Мир приключений, 1925 № 06

ОТЧАЯННЫЙ КАПИТАН

Рассказ В. Розеншильд-Наулина

В одно чудное, весеннее утро итальянский военный крейсер бросил якорь в виду выдающейся в море скалы, на которой расположено княжество Монако. По окончании судовых работ по приходе корабля на стоянку, командир крейсера, капитан Ларделли, съехал на берег, где должен был получить адресованную на его корабль почту. В одном из пакетов он нашел предписание получить от итальянского консула в Ницце весьма важные документы, а также миллион франков, отвезти их в Италию и сдать по назначению. Капитан Ларделли немного подосадовал на неожиданное поручение, по делать было нечего, и он с первым-же поездом отправился в Ниццу.

Впрочем, дело окончилось очень скоро: консул вручил ему бумаги и деньги, взял с него росписку и Ларделли сейчас же вернулся в Монте-Карло, потратив на всю поездку не более трех часов.

До ухода крейсера времени было довольно, торопиться не было надобности, и потому Ларделли, порядочно проголодавшийся, зашел позавтракать в один из многочисленных ресторанов, окружавших казино.

Погода была прекрасная, солнце яркими лучами озаряло красивый сад с чудными пальмами и нарядными цветниками; вдали виднелось море, спокойная поверхность которого сверкала ослепительным блеском.

Ресторан был переполнен элегантной публикой; весело звучали скрипки румынского оркестра, и Ларделли, любуясь всей этой оживленной картиной, чувствовал себя веселым и счастливым.

Прихлебывая вино из граненого стакана, он предавался самым радужным мечтам.

Сегодня вечером крейсер снимется с якоря, придется зайти еще в несколько портов, а затем — и конец плаванию. Тогда он немедленно поедет в Венецию, где увидит свою невесту — красавицу Лучию, единственную дочь представителя старинного венецианского рода, графа Руджиери.

Долго не соглашался гордый и богатый граф отдать свою дочь за скромного моряка, но, наконец, уступил ее мольбам. Теперь вопрос этот решен окончательно и назначен даже день свадьбы. Ларделли стал мечтать о своей невесте, о ее черных глазах с бархатным ласкающим взглядом и о чудных ее волосах золотистого оттенка.

Потом мысли его перешли на службу, — и здесь ему улыбалось счастье, — начальство оценило его и по возвращении он должен был получить назначение на довольно высокий пост в морском министерстве.

С этими мечтами он вышел из ресторана и, насвистывая какой-то веселый мотив, направился к морю, чтобы возвратиться на крейсер.

Проходя мимо игорного дома, он на минуту остановился. У входа толпилась самая разношерстная публика, — слышались восклицания на разных языках, — казалось, что здесь сошлись представители наций всего мира. Ларделли не был игроком, но, иногда, в свободное время, любил поиграть в бакара или макао. Взглянув на часы, он увидел, что еще не поздно и решил зайти на несколько минут и попытать счастье. У него в кармане было около двух тысяч лир собственных денег. — Кто знает, — подумал он, — может быть я выиграю с десяток тысяч франков, — и куплю тогда Лучии тот браслет с рубинами и бриллиантами, который видел только-что в витрине одного из магазинов. Вместе с толпой он вошел в казино. Хотя игра только что началась, все столы были облеплены игроками, так-что он едва протолкался к одному из столов с рулеткой. Вспомнив о черных глазах Лучии, он бросил несколько монет на черный квадрат и через минуту крупье выкрикнул: — «черный…» Ларделли получил удвоенную ставку. Тогда он поставил на № 19, — девятнадцать — было число лет его невесты, — и…. вышел № 19, ему вернули в тридцать шесть раз больше. Он начал увеличивать ставки, несколько раз проигрывал, но, по большей части, выходили те номера, на которые он ставил, так-что через некоторое время перед ним лежала уже порядочная куча денег. Он увлекся игрой, занял освободившееся место и продолжал играть, постепенно увеличивая ставки. Однако, ему уже не так везло, несколько раз он проигрывал, но, желая пересилить эту полосу невезения, продолжал игру. Не может быть, — думал он, — чтобы это долго длилось, я чувствую, что сегодня я должен выиграть, это только временная неудача и счастье сейчас вернется ко мне. Однако, лежавшая перед ним куча денег быстро таяла и скоро от нее не осталось ни одного сантима. Ларделли вынул свой бумажник, чтобы достать оттуда еще денег, но увидел, что и там пусто. Ему стало страшно досадно Как раз у него явилась новая комбинация, он был убежден, что теперь, наверно, выиграет и не мог простить себе, что не взял с собой трех тысяч лир, которые у него остались на крейсере. Но делать было нечего, приходилось уходить. Он уже собирался встать, как вдруг вспомнил о полученном им сегодня миллионе франков. — Что же, — подумал он, — возьму из этой суммы три тысячи, если проиграю, вернусь немедля на корабль и пополню позаимствованное, а может быть и выиграю… Достав пакет с казенными деньгами, он отсчитал три тысячи франков и поставил их на № 23. Двадцать три — было то число, на которое была назначена его свадьба.

С затаенным волнением смотрел он на быстро вертящееся колесо рулетки. Вот оно начинает вертеться все медленнее и медленнее, видно, как прыгает шарик по перегородкам… вот оно остановилось… — «23»… — крикнул крупье. Ларделли не верил своим ушам, — он выиграл тридцать шесть тысяч франков. Но дальше пошло значительно хуже, выигрыши выходили маленькие, проигрыши были большие; от выигранных тридцати шести тысяч давно уже ничего не оставалось, но Ларделли, ни о чем не думая, брал все время из пакета с казенными деньгами, с какой то упрямой уверенностью ожидая, что с минуты на минуту счастье возвратится к нему…

Через полтора часа он выходил из казино… Во рту он чувствовал горечь, в висках стучало, в голове была какая-то пустота… От миллиона казенных денег не оставалось ни франка… Он шел по саду без определенной цели, думая лишь о том, что неправильно играл: — «зачем было ставить на четыре номера, когда надо было просто поставить на номер, а затем играть на дюжины или на колонки… нет, или лучше…» И он снова начинал обдумывать разные игры.

Между тем почти совсем стемнело. В саду зажглись большие электрические фонари, а на темном небе загорелись бесчисленные звезды; повеяло прохладой. Жаркий день сменился теплым, тихим вечером… Ларделли сел на скамейку и понемногу стал приходить в себя. Но чем более он успокаивался, тем более отчетливо рисовался ему весь ужас его положения. Пополнить растраты он не сможет, так как все его состояние не достигнет и десятой доли проигранной суммы. Через несколько дней все обнаружится. Его отдадут под суд и присудят… Но не все ли равно к чему его присудят… Довольно того, что доброе имя его будет замарано навсегда; так улыбавшаяся ему служебная карьера окончена; но самое ужасное и ничем непоправимое — это любовь к Лучии, к его дорогой, златокудрой и черноокой Лучии… Разве согласится когда-нибудь старый гордый граф отдать свою дочь за преступника… Да и она сама… захочет ли она знать человека, который опозорил себя, который так надсмеялся над ее любовью. Да, жизнь его разбита бесповоротно, и будущее, кроме горя и позора, ничего не сулит ему… Но, к счастью, есть еще один исход, — на крейсере, в его каюте, лежит заряженный револьвер. Приставить его к виску, нажать гашетку… и в одно мгновение все кончено; ни страданий, ни угрызений совести, ни бесплодных сожалений…

Ларделли встал и раза два прошелся взад и вперед по площадке, чтобы окончательно успокоиться и вернуть себе самообладание.

Но как ни старался он утвердиться в принятом решении, он не мог помириться с мыслью о самоубийстве. — За что? — думал он, — я, еще утром веселый и счастливый, из-за какого-то глупого увлечения должен покинуть этот мир, где все мне так улыбалось!

Ведь это бессмысленно, противоестественно. Прежде средневековые рыцари грабили проезжавших около их замков, но их и называли разбойниками… А теперь? Разве не происходит тоже самое? Ведь это тот же грабеж. Только способы ограбления стали более утонченными. Это те же разбойники, только нет на них управы, нет способа укротить их алчность. Золото! Золото!.. Велика твоя власть и нет силы, которая могла-бы противиться тебе. Как нет силы, — думал он через минуту, — а вот сейчас, в виду этого разбойничьего вертепа, этого капища золотого тельца, разве не находится такая сила — мой крейсер, с его 12-ти дюймовыми орудиями? Стоит мне отдать приказ открыть стрельбу, и через несколько минут от этого величественного здания не останется камня на камне… Куда-же, золото, денется твоя сила, и что останется от твоей власти?! Им овладела какая-то тупая ярость, затуманившая его сознание. Отомстить им, этим выродкам цивилизации, наказать за их бездушную алчность и отомстить не только за себя, но и за всех несчастных, погубленных ими.

Его лицо преобразилось… Это не был уже повергнутый в уныние и павший духом слабый человек. Теперь в нем всякий бы узнал доблестного капитана, известного своей смелостью и решительностью всему итальянскому флоту.

Быстрыми шагами направился он к зданию игорного дома и властным голосом приказал первому попавшемуся служителю, одетому в расшитую галунами ливрею, провести его к одному из директоров.

Почтительно поклонившийся служитель повел его по широкой мраморной, устланной коврами лестнице, потом через запасную залу, теперь совсем пустую, остановился перед дверью и понес его карточку к директору, который тотчас же попросил Ларделли к себе в кабинет. Ларделли вошел в просторную, богато убранную комнату, с окнами, выходившими на море. При его входе директор, средних лет толстый господин, сидевший за большим письменным столом, привстал, слегка поженился Ларделли, указав ему на большое кожаное кресло, стоявшее около стола, и любезно спросил:

— Чем могу быть полезным?

Но Ларделли не сел, а резким и внушительным голосом сказал:

— Я командир итальянского крейсера, который сегодня утром пришел сюда…

— Как-же, как-же, — прервал его директор, — мы уже любовались вашим прекрасным судном и приветствовали приход его в наши воды…

— Не прерывайте меня, — остановил его Ларделли, — сегодня утром я прибыл сюда, а днем играл в вашем казино в рулетку и… проиграл миллион франков.

— О!.. — воскликнул директор, — миллион — это большая сумма.

— Да, — подтвердил Ларделли, — миллион франков. Но, хуже всего, что эти деньги были не мои, а казенные…

Директор развел руками, как бы желая показать, что он вполне сочувствует, но — что это не его вина, и хотел что-то сказать.

Но Ларделли не дал ему произнести ей слова и резким, прерывающимся от волнения, голосом продолжал:

— Вы понимаете, что значит проиграть миллион казенных денег!.. Понимаете, что я теперь погиб… Все кончено для меня… Я возвращусь на крейсер и застрелюсь… Но, перед тем, чтобы застрелиться, прикажу бомбардировать казино… Из двенадцати-дюймовых орудий.. Понимаете?.. Через десять минут от вашего разбойничьего гнезда остается одни обломки… Все будет разнесено… камня на камне не останется… Жертв я не хочу, не хочу, чтобы погибли невинные… Распорядитесь скорей очистить здание.

При этих словах директор подскочил из своего кресла, и даже лысина его покраснела.

— Вы шутите капитан, — сказал он, задыхаясь от внезапно охватившего его волнения.

— Какие ту! шутки, чорт возьми!., до шуток ли мне теперь!.. Говорю вам: торопитесь очистить здание… Или, может быть, вы думаете, что меня не послушают. Ну, так вы не знаете, что значит дисциплина на военных судах… Будьте спокойны, приказ мой будет исполнен в точности…

— Но, monsieur, — вскричал директор, — вы сумасшедший. Я позову людей, я велю вас арестовать, я…

— Перестаньте, — возразил Ларделли, — кто вам поверит? Вот тогда я скажу, что пошутил, и над вами-же будут смеяться. А я вернусь на крейсер и все-таки открою стрельбу.

— Но вы ответите… это ведь преступление… вас…

— Довольно, — крикнул Ларделли, — ничего я не боюсь, все равно пущу себе пулю в лоб, пусть делают потом, что хотят… благодарите, что я еще вас предупредил…

И с этими словами он повернулся и направился к двери.

— Постойте, — остановил его директор, — погодите, нельзя-ли придумать что-нибудь, найти какой-нибудь выход… ведь невозможно же, в самом деле, допустить…

Ларделли остановился около дверей.

— Нет, — сказал он, — это решение бесповоротно… впрочем… — задумался он на мгновение, — пожалуй, есть выход, — отдайте мне сейчас миллион франков, немедленно, сейчас-же. Тогда я пощажу ваш притон.

— Monsieur, — жалобным тоном простонал директор, — но я один не имею даже права сделать это. Нужно созвать других директоров. Наконец, миллион — это огромная сумма!..

— Не желаете? Как угодно, — прервал его Ларделли и взялся за ручку двери.

Его решительность произвела на директора ошеломляющее впечатление. Он как будто потерял в это мгновение способность соображать. Ему мерещились направленные на казино жерла двенадцати-дюймовых орудий… Перед глазами встала картина ужасного разрушения. — Этот безумец способен на все, — мелькнуло у него в голове, — нужно во что бы то ни стало предотвратить несчастье, какою угодно ценою помешать ему. Он подскочил к Ларделли, схватил его за руку и не проговорил, а скорее прохрипел:

— Стойте, я согласен, получайте миллион франков… и, открыв стоявший тут же большой несгораемый шкаф, вынул него пачку банковых билетов и передал ее Ларделли. Тот наскоро пересчитал деньги, положил их в карман и сказал с насмешливой улыбкой:

— Благодарю вас, господин директор, можете быть спокойны за участь вашего заведения, — после чего, слегка поклонившись, вышел из кабинета.

Через некоторое время в директорском кабинете собрались представители администрации рулетки и, перебивая друг друга, стали осыпать толстого директора упреками.

— Вы не имели никакого права делать этого, — кричали одни.

— Даже маленькие суммы выдаются с согласия всех директоров, — подхватил другой, — а тут целый миллион…

— Вы поступили, как неразумное дитя, — возмущался третий, — надо было задержать его под каким-нибудь предлогом и позвать на помощь… Он просто одурачил вас…

— Но, позвольте, господа… — старался оправдаться весь раскрасневшийся толстяк, вытирая платочком свою потную лысину, но ему не давали говорить.

— Хорошо еще, что этот отчаянный капитан потребовал только милион а не двадцать, — сказал один из директоров, флегматичный Поль Жардине, — вы бы, вероятно, и эту сумму ему отдали?..

Неизвестно, чем окончился этот бурный разговор и удалось-ли толстому директору оправдаться, но, как-бы то ни было, вопрос этот в этот момент совсем не занимал капитана Ларделли. Стоя на командирском мостике уходящего крейсера, он глядел на мелькавшие вдали огоньки Монако и Монте-Карло и полной грудью вдыхал свежий морской воздух.

Игорный зал с рулеткой, разношерстная интернациональная толпа, толстый директор — все это точно заволокло каким-то туманом. И из-за этого тумана выплывал образ царицы Адриатики — прекрасной Венеции, и сверкали черные глаза его возлюбленной красавицы-златокудрой Лучии.

Но, когда на следующее утро, проснувшись у себя в каюте, он вспомнил все происшедшее с ним накануне, в глубине его души зародилось какое-то неприятное чувство; что-то мучило его и совесть была неспокойна; и он не мог сказать себе с уверенностью, прав-ли был он, вернув себе с помощью угрозы проигранные деньги, отнял ли награббленное от разбойников, или сам поступил, как грабитель.