Из чего рождаются Империи?
Из того же из чего всё остальное: из пота и крови. Все, хоть чего-то стоящие вещи, в нашем мире, в той или иной пропорции сделаны из пота и крови, и ещё из стремления, но оно идёт отдельной строкой.
Проливая литры пота, скульптор высекает прекрасную скульптуру. По своей и чужой крови идёт к победе солдат. В поте и крови рождает женщина нового человека.
Из какого строительного материала создаются Империи? Кто-то, может быть, скажет будто из людей и будет неправ. Люди не кирпичики, они – строители. Даже если невольно, по принуждению или под влиянием обстоятельств. Строительный материал для создания империй это пепел сгоревших надежд на спокойную мирную жизнь. Это понимание, что как раньше больше не будет. Ужасное будущее, потерянное прошлое и немного решимости идти до самого конца. Совсем немного решимости идти о самого конца.
Кто создаёт Империи? Их не создают прекраснодушные мечтатели. Не создают грезящие о новых победах генералы. Не создают решительные правители. Не учёные, не художники, не писатели, не инженеры, не врачи, не учителя, не строители, не чиновники.
А кто же тогда?
Империи создают обстоятельства, когда враг стоит у ворот и решается самый главный гамлетовский вопрос: быть или не быть.
Быть или не быть человеку, этносу, расе, виду.
Частью чего останется человек: войдёт ли он в будущее или уйдёт в историю? И когда человек отказывается становиться частью истории. Когда он говорит: -Плевать на меня самого, но Родину я вам не отдам!
Только тогда имеет шанс родиться Империя. Драгоценное зерно, что, может быть, прорастёт если найдётся достаточно людей, которые польют его своей кровью, но прежде всего своим потом. Из крохотного зёрнышка имеет шанс вырасти поистине могучее дерево.
Все, хоть чего-то стоящие вещи, в нашем мире, сделаны из пота, крови и ещё из стремления, но о нём другой разговор.
Не стыдись человек ни своего пота, ни своей крови. Твоя душа – как птица. Все мы словно птицы - аисты, например.
Это Аист. У него перебито крыло.
В остальном ему, считай, повезло:
всё в порядке и всё на месте.
А Седой - он был совсем молодой,
просто у него позывной "Седой" -
тот на днях оказался двести.
Двести - это означает лишь,
что с ним больше не поговоришь,
не покроешь погоду матом.
Это не диагноз и не порок,
это на том свете наш номерок,
чтобы все по своим палатам.
Аиста пускают в аэроплан,
хотя он вообще-то заметно пьян
и крылом едва волочит поклажу.
Он знает одно: ему надо в Читу.
И таких, как он, на этом борту
каждый пятый или четвёртый даже.
Вот они летят над ночной страной,
называют друг другу свой позывной.
Не заметишь, как ночь растает.
И какой тут сон? Так, бред наяву.
Аист кричит: я там всех порву.
Сам порвусь, но и их не станет.
Много чего высказав сгоряча,
он сопит возле моего плеча,
я пишу о нём в телефоне.
Нам ещё рановато в солдатский рай,
нас с тобою, друг, Забайкальский край
принимает в свои ладони.
Игорь Караулов. Аист