Мир приключений, 1925 № 06

ОТКРЫТИЕ ПРОФ. БАРРИНГТОНА

Рассказ Леонида Росса.

Бесцельно бродя по улицам, Реджинальд Келли очутился в аристократической части Лондона. Это был Вест-Энд — гнездо богачей. Вид этих роскошных зданий всколыхнул осадок горечи и злобы, накопившийся в душе за дни скитаний по громадному людскому муравейнику. Никогда так ясно не постигал Келли неравенство людей, как в этот холодный осенний вечер. Рука машинально сжимала в кармане маленький флакончик, содержащий в себе забвение от страданий.

Усталый, он прислонился к ограде богатого особняка. Осмотрелся по сторонам — никого не было видно. Решился. Поднес флакон к губам. Это длилось только мгновение, — но в это мгновение пронесся вихрь воспоминаний: солнечное детство, тихие улицы маленького городка, дорогие лица.

— Нет, прочь слабость. — запрокинул голову. Флакончик звякнул о панель — выпал из размякших пальцев.

На плечо легла чья-то рука. Келли обернулся, ожидая увидеть полисмена. Высокий худощавый джентльмен стоял перед ним.

— Развей дела так плохи? Скверное дело затеяли вы, мой друг, — покачивая головой говорил незнакомец.

Он, вероятно, появился из подъезда. Келли не слышал, как он приблизился. Келли хотел ответить. Но напряженные нервы не выдержали, — отвратительная слабость овладела им. Сказывались дни лишений, пережитое! волнение.

Сознание внезапно померкло, как угасший ночник.

Голос, доносившийся как бы с вершины горы, легкий налет ласкавшего лицо ветерка — были: первыми смутными ощущениями Келли. Он раскрыл глаза.

Освещенная фонарями, выступая из мрака ночи, навстречу стремительно неслась белая полюса шоссе. На этом светлом фоне резким силуетом выделялась фигура шоффера. Автомобиль мчался за городом.

Под мягкое гудение мотора слышался голос незнакомца.

— Хорошо, что ваш обморок прошел. Меня так пугало состояние, в котором вы находились… Ну, вот мы и дома.

Машина остановилась. Незнакомец взял под руку Келли и помог ему выйти: из экипажа. Высокая, напоминавшая ограду католического монастыря каменная изгородь уходила в темноту ночи. Через узкую калитку, по аллее деревьев, шумевших под порывами осеннего ветра, прошли в коттэдж.

Незнакомец везде сам отпирал и запирал двери. Прислуги не было видно.

Происшедшее казалось Келли сном.

Странно было сидеть в удобном мягком кресле, в уютном кабинете хозяина. Легкой струйкой стлался дымок гаванны.

После сытного ужина, вина и сигары приятная истома овладевала — всем существом. «Ах, если бы не долг вежливости». Хотелось забыть все на свете, заснуть тут же, не сходя с места. Далеко отодвинулись все пережитые невзгоды и волнения. О них Келли еще за ужином рассказал своему хозяину.

Это была обыденная история молодого, неопытного провинциала, с большими надеждами, но с пустым карманном попавшего в Лондон. Бесплодные поиски занятий, прожитые сбережения, голодовка… Он слишком понадеялся на свои способности. Ему фатально не везло. В притонах Уайтчепел я он видел, до какого состояния может дойти человек и решился на роковой шаг.

Теперь, в блаженном состоянии покоя, Келли старался определить, что за человеке был его Гарун-Аль-Рашид, к почему он принял в нем, неизвестном ему бродяге, такое участие.

Это был бодрый старик. Твердые черты его бритого лица изобличали человека сильной воли. Большой рот энергичной складки и серые глаза, сохранившие весь блеск молодости… Седые волосы. Несомненно — богатый человек: окружающая обстановка убеждала в этом. Но он не казался также скучающим, филантропом, готовым наделить душеспасительной брошюрой о вреде пьянства и затем с миром отпустить на улицу. Дни скитаний познакомили Реджинальда Келли с этими благочестивыми джентльменами.

Старик прервал его мысли.

— Вы вряд ли слыхали обо мне: Я— профессор Баррингтон. Оставив кафедру около двадцати лет назад, я с тех пор всецело отдался моим научным занятиям. Небольшое состояние, которым я обладаю, дает мне возможность здесь, в тиши собственной лаборатории, отдаться всецело научным изысканиям. Чтобы вы меня вполне поняли, я должен вкратце изложить вам их суть.

Открытие радия Кюри подтвердило закон изменяемости материи м дало возможность экспериментальным путем установить действительное существование бесконечно малых частиц — электронов, — первоосновы всего» существовавшего.

Всякая материя сама по себе медленно изменяется. В природе нет ни одной частицы в состоянии покоя, и ни один из существующих ныне предметов не будет существовать несколько миллионов лет спустя..

Кажущийся покой окружающих нас тел есть результат ложного впечатления. В каждом предмете, в каждой пылинке происходит умопомрачительное хаотическое движение электронов, непрестанно, из секунды в секунду, из веков в века. В маленькой пылинке материи таится целая вселенная. Все, окружающее нас, и мы сами состоим из неисчислимого количества этих мельчайших частиц.

Если бы мы непосредственно могли наблюдать все это. Но наши органы восприятия так несовершенны. В течение одной миллионной доли секунды совершается ход атомных событий. Такая невероятная быстрота не поддается никакому учету нашего бедного воображения.

Работая над изменением тканей животного организма, я добился изумительных результатов. Под действием открытого мною растворителя, уничтожается сила взаимного сцепления атомов вещества, составляющего ткани. Распадаясь, они превращаются в первичную материю. Я могу превратить в Ничто любое существо, начиная с кролика и кончая слоном.

Нечто подобное можно наблюдать в природе — при разложении мертвых организмов, но там это изменение происходит медленно и не совершенно. Мои растворитель — я назвал его Баррингтонитом — действует моментально.

Вы спросите: какое-же значение имеет мое открытие? Но ведь прежде всего, всякое новое открытие является не лишним звеном в бесконечной цепи других, и уже тесно связано с другими открытиями. Наука поднимается со ступеньки на ступеньку. Я добился отрицательных результатов, но, работая со своим растворителем в обратном направлении, я нахожусь на грани другого, более великого открытия.

Создание из первичной материи живой клеточки, являющейся тем зародышем, из которого развились все живые организмы нашей планеты, — вот цель моих опытов. Задача, которая занимала величайшие умы со времен глубокой древности, будет разрешена. Поймите, что это значит. Какие перспективы даст это открытие. Люди будущего будут воистину творцами.

Но я уклонился в сторону. Последним объектом моих опытов с «Баррингтонитом» были бульдог «Форд» и шимпанзе «Мака». Моя мечта произвести эксперимент над самим человеком. Тогда цикл моих опытов будет закончен вполне.

Но кто, кто согласится на такой шаг? И в то же время хроника происшествий пестрит описанием убийств, подчас таких грубых, мучительных. Вот и вы несколько часов назад были на пути к этому. Вы, вероятно, догадываетесь, что я хочу сказать. Если так — не обидьтесь на меня.

Мой «Баррингтонит» действует безболезненно и моментально. Для человека, решившегося порвать расчеты с жизнью, лучше избрать его, чем револьвер или яд. Вы окажете: вместе с тем и услугу науке.

Профессор замолчал, пытливо глядя на гостя.

То, что услышал Келли, казалось ему чудовищным. Еще так недавно он готов был расстаться с жизнью, но ведь то было под влиянием минуты…. Теперь, с сытым желудком и отдохнув, он смотрел на вещи другими глазами. Мир был не настолько уже плох, чтобы стоило покинуть его. Этот самодовольный фанатик, спокойно» куривший сигару и предлагавший ему бесплатный билет в небытие, казался отвратительным, выжившим из ума стариком. Но когда первый порыв возмущения угас, Келли должен был признать, что профессор в праве был сделать это предложение.

Разве не он выбил из его руки стклянку с ядом? Теперь, конечно, выяснилось, что старик действовал в своих интересах.

Что же собственно изменилось в положении вещей с тех пор? Ведь он, Келли, попрежнему был бродяга, без видов на будущее. Нет, лучше покончить с этим сразу, одним ударом.

Келли протянул руку профессору:

— Я согласен, давайте ваш «Баррингтонит».

— Я преклоняюсь перед вами, — серьезно сказал старик.

Он удалился за своим препаратом. Келли остался один, привалившись в уголке кресла, крепко стиснув зубами кончик потухшей сигары.

Большие стенные часы мерно отбивали такт в тишине ночи.

Это «Баррингтонит» № 716», наиболее сильный состав, экстракт разрушения. — Нотка скрываемой гордости слышалась в голосе профессора.

При мягком свете кабинетной лампы, в маленькой мензурке слабым опаловым цветом отливала полупрозрачная жидкость, густая, как ликер.

Келли с жгучим любопытством смотрел на маленький сосуд: сама смерть притаилась там.

С приемами старого лаборанта Баррингтон перелил жидкость в бокал и дополнил его вином. Чистым вином налил другой бокал — для себя.

Как загипнотизированный машинально следил Келли за его действиями.

Роковой момент наступил.

— Вы готовы? — выжидательно взглянув на Реджинальда, с волнением в голосе спросил профессор.

Но Келли не был готов.

Постыдная слабость снова овладела им. Что бы он ни дал теперь за право отказаться от опрометчиво брошенного слова.

— Глупец, глупец! звучало в его ушах, и сердце билось, как подстреленная птица.

Старик заметил его волнение, хотя и сам был, видно, в подобном же состоянии.

— Ну, если так, то лучше бросим эту затею. Наши нервы не выдержат.

Но Келли, уязвленный скрытым намеком в голосе профессора, дрожащей рукой схватил бокал. Как ребенок, принимающий горькое лекарство, зажмурив глаза, он проглотил напиток. Жгучий комок прокатился в его горле, обжег внутренности.

Келли обессиленный, закрыв лицо руками, ожидал наступления действия ужасного состава.

Но ничего не последовало.

Радостно вспыхнул огонек надежды. Келли решился взглянуть на профессора и внезапно понял все. Старик корчился в кресле, схватившись за грудь руками, как рыба, выброшенная из воды, он хватал ртом воздух. Баррингтон по ошибке выпил сам свой препарат.

Перед глазами ошеломленного Келли страшно изменилось лицо профессора, и вся фигура таяла, уменьшалась, подобно проткнутому воздушному баллону. Сильный запах озона, как после грозы, наполнял комнату.

Келли в ужасе закрыл глаза.

Когда он снова решился бросить взгляд на кресло, в котором находился профессор, то увидел только кучу платья — все, что осталось от великого Баррингтона. Исследователь пал жертвою своего открытия. Происшедшее было невероятно, кошмарно!..

Новая мысль заставила Келли похолодеть.

Его сочтут за убийцу профессора.

Весь ужас его положения предстал перед ним, подбор неопровержимых улик выявился с поразительной ясностью. Тому, что, произошло здесь на самом дела — трудно было поверить. Свидетелей — не было. Его словам никто не поверит. Даже возможность бежать отсюда была отнята: наружные: двери были заперты и дом окружен оградой. В отчаянии юн готов был последовать примеру профессора и выпить остатки проклятого состава, но» погасла и эта надежда: — мензурка была пуста.

Охватив голову руками, совершенно разбитый, Келли упал в кресло…

Звон колокольчика послышался где-то вдали, рос, приближался…Росло неприятное ощущение.

Келли с усилием открыл глаза… Едва подавил готовый сорваться крик. Профессор Баррингтон стоял перед ним и говорил с улыбкой:

— Виноват, я увлекся и упустил из виду, что для усталого человека научная лекция — снотворное средство. Завтра я дам вам рекомендательное письмо к моему другу доктору Уилькинсу. Ему нужен секретарь. Надеюсь, что это вас устроит. А сейчас Оливер проводит вас в спальню. Покойной ночи.