Мифы и легенды старой Одессы

Зеленой не Зелёный, или анекдоты полицейского пристава

Тиражируется много небылиц в связи с перепутыванием двух известных исторических персонажей: одного из городских голов и одного из градоначальников — по созвучию фамилий» одинаковым именам и инициалам. Мало того» оба фигуранта ещё и современники. Первый — Павел Александрович Зелёный (1840–1912), городской голова, второй — Павел Алексеевич Зеленой (1833–1909), градоначальник. Для начала хорошо бы знать хотя бы то, что городской голова избирался, а градоначальник назначался. Так вот изрядный корпус исторических курьёзов и анекдотов относится как раз ко второму. Сюжетов в самом деле множество, пожалуй, хватило бы на книжку. Некоторые из них изложены такими известными людьми, как, например, знаменитый фельетонист Влас Дорошевич и популярный архитектор Леон Влодек. Здесь перескажу пару эпизодов, сообщённых профессором Императорского Новороссийского университета И. А. Линниченко.

«Недавно (1915 или 1916 — О. Г.) скончавшийся в Одессе пристав Лысенко рассказывал несколько анекдотов, весьма характерных для личности одесского градоначальника П. А. Зеленого. Сам Лысенко происходил из хорошей семьи, воспитывался даже в Пажеском корпусе, вышел в офицеры, но со временем сильно запьянствовал, опустился настолько, что Зеленой случайно нашёл его в одном из одесских ночлежных приютов. Как он туда попал, не знаю, как не знаю, почему он очутился именно в Одессе. Зеленой, кажется, знал его раньше, принял в нем участие и взял на службу в полицию под свое начальство. Лысенко хорошо знали в Одессе (он был последнее время, кажется, помощником зав. сыскной частью). Грузный, обрюзгший, с глазами навыкате, седыми бакенбардами старого военного типа, животом наперёд, добродушный старик пользовался в Одессе большой популярностью. Может быть, он и принимал благодарности, но не вымогал их; пить он не переставал, но против прежнего все же воздерживался. В отставку вышел не по доброй воле, а потому что раскрыл крупное злоупотребление, в котором замешаны были влиятельные лица. Его постарались, как лицо неудобное, сплавить. Он остался в Одессе на маленькой пенсии; его можно было постоянно встретить на людных улицах, но вид у него был уже сильно потрёпанный, мундир очень подержанный, ходил он через силу, страдая одышкой. По старой памяти его радостно принимали в трактирах и ресторанах, угощали уже не в силу негласного принуждения, а так, по дружбе».

Я сверился. Да, в конце 1890-х надворный советник Эраст Михайлович Лысенко действительно служил приставом Херсонского полицейского участка и жил в его здании.

В 1912-м он — отставной подполковник и проживает по Ольгиевскому спуску, 10, в доме А. М. Линтварена, в 1913–1914 гг. — по Пишоновской, 27, в доме О. И. Звилиндовского.

Лысенко был свидетелем и участником многих происшествий. Так, однажды к градоначальнику явился некий генерал с оригинальной жалобой. Типа некий Рабинович осмелился настойчиво ухаживать за генеральской дочерью и даже предложить ей руку. Зеленой тоже возмутился, велел Лысенко незамедлительно сыскать Рабиновича и доставить к нему. Полицейский рявкнул: «Слушаюсь!» А на выходе принялся чесать репу: какого Рабиновича искать, коль в городе их прорва. Начнешь уточнять у градоначальника, так тот прибегнет к обычным для себя трехэтажным выражениям. Стоит озадаченный пристав на улице — ни жив ни мертв. И тут узрел знакомое лицо, вспомнил, что это какой-то Рабинович. Подумал: покажу этого, что ему грозит? Ну, накричит градоначальник-деспот, натопает, да и только, а я пострадавшему как-нибудь компенсирую. Зеленой, понятно, на ровном месте отделал несчастного под орех. Но суть в том, что, узнав о неприятности с подставным Рабиновичем, подлинный «тотчас же забастовал — с той поры он навсегда оставил ухаживания за генеральской дочерью».

В другой раз сюжет крутился вокруг составления полицией протоколов о неудовлетворительном санитарном состоянии такого-то домовладения. Это был стандартный приём получения взяток полицейскими чинами по надуманным поводам. Существовала даже негласная такса, 50 рублей. Но некий полицейский чин решил срубить бабла по полной: «Триста рубликов!» Домовладелец: «Что ты, батенька, белены объелся? Бери пятьдесят — и делу конец». А тот, мол, никак не получится: надо и с приставом поделиться, и с помощником пристава. Тогда обиженный приехал жаловаться градоначальнику. «Ах он мерзавец, — закричал взбешенный генерал, — подать его, скотину, сюда». Доставили обидчика. «Это ты составлял протокол у N?» — «Так точно, ваше превосходительство» — «Ты требовал, мерзавец, с него триста рублей хабара за протокол?» Ответчик видит: свидетель налицо, отпираться невозможно. «Так точно, ваше превосходительство». — «Ах ты… (Следует обычная трехэтажная симфония)». Обращается к N: «Дай-ка мне пятьдесят рублей». N почтительно подает генералу две 25-рублевые ассигнации. Зеленой швыряет их полицейскому: «На, бери, мерзавец, и сейчас порвать протокол. Ступай вон!»

Таких курьезных историй не счесть. Сказывают, сам император заинтересовался капитаном Зеленым, когда услышал его рык с подходящего к пристани корабля, адресованный кому-то из команды: «Что ты как вошь по мокрому *** лезешь».

Известный художник Соломон Яковлевич Кишиневский в своих воспоминаниях тоже ошибался в написании фамилии, что, естественно, способствовало усилению путаницы. И в этих мемуарах запечатлена серия курьезных сюжетов, иронически характеризующая самодурство облечённого властью бравого контр-адмирала:

«Обыватели города ежеминутно ждали от начальства какую-нибудь сумасбродную выходку. В городе только и слышно было: «Что Зеленый? Кого выругал? На кого накричал? Кого арестовал?» (…) Слова «еврей» для нашего градоначальника не существовало. Слово же «жид» употреблялось им частенько… И вот одна еврейка пожелала получить от Зеленого бесплатный проезд по железной дороге. Зеленый же не был из числа склонных помочь еврею. «Билет?! Билет ты хочешь!!! Чтобы духа твоего не было здесь! Вон сейчас же отсюда! Слышишь?!!» — «Ша, ша! — Ваше превосходительство, — прервала Зеленого не растерявшаяся еврейка, — не шумите так! Мы все знаем, что Вы таки сумасшедший, но мы таки знаем, что Вы и справедливый человек и таки «нет-да» — дадите мне билет!» Кругом все смеялись, смеялся и сам Зеленый. Еврейка получила билет… В другой раз одна молодая женщина пришла в канцелярию для получения заграничного паспорта. «Что? — заревел Зеленый, — за границу хочешь? Что, мало тут у тебя своих *** так тебе ещё за границу нужно? Курва ты этакая! Мать! Мать! Мать!!» Просительница упала в обморок. Зеленый, увидев, что переступил границы, распорядился о выдаче просительнице паспорта (…) Раз, когда на одном каком-то общественном празднике его жена пожелала быть самостоятельною, выйти из-под надзора упоённого властью градоправителя — Зеленый приказал ее арестовать и подвергнуть домашнему аресту. Присутствовавший здесь же пристав самолично препроводил «арестованную» к месту заключения — и это при всём честном народе, нисколько не стесняясь общественным мнением и игнорируя всех присутствующих…»

Оригинальные выходки знаменитого циркового актера Анатолия Дурова, возмущённого сумасбродством градоначальника, широко известны, многократно описаны, отчасти экранизированы и тоже в некотором роде сделались легендами. Наиболее часто вспоминают эпизод, в котором выкрашенный зеленой краской крупный боров принимает на арене поклоны сохранивших натуральный цвет товарок. Согласно другой версии, от него отворачиваются, и следует двусмысленная ремарка Дурова: «Даже свиньи не любят зелёного».