Рой. Стив думал о нем. Он ощущался внутри объемно и тепло. Его много. Пока. Но что-то неизбежное пронизывает сердце холодными нитями. Шон не может ошибаться. Рой льет с полотен свою боль. Он тоже бог. Творец. И так же молча может лишь взирать на крушение своего мира. И Стив тоже может лишь молча взирать на крушение его мира. Он бессилен. Уже.
Посетители перемещаются по залу медленно. Маккена заставил их думать. Один художник, одна модель, но этого слишком много, чтобы просто посмотреть и все. Слишком обнаженная правда, и она касается каждого. Люди не спешат покидать экспозицию. Музыка, фоном наполняющая зал, усиливает ощущение, и в воздухе висит непонимание. Как мог такой человек, как Рой Гейл Маккена, скандалист, пьяница и развратник мыслить так объемно и глубоко? Где, в каких глубинах он прятал то, что сейчас обнажил? Как он вообще мог сделать то, что сделал?
Зал в конце выставки перегорожен ширмами, и из-за них веет тайной. В программе дня открытия заявлена пресс-конференция и что-то еще, что должно быть, но о чем не знает никто. Даже Стив. Почти семь вечера, а хозяина до сих пор нет, и это в купе усиливает притяжение.
Стив поднялся в студию. Рой сидел в кресле, откинув на спинку голову и прикрыв глаза.
— Привет, — Шон впервые не знал, с чего начать разговор.
— И я тебя, — ответил Маккена, едва шевеля губами, но так и не шелохнувшись.
— Я был на выставке.
— Знаю.
— Не знаю, что сказать…
— Это хорошо. Значит, мне удалось.
— Рой.
— Хочешь знать правду? Это — мой предел. Лучше я не смогу. А раз так, то и… Надо сходить с дистанции, пока ты еще можешь с нее сойти.
— Дик плакал, — вдруг сказал Стив, выигрывая время, чтобы подумать над ответом. — А Пол сказал, что берет выходные, и чтобы я заменил ведущего.
Маккена лишь горько усмехнулся. Зря Стив ждал, что он скажет хоть что-нибудь. Рой словно уснул, просто позабыв про ответ.
— Нам пора, — как-то издалека и неуверенно начал Шон. — До начала конференции совсем мало времени.
— Ее не будет.
— В смысле? Ты же просил понагнать журналистов.
— Я сказал, что не будет пресс-конференции, но я не сказал, что они мне не нужны.
— Ты о чем, Рой? — в этот момент Стив понял, что пора начинать волноваться.
Он не знал, что именно Маккена имеет ввиду, и поэтому почувствовал опасность. Последнее время он ощущал себя несущимся на веревочных качелях, у которых вот-вот лопнет канат.
— Мне есть, что сказать, но впускать их в душу с грязными ногами и пусть даже в бахилах я не намерен. Езжай. Я скоро буду. Мне нужно еще подумать минут пять.
— Рой, что-то мне все это не нравится. Ты в порядке?
— Ничего, Стив, хотя бывало и лучше. Поезжай.
— Неужели все так плохо?
— Да. Только еще хуже.
В галерее полно народа. Без двух минут семь, а Маккены все нет. Стив заметно нервничает. Зря. Рой входит уверенной, хорошо поставленной походкой. Выглядит странно, да и одет под стать выражению. Он в кожаной куртке поверх черной майки и джинсах. Держится так, словно спешит по важным делам и все, что происходит здесь — лишь небольшое совещание перед серьезной деловой встречей. Маккена идет к ширмам, сам раздвигает их, приглашая гостей вовнутрь. Взору присутствующих предстает пустое пространство, в глубине которого во всю стену натянуто белое полотно, посередине которого от потолка до пола установлена строгая рамка. Маккена поднимается на небольшое возвышение, сцену высотой в пару ступеней. Он почти минует приветствие, сразу приступая к изложению сути.
— Я благодарю всех, кто присутствует на открытии моей выставки. Я пригласил всех вас не случайно, ибо собираюсь сделать официальное заявление, но об этом чуть позже. Сейчас я постараюсь объяснить вам, что, собственно говоря, здесь происходит. Коллега, — Рой обратился к кому-то за спинами посетителей. — Включите, пожалуйста, кадр.
Свет чуть померк, и все увидели в просвете рамки фотографию Энди. Улыбающееся счастливое лицо, широкая открытая улыбка, чуть прищуренные глаза и застывшие в янтаре снимка искорки в зрачках.
— Перед вами человек, которому я обязан этой экспозицией. Его имя Энджио Рафаэль Джалалли. Шестнадцатого апреля ему исполнилось двадцать лет. Я планировал открыть выставку именно к этому дню, но в силу определенных обстоятельств опоздал больше, чем на месяц, хотя, — Маккена сделал паузу, — больше, чем на полжизни. И идея, и название экспозиции принадлежит именно этому человеку, как и то вдохновение, которое он во мне вскрыл. Выставка называется «Падший ангел», и это в полной мере относится к нему самому. Повторюсь, именно Энди подарил мне идею композиции и терпел мои капризы во время съемок. Сейчас его здесь нет, и два года я занимался тем, что пытался его найти. Я нашел, и это самое страшное, что постигло меня в жизни, а именно то, что я увидел. Когда этот мальчик появился в моей жизни, у него не было ничего, даже дня рождения, ибо его миром была улица. Прошло три года, и у него также ничего нет, кроме дня рождения. И он так же не знает до сих пор своего полного имени. Единственное, что он добавил к этому за это время — день смерти. Когда-то я подобрал его на улице, и он поселился в моей жизни. Я не понял, не заметил, когда и как он стал мне другом и партнером. Мы никогда не говорили об этом, и я не знал, что делил с ним не только дом, постель, но и жизнь. Он был юн и не искушен, и мир, которым он жил, был столь чист, что это казалось неправдой. Только теперь я понимаю, что не заметил, когда он открыл мне душу, а я вошел, не удосужившись даже снять обувь. Я не понимал, как боялся… Я даже думать не мог… что мой привычный уклад может измениться. Я не мог смириться с тем ужасом, когда понял, как глубоко он входит в мою жизнь и… я его выгнал, — Рой сделал паузу, но это были мгновения страшной тишины. Тишины, пропитанной таким отчаянием, что она почти обжигала. Это была столь мертвенная тишина, что любой шорох показался бы грохотом камнепада.
Маккена смотрел поверх голов отрешенным взглядом, взглядом человека, который уже не ищет ни спасения, ни оправдания.
— Да, это правда. Я вышвырнул его, не позволив взять ничего, кроме чувства вины, которым одарил его сполна. Два года. Два нескончаемо-длинных года я жил в неведении, что с ним и как. Это было время, которое кажется мне вечностью. Я искал, а когда нашел… он сказал мне фразу, которая не отпускает меня ни на минуту. Он сказал: «Твой мир — это мир, который без меня». Два года он работал, подвергая себя унижению, чтобы оплатить то… Он оплатил каждый цент, каждый сантиметр этого моего долбанного мира. Каждый глоток воздуха этого мира. То, что я сделал с его жизнью, вы видели на стендах с той только разницей, что я не знал, что снимаю хронику его будущего. Мир, который без него — вот он! — Рой сделал всеобъемлющий жест рукой. — Перед вами! Этот мир и сейчас живой, блестящий и сытый, но не для него! В нем есть все! Бери, сколько унесешь! Он сказал, что не хочет брать из него ничего! Ничего! И вот я стою посреди него и понимаю, что и мне ничего не нужно. Весь этот мир — пустая груда развалин, которую я не вижу смысла даже пытаться собирать. То, что произойдет дальше — обдуманное и выстраданное решение, и я пригласил сюда нотариуса, чтобы сделать то, что давно собирался. Я хочу, чтобы после ни у кого не возникало сомнения, что я был не в своем уме или еще что-то. Я стою сейчас перед вами в трезвом уме и здравой памяти. Все бумаги подготовлены заранее, и мне остается лишь озвучить их и подписать в вашем присутствии. После того, как эта часть сегодняшнего мероприятия будет завершена, у меня останется к вам еще одно дело. Итак, я представляю вам моего нотариуса господина Кайла Маркеса. Прошу вас.
На сцену поднялся невысокий человек в официальном строгом костюме с дипломатом.
— Я приветствую всех, здесь присутствующих, — начал он не менее официальным тоном. — Господин Маккена поручил мне составить для него ряд бумаг, которые он и намерен подписать после их представления. С чего начнем, господин Маккена?
— Ну, думаю, с начала. Шерон, — Рой глазами отыскал в толпе свою бывшую жену. — Более десяти последних лет мы, все еще находясь в официальном браке, находились в неофициальном не браке. Нам с тобой давно пора было разрешить все эти проблемы, но брачный контракт, составленный таким образом, что кто-то все равно бы потерял все, не позволял нам поставить точку в наших с тобой отношениях. Мне не хочется думать, что ты была бы рада моей смерти, хотя оставлю это на твоей совести. Перед тем, как я подпишу бумаги со своим отказом в твою пользу, я хочу спросить тебя, согласна ли ты дать мне встречный развод? Иными словами, все имущество, движимое и недвижимое, которое заявлено в брачном контракте, после развода перейдет в твое единоличное пользование. Я намерен расторгнуть и брак, и брачный договор с выигрышем в твою пользу.
Толпа несколько расступилась, и все взоры обратились в сторону госпожи Маккена. Шерон растерялась, лишилась дара речи и не могла произнести ни единого звука. Все произошло столь неожиданно, что она мгновенно растеряла все навыки опытной львицы, преобразовавшись в растерянного котенка, обмочившего лапы в собственной моче.
— Я понимаю, — продолжил Рой, — что такие вещи несколько трудны для немедленного осмысления, поэтому во избежание вопросов с твоей стороны я пригласил сюда юриста, который защищает твои интересы на протяжении длительного времени. Он уже ознакомился с бумагами и в состоянии дать тебе комментарии. Думаю, тебе следует проконсультироваться с ним перед тем, как мы завершим сделку. А пока ты приходишь в себя, я хочу обратиться к господину Тому Редфорду. Том! Когда-то ты был моим другом, но некоторые обстоятельства не позволили нам сохранить эту дружбу. Думаю, уже в конце этого мероприятия ты получишь то, что по праву принадлежит тебе. Надеюсь двенадцать лет — достаточный срок, чтобы определиться, хочешь ли ты все еще соединить жизнь со своей возлюбленной. Думаю, мероприятие не заставит себя долго ждать, и у меня появится возможность прислать вам свое благословение и подарок, — Маккена попытался улыбнуться. — Я с радостью передаю тебе это наследство, не сомневаясь ни на секунду, что ты лучше распорядишься им, чем это получилось у меня. Если бы я мог, Том, то обернул бы время вспять, но, к сожалению… Прости.
Стив смотрел на Шерон, и в нем поднималось несказанное волнение. Он чувствовал, что не ошибается, просчитывая мысли Роя. Маккена ставил на кон все, и Шон не сомневался уже, он решил сыграть с жизнью в рулетку.
— Теперь, — продолжил Маккена, я хочу обратиться к своему родному брату Бреду, хотя наше родство зафиксировано лишь бумажными протоколами, но тем не менее. К несчастью для нас обоих так исторически сложилось, что эта галерея, которая на протяжении многих лет являлась убежищем для моих картин, принадлежит нам в равных долях. Мы так и не смогли прийти ни к какому решению в законодательных и финансовых вопросах. И вот сегодня я наконец нашел решение. Я отказываюсь от своей доли в твою пользу. Надеюсь, это будет последней бумагой, которая хоть как-то определяет наше родство. Не знаю, почему так получилось, что пройдя одну и ту же дорогу во время рождения, мы напрочь забыли, куда она ведет.
По залу пополз шепот. Люди недоумевали. Никто не мог понять, что сейчас делает Рой, но никто не сомневался, что он знает, что делает.
— На этом, — не дал им опомниться Рой, — неприятная часть заканчивается, и я перехожу к людям, которые дороги для меня. Я благодарен судьбе, что она подарила мне прекрасного человека, который на протяжении долгого времени заботился обо мне и находил в себе силы принимать и понимать меня. Я о прекрасной женщине, которую считаю членом своей семьи. Я об Ольге Кислер. Это человек, который не только делает мою жизнь сытой, чистой и уютной, но и щедро одаривает меня теплом своей души. Я так благодарен вам и судьбе, что мне выпала эта радость вас узнать. Ольга, я думаю, что сумма, назначенная вам, как пожизненное содержание, это наименьшая благодарность, которую я могу вам выразить. Мне хочется надеяться, что вы и дальше останетесь с нами, и каждый раз возвращаясь домой, я буду знать, что вы там.
Ольга хотела что-то сказать, но Рой опередил ее:
— Не сейчас. Я знаю, как вы будете возмущаться, но с вашего позволения я выслушаю все это позже. Итак, я перехожу к своему другу и партнеру Шону Стивенсону. Все слова, которые я буду говорить в его адрес, по определению будут скудными и безликими. Этот человек — часть меня, и я бы сказал - лучшая. Бесполезно пытаться определить, скольким в этой жизни я обязан ему, и что бы она сейчас представляла, не встреть я его в один дождливый вечер. Стив, я всегда любил, люблю и буду любить тебя вечно. Ты, как никто другой, должен понимать, что именно я сейчас делаю. Ты, как никто другой знаешь меня, и я надеюсь, сможешь меня понять и в этот раз. Я передаю тебе все свои картины и право решать, что с ними делать, но не это главное. Я хочу просить тебя стать моим доверенным лицом со всеми генеральными полномочиями в случае любой моей неспособности в следующем очень важном деле. Речь идет об Энди. Я могу быть стопроцентно уверен, что только ты сможешь достойно представлять его интересы в случае возникновения любых проблем, связанных со вступлением в наследство. Со своей стороны, думаю, и Энди также может быть в этом уверен. Речь идет о переведении в его законное наследование по документам дарения дома, он же студия, а так же всех денежных средств, имеющихся на моих счетах. Я оформил на тебя генеральную доверенность на право подписи и распоряжения вышеперечисленным имуществом до полного вступления в права господина Энджио Рафаэля Джалалли.
Вот оно и случилось. То, что должно было случиться. Стив не был удивлен, потому что уже был готов. Последние несколько дней аура Роя исторгала флюиды сегодняшнего апокалипсиса, и Шон почти не ошибался, считывая их. Рой сделал то, что сделал, потому что ничего другого сделать не мог. Единственное, чего не ждал Стив, что Маккена будет столь спокоен и хладнокровен. Это так не похоже на него, и это далеко не так, как Стив ожидал.
Омерзительно стрекотали фотоаппараты, шуршали шепчущиеся голоса, но Роя это нисколько не беспокоило, хотя Шона раздражало уже не на шутку. Он пытался сосредоточенно думать, но у него не получалось. Не то, чтобы сосредоточенно, вообще никак. Он не мог сконцентрироваться, не мог найти точку отсчета, чтобы идти от нее логически. Оба полушария его мозга думали в разные стороны, растягивая все в какие-то бесконечные нити. Машина. Это все, что Рой оставил для себя, и Стив боялся пропустить это сквозь нити между полушариями. Пока Маккена подписывал документы, упорно не слыша осыпающиеся волны вопросов, Шон боролся с самим собой, но упорно проигрывал самому себе.
— А теперь, — голос Маккены прервал его размышления, — у меня осталось последнее, что я хочу вам подарить. Этот мальчик, — Рой обернулся, замолчал, рассматривая бумажные глаза Энди, — сказал фразу, которая перевернула всю мою жизнь. Может быть, для вас она не значит ничего, а для меня… Мир, который без меня. Мир… который… без… меня. Всего лишь четыре слова, чтобы я стал другим человеком. Четыре обычных слова, чтобы такой мир потерял для меня смысл. Я не могу… не хочу в нем оставаться. Я оставляю его вам, а сам… сам буду пытать счастья в поисках того, где ОН есть. Я благодарю всех за внимание и прошу господина Стивенсона вступить в свои права. Я думаю, чуть позже он ответит на все ваши вопросы, а пока мой вам подарок..
С последними словами Роя ткань, создававшая видимость стены за его спиной, опустилась, оголяя огромное зеркало, заполняющее собой все пространство проема. Никто не понял, когда Маккена покинул сцену, потому что взгляды присутствующих были прикованы к объемной, почти голографической надписи в верхней части зеркала, почти достигающей по ширине обеих стен. МИР, КОТОРЫЙ БЕЗ МЕНЯ.
Стив смотрел на надпись, на отражающихся в зеркале людей, и сердце его с каждым ударом становилось все меньше и плотнее. Ему становилось все тяжелее совершать рывки, и вскоре Шон почувствовал тупую боль. Впервые в своей жизни. Мир, который без меня. Это действительно больно. В три раза больнее, потому что он сам… потому что Рой и… потому что Энди… Впервые он смотрел в мир, где нет Энди и уже нет Роя, но еще есть он сам, и он видел свое отражение. Только оно далеко, потому что Стив не чувствует его. Картинка. Констатация. Набор геометрических символов. Холодных в холодном стекле. Это мертвый суррогатный мир, потому что он не был создан. Не был соткан из живой материи. Не был пронизан муками творца. Он без звука и без запаха. Объемная визуализация на плоском стекле.
Рой остановил машину у клуба. Почти два. Пятница. Скоро начнется представление. Энди. За последний час все мысли Маккены видоизменились, заместившись одной единственной. Энди.
— Нельзя, — грубо сказал охранник, преграждая Рою дорогу.
— В чем дело?
— Я же четко объяснил, нельзя.
— Да, в чем дело-то?
— Хозяин в прошлый раз выдал тебе билет в одну сторону.
— Послушай, — начал Рой. — Не трону я никого. Обещаю. Я хочу только взглянуть на парня. Больше ничего. Посмотрю и уйду.
— Ты не понял, что ли? Объяснить более понятно?
— Да тебе-то что? Хочешь, за руку держи. Я должен его увидеть.
— Не увидишь по-любому. Не танцует он.
— В смысле? Что значит, не танцует?
— Прополоскали твою подстилку, сохнет теперь.
— Что ты несешь?! Что это значит?! Я ваш жаргон не понимаю!
— Морду ему начистили. Вот что. Видать, отсосал кому-то плохо, так что отдыхает он пока. Незаменимых нет. И без него клуб не задыхается. Так что, вали и ты отсюда, пока и тебе лицо не набили.
Сознание Маккена сползло вниз по каким-то внутренним каналам, потянуло следом холодные волны. Рой не помнил, как доехал до особняка Дженнифер. Глубокая ночь. Окна в доме погашены, и лишь одинокие фонари тускло освещают дорожку к входной двери, а она на расстоянии вечности. Рой прижался лбом к холодным кованым прутьям высоких ворот. Что он пытался разглядеть, он не знал. Просто всматривался в темные глазницы погашенных окон. Маккена шарил взглядом по размытым ночью очертаниям кустов, словно мог разглядеть в них хоть что-то.
Утро кто-то отменил. Просто выгрыз его, заменив бесконечностью ночи. Кто-то изобрел изощренный способ остановки времени. Оно не шло. Не ползло. Нет, оно вообще не шевелилось. Залегло где-то и не отыскать теперь. Зато Маккена успел проделать миллиард бессмысленных движений. Он изнервничался, обкурился и стер мозг о черепную коробку, но все это ничуть не ускорило процесса. Наконец утро с трудом притащило свою отяжелевшую дождем тушу, развалилось и принялось давить. Тонны ожиревшего серого веса навалились, прижали и зависли. Оно напоминало огромную бабу, случайно придавившую обширным задом несчастного котенка. Дождь не спешил выливаться, просеивая сквозь мелкое сито водяную пыль. Семь. Восемь. Девять. Все. Дальше ждать невозможно. Нет, возможно. Наверное. Кто-нибудь бы и смог, но Рой точно не относил себя к этой категории. Он вылез из машины и принялся теребить кнопку звонка. Наконец на дорожке появилась фигура мужчины. Он показался Маккене полностью лишенным лица, одетым в костюм без фасона и с зонтом… Зонта Рой точно не заметил.
— Молодой человек, — начал он голосом, лишенным звука и тембра.
— Простите, — перебил Маккена, едва не захлебнувшись от волнения. — Тысяча извинений, но дело не терпит отлагательств. Могу я видеть госпожу Дженнифер?
— Миссис Эдда не принимает в такое время. Оставьте визитку или приходите в…
— Я прошу госпожу Эдда об исключении! — еще раз перебил Рой. — К тому же, я все равно не уйду до тех пор, пока она не примет меня. Моя фамилия Маккена. Рой Маккена.
— Ждите. Я передам миссис Эдда о том, что вы настаиваете.
Человек без лица потащил себя обратно. Именно потащил. Он делал это так, словно всю жизнь тренировался не делать по-другому. Наверное, всякий раз проходя по этой дорожке, он ставил ноги на одни и те же точки. Брезгливо, словно надеялся не вляпаться во что-то. Маккена ждал. Капли собирались по волосам, опрокидываясь за ворот куртки, но Рой продолжал ждать. Прошли еще одна или две вечности перед тем, как человек вновь показался на дорожке. Он тащил себя обратно, не промахиваясь и точно ставя ноги на те же точки, миллион тех же точек.
— Госпожа Эдда примет вас в гостиной, — сообщил он, тратя века на то, чтобы открыть дверь.
Проклятая мумия! Раскрытый парашют на взлете! Мысль разозлила Маккену, но он отринул ее, устремляясь к дому.
— Не скажу, что рада видеть вас, — с порога начала Дженни. — К тому же, вы навязчивы и плохо воспитаны.
— Простите, — Рой поклонился, — я бы не смел беспокоить вас, если бы не узнал в клубе, что с Энди случилось несчастье. Его избили…
— Как видите, вы не оригинальны в этом ремесле. Это так, но не думаю, что к вам это может иметь какое-либо отношение.
— Выслушайте меня! Прошу вас, — взмолился Рой. — Я понимаю, что не имею права касаться его жизни, но… поверьте, этот человек слишком дорог для меня.
— Дорог, говорите?! Именно поэтому каждый раз вы приносите ему столько страданий?! Почему вы не оставите его в покое?! Почему вы настаиваете?! Он ведь отказал вам в прошлый раз. Разве этого недостаточно, чтобы понять?!
— Скажите, что с ним? Может быть, хоть на это еще я имею право? Я хочу увидеть его! Это ведь не так много…
— Нет. И я скажу вам больше. После этого разговора вы уедете, а я обещаю, что он не узнает о вашем визите. Это для него.
— Дженнифер, прошу вас!
— Я не позволю вам встретиться с ним. Во всяком случае, будьте уверены, я приложу к этому все возможные усилия. Но вы, как я понимаю, не терпите пополнить копилку своих заслуг? Что ж, извольте. Это я могу вам сказать. После вашего отъезда Энди пришел ко мне в таком состоянии… На нем не было лица. Он не находил себе места, не мог успокоиться. Он проклинал себя, ненавидел свою жизнь! Вам удалось всколыхнуть в нем весь ужас этих двух лет! Все то, что, казалось, он уже пережил, вернулось вновь! Только сразу, и перевернуло все с ног на голову! Он не мог есть, не мог спать… Он мучился. Опять мучился! Вы хоть на мгновение можете представить себе, каково это быть бессильным, когда дорогой тебе человек так страдает?! Вы хоть на минуту можете себе представить, что такое страдание? За что, Рой?! За что вы так ненавидите его?! Что он вам сделал?! Назовите хотя бы одну причину, по которой он заслужил от вас столько бедствий!
— Я люблю его!
— О-о-о, да! Это веская причина! Простите, я забыла! Конечно же, любите! И именно по этой причине с Энди до сих пор происходит все это! Утром он сказал, что поедет к этому подлецу Даву, что никогда больше не позволит никому… Видимо, у вас со Смитом похожая манера любить! Да, утром Энди поехал в клуб, а вечером… Не кажется вам странным это совпадение? Дав такой же эгоистичный тип, как и вы, Маккена! Да, вечером, какие-то люди поджидали его, и это не случайно. Это счастье, что мимо проезжал полицейский патруль, и дело происходило недалеко от этого дома! Ну, не попадает снаряд дважды в одну воронку! Не верю я в случайность! И вы, и Дав — потребители! Вам нет дела до того, что в теле, столь сладком для вас, где-то есть душа, и эта душа, как ни странно, способна чувствовать! Вы не думаете, что делаете, а после бегаете и рассказываете про какую-то там любовь! Какая тут любовь, когда вы не имеете о ней никакого представления?! Как это просто наказать бездомного мальчишку за свои неудачи, так ведь, Маккена?! Как удобно найти виновного, а самому превратиться в жертву! Так ведь?! Ну, что вы молчите?
— Что бы я ни сказал, вы ведь не станете слушать? Пусть в ваших глазах я останусь самым последним негодяем на свете, я не буду спорить, но я хочу просто знать, что с ним. Это ведь не так много? Не откажите мне в этом, прошу вас, — Рой сказал это настолько искренне, что в душе Дженни зародилось зерно сомнений.
— Энди повезло. Эти трое могли бы убить его, не подоспей полиция вовремя. Все могло бы обойтись ссадинами, но… у него произошло отслоение сетчатки на фоне запущенной старой травмы. Мы сделали операцию, и он сейчас в больнице. Вероятность того, что зрение стопроцентно восстановится, практически равна нулю. Слишком много времени упущено. Безвозвратного времени. Он не говорил, хотя врач утверждает, что он не мог не замечать. Половинная потеря зрения — это слишком много, чтобы ничего не делать, хотя я могу понять почему. Он попросту экономил на себе. Для него куда важнее было оплатить операцию Тиу, чтобы она могла вновь ходить, а после вернуть долг вам, потому что то, что вы говорили перед… это просто убивало его. Он говорил, хотел заработать на операцию для себя, но тут случились вы, и все пошло кувырком. Он сказал, что ничего не хочет, и ему плевать на это самое зрение. «Хоть бы уже никогда не видеть этот мир». Это его слова. Он так и сказал. И знаете, что самое страшное, он действительно так думает, и в этом немало именно ваших усилий.
— Боги, — выдохнул Маккена, стиснув голову ладонями. – Нет.
— Вы несете ему только горе. Вам стоит уже принять это. Вы говорите, что любите его. Если так, откажитесь от него. Он не вернулся с вами, так позвольте ему самому выбрать свою судьбу. — Дженнифер говорила тихо, и в голосе ее сквозило сочувствие. — Он ведь достоин этого. Так ведь?
— Вы обращались в полицию? — спросил Маккена, понимая, что ему нечего ответить.
— Вам ли спрашивать? Но он прав, каждый из вас сам накажет себя. С вами это уже началось, не правда ли? Энди очень сильный человек. И светлый. У него хватило мужества прийти к Смиту и отказаться от всего, а ведь условия их договора вам известны, но он выбрал себя, потеряв и работу, и жилье и, в конечном счете, здоровье. Разве для вас этого мало, чтобы продолжать настаивать? Не знаю, насколько это нужно ему, но здесь есть люди, которые искренне любят его и принимают любого. Мы не выдвигаем условий, не заключаем договоров, не назначаем цены. Мы его просто любим. Поверьте, это действительно так. У нас есть, чем поделиться с ним, потому что каждому из нас он отдал все, что мог. И мне, и Мартину с Тиу, и Дель, и Джил, и даже Каплям Дождя. Каждому из нас есть, за что благодарить его. Обещайте подумать над моими словами, а я обещаю, что не скажу Энди, что вы приезжали.
Дженни поднялась.
— Не смею вас больше задерживать и надеюсь, вы примете верное решение.
— Позвольте, я хотя бы оставлю вам денег.
— Мальчик отказался от них, неужели вы думаете, я соглашусь?
Рой сел в машину и… просидел несколько часов. Он ничего не чувствовал, ни о чем не думал, словно опрокинулся в бесконечную пустоту. Наверное, это так или… Он просто уже не мог ничего чувствовать, не мог ни о чем думать. Он смотрел, как плачет дождь, стекая изломанными дорожками по лобовому стеклу. Тихо. Ни звуков, ни запахов. Только прозрачные слезы по прозрачному стеклу.
Маккена вернулся в «Вестерн Салун». Он буйствовал на входе, пока Дав не согласился его принять. Зачем он настаивает, Рой не знал, он просто хотел взглянуть Смиту в глаза.
— Маккена, — начал хозяин клуба, — ты становишься большой проблемой и нескончаемой головной болью…
— Что ты сделал с ним?!
— А что я сделал с ним? С кем?
— Не притворяйся дураком! Ты прекрасно понимаешь, о ком я.
— Об Энди, о ком же еще! Так вот. Ничего я с ним не делал. Другой вопрос, что он со мной сделал после стольких лет? И знаешь что? Это странным образом совпадает с твоим прошлым появлением…
— Кто его избил?
— Стоп! Это ты меня спрашиваешь? Маккена, ты нормальный вообще? Кто его избил в этот раз, мне неизвестно, а вот что произошло с ним в прошлый, и ты, и я отлично оба знаем. Мы повздорили с ним, я не отрицаю, и скажу тебе больше — мне жаль, что с ним произошло такое несчастье, но не имею к этому никакого отношения. Он — неблагодарный маленький хрен…
— Не смей, Смит! Я не позволю…
— Да что же это такое-то?! Что за гормоны у этого скунса, что все сходят с ума?! Черт возьми, не понимаю! Нет, ну что за интерес у этих красножопых дикарей, я еще худо-бедно могу представить. Еще бы! Они пасли его, пудрили ему мозг, чтобы он оплатил операцию для их калеки. Ладно, могу понять. Эта полувековая тетка, забрызгавшая весь клуб слюной, тоже элементарна для понимания, но ты?! Маккена, не понимаю! С твоим положением и известностью ты можешь себе позволить гораздо больше…
— А ты?
— Я? У меня с ним договор, ты в курсе. А к тому, же я трахаю все, что шевелится в моем клубе. Он — не исключение. Он, видимо, не совсем хорошо осознавал, куда попал. Сюда нельзя прийти с улицы и получить работу…
— Поэтому ты взял с него все, что мог?!
— Не хами мне, Маккена! Я — не ты! Я вбухал в него столько, что за эти деньги даже бегемот на шесте удержался бы. Кстати, танцевал-то он неважно. Трахался хорошо, не спорю, но танцевал весьма посредственно. Ты — деловой человек, и должен знать, что когда тебя кидает деловой партнер, это не есть отлично. Я вышвырнул его из клуба, после того, как он заявился и начал качать здесь свои права. Не люблю неблагодарных людей. И в этом мы похожи, не находишь, Маккена? Насколько я понимаю, ты ведь тоже от него избавился. Видимо, он предпочитает танцевать на улице индейские пляски, воткнув в задницу перья и с консервной банкой наперевес. Конечно, я расстроен, не спорю, но ему уже не так долго оставалось. Не знаю, что он там принимал в последнее время, виагру или индейские навозные шарики, но без них он уже и ехал-то еле-еле. Он — законченный наркоман, обкурившийся глюкогенной травой. Знал бы ты, какая от нее вонь! Хочу спросить тебя, Маккена. Не понимаю, ты ведь известный человек. Что ты вцепился в этого парня? Ты же можешь позволить себе кучу таких, как он…
— Это не должно тебя касаться!
— А меня и не касается. Так, к слову. Не расстраивайся так, Маккена. Он — отработанный материал, разве что скоро только лежать и сможет. Хотя… Смотря, как ты любишь. Ты ведь сверху, насколько я мог видеть…
— В отличие от тебя!
Смит проглотил слова Роя, хотя они и прошли шершавым комом.
— Он — латанная-перелатанная проститутка, накачанная тоннами наркоты и литрами спермы. К тому же, если ты не знал, он — любитель узконаправленных тусовок. Лез в них сам. На его месте я бы соскочил уже после первого раза, а он нет. Развлекался пару раз в месяц. Я покажу тебе одну вещь, чтобы ты убедился. Ведь лучше увидеть, не так ли? Так что не идеализируй его. Поверь тому, кто знает лучше.
— Какая же ты — мразь…
— Не большая, чем ты. С той только разницей, что ты наворотил дел, а я их расхлебывал.
Дав вытащил из ящика кассету и вставил в видеомагнитофон.
— Приятного просмотра, — сально сказал он, швырнув Рою пульт. — Не буду мешать. Пойду выпью чего-нибудь. Тебе принести?
— Обойдусь.
— Зря. Тебе не помешает. Ну, как знаешь.
Рой нажал на пульт и… Если сказать, что он умер, это было бы не трагичнее, чем погладить пуховым пером по обожженной коже. Он хотел бы умереть, чтобы не видеть. Говорят, что существуют семь кругов ада. Рой прошел восемь и с каждой минутой вступал на новый, более глубокий. То, что он видел… Он чувствовал, как холодеет кожа на голове, и каждый волос медленно пропитывается этим холодом от основания к концу. Закрытая вечеринка анонимного клуба. Трое мужчин в масках и… Энди. Он позволил им, потому что аппаратура и Стив… А еще он сам… А еще Тиа… Он позволил им. Зря Стив объяснял ему про выбор после первого ЭТОГО. Энди позволил им, потому что Рой не дал этого самого выбора. Брелок во рту, судороги тела, дрожь сжатых век… В голове Маккены все мешается, и он не в силах нажать на кнопку. Это не падение ангела. Крушение. Он пробил плоскость жизни, сразу рухнув с небес на последний круг ада.
Рой вдруг отчетливо вспомнил, как Энди сказал ему в больнице: «но не волнуйся, я помню. Ты ведь говорил. Аппаратура и Стив… Твой ангел нечаянно рухнул с оглушительным грохотом. Знаешь, это иногда случается с ними». Он сказал: «нечаянно рухнул», но это не так. Не так, Энди! Мир, который без… Он оставил его Рою. Мир, который… Тот, что дал ему Рой.
Маккена остановил машину. Он понял, что не может больше ехать. Да и некуда. Дождь все еще продолжался, и за окном густела серость вечера. Рой открыл бардачок, достал бутылку бурбона. Старый добрый друг «Джим Бим». Сорок градусов чистейшего алкоголя в каждой капле. Литр капель в бутылке. Выпить, чтобы не понять, пропустить тот момент, когда будет уже поздно. Первый глоток. Рой чувствовал, как он стек по пищеводу и упал в желудок. Крепкий. Маккену повело. Осень его жизни посыпалась обрывками воспоминаний. Сухие отжившие листья. Они стелились беспорядочно и бесконечно. Их много, почти достигают колена, ягодиц, поясницы…
- Рой, я люблю тебя…
- Ты ведь больше всего боишься, что пострадает твоя свобода! ..
- Он подарил тебе тебя самого…
- Теперь я хочу спросить тебя, Рой. Какого черта ты сделал?! ..
- Я затрахаю тебя до смерти. Только позже…
- Останься собой. Просто будь Роем…
- Там валит снег, а у тебя кроссовки лопнули…
- Ты свободный художник! Ты не можешь… не должен вляпаться в отношения…
- Не знаешь, куда сложить набор деталей твоей развалившейся игрушки? ..
- На хрена тебе английский трон?! Совершенно не функциональная вещь…
- Ну, это совсем немного слишком сложно…
- Детка, я не люблю дешевых вещей. Ты же знаешь…
- В подарок одному сломанному мальчику…
- Понравится тебе или нет, но ты человек, которого я люблю и от которого приму все! ..
- Захочешь, чтоб умер, что ж, и это не проблема! ..
- Ты — творец. Он теперь твой. Создать не сложно, но он умирает…
- Зачем я тебе? ..
- Я тебя подобрал… я тебя содержу… я тебя одеваю… кормлю… трахаю… Все верно…
- Диагноз ясен. Мальчик отделил себя от мира…
- Я в отношениях! И в отношениях с тобой, Энди Джаллали! ..
- А что ангелы по ночам тоже падают? Они до утра подождать не могут? ..
- Ты бу-у-удешь меня хотеть. Я заставлю тебя…
- Кофе отменяется! Сейчас я убью тебя! ..
- Моя аппаратура! Вся моя жизнь! Работа! Ты разбил это! Все, что я так любил! ..
- Я оплачу, Рой! Я заработаю! Все до цента! ..
- Говоришь, хотел превзойти?! Хочешь правду?! Посмеемся вместе! Он превзошел тебя! ..
- Здесь должны были быть шары. Здесь. И здесь. И здесь…
- Моя жизнь, видно, подорожала, раз ей можно оплатить две столь бесценные вещи…
- Он — проститутка, и заработал все эти деньги, продавая себя! ..
- Чувства, эмоции и тому подобное условиями этого договора не предусмотрены…
- Я принял все, что ты дал. Я сделал все, как ты хотел. И я чист перед тобой…
- Ты прав. Я не нажил ни живота, ни мебели…
- У меня почти ничего нет, но я даже рад этому, потому что невозможно отнять то, чего нет…
- Я оплатил счета…
- Знаешь, как-то так получилось, что мне приходится заботиться о себе самому…
- Когда-то именно у тебя были все права на мою жизнь, но, как я понял, ты передал мне их по наследству…
- Пусть все останется, как есть…
- Он мучился. Опять мучился…
- Мальчик отказался от них, неужели вы думаете, я соглашусь? ..
- Видимо, он предпочитает танцевать на улице индейские пляски, воткнув в задницу перья и с консервной банкой наперевес…
Рой достал из портмоне фотографию Энди и поставил на рулевую панель. «Джим Бим» притупил чувства и спрятал куда-то мысли. Маккена чувствовал себя странно. Голова битком набита ватой, а в душе завывания ветра. Рой не пил почти полгода, и теперь бурбон, перелитый из бутылки в пустой желудок, полноправно властвовал в теле. Маккене было даже хорошо, ибо он смог забыть о боли. Какое-то время он вглядывался в лицо парня, но вскоре изображение поплыло, и лишь черные бусины зрачков виделись еще четко. Маккена достал ручку, что-то написал на обратной стороне снимка и сунул его во внутренний карман.
Ну, вот и все. Пожалуй, ему больше нечего добавить к этому.
«Рой»! — Энди вскочил, испугавшись собственного крика. Он сидел, пытаясь спросонок понять, где он, и что это было. Наконец опознав свое положение в пространстве, парень откинулся назад на подушку. Ничего удивительного. Кошмары в последнее время мучают часто, просто он не заметил, как уснул. Лампочки в электронных часах на стене тревожно отсчитывают секунды. Цифры эстафетой меняют друг друга. Девять одиннадцать. Девять двенадцать. Тринадцать. Сердце мечется в тесной клетке. Оно, видно, тоже испугалось крика. Ничего, успокоится, уляжется и задремлет. Энди закрыл глаза. Голова все еще болит, и в этой боли плавают мысли о Рое.
* Мир, который без меня.
Часть 30. WILL SOON HAVE
30. WILL SOON HAVE…*
«Рой! Нет!» — Энди вскочил, испугавшись собственного крика. Он сидел, пытаясь спросонок понять, где он, и что это было. Наконец, опознав свое положение в пространстве, парень откинулся назад на подушку. Ничего удивительного. Кошмары в последнее время мучают часто, просто он не заметил, как уснул. Лампочки в электронных часах на стене тревожно отсчитывают секунды. Цифры эстафетой меняют друг друга. Девять одиннадцать. Девять двенадцать. Тринадцать. Сердце мечется в тесной клетке. Оно, видно, тоже испугалось крика. Ничего, успокоится, уляжется и задремлет. Энди закрыл глаза. Сотрясение мозга дает о себе знать. Голова все еще болит, и в этой боли плавают мысли о Рое. Постепенно он понял, что его разбудил звук грома. Странно так. Его и не должно быть, потому что монотонный дождь размазано сыплет еще со вчерашнего вечера. Парень невольно признался себе, что состояние его ни к черту. Хотя, нет. Именно к нему. Настроение — туда же, да и все остальное — по тому же направлению и с тем же успехом. «Я в полном дерьме!» — наконец заключил Энди и махнул на себя рукой.
— Как он? — спросил Стив, стараясь закрыть дверь так, чтобы она не хлопнула.
— Плохо, — призналась Ольга, забирая у него пакеты с продуктами. — Вы зря все это купили. Он все равно ничего не ест. Сегодня отказался даже от кофе. Изводит себя голодом.
Шон хотел подняться в студию, но Ольга остановила его.
— Не ходите, он спит.
— Давно?
— Думаю, часа полтора. Сейчас сварю вам кофе. На вас просто нет лица.
— Тогда покрепче, если можно. Если честно, я еле стою на ногах.
— Да-а-а. Вам достается, конечно. Особенно в последние три недели…
— Три недели? — удивился Стив.
— Как раз три с половиной недели со дня аварии.
— А мне кажется, уже три года прошло. Надо же.
— Шон, — как-то издалека начала Ольга. — Я хотела поговорить с вами. О Рое. Сегодня третий день, как он сбежал из больницы. За это время он не ел ничего. Мне уже начинает казаться, — она запнулась.
Продолжать бесполезно. Стив и так знал, о чем она хотела сказать.
— Может быть, его как-то отправить на принудительное лечение? — продолжила она неуверенно.
— Бесполезно. Он найдет другой способ сделать это. Вы ведь не первый день знаете Роя.
— Не могу понять, что могло случиться, чтобы он…
— Худшее. Случился Энди, и Рой не может из этого выбраться. Не хотел вам говорить, но теперь чего уж… Он торговал собой, чтобы выслать Рою эти деньги. Он узнал это в прошлый раз, а теперь поехал, чтобы забрать Энди, но… Он пошел ва-банк, но, приехав, узнал, что у Энди серьезные проблемы со зрением. Его друзья обвинили Роя во всем, и в том числе, что парня избили, как только он уехал. Они не позволили ему даже приблизиться к больнице. Рой винит себя, и это уже больше, чем он может выдержать. Как бы тяжело мне не было это говорить, но Рой просит отпустить его. Если бы Энди…
— Как?! — воскликнула Ольга, но Шон смял ее последующий вопрос.
— Это все, что я могу вам сказать. Пожалуйста, больше ни о чем не спрашивайте. Это слишком тяжело, и я не могу об этом говорить.
— Боже мой! Мальчик мой! ..
— Вот такие случаются в жизни вещи, — вздохнул Стив, но это была лишь вершина айсберга его чувств. — Пойду все же взгляну, как он там…
— Постойте! — воскликнула Ольга. — Вы должны знать.
— Что случилось?! — Шон не на шутку перепугался.
— Вчера, когда вы ушли, Рой позвал меня и попросил сменить постельное белье. Я помогла ему встать, пододвинула стул, чтобы он мог сразу же сесть, но он… Он потребовал костыль и пошел к сцене. Видимо, его очень мучает разбитое колено, потому что он не мог ступить на ногу. Он волочил ее, и на него было больно смотреть. А потом… он потребовал, чтобы я постелила туда плед, лег и… Он не хочет оттуда вставать. Так и лежит на полу, как бездомный. Мне кажется, у него от голода и бессилия мутится рассудок. Ну, сделайте что-нибудь, Шон, иначе…
Лицо Стива почернело. По нему титрами проскочили мысли вперемешку с эмоциями. Он отставил чашку с недопитым кофе и тяжело выдохнул, словно готовился взойти, по меньшей мере, на плаху. Преодолевая тонны груза, Шон поднялся в студию. Мертвенная тишина. Свет настольной лампы, словно освещал дорогу в ад. Рой лежал на полу подиума, отвернувшись к стене. Сердце Стива забилось, засуетилось, словно искало выход, чтобы бежать от неизбежности. Он присмотрелся. Рой дышит, значит, просто спит. Пока еще. Шон постоял немного и уже собирался уйти, когда услышал, что Маккена зовет его.
— Не уходи.
— Я думал, ты спишь, — постарался весело ответить Стив. — Не хотел тебя беспокоить.
— Ты не можешь беспокоить, — слабо ответил Рой. — Побудь со мной. Пожалуйста.
Стив быстро подошел, лег рядом, обняв Роя со спины.
— Хорошо, — признался тот. — Ты теплый такой. В последнее время мне что-то холодно.
— Погоди, принесу одеяло.
— Не стоит. Это не поможет. Мне холодно внутри.
— Рой, — начал Стив. — Ты не можешь…
— Верно. Я не могу. Не думал, что это будет так долго.
— Давай я помогу тебе перелечь в постель, — начал Шон, чтобы перевести разговор на другую тему. — Ты простынешь здесь.
— Нет. Не надо. Не хочу, чтобы после моей смерти пришлось ее выкинуть. Он сам решит, что со всем этим делать. Я теперь не вправе.
— Перестань, Рой! Это уже глупо!
— Не думаю, что уже дождусь его. Много времени прошло, а осталось совсем чуть.
— Ты должен поесть. Перестань думать об Энди. Подумай, наконец, обо мне и Ольге…
— Знаешь, о чем, оказывается, думают люди перед смертью? О том, что они сделали и чего нет. Пустая жизнь…
— Это не так! Твои картины…
— Вот видишь, даже ты говоришь не обо мне. Что картины? Я ничего не создавал, просто нажимал на кнопку и все, зато разрушил столько, что наименьшим из этого можно считать собственную жизнь, — грустно произнес Маккена и замолчал. — Наверное, я уже не дождусь его.
— Рой… зачем ты ждешь?
— Не говори ничего. Ничего другого и быть не должно. Он прав. Слишком много времени. Я лишь молю бога, чтобы хотя бы зрение восстановилось.
— Как твое колено? — спросил Стив, едва проглотив сухой шершавый ком.
— Какая разница? В аду ноги мне будут ни к чему. Меня и без них туда доставят в лучшем виде. Я хочу попросить тебя. Пообещай, что сделаешь.
— Не надо, Рой. Я надеюсь, что…
— Пообещай, пока я еще могу слышать тебя.
— Я не могу. Я не хочу тебя слушать…
— Ладно. Я попрошу, а ты решай сам, что делать. Когда все будет кончено… скажи ему, что я любил его, как никого на свете, — Рой усмехнулся. Стив прижался лбом к его спине, чтобы он не повернулся случайно и не увидел, как из глаз покатились слезы. — Глупо? Да. Но это так и есть. Скажи, что последнее, что я просил, чтобы он простил меня. Обещай мне, Стив. Мне очень важно знать, что ты это сделаешь.
— Да, — выдавил Шон.
— Вот и славно. И еще одно. Перешли на имя Дженнифер Эдда тысяч сто, иначе он опять решит заработать, чтобы погасить долг. И отправь документы. Он должен знать.
— Да.
— Хорошо, — Рой облегченно выдохнул. — Устал.
Он замолчал, и Стив понял, что Маккена задремал. Он лежал, уткнувшись ему между лопаток, и слушал, как бьется сердце Роя, словно хотел запомнить каждый его удар. Он думал о том, как раздался звонок с телефона Роя, и чужой голос сообщил, что Маккена попал в автокатастрофу и находится в больнице в тяжелом состоянии. Далее ему сообщили, что ему надлежит явиться в полицейский участок для… Для чего он не мог вспомнить. А дальше все, как в плохо поставленном фильме. Какие-то протоколы, бесконечные листы с описаниями и фотографиями, а посреди этого фраза о том, что при таком падении с моста и повреждениях машины Маккену спасло лишь состояние смертельного опьянения. Показания свидетелей, объяснения о том, как он разгонялся, пробил ограждение моста и сорвался, что до моста машина шла неровно, выезжала на встречную полосу и что-то еще. Протокол подъехавшей дорожно-патрульной службы. Опять описания. Фотографии. Отчеты. Заключение медиков после первичного осмотра. Цифра промилей алкоголя в крови. Пакет с паспортом, правами и фотографией Энди, потому что в карманах больше ничего. Первый раз в жизни Стив был счастлив от того, что Рой оказался мертвецки пьян. При таком падении и ударе трезвый человек погиб бы мгновенно, а Рой отделался синяками, рваными ранами и раздробленным мениском на левом колене. Небольшие ушибы легких, наружные гематомы, но это ничего в сравнении с переломом всей его жизни. Переломом с огромным смещением. Рой спит, и каждая минута отсчитывает год. Ему ведь только тридцать девять, а он уже прожил жизнь до конца. Стив понимает, что времени нет. Оно идет в обратную сторону, уже преодолев единицу, и теперь его значения лишь доли этой единицы. Ноль целых, девять сотых. Ноль целых, восемь…
— Ольга, устало произнес Стив. — Мне крайне неудобно просить вас об одолжении. Я знаю, вы просидели здесь всю ночь, но… Кажется, у меня просто нет другого выхода. Мне надо уехать. Я постараюсь вернуться, как можно скорее. Может быть ночью или к утру…
— Вы думаете, после всего мальчик будет вас слушать?
Шон замер, потом медленно обернулся и серьезно посмотрел на женщину.
— Вы о ком?
— Стив, — она подошла и заглянула ему в глаза, — только не говорите, что вы не едете к Энди.
Шон хотел что-то ответить, но вместо этого лишь облизнул пересохшие губы.
— У меня нет выбора. Завтра уже может быть поздно.
— А если он не…
— Во всяком случае, я буду знать, что сделал все, что мог. Почти все.
— Господи! Не могу в это поверить. А если он откажет?
— Если откажет, значит, я зря съезжу, и значит, все гораздо хуже, чем я думаю. Так вы побудете здесь?
— Конечно! Вы могли бы и не просить.
— Телефон при мне. Если что… Только не говорите Рою, куда я поехал. Не хочу давать ему лишнюю надежду. Если что, соврите что-нибудь. Я постараюсь не задерживаться.
— Да, конечно. У меня тоже есть просьба. Позвоните, как только все будет ясно.
— Обещаю.
— Ну, храни вас господь.
Вечерело. Духота оседала неравномерными клоками. Воздух стелился зеброй, терся холодными и теплыми полосами. Звезды нехотя приоткрывали подслеповатые глаза. Обглоданный месяц, еще не напившийся жирными сливками, прозрачно проступил на небе. Литл Рок зацепился краем за шоссе и монотонно потянулся вдоль него. Он казался Стиву городом призраков, давно покинутым обитателями. Обычный глубинно-провинциальный городок со своим замедленным времяисчислением. Куда ехать и где искать Энди Шон не знал, поэтому решил искать особняк миссис Эдда. Он потратил час времени и уже чувствовал некоторое разочарование. Наконец, чуть вверх по холму он увидел ровные крыши расположенных параллельно одинаковых сооружений. Рой что-то говорил про оранжереи. Стив не мог вспомнить, но понял, что они имеют какое-то отношение к бизнесу госпожи Эдда. Стив остановил машину и подошел к воротам особняка. Сквозь кованую решетку открывался прекрасный вид, наполненный цветущими растениями и великолепными запахами. Сердце Шона затрепетало, и он понял, что не готов увидеть Энди. Он стоял так какое-то время, попеременно ощущая приступы голода и сонливости. Усталость тоже опрокидывалась неравномерными потоками, и Стив ощущал себя скверно. Вдруг он увидел, как открылась дверь и наружу, вышел мужчина. Первые мгновения он не обращал на посетителя внимания. Закурил, потянулся и… Энди. Шон понял, что не может ошибаться. Мужчина помялся с ноги на ногу, мимолетно взглянул в сторону ворот и… Стив. Энди тоже понял, что не может ошибаться. Он нерешительно пошел навстречу посетителю, словно оставлял себе маленькие кусочки времени на обдумывание. Казалось, за несколько мгновений Шон успел рассмотреть его в самых мельчайших подробностях. Возмужал, раздался, даже идет как-то не так. Модная отросшая стрижка, бриллиантики в ушах, искусственный бледнеющий загар, шрам на губе и брови и переливающийся всеми оттенками желто-зеленого синяк вокруг глаза.
— Стив? — как-то странно спросил парень, словно сомневался, что видит не привидение.
— Здравствуй, Энди, — выдавил он так, словно точно и был этим самым привидением.
— Стив! — радостно воскликнул Энди, и голос зазвучал так знакомо и так издалека. — Черт! Я уже решил, что у меня глюки, хотя сегодня точно ничего не курил! Сейчас! Сейчас открою!
Стив полуулыбнулся, полуусмехнулся и понял, что все гораздо хуже, чем он мог ожидать. Он просто не знает, с чего начать.
— Энди! — услышали оба женский голос, и в следующее мгновение в глубине сада появилась женщина. Тут она заметила незнакомца и настороженно замерла.
— Я здесь, Дженни! Сейчас!
Наконец, ворота приоткрылись, и Стив ощутил, как в следующее мгновение парень повис у него на шее. Он не помнил, как… когда окружил его руками, прижимая к себе. Эти знаменитые феромоны Шона. Энди почти утонул в них. Он ощущал, как скрипит его сердце, судорожно старающееся выбраться из обморока, в котором оказалось после испуга первых мгновений. Сердце Стива тоже проскальзывало, сбивая налаженный ритм, словно отмахнулось от установленного порядка. Он чувствовал ладонями спину Энди. Жесткую, уверенную, проработанную. Парень выпутался из объятий, отстранился, все еще сжимая руками плечи Шона.
— Не хотел говорить, — вдруг начал он, — но выглядишь хреново. Ну, идем, идем. Расскажешь мне все по порядку.
— Я ненадолго, Энди.
— Не сомневайся, я не отпущу тебя так скоро. Идем, я познакомлю тебя с Дженни.
— Энди, — Стив сделал попытку упереться. – Я, правда, совсем ненадолго.
Шон видел, что Дженнифер не очень приятно его появление, хотя она и старалась не показать этого.
— Мы как раз собирались ужинать, — пояснила она. — Будем рады, если вы присоединитесь.
— Спасибо за приглашение, но, может быть, как-нибудь в другой раз.
— Даже не смей его слушать! — весело начал Энди. — Как это так?! Мы не виделись триста лет!
— Детка, — Стив осекся.
— Детка?! Черт! Это почти фантастика! Знаешь, как он всегда говорил? — обратился к Дженнифер парень. — Я же не забыл! Дядя Стив давно живет на свете, а дальше все что угодно! Садись за стол, дядя Стив! Поешь, отдохнешь, а потом поедешь, но перед этим расскажешь, как ты и что!
Стива разрывало на части. Внутри него разворачивалось какое-то устройство, готовое вот-вот взорваться и разметать его. Он понял, что не может сказать Энди про Роя, как после не скажет Рою про парня. Если бы он мог что-то изменить! Он, не задумываясь, отдал бы жизнь, чтобы это произошло. Слишком тяжелое знание лежит на его плечах, и он едва выдерживает, чтобы не сломаться.
— Я бы выпил кофе, если это удобно, — произнес Стив, понимая, что ушел в сторону от того, что хотел сказать.
— С молоком! — обрадовался Энди. — Я еще помню!
— С молоком, — грустно подтвердил Шон.
Миссис Эдда все это время хранила хрупкое молчание, понимая, что приезд Стива не случаен. Она была рада отправиться сделать распоряжение, чтобы как-то подготовиться к неизвестности. Как только она вышла, Шон обратился к парню:
— Энди. Я здесь по очень важному делу. Рой уполномочил меня сделать это. Где мы можем поговорить?
— Здесь, — наверное, слишком жестко ответил Энди, понимая, что предстоит какой-то серьезный разговор.
— Это несколько личное дело…
— У меня нет секретов от Дженни. Я слишком многим ей обязан. Ты можешь говорить здесь.
— Хорошо, — выдохнул Стив, облизав пересохшие губы.
— Итак.
— Дело в том, что Рой болен, — Шон осекся, когда вошла госпожа Эдда.
— Джен, — обратился к ней Энди. — Я как раз говорил Стиву, что у меня нет от тебя секретов.
— Если только ты хочешь, чтобы я осталась.
— Итак, — продолжил парень. — Рой болен. И? Что ты хочешь, чтобы я с этим сделал? Это он послал тебя с этим?
Стив был шокирован. Он только что выслушал приговор. Энди уничтожил его надежды одним рывком. А ведь он имеет право. Все права. Шон понял, что ему придется принять то, что только что произошло… то есть смерть Роя.
— Стив, — продолжил Энди. — Я очень люблю тебя и рад видеть, но позволь спросить. Разве я виноват в том, что произошло?! Ты, как никто другой, знаешь ответ! Ты, который учил меня! Ты, который, как никто другой, знал, как я любил его! Ты, который… ты приезжаешь и сообщаешь, что он болен! Ты хочешь, чтобы я все бросил и помчался туда, так что ли? А как же я, Стив?! Или ты думаешь, что все эти годы не в счет?! Я больше, чем уверен, что все это время именно ты нянчил его, как делал это всегда! А мне, представь, пришлось выкарабкиваться одному! Думаю, ты знаешь от него достаточно обо мне, и я могу все это не повторять!
— Знаю.
— Неужели и в этот раз ты не убьешься, чтобы ему помочь?! А, Стив?!
— Ему плохо. Он мучается, Энди, — Шон предпринял последнюю попытку.
— Мучается?! Он?! Не смеши меня! Чем, Стив?! Говоря о мучениях, ты, видимо, не совсем понимаешь, о чем толкуешь. Если он мучается, то как назвать то, что испытал я?! Хотя, это, наверное, ерунда - таскаться по городу с переломанными ребрами и разбитым лицом! Легкая прогулка, не так ли?! Добраться до реки в надежде смыть кровь и понять, что вода настолько грязная,.. а после ссать на изодранную футболку, чтобы хоть как-то отмыться! Искать какую-нибудь щель, чтобы забиться в нее до темноты, чтобы никто не увидел! Стесняться самого себя, будто с головы до ног покрыт проказой?!
— Я искал тебя весь день! — перебил Стив. — Я изъездил город сотню раз!
— Знаю. Я видел твою машину…
— Видел?!
— Да. Там, у моста есть тепловая шахта, а вокруг нее растут кусты. Я видел тебя, когда лежал там…
— Почему, Энди?! Разве я был виноват в том, что случилось?
— Потому, что я не хотел, чтобы ты был виноват!
— Это жестоко.
— Я думал о тебе! Знаешь, Стив, — парень понизил голос и совсем взросло посмотрел на Шона, — я почти пережил все, пока он не появился и не заставил меня пережить все снова! И все снова вернулось. Вернулись недели, дни, часы… Вернулся каждый клиент вместе со своим запахом, который лапал меня, а я улыбался. Ты говоришь, он мучается?! Тогда спроси его, знает ли он, что такое неделями исходиться кровавым поносом и блевать спермой?! Знает ли он, что такое позволить подарить себя кому-то на день рождения с красным бантом на члене только потому, что за это хорошо платят?! Обкуриваться до полусмерти дурманом, чтобы поднять член тогда, когда от усталости уже веки поднять невозможно?! Спроси его, знает ли он, как это, когда мутится разум от изможденности, голода и боли?! Знает ли он сколько нужно сил, чтобы вытерпеть все это и не сойти с ума?! Знаешь, где истинное мучение?! Это когда уже все потеряно, и ты идешь в церковь в последней надежде на что-то хорошее, и в момент исповеди понимаешь, что святой отец, который отпускает тебе грехи и рассказывает, как с ними бороться, только вчера насиловал тебя еще с двоими неизвестно кем потому, что за деньги ты позволил им это! Это ли не мучение?!
Энди сник и отвернулся. Стив смотрел на него и чувствовал, он только что прошел еще один круг ада.
— Я считал минуты до его возвращения… я готовил лазанью и мечтал, как мы поедим вдвоем! Я считал эти проклятые минуты, но не знал, что с каждой из них я все ближе и ближе подхожу к концу! Спроси обо всем этом Роя, и если он скажет, что знает, о чем я говорю, я поверю, что он мучается!
— Я знаю, о чем ты говоришь, — вдруг сказал Стив, выделив слово «я», и в нем тоже всколыхнулось прошлое.
Энди резко обернулся и испытывающе уставился Шону в глаза. Он ничего не спросил, а Стив ничего не сказал, потому что ни тому, ни другому это было уже не нужно. Время стыдливо перешагнуло несколько секунд и, не оглядываясь, на цыпочках пошло дальше.
Эти трое в комнате молчат, понимая, что между ними только что произошло что-то ужасное, и ни один из них не находит в себе силы шевельнуться. Нужно время дождаться, когда клубы этого ужаса осядут, чтобы как-то попытаться двинуться дальше. Стив первым находит в себе силы.
— Прости, Энди, — он говорил с трудом, потому что это действительно трудно, и это не то, и это ничего не изменит. — За меня прости и за Роя. Пусть не сейчас. Когда-нибудь.
Парень понял, что только что перечеркнул отношения с Шоном. И это уже правда. И она сейчас. И она навсегда.
— Рад был увидеть тебя, — сказал Стив, стараясь не смотреть в его сторону.
— Знаешь, когда Рой… тебя там не было, — старался оправдаться мальчишка. — Ты этого не видел…
— Я видел то, чего не видел ты! — он сделал паузу, помолчал и добавил. — К счастью.
— Ты даже не притронулся к кофе, — Энди судорожно старался найти повод удержать его. — Ты не можешь ехать в таком состоянии… Думаю, ты не сильно опоздаешь, если немного отдохнешь с дороги.
— Всю свою жизнь я только тем и занимался, что опаздывал. Не в этот раз.
Он направился к двери, взял пакет, который оставил на пороге, и повернулся к Энди.
— Я привез тебе кое-какие бумаги.
— Что это?
— Они касаются тебя. Посмотришь после того, как я уеду. Рой приезжал, хотел сам отдать их тебе, но фишки, видно, выпали не так.
Он взглянул на Дженнифер, и она прочла в его взгляде все, что он не досказал.
— Дженни? — обратился к ней Энди, понимая, что вскрывается какая-то тайна.
— Рад был познакомиться, госпожа Эдда, — произнес Стив, чуть кивнув головой. — Прощай, Энди.
Не успел парень еще что-либо сообразить, как Шон открыл дверь и быстро вышел. Энди обездвиженно смотрел сквозь стекло ему вслед и чувствовал, что только что потерял его. Теперь уже навсегда.
— Постой! — крикнул Энди, стараясь успеть, пока Шон не нажал на педаль газа — Погоди!
Он добежал до машины и увидел, что в ней совершенно другой человек. Не тот, что только что вышел из этого дома. Стив изменился. Прошло не более минуты, но он изменился на сотню лет.
— Скажи мне правду! — взмолился Энди. — Что произошло?!
Шон устало посмотрел на него и лишь ухмыльнулся. В этом взгляде уже давно не было лисьей хитринки, как не было ни блеска, ни жизни.
— Смит показал ему пленки… Скоро уже, — ответил он и рванул машину с места.
Энди видел, как автомобиль скрылся за поворотом. Он стоял… он только что умер еще раз. Сердце сжималось, выдавливая последние капли крови, и она стыла в венах. Скоро уже. Стив перекроил всю его жизнь, и все, что в ней было раньше, уже не имеет значения.
— Почему, Дженни? — спросил он чужим голосом. — Как ты могла?
— Могла, Энди! Могла! Потому что…
— Молчи, — перебил парень, — иначе ты скажешь что-нибудь лишнее.
— Но…
— Этого достаточно. Молчи.
Энди достал из пакета папку. Обычная папка, перехваченная по углам резинками-замочками, чтобы не открылась случайно. Она была легкая и не толстая, но парню показалось, что в ней тонны веса. Он смотрел на зеленую гладь пластика, не решаясь коснуться резинок. Что в ней? Что бы там ни было, Энди понял, что боится. И боится настолько, что готов впасть в панику в поисках любых причин, чтобы не открывать. Стив привез ее издалека, чтобы через полчаса отправиться в обратный путь? Где найти силы, чтобы узнать…
Энди Рафаэль Джалалли. Шестнадцатое апреля. Рафаэль Константин… Паола Джалалли… и фотография… Это страшно через двадцать лет встретиться с сами собой. С другим, непонятным и еще чужим. Встретиться с человеком, у которого есть имя и дата рождения, у которого есть имя отца и матери, у которого есть лицо и прошлое… и которого ты совершенно не знаешь…
— Что это? — глупо спросил Энди, словно не верил книжечке, в которую смотрел.
— Это ты, — ответила Дженнифер, радуясь в душе, что разговор перешел на другую тему. — Познакомься. Энджио Рафаэль Джалалли. Какое красивое имя.
Парень рассматривал паспорт, словно это была необычная диковинная вещь, коей он никогда не видел. Энди достал следующую бумагу и принялся читать. Он не совсем понимал, вернее, совсем не понимал, что в ней написано, пока госпожа Эдда не забрала лист и не начала читать вслух. По мере чтения она замедлялась, и голос ее съезжал на более низкие частоты.
— Что он делает?! — заволновался Энди. — Он сошел с ума?! Зачем?
— Он искупает свою вину, — неуверенно ответила Джен.
— Но это его дом! Это — вся его жизнь! Студия! Камеры! Он же так любит ее! Да, он просто сошел с ума! Зачем мне его деньги?! Здесь что-то не так, так ведь, Дженни?!
Энди нервничал, суетился, извлекая из папки каталог. Падший Ангел. Он сделал ее. Выставка. Парень листал журнал, не задерживаясь на фотографиях, словно искал что-то. Он не мог поверить глазам, когда увидел снимки с камеры видеонаблюдения.
— Я совсем забыл про нее, — словно перед самим собой оправдывался Энди. — Боже, мой! Зачем?!
— Да, что с тобой?! — воскликнула Дженнифер, опуская взгляд на фотографии. — Что это?
— Камера наружного видеонаблюдения. Я дал ему то, без чего все это не имело смысла! Черт! Я рад! Я так рад! Ради этого ему стоило меня убить!
— Энди, с тобой все нормально? — забеспокоилась Джен, понимая, что парень почти бредит, а он все повторял и повторял: «Я так рад! Так рад!»
Рассматривая фотографии, женщина не заметила, как он вынул из папки конверт.
— Боже, Рой, — простонал Энди, и Дженнифер вздрогнула, когда на пол посыпались фотографии.
Несколько снимков искореженного автомобиля с разрезанной вывернутой стойкой. Четко видны номерные знаки и пятна крови на порожке водительской двери. Энди стоял бледный, глядя на последнюю фотографию. Свою. Она пропиталась кровью, хотя и видно, что ее пытались стереть. На оборотной стороне кривым съезжающим почерком, минуя знаки препинания, крупно написаны несколько строк. «Прости Стив я не смог без него».
Энди подошел к двери и остановился. Не решается войти. Это действительно трудно. Больше двух лет назад Рой захлопнул ее от него. Парень порылся в кармане. Два ключа на колечке от мира… он думал о нем постоянно. Не было ни одной ночи, чтобы Энди не подходил во сне к этой двери. Он подходил, но вставить ключ так и не решился. Ни разу. Вот и теперь это почти невозможно. Наверное, надо покурить. Хотя бы пару затяжек. Это, безусловно, не придаст храбрости, но хотя бы оправдает замешательство. А если Рой сменил замок? Энди понял, что каждый его вопрос беременнен как минимум двойней… Ключ легко повернулся, и дверь поддалась. Парень нерешительно перешагнул порог. За всю жизнь он, наверное, не боялся так, как сейчас. Дом Роя. Он не был здесь вечность…
В гостиной никого. Кажется, там нет даже тишины. Энди огляделся. Здесь даже времени нет. Оно шло окольными путями, позабыв сюда заглянуть. Старый друг-луч на диване… куртка Роя на вешалке… должно быть, и лазанья в духовке… Хотя нет, не стоит заглядывать. Парень шел, едва касаясь пола, словно ждал впереди ловушку, в которую непременно должен провалиться,.. а после понять, что это был всего лишь сон.
На лестнице послышались шаги, и Энди вздрогнул. Сердце его кто-то спугнул, и оно в страхе засуетилось в своем загоне. Ольга. Она спускалась по ступенькам, но вдруг остановилась словно каменная. Еще немного, и у нее подогнутся ноги…
— Маль-чи-к… м-мо-й-й, — промямлила она, не в силах поверить собственным глазам. — Как же это?
— Здравствуйте, Ольга. Я так рад видеть вас…
Она пыталась что-то сказать, но это было похоже на невнятное бормотание с заиканием.
— Подойдите же, я обниму вас! Как же это?!
Они обнялись, и Энди понял, как давно и сильно по ней скучал.
— Ну, что вы? Зачем вы плачете? Я вернулся… вернулся.
— Вы — такой взрослый! Такой красивый мужчина! Я уже не думала, что дождусь вас! Как же? Стив поехал за вами… Вот досада!
— Он скоро вернется. Я видел его машину. Задремал на обочине.
— Он, должно быть, сильно устал. Не спит уже сколько времени.
— Все будет хорошо. А Рой? — нерешительно спросил парень. — Он наверху?
Он хотел взбежать по лестнице, но Ольга остановила.
— Погодите. Я должна вам сказать…
— Что с ним?
— Вы должны быть готовы к тому, что увидите. Видите ли… Он уже три дня, как отказался от еды. Смерть призывает. Раз в аварии не вышло, так он так решил. Страдает очень. Я вот бульон сварила. Думала, уговорю, так он прогнал меня.
— А…
— Он еще держится, только потому, что ждет, но…
Энди не дослушал, устремившись наверх.
— Но он очень плох, — услышал он вдогонку слова Ольги.
Парень поднимался по лестнице, словно преодолевал с каждым шагом километры высокогорного подъема. Картина. Так же подсвечена рыжим светом. Рой в кресле. Рука на глазах. Наваждение? Она, словно всплыла из прошлой несуществующей жизни. В студии полутемно. Энди не сразу удалось отыскать глазами Маккену. Он лежал на подиуме, отвернувшись к стене. Тихо. Очень. Словно немой реквизит к декорации скорбящей трагедии.
— Рой, — тихо позвал парень, но Маккена не шелохнулся.
Он осторожно подошел и тронул Роя за плечо.
— Рой.
— Кто здесь? — незнакомым голосом спросил тот.
— Рой, это я.
Прошли века мгновений перед тем, как Маккена повернулся. С трудом. Сердце мальчишки остановилось. Искажение кривого зеркала. Энди хотел бы не верить тому, что видел. На него смотрел человек, которого он не знал. Исхудавшее, измученное лицо с впавшими складками вместо ямочек. Безразличный чужой взгляд…
— Рой, — душа парня выдохнула и заныла.
— Энди? — неуверенно спросил Маккена, словно старался отличить сон от яви.
Он прищуривал глаза, зажмуривался, стараясь отогнать галлюцинации.
— Я приехал, Рой, — теряющимся голосом выдавил Энди.
Маккена попытался встать, но смог лишь протянуть руку.
— Помоги, — произнес он жестко. — Чего смотришь?
Энди бросился к нему, а он… он такой легкий, словно и нет в нем метра восьмидесяти семи сантиметров. Костлявая рука с несоизмеримо широкой ладонью… Несвежая футболка…
— Дай костыль, — Рой старался говорить безразлично.
— Что с тобой?
— Я в порядке. Сейчас.
Наконец, Маккене удалось подняться, и Энди увидел, что он едва держится на ногах. Костыль шатался, и Рою стоило немалых усилий удержать его в равновесии.
— Сейчас, — повторил он. — Я сейчас уйду. Только возьму документы.
Каждое слово давалось с трудом.
— Сейчас приедет Стив. Спроси его. Он все знает. Сейчас… Сейчас я уйду.
— Куда, Рой?
— Дом — твой. Обо мне не думай. Это не твои проблемы.
Маккена попытался сделать шаг, но у него не получилось.
— Отвернись! Чего уставился?! Не хочу видеть твою жалость! Я заслужил все, кроме нее!
Каждое движение вызывало боль. Колено не слушалось, причиняя страдания. Прошло, наверное, около получаса, перед тем, как Маккена добрался до тумбочки возле кровати. Теперь ему предстояло как-то нагнуться, чтобы взять бумажник, но в сложившейся ситуации это стало серьезной проблемой. Энди бросился помочь, но…
— Отойди! — зарычал Рой и хотел отмахнуться, но костыль выскользнул из рук, и Рой повалился на кровать. — Проклятье! Отчего я никак не сдохну?!
— Куда ты собрался, если не можешь перейти эту комнату?! — разозлился Энди.
— Не знаю, — простонал Рой, — но это не твое дело…
— Знаешь что?! Пока я здесь, тебе вряд ли удастся уйти! — отчаяние захлестывало Энди, выливаясь грубыми словами. — Обсудим это позже, когда ты будешь в состоянии, а сейчас мне все это начинает изрядно надоедать!
Парень опрокинул Роя на подушки и принялся поднимать на кровать его ноги. Колено как-то подвернулось, Маккена взвыл, выгнулся и потерял сознание. Он видел, как сужается пространство, замещаясь темнотой, словно кто-то поворачивает объектив, закрывая створки. Мир превратился в световую точку, щелкнул и исчез. Последнее, что почувствовал Рой, что падает спиной вниз.
Странное ощущение возникло где-то вне сознания, словно на огромном темном экране бледно обозначился один единственный пиксель. Рою показалось, что он думает, но только где-то в стороне от самого себя. Потом он понял, что чувствует прикосновения, опять же как-то отдельно от себя, словно они отделены от него толстой ватной прослойкой. Маккена подумал про ад. Должно быть, это он и есть, и кто-то уже растащил его на куски, чтобы легче было мучить. Рой понял, что боится открыть глаза, чтобы увидеть то, что от него осталось. А еще эта тишина. Давит на уши гулом. И такой странный запах. Пахнет бензином. Все верно. Что-то там про сковородки. В аду, видать, бензиновые плиты на низкоактановом топливе. Тоже, видно, экономят, ведь кругом столько грешников… Мысли путаются, и где-то отдельно болит колено. Кто-то намертво сшил ему веки. Бессмысленно. Здесь и так кромешная темнота…
- Что с ним?! Господи! — кричит кто-то сверху, и Рой не может понять, кто и к кому обращается.
— Потерял сознание, но уже приходит в себя.
Потерял сознание. Это, наверное, не о нем, потому что единственное, что он еще чувствует — это сознание. А еще он отдает себе отчет в том, что это сознание — его собственное. Он сплошь состоит из этого сознания, потому что все остальное вокруг — это несомненно то, из чего он точно не состоит.
— Я принесу воды…
Голос концентрируется, сжимается и становится женским. Рой не уверен, но успокаивает себя: раз он решил, пусть будет женским. Маккена не может узнать, но понимает, что уже слышал его. Где-то.
— Где я? — вопрос какой-то внешний, но имеет к нему отношение, потому как Роя интересует ответ.
— Ты дома, в студии. У тебя случился обморок, — отвечает кто-то, и Маккена понимает, что это не тот голос, и он почему-то не женский.
Прикосновения приближаются, словно кто-то осторожно вытягивает ватную прослойку. Теперь они достигают его кожи на лице, и Рой чувствует, что касаются именно его. Так странно, но у прикосновений есть адресат. А еще они легкие и приятные. На мутном экране расплывшегося зрения проступает лицо Энди. Близкое и испуганное.
— Как ты? — спрашивает парень.
— Могло быть и лучше, — Рой пытается улыбнуться, но из ада, кажется, забыли доставить улыбку.
— Ты всех перепугал. У тебя что-нибудь болит?
Маккена задумался. У него болело все, но вычленить из этого что-нибудь одно он был не в состоянии. Дальше он догадался, что Энди гладит его по щеке, проводит пальцами по бровям, повторяет линию носа. Жалость. Она просто течет с его рук. Рой видел, как сквозь взгляд парня идет немой сурдоперевод. Все верно. Он являет собой именно такое зрелище.
— Какого черта ты здесь делаешь? Я не звал тебя!
Энди чуть отстранился и улыбнулся.
— Конечно же, нет. Но, знаешь, у меня на это есть свои меркантильные интересы. Во-первых, я по случаю узнал, что стал весьма состоятельным человеком. Во-вторых, мне помнится, у тебя в ванной очень приятное мыло, а я как раз извалялся в грязи. Есть шанс попробовать отмыться. А в-третьих, плевать мне на все причины и богатства мира, потому что… я все еще люблю тебя, Рой.
Такие простые слова. Сложены из звуков, но… Маккену повело. Он определенно болен и определенно бредит. Он не понимает смысла этих слов. Не понимает, какое отношение они имеют к нему. Это слишком сложно, и слишком не может быть. Мираж иссушенного мозга.
— Что?
— Я все еще люблю тебя, Рой, — повторил парень и улыбнулся.
Маккена потерялся. Последнее, что он помнил четко, что падал спиной вниз. Должно быть, в аду он разбил голову, и теперь у него галлюцинации. Но, черт возьми, они ему нравятся!
— Я должен был оказаться в аду, — с трудом проговорил Рой, — и если это — он и есть, я готов оставаться здесь вечно.
— Если хочешь оставаться здесь вечно, ты должен знать несколько очень простых правил. В аду свой распорядок. Тебе придется подчиниться и регулярно питаться. Сегодня в аду на обед бульон. Сейчас принесу.
На лестнице Энди столкнулся с Ольгой. Она спешила наверх с тазиком воды.
— Что он?
Парень улыбнулся.
— Собирается обедать.
— Обедать? Как обедать? Он же…
— Дайте-ка мне бульон.
Ольга уже была готова выронить таз, но Энди вовремя подхватил его. Он соскользнул по лестнице, схватил чашку с бульоном и бегом вернулся в студию.
— Вот видишь. Я не обманул тебя, — сказал парень, устраиваясь рядом с Маккеной. — Бульон. Как я и говорил.
— Убери его. Меня сейчас вывернет.
Рой хотел отвернуться, но Энди наклонился и поймал его поцелуем.
— От этого не вывернет? — спросил он шутливо. — Как ты там говорил? Малокалорийно и многофункционально? Вполне диетическое блюдо.
— Ты помнишь?
— Это… аванс. А теперь давай, выпей глоток. Тебе нужно есть.
— Не могу.
— А так?
Ольга боялась пошевелиться. Она стояла на верхних ступенях лестницы, зажав руками рот. Она почти не дышала, опасаясь спугнуть то, что видела. Нет, определенно, такого она еще не видела.
Внизу тихонько щелкнула дверь, и женщина устремилась вниз. Стив устало снимал обувь.
— Здравствуйте, Ольга. Как Рой?
— Хорошо, — прошептала она, прикладывая к губам палец, чтобы Шон не шумел, а после даже улыбнулась. — Очень хорошо.
— Кто у нас? — спросил Стив. — Там чей-то мотоцикл.
— Он… он…
Она не могла говорить, лишь указала рукой в сторону студии, а потом сжала кулачки.
— Он… он… его кормит, — сбиваясь, выговорила Ольга.
Ей оставалось только затрясти сжатыми кулачками, чтобы превратиться в пятилетнюю девочку.
— Что? — не понял Стив. — Кто кого кормит?
— Он его кормит, — повторила женщина, и из глаз ее покатились слезы.
Стив нерешительно поднялся по лестнице и замер на верхних ступенях. «Вот черт», — это единственное, что он смог произнести.
Энди набирал в рот немного бульона, наклонялся и целовал Роя. Стив видел, как Маккена глотает, а парень опять набирал бульон, опять наклонялся и опять целовал.
— Вот черт, — выдавливая каждый звук, повторил Шон. – Он, и правда, его кормит.
— Ведь все будет хорошо? — нерешительно спросила Ольга, словно боялась услышать ответ.
— Этим двоим, видимо, действительно стоило разбиться вдребезги, чтобы понять, как сильно они любят друг друга.
* Скоро уже.
14.03.2014.
TO BE CONTINUED.
MAY BE.
IF…
Уважаемые Читатели! Ни для кого не секрет, что любой автор пишет именно для вас и, конечно же, ждет от вас отклика. Любому автору интересно знать ваше мнение, чтобы понять, удалось ли его произведение. Если вы читаете эти строки, я могу быть уверена, что вы добрались до них длинным путем от первой до последней главы. Хотя произведение для вас еще не окончено, думаю, вы уже составили о нем мнение. Рейтинг этого романа очень низкий, что весьма прискорбно для меня, и я определяю тому три мегапричины: либо он вам не нравится, либо он не вызвал у вас сопереживания и каких-либо эмоций, либо он вам нравится, но вы просто забыли поделиться этим с автором. Сейчас самое время определиться и либо промолчать, либо все же нажать на кнопку "нравится", тем самым добавив произведению еще один балл. Выбор, по-любому, останется за вами, а я при любом исходе благодарна вам за то, что выслушали. Спасибо.