошилову.

10 июля 1937 года,

106

заседание Политбюро,

вторая половина дня

Сталин снял с верха пачки очередной документ и взглянул на него.

- Не успели мы разослать решение Политбюро, разрешающее на

местах создавать репрессивные тройки, как появилась первая ласточка.

- Небось, Хрущёв? – понимающее спросил Каганович.

- Он самый. Передовик наш. Просит разрешить ему репрессировать

по Москве и Московской области, - в уме подсчитывает - …почти 32 тысячи

человек, из них просит расстрелять …8,5 тысяч человек, а себя просит

утвердить членом тройки.

- Когда успел подсчитать? – недоверчиво усомнился Ворошилов.

- Горяч больно…, - проворчал Молотов, пододвигая к себе просьбу

Хрущёва.

- Предлагаю в составе тройки его утвердить, - внёс предложение

Сталин, - а с числом, тех, кого разрешить ему репрессировать, разобраться

отдельно…

1 сентября 1937 года,

окрестности Сочи,

раннее утро

По пологому склону с уже коричневой высохшей травой галопом

скакакла группа всадников, впереди, Сталин и Будённый, сзади, немного

поотстав, скакали Власик и двое телохранителей. Будённый придерживает

коня.

- Хватит, перейдем на шаг, пусть кони дыхание восстановят.

Шефов догоняет Власик:

- Товарищ Сталин, вон пастух овец пасет, давайте купим баранчика

и вечером шашлык сделаем.

Подъехали к отаре и договорились сразу же - пастух выбрал

лучшего барашка. Телохранители неуклюже начали привязывать его за

седлом на спину лошади Власика, баран сползает, Буденный сплевывает от

досады, легко соскакивает с лошади и показывает, как это надо делать, выговаривая:

- Вас послать барана украсть, так не справитесь!

А в это время Сталин разговаривал с пастухом.

- Коба, я не могу взять у тебя деньги! – чуть ли не с ужасом говорил

пастух.

- Я не царь, чтобы ездить дань собирать. Ты работаешь, а я тут

отдыхаю. Не видишь – мы на лошадях катаемся. Баран денег стоит, вот

прими, не обижай!

Сталин сунул деньги в руки пастуху и сел на коня.

- Коба, меня род не поймет, меня горы не поймут!

- Поймут! – успокоил его Сталин. - Вот приеду к тебе в гости, тогда

угостишь!- улыбнулся он.

Буденный и Сталин поехали рядом.

107

- И ситуация, Семен Михайлович, двойственная, - продолжил

Сталин начатую ещё до галопа мысль. - С одной стороны, с хозяйственной, мы продолжаем развиваться невиданными для остального мира темпами, и

по уровню развития промышленности уже вышли на первое место в Европе.

Но с другой стороны, состояние нашей внешней безопасности все время

ухудшается. Наши мирные инициативы проваливаются одна за другой.

Хотели создать оборонительный союз - Восточный пакт – и после многих лет

переговоров получили жалкий договоришко, по которому мы оказываем

помощь Чехословакии, если Чехословакия нас попросит, и если Франция

тоже согласится оказать помощь Чехословакии. Малую Антанту – военный

союз Польши и Румынии против нас – столько лет просим распространить

свой союз не только против нас, но и для защиты Польши и Румынии при

нападении на них Германии, и ничего не выходит! Финляндия не то, что от

союза с нами, от предложения помощи, если на нее нападут, отказывается.

Ни с Германией, ни с Японией нет ни то, что договоров о мире и дружбе, как

у других стран Европы, а хотя бы пакта о ненападении.

Похоже, Семен Михайлович, скоро настанет твой черед работать.

Как не отодвигаем мы войну, а воевать придется.

- Да мы что, раз уж такая будет судьба, - невесело ответил

Будённый. - Вот только, чтобы тыл был единым, а не как у Николая II, чтобы

не раскалывал нас в тылу никто…

10 октября 1937 года,

кабинет Сталина,

полдень.

В кабинет вошли и окружили стол Сталина Микоян, Жданов, Ежов, Молотов, Ворошилов, Калинин, Косиор, Каганович, Андреев, Чубарь. Начал

Каганович.

- Товарищ Сталин, как ни тяжело об этом говорить, но то

Положение о выдвижении кандидатов в депутаты, которое мы через час

предложим Пленуму, выносить на Пленум нельзя. Я глубоко уверен, если мы

будем настаивать на внесении в бюллетени на выборах в Советы нескольких

кандидатов, если мы снимем партийный контроль за процессом выдвижения

кандидатов, то Пленум не за это положение проголосует, а переизберет

состав Политбюро и Секретариата партии, то есть, переизберет нас...

Члены ЦК безмерно уважают вас, товарищ Сталин, уважают нас, но

страх секретарей обкомов, что их на выборах в декабре не изберут в Советы, таков, что он пересилит и это уважение. Не буду говорить о том, каких

ярлыков на нас налепят, но это Положение об альтернативности на выборах в

Советы, все равно не пройдет.

- И это, скорее всего, факт, - подтвердил Молотов.

Сталин несколько минут думает, думает, опустив голову на руки и

упершись взглядом в поверхность стола, остальные рассаживаются за столом

для совещаний.

108

- Вызывайте Мехлиса и остальную редакционную комиссию, -

наконец принял решение Сталин. - Будем переделывать Положение –

восстановим партийное руководство выдвижением кандидатов и оставим в

бюллетене одного кандидата.

-. Есть хорошая формула для замены альтернативности выборов –

«блок коммунистов и беспартийных»…, радостно и торопливо предложил

Микоян. Но практичный Молотов обратил внимание на другой момент.

- Мы не успеем переделать Положение – у нас осталось полчаса до

открытия Пленума!

- Тогда давайте перенесем открытие Пленума на сутки – на завтра

на 7 часов вечера, - предложил очевидное Сталин.

Молотов и Каганович глубоко и облегченно вздохнули.

- Есть кто-то, кто против переноса времени начала Пленума? – тут

же спросил Молотов, оценив, что присутствуют почти все члены Политбюро.

- Принято. Товарищ Микоян, сообщите об этом членам ЦК, извинитесь от

имени Политбюро.

Закипела работа по переделке Положения о выборах, всё крутилось

вокруг кабинета Сталина до второго часа ночи, когда последние посетители

вышли из кабинета, и Сталин с Молотовым остались одни. Молотов

понимал, что творилось в душе Сталина, вынужденного наступить на горло

собственной песне, и он попытался успокоить его.

- Не переживай, Коба! Это не поражение, это временное

отступление. Главное, что теперь у нас есть Великая Сталинская

конституция.

- Без положения о свободе выдвижения на выборы неограниченного

числа кандидатов, это Великая Кастрированная конституция, - упрямо не

согласился Сталин.

- Нам бы Гитлера пережить, а власть Советам мы еще передадим! –

теперь уже возразил Молотов, хотя понимал, что и Сталин это понимает.

- Когда-то мы с тобой по просьбе Ленина начали создавать

партийный аппарат партии, - сменил тему Сталин. - Потом подключился

Каганович. Мы выдумали всех этих секретарей обкомов, завотделами. А

сейчас этот аппарат живет своей жизнью, своими интересами…

- …и мы не можем с ним совладать, - в тон Сталину продолжил

Молотов, радуясь, что Сталин успокаивается.

И Сталин действительно как-то спокойно начал.

- Ну, что же. Раз этот аппарат не хочет очищаться на свободных

выборах, то очищать его будем мы, - и неожиданно бьёт кулаком по столу и

выплескивает накопившиеся за день эмоции. - Контроль, жесткий контроль, невзирая на лица и заслуги!! Народный, партийный, государственный

контроль, контроль, контроль!! Пролез в аппарат, а служишь не народу, а

себе?! Значит пролез во власть, чтобы специально компрометировать и

подрывать Советскую власть! Значит, враг народа! К стенке!!

17 декабря 1937 года,

109

кабинет Сталина,

вторая половина дня.

Сталин, прохаживаясь вдоль стола для совещаний, разговаривал с

сидящим за столом Мехлисом.

- Когда-то партия потребовала от вас уйти с поста комиссара и стать

скромным канцелярским работником. Потом партия потребовала от вас стать

главным редактором главной партийной газеты. И куда бы вас партия не

послала, вы отлично справлялись с порученной работой, не жалея ни сил, ни

здоровья. То, что вы не жалели здоровья, это плохо, но это характеризует вас, Лев Захарович. Теперь партия требует от вас вернуться в армию и стать

главным комиссаром всей Красной Армии – стать начальником ее Главного

Политического Управления.

Учитывая, что на этом посту очень долго был изменник Гамарник, учитывая, что мы не уверены в том, сумели ли мы очистить Красную Армию

от предателей, вам предстоит большая работа, но партия не видит, кто бы

еще мог эту очищающую работу исполнить…

И партия, и я, Лев Захарович, на вас очень надеемся.

15 января 1938 года,

Пленум ЦК,

вторая половина дня.

Сидящий рядом с Молотовым за столом президиума Сталин, переждав аплодисменты очередному выступившему с похвальным словом

Ежову, обращается к Вышинскому.

- А Прокурор СССР товарищ Вышинский ничего не хочет сказать

по докладу товарища Ежова?

- Я хотел подождать, пока сделают свои замечания остальные

товарищи, поскольку у меня замечание принципиальное, - пояснил

Вышинский.

- Почему бы вам не выступить сейчас, поскольку все выступившие

товарищи хвалят НКВД, не давая никакой критики, и прения становятся уж

очень однообразными.

Вышинский встал и подошёл к трибуне.

- Соприкасаясь с работой НКВД в течение ряда лет сначала в

качестве заместителя прокурора Союза, а затем прокурора Союза ССР, должен сказать, что до сих пор сплошь и рядом чувствуется, что в

следственном производстве имеется целый ряд недостатков. Каких? Вот

каких. В большинстве случаев следствие на практике ограничивается тем, что главной своей задачей ставит получение собственного признания

обвиняемого. Следственный аппарат НКВД признание обвиняемого –

царицу доказательств, - превращает в единственное доказательство по делу.

Это представляет значительную опасность, во-первых, с точки

зрения риска обвинения невиновного, во-вторых, основать дело только на

признании обвиняемого, крайне неграмотно с юридической точки зрения.

110

Если такое дело рассматривается судом, и если обвиняемый на

самом процессе откажется от ранее принесенного признания, то дело

проваливается. Мы, прокуратура, оказываемся обезоруженными полностью, так как, ничем не подкрепив признание, не можем ничего противопоставить

отказу подсудимого в суде от ранее данного признания. Такая методика

ведения расследования, опирающаяся только на собственное признание, —

недооценка вещественных доказательств, недооценка экспертизы и т.д. — в

следственной практике продолжает иметь большое распространение.

В результате, у нас около 40% дел, а, по некоторым категориям дел

— около 50% дел, кончаются прекращением, отменой или изменением

приговоров. Против этой болезни Прокуратурой и была еще в 1933 году

направлена инструкция 8 мая, но, как говорится, воз и ныне там…

Чтобы понять недовольство Вышинского, нужно понимать, разницу

между нынешними судами России и судами в СССР. Различий много, но нам

в данном случае важны два – выборность судей и то, что в судах СССР

доказательством было только то, что получено в суде – что услышал

профессиональный судья и два народных заседателя.

Во-первых, сейчас в России судей нет в том смысле, который следует

из понятия «судья», сейчас судей никто не избирает, а некие люди (часто

преступники) устраивают своих дочек или сыновей (или знакомых девушек

за понятные заслуги) к денежной кормушке судьи. Во-вторых, то признание

своей вины, которое следователи выбьют из обвиняемого в ходе следствия, по закону является в суде доказательством, что еще больше упрощает судье

вопрос вынесения заведомо неправосудного приговора.

И вот эти, так сказать «судьи», и в моральном отношении люди

безнаказанно подлые, и малограмотные, поэтому тупо переносят в

приговоры то, что требуют обвинители. Отсюда в судебной системе России

начисто отсутствуют оправдательные приговоры.

В СССР всё было-по другому. Судей избирали каждые два года, причём, на одного профессионального судью избирали и 60 народных

заседателей, и собственно суд состоял из профессионального судьи в

качестве председателя, и двух народных заседателей, которых отпустили с

работы, чтобы они обеспечили правосудие. Причём, народные заседатели

имели все права судьи и своими двумя голосами могли вынести любой

приговор, невзирая на мнение профессионального судьи.

И если на такой суд следователи представляли дело, в котором была

только «царица доказательств» - признание подсудимого, и если подсудимый

отказывался в суде от признания, то никаких иных доказательств не

оставалось и подсудимого оправдывали. Вот об этом и говорит Вышинский –

о том, что Прокуратура СССР, следя за законностью, прекращала

возбуждённые следователями дела в 40-50% случаев.

Глава 3. НАКАНУНЕ

11 марта 1938 год,

Москва, кабинет Сталина

111

поздний вечер

Сталин за письменным столом писал черновик постановления к

очередному заседанию Политбюро, когда зашёл Молотов и сел возле

письменного стола.

- Оцени ситуацию. Немцы подготовили присоединение Австрии, французы этого боятся и хотели надавить на немцев силой, чтобы

воспрепятствовать их усилению за счет Австрии. У Франции военные

союзники Польша и Чехословакия, но французы хотят привлечь и нас. Мы

это обсуждали на Политбюро на прошлой неделе и готовы войти в

оборонительный союз с Францией против Германии, но нам нужно

разрешение Польши для пропуска войск Красной Армии к границам

Германии. И знаешь, что вытворили поляки, чтобы помочь Гитлеру?

- Что?

- Они объявили, что вчера на польско-литовской границе нашли

убитого польского пограничника и за это собираются объявить войну Литве.

В Варшаве сегодня все газеты вышли с призывами «В поход на Каунас!», а

поляки теперь требуют от своего союзника Франции быть их союзником в

войне с Литвой.

- Ну, наглецы! – Сталин откинулся на спинку стула.

- Литовцы просят помощи.

- Заключать военный союз с Литвой нам сейчас не выгодно…, -

задумчиво начал Сталин, - нет, не выгодно! – решительно закончил он.

- Союз – не союз, но литовцев надо как-то успокоить.

- Давай сделаем так. Поручи наркому иностранных дел Литвинову

вызвать в наркомат иностранных дел польского посла и заявить ему от имени

советского правительства, что у СССР пока нет военного союза с Литвой, но

если на землю Литвы ступит хоть одна нога польского солдата, то такой союз

немедленно появится. Я думаю, этого хватит, чтобы литовцы успокоились, а

поляки не сильно петушились…

15 августа 1938 года,

Москва, Наркомат обороны,

утро

В кабинете Ворошилова он и Мехлис за длинным столом смотрят

документы и пьют чай. Ворошилов накладывает резолюцию и возвращает

Мехлису последний документ.

- И это мы решим… - Ворошилов снял очки, немного помедлил и

взглянул в карие глаза Мехлиса. - Лев Захарович, я прошу вас лично заняться

положением на Дальневосточном фронте. После конфликта у озера Хасан, мы перестали понимать, что там происходит, и кто такой маршал Блюхер.

- Что вы имеете в виду, Климент Ефремович?

- Ну, вот смотрите сами.

Блюхер из года в год, слал нам донесения об успехах, о росте

боевой подготовки фронта и общем благополучном его состоянии. Вы же

сами слышали его доклад на заседании Главного военного совета в мае

112

этого года, в котором утверждал, что войска фронта хорошо подготовлены и

во всех отношениях боеспособны.

А на самом деле войска Фронта выступили к границе по боевой

тревоге совершенно неподготовленными. Неприкосновенный запас оружия

и боевого имущества не был расписан для выдачи на руки частям, и это

вызвало ряд вопиющих безобразий. Целые артиллерийские батареи

оказались на фронте без снарядов, а многие бойцы и даже одно из

стрелковых подразделений 32-й дивизии прибыли на фронт вовсе без

винтовок! У командиров и штабов не хватало карт района боевых действий.

Все рода войск, в особенности пехота, обнаружили неумение действовать на

поле боя: маневрировать, сочетать движение и огонь, применяться к

местности. Танковые войска были использованы бездарно и понесли

неоправданно тяжелые потери.

А началось с того, что маршал Блюхер от всякого руководства

боевыми действиями самоустранился. Мы из Москвы едва заставили его

применить авиацию, едва заставили выехать на место событий и взяться за

оперативное руководство. Он выехал, но перестал выходить с нами на связь

и мы трое суток вообще не знали, что на Дальнем Востоке происходит.

Но зато он проявил удивительную инициативу в другом. Он знал, что для улаживания пограничного вопроса с японцами нами посланы и

находятся в Хабаровске заместители наркомов НКВД и НКО. И он втайне

от них, безо всякого приказа и согласования с Москвой, создал комиссию и

подтвердил японцам, якобы, нарушение нашими пограничниками

Маньчжурской границы на 3 метра и, соответственно, виновность СССР в

возникновении конфликта на озере Хасан. А далее, не использовав и

десятой части имевшихся у него сил, он объявляет на Дальнем Востоке

мобилизацию 12 призывных возрастов, что мог сделать только Верховный

Совет СССР.

Это тем более непонятно, что Главный военный совет в мае этого

года с участием Блюхера и по его же предложению решил призвать в

военное время на Дальнем Востоке всего лишь 6 возрастов.

Понимаете, Лев Захарович, этот его приказ провоцировал японцев

на объявление ими своей мобилизации и втягивал нас в большую войну с

Японией.

Надо разобраться, что происходит… Неужели и Блюхер?

- Хорошо, я завтра же выеду на Дальний Восток и разберусь с

этим.

- Только я вас очень прошу, Лев Захарович, сдерживайте себя, на

вас очень много жалоб за то, что вы вычищаете из армии достойных

командиров.

- Кого, например?

- Например, комдива Лукина.

- Это гнилой человек, не дай бог война с такими комдивами.

- У вас есть факты?

113

- Прямых - нет, но есть косвенные.

- И что мне делать с вашими косвенными фактами, когда десятки

его сослуживцев и командиров характеризуют его положительно? И потом, -

Ворошилов усмехнулся, - вас обвиняют в антисемитизме.

Мехлис удивленно поднял брови.

- В связи с чем?

- В Управлении кадров подсчитали, что вы вычистили из армии в

процентном отношении больше евреев, нежели других национальностей.

- Ну и что?

- Но вы же сами еврей.

Мехлис встает с недовольным видом и подчеркнуто официально.

- Я, товарищ нарком обороны, не еврей, я коммунист. Разрешите

исполнять ваше задание?

20 августа 1938 года,

заседание Политбюро,

вторая половина дня.

Молотов, сделал правки на листах с рассмотренным вопросом.

- …так, увеличение сметы валютных расходов Народного

комиссариата просвещения на 2 миллиона рублей утверждено, - в это время

секретарь заносит записку, подает ее Сталину, тот читает и показывает её

Молотову. - Давайте вернемся к отложенному вопросу о наркоме внутренних

дел.

Как вы видели, доклад секретаря ЦК товарища Маленкова на

Пленуме произвел тяжелое впечатление на членов ЦК, пожалуй, еще более

тяжелое впечатление оставило ответное выступление товарища Ежова.

Секретариат ЦК предлагает снять с работы товарища Ежова.

- Трудно понять, что произошло с Ежовым, трудно понять, что он

делает и почему он это делает, - пояснил Сталин. - Мы завалены жалобами на

необоснованные репрессии, и комиссия во главе с товарищем Маленковым

подтвердила их обоснованность. Почему это происходит? Потому, что

преступные следователи обманывают товарища Ежова, или потому, что

товарищ Ежов так направляет работу следственного аппарата НКВД?

Складывается мнение, что НКВД необоснованными репрессиями умышленно

пытается вызвать недовольство народа Советской властью.

Если даже оставить без внимания…, - Сталин запнулся, подыскивая нужные слова, - …странности личной жизни Ежова, а обратить

внимание только на то, что он в настоящее время начал беспробудно пить…

При словах «странности личной жизни» Хрущёв наклонился к

Кагановичу и тихо спросил, тот ему так же тихо ответил. У Хрущёва глаза

округлились от удивления и он изумлённо брякнул.

- Так он еще и пидарас?!

Сталин раздосадовано отмахнулся рукой.

114

- И без этого позора хватает! Короче, Ежова на посту наркома

внутренних дел надо менять. Секретариат предлагает назначить наркомом

внутренних дел товарища Берию.

- По предложенной кандидатуре есть возражения? – начал опрос

Молотов. - …Возражений нет.

- Пользуясь тем, что товарищ Берия еще не уехал из Москвы, я

пригласил его на заседание Политбюро, он подошел, - сообщил Сталин. -

Правда, до вашего решения я не говорил ему, зачем пригласил. Предлагаю

его пригласить на это заседание, объявить наше решение и дать ему

напутствие.

Не встретив возражений, Сталин нажал на кнопку на столе и дал

команду заглянувшему секретарю. Вошёл Берия и его пригласили сесть.

- Товарищ Берия, нарком внутренних дел товарищ Ежов морально

разложился, и его работа вызывает крупные опасения. Политбюро

рекомендует на его место вас, - начал Молотов.

- Меня?! – искренне удивился Берия. - Почему меня? Я что – не

справляюсь с работой первого секретаря ЦК Грузии и первого секретаря

Тбилисского горкома?

- Прекрасно справляетесь, - успокоил его Молотов, - и мы потому

и предлагаем вашу кандидатуру, что справляетесь.

- Но у меня столько планов…, - растерялся Берия. - Мне столько

надо построить. Товарищи, дайте мне еще пару лет.

- Сейчас НКВД строит не меньше, чем ты в Закавказье…, -

успокоил его Каганович.

- Да не в этом дело, - вернулся к теме Сталин. - Товарищ Берия, нам нужен НКВД, который бы защищал государство, а не занимался

подозрительными делами.

- Но товарищ Маленков сделал прекрасный доклад по работе

НКВД, почему не назначить его? – не соглашался Берия.

- Товарищ Маленков чисто аппаратный работник, а вы чекист, если я правильно запомнил, сам Дзержинский наградил вас именным

оружием. Нам нужен ваш чекистский опыт, - настаивал Сталин.

- Да когда это было! – поморщился Берия.

- Всего шесть лет назад, - не сдавался Сталин.

- Ну, если Политбюро считает это правильным…, - вздохнул

Берия.

- Товарищ Берия, - начал ставить задачу Сталин. - Нам нужно, чтобы НКВД продолжило борьбу с врагами народа, но, одновременно, прекратило беззаконие в репрессиях и приняло меры к освобождению и

реабилитации тех, кто был репрессирован без достаточных оснований…

Однако Берия уже осознал, чем ему поручают заняться и острый

ум тут же начал выдавать пути решения проблем, о которых Берия пока

только догадывался.

115

- Товарищ Сталин, будет лучше, если сначала вы назначите меня

заместителем Ежова, я присмотрюсь к обстановке изнутри, а потом

посмотрим, что нужно будет сделать.

- Хорошо, - Сталин быстро оценил предложение, - но быстрее

присматривайтесь.

Берия встал.

- Видимо, мне нет смысла выезжать из Москвы, но и в Тбилиси

мне надо хотя бы на пару дней – оставить указания.

Никто не возражал и Берия вышел. Молотов подписал последний

документ из вопросов повестки дня, сделал паузу и начал.

- Теперь товарищи очень тяжёлый вопрос, но сначала напомню

положение дел.

Германия, угрожая Чехословакии войной, требует от нее часть

территории – Судетскую область.

У чехов положение таково. У них военный союз с Францией и с нами.

Причем, по договору с Францией и Чехословакией мы обязаны воевать за

Чехословакию с немцами, только если в войну вступит Франция, - вот такого

условия мы в своё время добились. Однако сегодня мы уже сами на этот

пункт закрываем глаза и обещаем чехам, что поможем им, даже если Франция

откажется им помогать. Причем, за последние полгода мы 10 раз заявили об

этом официально, 4 раза конфиденциально сообщили об этом Франции, 4 —

Чехословакии и 3 — Англии.

Теперь о другой стороне этого вопроса. Когда Германия начал

предъявлять претензии чехам, Франция билась, чтобы второй ее союзник, Польша, заключила с Чехословакией военный союз, но Польша

категорически воспротивилась этому. Воспротивилась, поскольку намерена, вместе с Германией, и самой отхватить от Чехословакии Тешинскую область, а может и еще большую территорию.

И вот на сегодня Польша, нагло заявила французам, что она не объявит

войну Германии, если Франция в защиту Чехословакии объявит войну

немцам, поскольку в этом случае не Германия нападает на Францию, а

Франция на Германию, более того, Польша и не пропустит войска Красной

Армии в Чехословакию.

- Ну и черт с ней, надо прорываться в Чехословакию силой! –

неожиданно заявил обычно осторожный Калинин.

- Все не так просто, - начал пояснять Ворошилов, которого положение

Наркома обороны обязывало взять дискуссию в свои руки, - если мы

попытаемся пройти в Чехословакию через территорию Польши силой, то

кроме Польши нам объявит войну и Румыния, с которой Польша имеет

военный союз, направленный против нас, – Малую Антанту.

- Все идет к тому, что Франция побоится одна вступиться за

Чехословакию, - резюмировал Молотов. - Очень возможно, что сдадутся и

чехи. Надо бы их как-то ободрить.

116

- А давайте перебросим к ним пару авиаполков по воздуху, - вдруг

предложил Ворошилов.

- А кто их там будет обслуживать? – тут же возразил Каганович, которому за три года работы наркомом путей сообщения вопросы