Всякая попытка расспросить островитян про их мифы сопряжена помимо языковых с целым рядом других неизбежных трудностей.
Первая из них связана с тем, что значительную часть мифов вправе рассказывать лишь немногие. Как правило, это старики (самб-аним), знающие большинство преданий. Чаще всего, впрочем, речь идет о сказках, известных каждому ребенку, и во многих случаях было бы лучше, если бы их и рассказывали дети. Они куда более умелые рассказчики и не напускают на себя таинственности, как старики. Тех обычно приходится уговаривать, обещать им вознаграждение, что, конечно, сказывается на характере повествования.
Другая трудность состоит в том, что лишь немногие островитяне умеют рассказывать. Некоторые знают много мифов, но изложить их не могут. Их рассказ представляет собой обычно какой-то фрагмент без начала и конца, и бывает иногда весьма нелегко понять, о чем идет речь, особенно вначале. Однако со временем я заметил, что во всей области, населенной маринд-аним, большинство мифов рассказывается одинаково, с незначительными отклонениями. Прежде всего называются везде одни и те же имена наиболее важных племенных родоначальников (дем), и с этими именами связаны всегда одни и те же мифы. Дело, следовательно, было лишь за тем, чтобы записать в разных местах рассказы как можно большего числа информантов. Получив таким образом общее представление обо всем материале, можно было дополнить фрагменты отдельных мифов другими. Это был единственный возможный путь. Каждый рассказчик, как правило, начинает свое повествование с того, что ему в данный момент пришло на ум. Чаще всего бывает сразу даже трудно уловить какой бы то ни было смысл, какую-то последовательность. Но некоторое время спустя удается опять услышать фрагмент того же мифа. Так составляешь о нем все более и более полное представление и можешь уже сам выяснить недостающие частности, задавая вопросы. Таким образом возникла большая часть приводимых здесь записей.
Встретить островитянина, который знал бы целый миф с начала и до конца, удавалось редко. К тому же у многих мифов и нет начала. Они представляют собой скорее продолжение, соединяются, переплетаются, переходят один в другой. Как правило, каждый предпочитает рассказывать лишь те мифы, которые ему наиболее близки, т. е. относятся к кругу его тотемно-мифологического родства.
Еще одно обстоятельство, которое затрудняет собирание мифов, связано с самим их содержанием. Часто они содержат какую-нибудь большую или маленькую тайну, которую, в частности, нельзя выдавать членам другого боана. Ведь все мифы без исключения повествуют о страшных предках-демах, об их поступках и делах, о том, как от них произошли различные предметы, и т. д. И поскольку обычно каждый рассказывает лишь те мифы, которые относятся к его боану или тотемному сообществу, он остерегается в присутствии члена чужого боана говорить как о своих демах, так и о демах других семейств. В самом деле, имена дем, как и некоторые мифы, представляют собой тщательно оберегаемые тайны для всех, кто не принадлежит к соответствующему кругу мифологического родства. Дело доходит до того, что человек, выдавший имена дем, рискует за свою болтливость навлечь на себя кару — болезнь или смерть, которые насылаются колдовством. Он боится при этом не только дем, имена которых названы в мифах, но и членов собственного боана, которые таких вещей весьма не любят.
Поэтому знатоки мифов, прежде чем приступить при мне к рассказу, всегда старались удостовериться, нет ли поблизости людей из чужого боана, которые могли бы их подслушать. И если круг слушателей состоял из членов одного и того же боана или одного и того же тотемного сообщества, все было в порядке.
Имена дем действительно окружены тайной. Это, однако, относится не ко всем демам в равной мере. Некоторые имена, например наиболее обычных дем, как дема кокоса, дема саго и т. д., известны большинству. Тем не менее кое-кто, особенно старики, разводят вокруг них невероятную таинственность, которую я так и не могу объяснить до конца. Понятно, если бы избегали называть имена страшных дем, например демы волн. Но нет: по имени этого демы назван целый тотемный клан, состоящий в тесном тотемно-мифологическом родстве с морем, так что имя демы волн известно каждому и упоминается достаточно часто. Как правило, в секрете держатся имена тех дем, которые известны не каждому и которые не связаны с наименованием кланов. Но вот, например, дема кокоса, чье имя известно почти всем; оно часто звучит также и в широко распространенных заклинаниях, которые произносятся, чтобы обеспечить всхожесть орехов и плодоносность пальм. Тем не менее местные жители будут весьма недовольны, если имя этого демы (или демы саго) будет произнесено вслух в присутствии людей, которые не принадлежат к боану кокоса или к тотемному сообществу геб-це, в которое входит боан кокоса.
То же относится и к именам дем-женщин (дема-пакари), они часто содержатся в еще большей тайне. Я должен был расценивать как особую благосклонность, если кто-нибудь из рассказчиков шептал мне на ухо несколько имен, которые к тому же нередко оказывались попросту вымышленными.
Я долго не мог понять всех этих странностей. Но, видимо, подобная таинственность имеет под собой какие-то основания. Недаром островитяне, как правило, полагали, что меня интересуют лишь тайные имена. Как я уже говорил, часто, вместо того чтобы рассказать миф, который я хотел услышать, они шептали мне на ухо ряд имен и говорили: «Теперь ты знаешь то, про что меня расспрашивал». Это сопровождалось специальным требованием, чтобы я никому больше не выдавал услышанных имен. С другой стороны, когда я попадал в отдаленные деревни, тамошние жители первым делом расспрашивали меня про «настоящие имена» луны, солнца и т. д.
Имена действительно играют для островитян очень важную роль. У каждого предмета есть не только обычное наименование, но и целый ряд названий, основанных на сравнениях, звукоподражании, на причинных отношениях и т. д. Сверх того, каждый предмет, как правило, имеет еще и «настоящее», действительное имя, так называемое «игиц-ха» («игиц» — «имя», «ха» — «действительный, настоящий»), или имя демы («дема-игиц»), т. е. родоначальника, от которого произошел данный предмет; подразумевается, что этот дема где-то существует на самом деле.
Все это заставляет в какой-то мере вспомнить учение Платона об идеях, хотя сравнение тут возможно лишь весьма отдаленное. Действительное имя постоянно звучит в волшебных заклинаниях, когда нужно обратиться к деме или назвать необходимый предмет. В обыденной речи, однако, его никогда не услышишь. Знающий имя демы, «игиц-ха», имеет тем самым в своих руках ключ к волшебным заклинаниям; это одна из причин, почему его держат в секрете.
Другая причина, несомненно, боязнь рассердить дему. Если слишком часто называть его имя, он может уйти в другое место, тогда соответствующее растение захиреет. Имена дем-животных окружены тайной в гораздо меньшей степени, чем имена дем кокоса, саго и банана, а также их жен, от которых зависит размножение и процветание соответствующих растении. Необходимо вообще избегать всего, что могло бы разгневать дем. На этом в значительной мере основана мораль островитян. Например, не следует бросать саго на землю или разбазаривать его попусту. Это может разгневать сагового дему, что приведет к недостатку саго.
Наконец, третья причина, почему не следует называть дему по имени, — это страх перед самим демой, который может явиться к тому, кто произнес его имя. Дело в том, что имя отчасти содержит в себе жизненную силу называемого объекта. У демы эта сила интенсивнее, чем у обычных объектов, поэтому ни в коем случае не следует ею злоупотреблять.
Это объясняет также, почему никогда не принято называть действительное имя человека: всегда употребляется прозвище или кличка.
К страшным демам, от которых берут свое начало тайные культы, существует, как уже было сказано, особое отношение. О них ни в коем случае никто не отважится заговорить — не то они сразу же отомстят болтуну неизлечимыми болезнями.
Мне часто приходилось наблюдать, как усердный рассказчик внезапно замолкал, и становилось невозможно вытянуть из него больше ни слова. Я долго не мог объяснить такого странного поведения, пока не узнал, что мой рассказчик вдруг пугался: не поразит ли его дема болезнью за то, что он слишком много про него рассказал. А бывало и так, что кто-нибудь другой, не особенно ко мне расположенный, намекал ему на возможную кару, чтобы тот со мной не связывался.
Похоже, что наибольший страх вызывают чужие, не родственные демы. Вообще говоря, предпочтительно знать только своих дем и свои мифы, а с демами и мифами других боанов и тотемов не иметь дела. В ходе празднеств также обычно изображаются лишь родственные в тотемно-мифологическом отношении демы и предметы, иначе дема наверняка отомстит. Всякий неродственный дух представляет собой могучую силу, которая при известных обстоятельствах может причинить вред. Вокруг тотемно-мифологического родства вращается, собственно, все, на нем строится вся социальная жизнь. По любому поводу, например на праздниках и т. п., речь ведется фактически лишь об одном — о принадлежности к боану или к союзу боанов. Этому тотемно-мифологическому подразделению противостоит естественное подразделение по возрасту и семейному родству.
Лишь немногие мифы рассказываются в присутствии детей и женщин, поскольку содержание большей части их непристойно. В этом смысле маринд проявляют крайнюю щепетильность и деликатность, какой, казалось бы, трудно ожидать от них, зная их более близко. Но это доказывает, что, несмотря ни на что, им отнюдь не чужды более высокие моральные представления и нравственные чувства. Никогда маринд не станет рассказывать непристойный миф в присутствии детей или юношей.
Предлагаемый материал собран мною преимущественно на побережье, а именно в селениях между Боре-мом и Окабой. Как уже было сказано, в процессе собирания мифов выяснилось, что большинство из них повсюду у маринд рассказываются одинаково, лишь с небольшими отклонениями, поскольку это мифы клановые, т. е. повествующие про общих родоначальников и их дела. Благодаря этому обстоятельству, расспрашивая как можно больше людей, удалось собрать так много мифов в относительно короткое время.
П. Вирц